ИКСКУЛЬ ФОН ГИЛЬДЕБРАНД (Гиллербанд; урожд. Лутковская) Варвара Ивановна
ИКСКУЛЬ ФОН ГИЛЬДЕБРАНД (Гиллербанд; урожд. Лутковская) Варвара Ивановна
баронесса,
29.11(11.12).1850 – 20.2.1928
Прозаик, издательница, хозяйка литературного салона. Роман «На туманном севере» (1886). С 1922 – за границей.
«Мне вспоминается баронесса Варвара Ивановна Икскуль в молодые годы ее сияния в Петрограде. Это была обаятельная женщина, в которую влюблялись все – и литераторы, и гвардейцы, и министры, и иностранные знаменитости, как Мопассан. Она владела пером, и один из ее романов был напечатан в „Северном вестнике“. Эту тонкую женщину, с осиной талиею, ровную, стройную, я помню особенно хорошо в салоне А. А. Давыдовой. Приход Икскуль всегда возвещал влетевший ветерок, и все кругом нее начинало трепетать. И. Е. Репин, написавший ее портрет с вуалеткою, так же млел перед нею, как и тяжко фатоватый Н. К. Михайловский» (А. Волынский. Мой портрет).
«Я застал еще баронессу в полном расцвете ее редкой красоты. Хотя ей было уже около сорока лет и у нее были взрослые дети (от первого мужа, Глинки), она была еще совсем молода и, стоя рядом со своей двадцатилетней дочерью, казалась моложе ее. Известный портрет Репина (в Третьяковской галерее), где лицо спрятано за вуалью и безвкусный костюм той эпохи портит фигуру, не дает понятия о своем оригинале. К красоте присоединялись столь же редкий ум и широкое развитие, увлекавшее Варвару Ивановну к самым разнообразным сторонам культурной жизни» (П. Перцов. Литературные воспоминания. 1890–1902).
«Она была уже не молода, но красота ее не исчезла. Редко видела я женщин ее возраста, которые так замечательно сохранились бы, при этом почти не прибегая к искусственным мерам: баронесса не красилась, не подводила глаз, да ей это и не нужно было; ее глаза сохраняли блеск и огонь молодости, а черные брови необычайно подчеркивали властный характер лица. Она только скрывала свою седину – красила волосы, но делала это в Париже и у лучших мастеров, и очень искусно: оставляя белую прядь над правым виском так, что непосвященные не могли и представить себе, что волосы у нее крашеные.
Она была председательницей всевозможных обществ, стояла во главе общежития женского медицинского института, которое являлось делом ее рук, курсистки ее любили. Она же стояла во главе Общины св. Евгении, имевшей не только больницы, клиники, но и всякие подсобные предприятия, и на все у нее хватало времени. Жила она в особняке на Кирочной улице.
…Особняк баронессы подходил к ней и характером: элегантный, корректный, внутри обставленный со спокойной роскошью. Много картин и скульптур из Рима, где она жила в течение почти двадцати лет – муж ее был русским послом в Италии. Но как сама баронесса под безупречной внешностью светской дамы была исключительно деловой женщиной, практической и предусмотрительной, так и этот аристократический особняк скрывал в своем дворе большой доходный дом, с улицы незаметный.
В гостиной В. И. по ее приемным дням бывали министры, генералитет, академики – и тут же видные деятели литературы, искусства, сцены, но только такие, с именем которых не связывалось никакого скандала…Репутация В. И. была большой марки. Правда, в самых высших сферах на нее слегка косились, считая ее „красной“, но тем не менее у нее „бывали“, и по приемным дням вся улица перед ее домом была запружена „собственными“ экипажами.
…Когда наш общий друг, писательница М. В. Крестовская, тяжело заболела и должна была одна поехать за границу для серьезной операции, причем муж ее из-за дел не имел возможности сопровождать ее, а отправил с доктором и горничной, В. И., узнав, как Крестовская страдает от одиночества, приказала взять билет, поехала к ней и две самые страшные недели провела, не отходя от ее постели.
Все это делалось без разговоров, со светской улыбкой, при этом никаких благодарностей не допускалось, как будто иначе быть не могло.
Такова была эта на вид холодная, честолюбивая баронесса… Выдержка и благовоспитанность ее могли служить примером для любой великой княгини, а сердце ее говорило в неожиданные минуты» (Т. Щепкина-Куперник. Из воспоминаний).
«Бывал я еще у баронессы В. И. Икскуль. Она была великосветская дама, живо интересовавшаяся всем: литературой, искусством, политикой, церковными делами… Принимала она у себя самых разнообразных лиц. У нее бывали и великие князья, и министры, и партийные социалисты, Распутин и толстовцы, декаденты и сотрудники „Русского Богатства“… Ко мне она относилась очень хорошо. Не раз она выражала желание, чтобы я познакомился с Распутиным, но я категорически отказывался. Она отзывалась о нем без восхищения, а просто как о диковинке, которая ее забавляла. „Он вне условностей… Мы, здороваясь и прощаясь, – целуемся… – и добавляла с наивностью: В деревнях ведь все целуются…“
Жила она в прекрасной квартире на Кирочной улице. В одной из комнат, в углу, вместо иконы висел портрет Толстого, а под ним было прикреплено чучело огромной совы. Эта обстановка страшно смущала и даже пугала м. Елену, игуменью Красностокского монастыря, она ощущала присутствие нечистой силы и начинала творить „Иисусову молитву“.
В. И. умерла в эмиграции, в Париже. Перед смертью она исповедалась и причастилась. Я ее напутствовал» (Митрополит Евлогий. Путь моей жизни).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.