Украинские коммунистические политики и сталинский переворот

Украинские коммунистические политики и сталинский переворот

Общепризнанно, что НЭП и «украинизация» резко подорвали шансы правых течений украинского политикума и значительная часть лидеров национал-демократической эмиграции вернулась в Украину в расчете на легальные пути развития национальной культуры и национального сознания. В широких кругах украинской интеллигенции национал-демократия старого типа потеряла влияние. Из дневников Сергея Ефремова можно видеть, что он пытается держаться, но плохо знает и понимает то, что вокруг происходит, и уже потерял инициативу. В академической интеллигентской элите руководство принадлежит таким личностям, как Агатангел Крымский, к которому прислушивается и Ефремов, а в литературе и искусстве тон задает модернистская молодежь.

Стоит отметить, что «расстрелянное Возрождение» развивалось на новой основе – не парламентской демократической республики или национальной автократии, а коммунистической диктатуры, которая нащупывала пути сосуществования с рынком (НЭП), не порвала еще полностью с демократией (партийные дискуссии и плюрализм в культуре) и искала опору в крестьянстве и национальных движениях (политика «коренизации» и «украинизации»). История не дала Украине (по крайней мере в тридцатые годы) возможности пройти по этому пути к либерализации режима, развитию рыночных начал в экономике и утверждению высокой национальной культуры. Стоит, однако, оценить те политические силы и тенденции, которые вырисовывались в процессе, прерванном кровавым сталинским тоталитаризмом.

Собственных партийных кадров, да еще и достаточно высокой квалификации, в Украине на культурном фронте не было или было маловато. Понятно, почему в КП(б)У такое влияние имели бывшие украинские национал-коммунисты – левые эсеры группы «Борьба» («боротьбисты»), а также левые социал-демократы. Некоторые из этих бывших «боротьбистов» и левых винниченковцев, например Ричицкий, Хвыля и другие, – составляли вплоть до Большого террора воинственную опору режима. Но в КП(б)У пользовались авторитетом и такие лидеры (в прошлом «боротьбисты»), как Александр Шумский, Григорий Гринько и другие, которые сохранили национальную ориентацию и были центром притяжения национал-коммунистических элементов в партии.

В начале периода «украинизации», провозглашенной в 1923 г. XII съездом РКП(б), в компартии Украины насчитывалось 56 тыс. членов и 14 тыс. кандидатов (то есть немного больше, чем десятая часть коммунистов всего Союза ССР). Население Украины составляло около пятой части общесоюзного; следовательно, удельный вес партийцев был в Украине вдвое ниже, чем средний по Союзу. Еще выразительнее относительная слабость влияния коммунистов в Украине иллюстрируют данные о национальном составе компартии: в 1923 г. украинцев в ВКП(б) было 23 %, процент этот в годы «украинизации» быстро рос, но в 1926 г. составлял все еще менее половины – 49 %. 70 % членов партии составляли рабочие, людей с высшим образованием в 1920-е гг. среди коммунистов было менее 1 %, партийные организации охватывали прежде всего космополитические большие города, наиболее многочисленные организации всегда были в Донбассе и Днепровском промышленном районе.[452]

Прежде чем говорить о национальной оппозиции «боротьбистского» происхождения, необходимо развеять некоторые предубеждения относительно «троцкизма» в Украине.

Крайняя позиция в современных оценках довоенной украинской истории выражена, например, в обращении к украинской нации так называемой «Конференции ОУН в Украине»: «Но наибольший террор против украинской нации был учинен (начиная с 1918 г.), жидо-большевиками, целью которых было вообще полное уничтожение украинской нации как этноса ради сионистской идеи создания на украинской земле – «Земли обетованной». С этого времени Украина, в сущности, находилась под руководством евреев. В ленинские времена Украиной руководил жидомасон Х. Раковский, при Сталине – один из руководителей Всемирной сионистской организации Л. Каганович».[453] Далее, естественно, «жидами» объявляются Лацис (Судрабс авторам почему-то кажется уже не латышской, а еврейской фамилией), Луначарский (сын полтавского помещика, русский дворянин и интеллектуал, имел в действительности, оказывается, фамилию Абрамович!) и так далее, а Декларация прав человека создана «евреями для развала национальных государств».[454]

Это писалось не в немецкой оккупационной прессе, а в независимой и демократической Украине наших времен; а еще больше говорилось и писалось (не так прямо и откровенно, но в общем тоне требований) о покаянии «еврейства» за причиненные Украине преступления.

Начало версии о еврейском характере «троцкизма» и особой враждебности Троцкого к Украине положил сталинский режим. В ходе Большого террора многочисленных коммунистических и чекистских деятелей еврейского происхождения редко расстреливали по обвинению в сионизме; это время пришло позже. Самым распространенным для арестованного еврея было обвинение в «троцкизме». Об «украиноедстве» «Лейбы Бронштейна-Троцкого» пишут как о чем-то само собой разумеющемся, тем более, что Троцкий, как человек, который более-менее знал Украину и украинскую культуру и как политик ультралевой ориентации, безудержный на язык, давал больше поводов для таких оценок, чем прагматичный и безжалостный Ленин и молчаливый Сталин. Но как бы ни относился к Украине с ее свободолюбием и анархическими традициями красный милитарист Троцкий, сама идеология мировой революции вынуждала его и сторонников рассматривать Украину как звено в ряду элементов революционного процесса – наряду с Польшей, Германией, Венгрией, Румынией и т. д.

Ключевой личностью «украинского троцкизма» является Христиан Раковский, названный безграмотными писаками «жидомасоном».

Христиан Раковский оказался в Украине сначала как комиссар полубандитского отряда балтийского матроса Железнякова-младшего, а затем – как председатель «Верховной автономной коллегии по борьбе с контрреволюцией в Румынии и на Украине» (!), в конечном итоге оставаясь здесь вплоть до 1923 г. главой правительства красной Украины. Сам факт назначения Раковского в Украину означал, что в глазах Ленина и его политбюро Украина является промежуточным звеном для распространения революции на запад – Придунавье и Балканы. Отец Раковского был богатым болгарским купцом и землевладельцем, мать происходила из чрезвычайно и поныне уважаемого в Болгарии рода, к которому принадлежали первые руководители антитурецких восстаний – Мамарчев и Сава Раковский. Он помнил русско-турецкую войну (в их доме жил раненый князь Вяземский из дивизии болгарского ополчения); потом Раковские переехали в свое имение в Румынию, в Добруджу. Врач по образованию, непримиримый революционер-народоволец по преемственности и призванию, Раковский стал международным социалистическим деятелем. Он лично знал Энгельса, Плеханова, Веру Засулич (которой он, между прочим, достал болгарские документы на имя Кировой), Геда, лидеров немецкой и австрийской социал-демократии. Женившись на русской Е. Рябовой, он стал своим в кругу петербуржцев, к которому принадлежали, кстати, О. Калмыкова, на деньги которой началось издание «Искры», а также Струве, Туган-Барановский и другие. Раковский принимал участие во многих конгрессах II Интернационала, представляя там румынских, болгарских и даже сербских социал-демократов. В 1923 г., когда его забрали с Украины, Раковскому исполнилось пятьдесят: он принадлежал к старшим поколениям европейских революционеров и пользовался в Украине и в Коминтерне особым авторитетом. Говорят, что во время переговоров Раковского с гетманом Скоропадским выяснилось, что полиглот Раковский лучше знает украинский язык, чем его сиятельство. Неблагосклонный к большевикам профессор С. П. Тимошенко был у него на приеме в связи с арестом своего сотрудника; Раковский произвел на него впечатление открытого, приятного и интеллигентного человека, но в деле с арестом не сумел помочь. (Тимошенко разрешил проблему очень просто, выйдя через каких-то молодых знакомых прямо на чекистов.) Раковский, как председатель Совнаркома Украины, возглавлял Чрезвычайную комиссию по борьбе с бандитизмом, но Чека и у него самого делало обыск.

Христиан Раковский

В то время, когда обсуждались проекты конструкции будущего Союза ССР, именно «троцкист» Раковский и выдвинул концепцию конфедерации республик. Как писал позже в своем «покаянном» письме-заявлении в коллегию ОГПУ узник Соловков Петр Солодуб, управляющий делами Совнаркома, «в то же время в государственном строительстве шли два процесса на Украине. С одной стороны – группа бывших боротьбистов (и отчасти Раковский, Скрыпник, Затонский, я и др.) стремилась к развитию украинской государственности как экономически независимого механизма, с другой стороны, центр (подчиняясь необходимости планомерной организации производства и распределения) шел по пути централизованного распоряжения экономическими ресурсами Украины».[455] Против Раковского выступили в этом вопросе в конечном итоге и Петровский, и Скрыпник.

После Раковского в Украине первым лицом (секретарем ЦК) одно время был Эммануил Квиринг, бывший екатеринославский рабочий, по происхождению – немец из Поволжья. Его вместе с секретарем ЦК по идеологии, а позже председателем ЦКК Дмитрием Лебедем отстранили от руководства в 1926 г., а затем долго цитировали Лебедя как образец великодержавного шовиниста. А суть дела заключалась в том, что оба они поддержали резолюцию ЦК ВКП(б) в деле Троцкого с существенным предостережением: руководители украинского ЦК не согласны были с организационным преследованием Троцкого и его сторонников.

Позже, став последовательным и упрямым сторонником Троцкого, который называл его своим настоящим старым другом, Раковский писал острые и глубокие аналитические статьи о бюрократизации и омертвлении сталинского режима. Он держался дольше всего, но и его сломали палачи (вероятно, пообещав жизнь сыну, который действительно выжил и в хрущевские времена вернулся в Харьков). На процессе Бухарина Раковский уже давал все необходимые показания и получил свой приговор – расстрел.

В настоящий момент, когда рассекречены чекистские материалы, становится ясно, что центральной фигурой среди бывших украинских сторонников Троцкого и наибольшей опасностью для сталинской группы был Юрий Коцюбинский.

Популярный военный и политический деятель, сын знаменитого украинского писателя, он был короткое время членом оппозиции Троцкого. С бывшей средой «троцкизма» его связывали также давние знакомства и даже семейные связи с Пятаковым: Коцюбинский был женат на дочери прежней жены Пятакова, Евгении Бош, известной коммунистки (к сведению «историков», особенно чувствительных к фамилиям, она была немецкого, а не еврейского происхождения). Коцюбинский дружил с легендарным военным деятелем Виталием Примаковым (Приймаком), тоже когда-то «троцкистом». (Примаков, земляк Коцюбинского – черниговец, был женат на сестре Юрия – Оксане Коцюбинской, которая умерла во время родов.) Коцюбинский поддерживал дружеские отношения с бывшим «боротьбистом» Панасом Любченко, и таким образом круг замыкался. Юрия Коцюбинского не выдвигали на очень высокие должности; в Совнаркоме, возглавляемом Любченко, он был председателем Госплана.

Преследовать Коцюбинского начали одним из первых. Еще перед ленинградским выстрелом, в ноябре 1934 г., его сняли с Госплана и отправили в Москву «в распоряжение ЦК ВКП(б)», там арестовали и приговорили к ссылке за создание «троцкистской организации» среди научных работников и экономистов. Занималось им украинское ГПУ и лично Балицкий. Коцюбинский не отрицал, что до 1930 г. вел определенную оппозиционную деятельность, но от него требовали большего. В октябре 1936 г. Коцюбинский опять был арестован за «террористическую деятельность» и после истязаний «признал» себя виновным в создании организации по поручению Пятакова. Однако на процесс Пятакова его не выпустили – почему-то решено было удовлетвориться письменными «показаниями».

Юрий Коцюбинский

За арестом Коцюбинского последовали аресты комкоров Примакова и Путны, которые вместе работали советниками у Фэн Юйсяна. Оба были крайне необходимы в «деле Тухачевского», которое готовилось в Особом отделе НКВД. С назначением в ноябре 1936 г. Леплевского на должность начальника Особого отдела начались исключительно жестокие истязания в Лефортовской тюрьме, которые Виталий Примаков выдерживал вплоть до мая. Потом боевой комкор сломался и дал палачам-садистам Леплевскому и Авсиевичу нужные свидетельства. За несколько недель дело о «военно-фашистском заговоре» слепилось.[456]

В. М. Примаков

Все это позволяет по-новому вглянуть и на процессы в середине 1920-х годов. Тогда перед Сталиным вырисовывалась угроза объединения разных сил в КП(б)У: национально ориентированные коммунисты, ядро которых составляли бывшие лидеры «боротьбистов», находили общий язык с ультралевыми сторонниками мировой пролетарской революции, которые вслед за Троцким и Раковским критически относились к имперским бюрократическим тенденциям Кремля. Тогда на передний план вышли бы такие личности, как популярный «троцкист» Юрий Коцюбинский и Виталий Примаков, как национал-«уклонисты» – темпераментный и одаренный Александр Шумский и умеренный и хитрый политик Григорий Гринько. Кроме того, национал-коммунистическую оппозицию поддерживали самые талантливые молодые силы в украинской культуре – в первую очередь писательская группа ВАПЛИТЕ во главе с Мыколой Хвылевым, а после его самоубийства – Мыколой Кулишом.

Наряду рядом с военным ответвлением «троцкистских связей» Коцюбинского шло «изучение» «скрытого троцкистского центра» в Украине, который был «учрежден» в составе Коцюбинского, Голубенко и Логвинова. Популярный командир Гражданской войны Николай Голубенко был когда-то сторонником Троцкого и после этого переведен на работу в Днепропетровск. Арест Голубенко потянул ряд арестов по Днепропетровщине и вывел на его старого друга командарма Якира.

«Украинизация» проводилась таким способом, чтобы оттеснить от руководства процессами в ней бывших «боротьбистов» и «троцкистов», перессорив их. Национал-коммунисты были переведены на второстепенную работу в Москву и Ленинград, куда соответственно на квартиры Гринько и Шумского (позже тоже переведенного в Москву) всегда заходили приезжие из Харькова и Киева поговорить и посоветоваться. В числе этих национал-коммунистических деятелей был, между прочим, и упоминавшийся выше бывший петлюровский атаман Волах. Арестованный и высланный Раковский жаловался, что политические дискуссии против «троцкизма» велись на местах вульгарно, с антисемитским подтекстом. (А ведь в это время парторганизацию Украины возглавлял Лазарь Каганович!)

Характерно, что ядро просталинского руководства ЦК КП(б)У и тогда составляла днепропетровская группа лидеров – хотя в те времена таких сплоченных групп земляков, как позже, еще почти не было. Из Екатеринославщины был родом Артем-Сергеев, донбасский деятель (рано погибший в катастрофе), безоглядный сторонник Ленина, едва ли не самый инициативный партийный деятель Украины. Под его влиянием в юности от эсеров к большевикам перешел Влас Чубарь, рабочий с Екатеринославщины – одна из наиболее популярных фигур среди тогдашних коммунистических руководителей. На Екатеринославщине работал и стал большевистским деятелем крестьянин из-под Харькова Григорий Петровский, в честь которого и был переименован прежний Екатеринослав; здесь работал Эммануил Квиринг, отсюда родом – Дмитрий Лебедь, видные чекисты – Балицкий, Реденс, Леплевский…

Говоря о руководителях КП(б)У 1930-х годов, нельзя не отметить характерного для тех лет обстоятельства. Все это – люди, лично ответственные за преступления против человечества, которые привели к голодной смерти миллионы украинских семей. Все они, в конечном итоге, превратили «украинизацию» в антикультурное движение, а затем и совсем отказались от нее. В то же время все они оказывались в чем-то лично опасными для режима.

С. В. Косиор

Один из сыновей Петровского был генералом, который героически погиб во время войны, а второй, ожесточенный «троцкист», расстрелян НКВД. Непорядки были и в доме Чубаря – сын его имел «связи» с национал-коммунистами. А что касается Косиора, то из всех пяти братьев-большевиков самым авторитетным был старший, Владимир, который всех и вовлек в партию; и этот старший Косиор стал самым последовательным из «троцкистов», расстрелян был тайно, без всяких процессов, и хотя младший брат отрекся от старшего, все же Сталин подобные вещи не забывал. Не совсем ясна и роль Постышева – он вроде бы после призыва Крупской сбросить Сталина вел какие-то разговоры с Кировым, обсуждал проблему замены Сталина. Наконец, Хатаевич вместе с Якиром и Вегером подписывал письмо в ЦК ВКП(б) по поводу «перегибов» в 1930-е гг. Похоже, что в «сталинском ядре» украинских коммунистов были какие-то колебания.

Когда Постышева прислали в Украину вторым секретарем ЦК («присматривать» за Косиором и другими), он быстро нашел общий язык с руководителем чекистов Балицким. Они вместе принимали участие в допросах и подсказывали «обвиняемым в терроризме», что именно они оба должны были быть «жертвами террора». В частности, знаменитый юморист Остап Вишня был осужден по обвинению «в подготовке террористического акта против Постышева».[457] Постышев вообще был тесно связан с ОГПУ – НКВД, у него были какие-то особые отношения с Евдокимовым из Ростова и Ежовым через начальника отдела кадров НКВД – Михаила Литвина (друга Постышева еще по Дальнему Востоку времен Гражданской войны, а затем и по Харькову). В свою очередь, Косиор надеялся на поддержку Леплевского, беспощадного личного врага Балицкого. Возможно, за этим стояли его напряженные отношения с Постышевым. Все, в конечном итоге, развязалось просто и быстро – в подвалах Лубянки.

П. П. Постышев

Возвращаясь к теме «еврейского засилья», следует сказать о высоком проценте евреев в ЧК – ОГПУ – НКВД в Украине. Всеволод Аполлонович Балицкий был (вопреки утверждениям некоторых национально пристальных «историков») украинец; из молодого отчаянного чекиста вырос сытый, честолюбивый и жестокий барин, который ревниво следил за конкурентами в борьбе за власть. Заместителем ему был дан латыш Карлсон, по специальности печатник (с образованием в два класса ремесленного училища). Другим заместителем был еврей Зиновий Кацнельсон, соученик Балицкого по юрфаку Московского университета и Лазаревских востоковедческих курсов, двоюродный брат чекиста «Орлова»-Фельдбина, который сбежал на запад в Испанию. А дальше список руководящих чекистов того времени изобилует еврейскими фамилиями.[458] Здесь нет ни еврейских цадиков, ни сионистов, ни интеллигентов-меньшевиков или бундовцев, осевших в Берлине, ни ассимилированых евреев-интеллигентов кадетского образца, врачей, адвокатов и профессоров. Как правило, это люди из местечек, из мелкобуржуазных семей, даже без среднего образования, выдвиженцы Гражданской войны, выходцы из достаточно примитивной в культурном и политическом отношениях среды.

По понятным причинам симпатии еврейского местечка в годы Гражданской войны были на стороне красных, так же, как в тридцатые годы симпатии евреев в подавляющем большинстве – на стороне антифашистов. Но в Чека никто не выбирал «представителей нации» и вообще туда никто не шел по своей охоте. В ЧК отбирала и посылала партия. Все эти капитаны и комиссары госбезопасности были не «представителями» «еврейства» или «москальства», а кадрами. И тот факт, что в украинском НКВД довоенного времени было так много евреев и так мало украинцев, не отягощает евреев как нацию и не оправдывает как нацию украинцев – он только свидетельствует о том, что руководство ЦК ВКП(б) доверяло украинцам еще меньше, чем евреям.

Подавляющее большинство деятелей партии еврейского происхождения, административного аппарата ЧК – ОГПУ – НКВД эпохи 1920–1930 гг. были расстреляны сначала в ходе «ежовщины», а затем в ходе «ликвидации последствий “ежовщины”». Практически полностью был «очищен» от евреев сталинский аппарат только после войны. Но и перед войной каких-то преимуществ или привилегий, кроме (до конца сталинского термидора) «доверия» партийно-чекистских кадровиков в определенных властных структурах, евреи не имели. А о притеснениях украинского или русского населения, организованных «еврейством», говорить так же бессмысленно, как называть Кагановича международным сионистом. Считать, что притеснения со стороны евреев могли стать одной из причин антикоммунистических настроений в довоенном СССР, нет оснований; антисемитизм в довоенное время был скорее сопровождающим настроением в кругах, уже настроенных против коммунистов по другим общим причинам.

Аналогию можем найти в послевоенной Венгрии и Польше, где во время сталинского государственного антисемитизма евреи-коминтерновцы (Рако-ши, Реваи, Фаркаш, Берман, Минц и другие) оставались на ключевых постах.

Какими были или, точнее, были бы ориентации тех украинских (в том числе национально сознательных) коммунистов, которые стали жертвами Большого террора?

В лагерях, в частности в Соловках, содержались украинские группировки, в которых кое-кто, особенно из КП Западной Украины, вероятно, даже злорадно ожидал, что Сталину достанется от немцев. Но, если судить по донесениям агентуры, кроме всегда очень радикального Матвея Яворского, никто не склонен был принимать сторону нацистов.

Кое-кто из украинцев-соловчан упрямо не хотел иметь ничего общего с политзаключенными и считал себя большевиком, ошибочно осужденным. Многие были уничтожены, причем большая группа украинских политзаключенных – в числе тех 1111 соловчан, которые принесены были в жертву как «подарок товарищу Сталину к 20-летию Октября» и расстреляны на протяжении октября – ноября 1937 г. в урочище Сандормох около Медвежьегорска лично капитаном М. Матвеевым, отправленным с этой целью из Ленинграда. По 200–250 человек в сутки, каждого – в затылок.

Кто уцелел и кто смог просились на фронт; многие воевали. Чудом остался жив Александр Шумский – он лежал парализованный в тюремной больнице, и о нем как будто забыли, хотя он обвинений не признавал и требовал пересмотра дела. Расстреляна была его жена, а сын Яр погиб на фронте. 31 марта 1942 г. Шумский написал письмо Сталину и просил использовать его в борьбе с фашизмом: «Считаю себя обязанным опять напомнить о себе и предложить свои услуги… Я старый революционер и не могу быть спокойным, когда дело, которому была посвящена вся моя жизнь, под смертельной угрозой… Я заявляю о своем желании быть полезным, а дело Ваше – указать мое место в борьбе».[459] Сталин «вспомнил» о Шумском уже после войны: по представлению Кагановича и Хрущева Шумского в 1946 г. убили в Саратове.

Александр Шумский

Михаил Волобуев, который обосновывал идеи Шумского в экономической плоскости, отсидев свое, трижды обращался в ЦК ВКП(б) с просьбой о реабилитации – и в то же время выполнял в оккупированном немцами Краснодарском крае по линии военной разведки спецзадания НКВД.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.