Мария Манди, режиссер, Бельгия

Мария Манди, режиссер, Бельгия

Что касается меня, то на самом деле семинар расширил представления о методах работы. Я никогда не буду делать фильмы, как раньше. Совершенно изменится мой подход к мизансценированию. Я всегда вязла в одних и тех же проблемах, а теперь я поняла, как смогу избежать их. Я не утверждаю, что сразу же смогу работать по-новому, но я поняла нечто очень важное, важное для меня я да и для каждого, у кого возникли проблемы.

В основном мы обучались, когда снимали собственные сцены. В конце своей съемки я уже знала сделанные мной ошибки. В будущем я больше не буду начинать с кадров, которые сложились в моем воображении, но с чувства, которое я получу от моих актеров. И затем я попытаюсь выстроить кадр, исходя из этого чувства, а не вгонять чувства в кадр, который я уже придумала.

Я привыкла укрываться за формальными аспектами киносъемки, но теперь я поняла, что могу больше полагаться на чувство актера, да и фильм тоже. Я думаю, что смогу добиться этого, потому что это просто метод работы. Как режиссер вы действительно можете сказать продюсеру: мне необходимо столько времени, такие условия для репетиций. Можно выдвинуть свои условия, раз знаешь, что необходимо. Такие семинары помогают узнать - или подтвердить, - в каких условиях работы вы нуждаетесь. Теперь мы больше уверены в себе. Больше доверяем себе. Хотя меня не удовлетворило, как получилась моя сцена. Но это не важно. Потому что я знаю, что если я сделаю ее при подходящих условиях, она у меня получится. То, что я хотела сделать, было очень обязывающе, но я шла на это сознательно. Я поставила себя в трудное положение, потому что так случается, когда. начинаешь учиться. Теперь я больше доверяю себе при работе с актерами. Это следует делать с помощью посыла. Нужно пропитать актера правильным посылом. Нельзя говорить: ну а теперь засмейся. Нужно объяснить ему, почему он должен смеяться.

Хорошее исполнение не падает с неба. Есть разные способы добиться его. Кесьлевский постоянно напоминал я и это легко запомнить: дайте актерам действия. Если хотите, чтобы актеры сыграли чувство, ничто так не помогает актеру, как действие. Иногда это всего лишь предмет для отыгрыша, иногда жест или движение. В то же время Кесьлевский настаивал, что нужно видеть сцену в целом. Сначала - драматургическое развитие и последовательность чувств, только потом можно расчленять все на планы и кадры. И это также относится к новому методу работы.

Для меня самым важным был вопрос, который Кесьлевский продолжал задавать: "Что точно вы собираетесь перенести на экран?" и "Что вы хотите на экране?". Этот вопрос, возможно, слишком ясен, когда слышишь его, но не думаю, что он так уж понятен большинству. Когда работаешь над мизансценой, она включает массу вещей. И поскольку видишь все вместе, полагаешь, что все это окажется там, на экране. Похоже, одна ступень пропущена: я ставлю вот эту мизансцену с актерами и, поскольку я снимаю ее, именно она и должна получиться на экране. Но экран формируется четырьмя короткими отрезками, а что точно вы хотите внутри этих четырех отрезков? Вот когда начинаешь делать выбор: направления движения, чувства, раскадровки.

Вот в чем суть кино, а не театра. Суть кино в том, что точно из этой мизансцены я хочу увидеть на экране и почему. Кесьлевский задавал этот вопрос все время, и для меня это был самый существенный вопрос. Разумеется, я всегда думала кадрами, но они не были точно соотнесены с мизансценой. Это словно рассказывать две истории одновременно.

Я, действительно, не верю, что можно научить, как стать режиссером. Можно только поставить того, кто хочет быть режиссером, в положение, когда он задаст самому себе правильные вопросы, а затем, возможно, удастся напитать его. Вот это Кесьлевский и делал: он напитал каждого из нас тем, в чем мы нуждались. Он понял наши проблемы. Он уподобился нашему ангелу-хранителю: следил за нами и, когда чувствовал, что необходимо, вмешивался. В остальное время он просто позволял делу идти своим чередом, пока не находилось решение. А когда не находилось, он был тут как тут с ним, неизменно тонким и искусным. Думаю, это единственный способ обучения. У него был чудесный дар видения. Количество вещей, замечаемых им на площадке, абсолютно изумительно. Вот он начинает нам что-то объяснять. Поскольку я часто следила за ним, то и смотрела туда, куда он смотрел, - и тогда я начинала видеть происходящее сама.