4 «Dread inna Babylon»: субкультура раста-рэггей в странах Запада

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4 «Dread inna Babylon»: субкультура раста-рэггей в странах Запада

В развитые страны Запада «культура растафари» была занесена поветрием моды на музыку рэггей. Правда, в CША и Канаду она попала гораздо раньше с ямайскими иммигрантами, но до вспышки интереса к рэггей считалась не то чудачеством, не то полууголовной шайкой, одним словом, — сбродом очень и очень сомнительных оборванцев. Со взлётом рэггей растафари обретает поклонников повсюду, где проживали цветные общины, а в Европе они в те годы росли стремительно. Раста распространилась даже среди молодёжи маори в Новой Зеландии и аборигенов Австралии. Индейцы хавасупаи в Гранд-Каньоне почитали Марли как духовного вождя, объявив по его кончине двухнедельный траур. Она затронула, и часть белой молодёжи — в основном по части музыкальных вкусов, жаргона, внешних атрибутов стиля, отдельных понятий и символов. В США растафари хотя и пользуется известностью, но в основном было быстро ассимилировано: сказалась устойчивая преемственность в развитии собственных разновидностей субкультуры афро-американской молодёжи, полнее отражавших местную специфику. Зато как нельзя кстати пришлась раста в Великобритании, где сложилась многочисленная чёрная община, вырванная из лона родной культуры и из-за расовых предрассудков не сумевшая полностью интегрироваться в общество. Как писал Джон Рекс, «чёрная молодёжь нуждается в философии и культуре, дающим им идентичность в противовес уничижительному образу себя (self-image), который навязывает им белое общество…, Чёрные современной Британии — ещё и потомки рабов, которых лишили собственной культуры. Похоже, что растафари в британском варианте даст им хотя бы начала собственной культуры, основанной на самоуважении».[246]

По мнению Э. Кэшмора? «очень немногие из чёрной молодёжи 1980-х не отозвались в такт тому, что музыкант расты, а для многих — пророк, Боб Марли называл „вибрацией растафари“: раста оказала наибольшее воздействие на сознание молодых чернокожих в этот период, и она непрестанно утверждала себя в их манере одеваться, говорить, даже в походке — размашистой, упругой походочке, — но, что самое важное, — и в том, как они стали строить свои отношения с окружающим обществом».[247]

Часто утверждается, что раста была занесена в Англию иммигрантами из Вест-Индии. Это не так: первое поколение иммигрантов изо всех сил старалось вписаться в британское общество и было ориентировано на универсалистский образ «чёрного джентльмена», хотя и с карикатурным результатом: мешковатый костюм, шляпа «свиной пирожок», строгий галстук. Именно этот образ и отвергли молодые иммигранты во втором поколении. Сколь-нибудь заметного влияния «движения» на первое поколение иммигрантов не отмечено.

Первое упоминание об организации растаманов, имевших свой храм в лондонском районе Брикстон, относится к 1963 г. — в книге Ш. Пэттерсон «Смуглые пришельцы». В конце 60-х прозябавшая на Альбионе гарвеистская «Организация улучшения чернокожих» (переименованные остатки некогда гремевшей ЮНИА, основанной Гарви в 1914 г. и вместе с ним после ряда расколов перебравшейся в 1935 в Лондон) была преобразована в «отделение № 38» Всемирной эфиопской федерации, пустив корни в Бирмингеме и Манчестере и даже пережив раскол: отдеиллись «12 колен Израилевых». В 1966 г. в Лондоне возникла крошечная партия растаманов — «Народное демократическое движение». Но в дальнейшей истории английской расты хоть какие-то их следы найти невозможно, столь мизерными они были в сравнении с миллионами поклонников рэггей. Отмеченный исследователями «ренессанс растафари» в Англии после 1974 г. — это уже совершенно иное явление, не культ и не политическая организация, а субкультура раста-рэггей, инфраструктурой которой служит сеть английских «саунд системз», но никак не религиозные и политические объединения. Раста-рэггей — это как раз то, что можно назвать подлинно «неформальным движением».

Вряд ли какое-то значение имеют и такие организации, как созданная в поддержку исключенных из школы за ношение дрэдлокс подростков «Чэплтаунская организация защиты расты» или ничем себя не проявившая «Интернациональная штаб-квартира расты». Правда, шумную активность развила организация растафари «Легализуйте каннабис» (т. е. марихуану) во главе с Энди Корнуэллом, её координатором, проведшая при спонсорстве журнала «Блэк Мьюзик» (BM) и участием в культурной программе известных групп рэггей «Международную конференцию за каннабис» в Амстердаме.

Зато стиль растафари оказывает большое влияние на стиль и дух не растафаристских молодёжных политических и культурных организаций Британии, организаций самопомощи и т. д. То, что это не растафаристские группы, доказывает большое число противников расты среди их членов при доминирующем подражании стилю растафари.

Так, в Бристоле действовало в 70-е «Движение чёрного народа», половина членов которого носила дрэдлокс, половина — нет. «Движение» проводило празднование Дня Гарви и другие мероприятия, выпускало листок «Кумина», позже — «Блэк Ньюс». Близкая к Антинацистской Лиге «Группа объединённых народов», по отзыву британского Национального совета гражданских свобод, исповедует «философию, имеющую очевидные связи с растафаризмом».[248] «Афро-карибская организация самопомощи», подражающая «Чёрным пантерам», одновременно культивирует стиль и дух растафари, понимая последнее очень широко, как «африканский дух». Организация также проводит ежегодные торжества, посвященные дню рождения М. Гарви. Под влиянием стиля расты находилась и группа взаимопомощи «Харамбее», создавшая в 1970 г. Летнюю школу африканской культуры. Но позже последовательные растаманы вышли из организации, обвинив её в том, что ничего не предпринимается для обучения молодёжи ремёслам, которые пригодятся для предстоящего возвращения в Африку, равно как ничего не делается, чтобы приблизить таковое. Вышедшие объединились в июле 1979 г. в «Растафарианское движение действия». Входят молодые растаманы, также не преобладая здесь, в такие организации, как «Движение за свободу чёрного народа», «Движение чёрных рабочих», «Партия чёрного единства и свободы», «Координационный комитет чёрных рабочих», «Общество действий по урегулированию расовых отношений» (создано в 1965 под влиянием визита в Англию Малькольма X), «Вестиндийскую федерацию», группу «Пламя», оксфордскую «Группу молодёжи африканского происхождения и корней» и «Консультационный центр Гарви» в Волверхэмптоне. Массовая кампания протеста была проведена в 1981 г., когда Хоум Оффис подтвердил акт 1975 г., отказывающий признавать растафари религией. Соответственно, особенности «культуры растафари» не должны были приниматься во внимание тюремной администрацией, в результате чего в июле 1981 г. едва не умер растаман «Тубби» Джефферс, отказывавшийся принимать, находясь за решёткой, недозволенную растафари пищу.

Но основным воздействием было чисто духовное: как настроение и побуждение. Поразителен тот факт, что 35 % опрошенной британской чёрной молодёжи более всего в жизни желали в конце 70-х репатриации в Африку, причём «все те, кто хотели репатриации, заявляли, что они растаманы».[249] При этом ношение дрэдлокс, трёхцветных беретов и др. атрибутов в Британии считалось более выражением отвержения белого общества и идентификации с альтернативным европейскому образом жизни, нежели указанием на религиозные убеждения.[250]

Kaк жаловался в докладе полицейский чиновник Д. Уэбб, Британия стала очевидцем вызывающего сожаление зрелища: патлатых доэдов, увешанных эфиопской символикой, в драных джинсах и сандалиях на босу ногу — всеобщей униформе растамана.[251]

Обращение юных иммигрантов к расте не только не было унаследовано от родителей, но и привело к конфликту поколений, как это позже произошло и в Африке. Как отмечает Э.Кэшмор, для чернокожих англичан мир их родителей, основанный на воспоминаниях о родине, был далёким и никак не связанным с собственным ощущением безродности; они отделились от этого мира, погрузившись в мир растафари: «они создали себе новое понятие о реальности, так радикально отличавшееся от понятий их родителей, что захватывает дух, когда представишь, что их разделяет одно-единственное поколение».[252] В отличие от ямайской разновидности, британская раста была целиком связана с рэггей и стала исключительно подростковым явлением, причем скорее мироощущением и поп-феноменом, чем культом, своего рода игрой, условность которой известна участникам, но которая изменяет всю их жизнь. «Сегодняшние растаманы — да они ни черта в растафаризме — то и не понимают, и о нём не знают. Может, они и ищут какие-то там себе ответы, но большинству тех, кто приехал сюда в 50-е и 60-е годы, тоже было несладко, и они тоже задумывались о том — о сём, но ни в какую такую расту не ударились», — ворчит пожилая англичанка ямайского происхождения.[253]

Молодёжь свысока смотрела на крушение амбиций у иммигрантов первого поколения, на их жалкие потуги подражать во всём коренным британцам, получая в ответ лишь насмешки. Родителей явно дурачили белые — «именно в этом состоит притягательная сила вдохновленной растафари музыки рэггей, снабдившей чёрную молодёжь техническим инструментарием для того, чтобы уяснить себе положение, стремления и убеждения родителей. Вооружённые растафаристским мировоззрением, чёрные подростки смогли всё расставить на свои места, и им стало понятным, почему у предыдущего поколения начисто отсутствовало хоть что-то, напоминающее отстаивание своего достоинства, не говоря уже об открытом неповиновении».[254] Дело было яснее ясного: старики утратили собственную культуру, врождённую и естественную, и пыжатся, чтобы усвоить чужую — дело безнадёжное и недостойное.

Обращение было головокружительно быстрым: «Рэггей стала тем фокусом, в котором смогли сойтись воедино иная культура, иная система ценностей, иное самосознание. Стиль чёрной молодёжи чутко отреагировал на эти перемены: походка, одежда, манеры, голос, — всё стало менее английским, кажется, за одну ночь».[255]

Как писала газета британских растаманов «Вселенский Сион Растафари» от 18/11 1980, «Я и Я отрастили дрэдлокс, т. е. нестриженые и нечёсанные космы, как символ культурного мятежа, поскольку Я и Я должны утвердить наши собственные стандарты красоты, привлекательности и поведения». Настроения чёрной молодёжи передаёт статья 25-летнего растамана в «Бирмингем Пост»: «Откровение растафари — это отражение истинного положения чёрных народов материального, умственного и духовного. Оно выражает всё сущность нашего сурового существования в лоне белой цивилизации под властью расистского истеблишмента, плоть от плоти этой цивилизации, и наше осознание того, чему следует быть и чем всё это кончится. Растафари учит, что человеку надо порвать все связи с миром разврата и эксплуатации человека человеком. Оно верит в равенство всех людей, придерживающихся установленных Богом законов. Капитализм разрушил наше прошлое и закрыл нам дорогу в будущее. на нашу долю не осталось ничего в этом расистском обществе. Растафари отвергает расистскую культуру; оно устремляется к чёрному и праведному, к тому, что возвышает сущность и выдающиеся качества человека и нашей культуры…, мы верим в репатриацию чернокожих в доставшуюся им от предков Чёрную Африку, потому что без нашей истории и нашей культуры мы никогда не сможем вписаться в это общество…, где нас научили смотреть на вещи с точки зрения белого человека, глазами белых…». «Неудивительно, что растафаризм распространяется всё шире, — комментирует Дж. Рекс эту статью. — Убеждения более образованных высказываются в заявлениях вроде приведённого выше. Для мальчишки на концерте рэггей это выражается одним словом; „Вавилон!“.[256]

Пик популярности растафари пришелся в Великобритании на время расовых волнений летом 1981 г. В начале 80-х происходит временный упадок рэггей в развитых странах, компенсируемый, правда, увлечением рэггей в Африке. Центр же музыкальной культуры чёрной диаспоры вновь перемещается в США. Политическое омоложение музыки соул и интернационализация стиля хип-хоп отбивает у рэггей часть аудитории, не говоря уже о белых подростках. По замечанию С. Джонса, этому способствовало то, что безоговорочная приверженность современности, чисто мегаполисное мироощущение хип-хоп резко контрастировали с языком и стилем тяготеющего к архаичности растафари.[257] Вместе с тем, рэггей была не столько вытеснена, сколько „ассимилирована“: рэп слился с „разговорным рэггей“, а скрэтчинг — с дабом: наиболее броские элементы стиля вошли в последующие стили, несколько видоизменившись (например, дрэдлокс превратились в косички).

Под воздействием стиля растафари сфомировался весь уклад жизни чёрных „уличных подростков“ — тинибопперов, — вовсе не обязательно разделявших идеи и убеждения растафари, но разделявших её пафос и ценности. Исследователь жизненного уклада чёрной диаспоры Кен Прайс пишет: „Идеология и убеждения колониального инакомыслия, часть которых распространялась через музыку рэггей и соул, широко включают в себя такие негро-африканские явления, как растафаристская философия ямайского негритюда, „рудизм“ (также ямайского происхождения), „Чёрную власть“ городских гетто Америки и порожденный борьбой за свободу Африки панафриканизм. Из всего этого растафаризм и рудизм оказали наибольшее воздействие на жизненную позиций тинибопперов. Но их влияние невозможно понять, не осознав значение рэггей и той роли, которую она играет в жизненном стиле тинибопперов и вестиндийской молодежи в целом“.[258]

„Типичный растафарианин, — пишет К.Прайс, — это нонконформист, полностью отрицающий буржуазный стиль жизни основной части общества и ведущий себя так, чтобы шокировать непосвящённых. При этом задумка состоит в том, чтобы выглядеть настолько шокирующе, насколько это возможно, настолько первозданным, насколько возможно, крайним антитезисом европейским представлениям о прекрасном. Что касается растафаристов, то чем „чернее“, тем лучше“.[259]

При этом, как уже не раз подчёркивалось, распространение этоса, духа и взглядов растафари далеко превосходят распространение самого „движения“. Так, юноша, носящий дрэдлокс, поясняет: „Это лишь способ показать мою близость к естественности, моё отрицание материализма западного мира, показать, что я — человек корней. Это не раста, это просто естественно для чёрной расы…Я не могу принять Хайле Селассие как живого бога. Я христианин, а Хайле Селассие был просто монархом“.[260] Другой юноша говорит: Я не растаман, но знаю многих из них, это замечательные ребята (roots brothers)… Я не думаю, что необходимо верить в их философию целиком: каждый поклоняется тому, во что верит. Но по большей части раста — это истина, это философия чёрного народа, и я вам вот что скажу: это философия для всех черных братьев».[261]

Что же касается инфраструктуры британской субкультуры рэггей-раста, то вокруг первого клуба «Четыре туза» мгновенно возникла сеть «са-унд системз», где проходили «ризонинг» и «блюз» (вечеринка с рэггей и марихуаной). К ним примыкала сеть независимых студий грамзаписи. одна другой мельче: Freedom Sounds, Jah music, Dread & Dread, Front Line, Wiseman Doctrine, Wisdom Doctrine, Grounatlon, Third World, Greensleeves, Zion Vibration, Warrior, Negus Roots, Ethnic Fight, People Unite, Jahmani, Burning Sounds, Israel Vibes (т. е. «Vibrations»), Natty Congo, Live & Love, Jah Guidance, Black & White, Copasetic, Jah Lion, Message, Volcano, Black Roots, Studio One, Ital Records, Afric, Plantation, Black Music, Solomonic Masai, Reggae, Jah Life, Kingdom, Cruise. Правда, большинство из них, несмотря на окружавший их субкультурный антураж, были лишь прикрытием для не желавших рисковать с непривычным для них направлением «китов» грамзаписи. Выдающаяся роль в интернационализации стиля принадлежит фирме «Айленд», возглавляемой знакомцем Марли Крисом Блэкуэллом, родом с Ямайки, правда, из белой аристократической семьи, и её дочерней фирме «Троджан Рекодс». После неудачных попыток с выпуском ямайской музыки в Англии в 60-е гг. Блэкуэлл переключился на авангардный некоммерческий рок, и лишь в начале 70-х медленно, подчёркивая контркультурные черты и затеняя «этнические», начал прививать британской публике вкус к рэггей. Примечательно, что смена спроса на тот или иной имидж привела к тому, что сегодня на Западе в рэггей ценится именно экзотический «этнический» колорит.

Британские «саундс» стали образом жизни и важной формой культурной самодеятельности для тысяч юношей и девушек. Среди них знамениты «Джа Чака Зулу — Воин», «Хай-Фай Страждущих», «Линия Фронта» и «Народная война».

В 70-е гг. появляются еженедельные программы «время рэггей» на Би-Би-Си и «Рэггей, рэггей» на радио Бирмингема. В 1976 г. в Великобритании таких программ четыре, в 1980 — десять, в 1984 уже двадцать четыре.[262] Кроме того, работают «пиратские» радиостанции (в последние годы самая популярная из них — «Повстанческое радио — Дрэд Би-Си», работающее под девизом «Дрэд вывел из-под контроля!»).

Наряду с наплывом ямайских групп рэггей в Европу, стали возникать и английские группы: Cimarons, Tribesmen, Israelites, Black Stones, Misty in Roots, The Revolutionaries, Second Street Dreads, Shashamani, Brimstone, Dambala, Tradition, Poet and Roots, Black State, Aswad. Среди певцов известны Макси Прист, Кинг Саундс, Йаби-Ю, Тэппер Зукки, Джимми Линдсей, Барри Форд.

Позже такие группы появились в других странах Европы. Кстати. в голландской группе с характерным названием «Время Откровения», известной альбомом «Южная Африка», на бас-гитаре играел один из лучших футболистов мира, запомнившийся болельщиками своими дрэдлокс, Рууд Гуллит.

Массовый характер самодеятельного и профессионального музицирования виден хотя бы из того, что лишь в Бирмингеме и лишь среди профессиональных, выпускающих пластинки и компакт-диски групп рэггей — Steel Pulse, Kclipse, Iganda, Mosiah, Natrus, Odessus, Africa Star, Kushites, Ahamara, Trematones, Black Knight, Unity, не говоря уже о бесчисленных любителях, выступающих в бирмингемских саундс Mafia Town, Zion, Jah Youth, Jah Tippertone, Quarker City, Papa Zion. Первые группы подражали Марли, но с середины 70-х появляется «ловерз» специфически британская разновидность рэггей как реакция на жёсткий, маскулинизированный стиль «корней». Это не всегда означает. что сентиментальный лиризм проник в тексты. Иногда изменяется лишь тембровое звучание рэггей и появляется лёгкий налёт соул. При этом внимание сразу же смещается с по-прежнему «непримиримых» текстов на музыку, что сделало стиль приемлемым для всех, кого отпугивал фундаментализм «корней»: пожилых, конформистски настроенных, желающих просто потанцевать, белой молодёжи и т. д.

Почти все звёзды «лаверз рока» — женщины: Сестра Любовь, Джэннет Кэй, Кэррол Томпсон, Кассандра, Луиза Маркс, Джин Адебамбо, группы «Альфа», «Чёрная гармония», «Коричневый сахар», «Простота», «15,16,17» и т. д.

В Европе женщины появились и в «разговорном рэггей» (на Ямайке среди диск-жокеев их не было): Рэнкинг Энн («Рэнкинг» — характерное для растафари имя-прозвище, означающее примкнувшего к растафари), Байоник Рона, Лорна Ги, Сестра Одри.

Другим нововведением английских диск-жокеев стал «fast style chat» смыкающееся с рэпом искусство разговорной импровизации беспрерывным потоком с невероятно высокой скоростью и как можно более частой рифмовкой, желательно с многократным использованием одной рифмы.

Основной тенденцией последних лет в рэггей является распад образа. создаваемого растафари, на два противоположных: беспечный «попсовый» и яростный бунтарский, превращающийся в «чёрный аналог» панка. Это отражает закономерности развития и недолговечность любой субкультуры. Сам «поп» является слившимся с коммерческой эстрадой осколком некогда единой нонконформистской культуры эпохи «молодёжной революции», противостоявшей культуре старшего поколения. В 60-е годы термин «поп» обозначал оба явления, и лишь с началом отчётливого расхождения двух образных систем в конце 6O-x появилась нужда в их различении: рок — это одно, а поп — совсем другое, почти то же, что и «эстрада». Кстати, большинство кумиров эпохи «молодёжной революции», в первую очередь — «Битлз», по «новой» классификации попали бы в презираемый «подпольем» разряд «попсы». Ныне на наших глазах разваливается некогда единый образ стиля хип-хоп, частью сливаясь с контркультурной уличной средой девиантной подростковой культуры, а частью — с «попсой». В языке различение двух образов потребовало появления новых понятий в слэнге: «muzak» (субкультурно-богемная музыка) и «house» — «ответ поп-музыки на „мьюзак“».[263] Словцо «мьюзак» подхвачено из рэггей, передавая «чёрный английский». «Хаус» же пошло от названия чикагского клуба Уорхаус. где офрмился стиль, предназначенный исключительно для танцев, с изобилием компьютерных и звукорежиссёрских эффектов (собственно, музыку в «хаусе» делает не столько исполнитель, сколько звукорежиссёр и программист), ставший продолжением «электропопа». Музыканты же третьего, нагнетающего исполнительскую виртуозность направления на богемном сленге презрительно называются «muso», сиречь «музыкант, совершенствующий технику в ущерб духовности».[264]