Doc29.doc

Город сменил имя. Это не могло не поменять его образа жизни — сейчас вполне современный и респектабельный Екатеринбург живет по привычным правилам среднестатистического европейского города. Не столица и не мегаполис, но уже и не глухая патриархальная провинция. Город танцует ночью, стоит в пробках утром, суетится и крутит денежные массы днем, пьет кофе в кафе, вечером в ресторанах ему готовят итальянские, французские, китайские повара, ближе к ночи город пьет разнообразные напитки и снова танцует.

Нет, конечно, большинство живет старорежимно, и на работу едут на трамвае, и обедают бутербродами из дома, ужинают, естественно, из личного холодильника, и спать ложатся в семейную постель часов так в одиннадцать. Но... Человек со стороны, турист (хотя мне трудно представить себе туриста в моем городе), командировочный или просто «извините, я тут проездом» видит город в варианте номер один. Я родился совсем в другом городе — другое имя, другие названия улиц, другие фасады и, конечно, другой взгляд на окружающий мир. Этот мир был, но как-то очень далеко и в густом тумане. Конечно, я кое-что знал о его существовании, но весьма смутно. Город был закрытым. Ну вот в прямом смысле закрытым, глобальная, засекреченная оборонка. Не гражданам СССР дорога сюда была заказана. Каждый приезд иностранного гостя становился событием. Это было редко, но празднично. Я лично помню приезд Фиделя Кастро и Эриха Хонеккера. Власти латали дороги, вывозили за город бичей и выгоняли на улицы школьников и студентов с бумажными флажками Кубы и ГДР. Ликовать вдоль дороги надо было недолго, а в школу можно было в этот день не ходить. Народу это нравилось. Скажу честно, я и вдоль дороги-то не стоял. Мы с друзьями получали символику ГДР и шли в ближайший магазин «Сельхозкооперация». В народе этот магазин назывался «Сельхоз-навоз», но магазин любили все, от мала до велика. Дети любили его за петушки на палочке (по 5 коп.) и за ягодное желе в тюбиках (17 коп.). Женщины за то, что там бывала тушенка в свободной продаже и прочая приличная жрачка из ближайших колхозов. Взрослые мужики любили его за то, что там продавалась дешевейшая плодово-ягодная бормотуха от 92 коп. до 1 р. 20 коп. за пузырь и экзотические «Гавана Клаб» и «Ром Негро» (по 4 р. 50 коп.), а также вьетнамские настойки со змеей внутри и вьетнамские сигареты, непонятно с чем внутри, но точно, не с табаком. Что особенно важно, магазин работал с 7 утра. В нашем дворе мальчики взрослели рано, в 15 лет мы питали к «Сельхоз-навозу» взрослое мужское чувство, по рублю и в школу не пойдем — это был наш девиз. Так же рано я понял, что в Свердловске шанс встретиться с секретарем Коммунистической партии Германии Эрихом Хонеккером был крайне мал, а других иностранцев вообще не было, по этой причине посещение уроков иностранного языка мне казалось полной бессмыслицей и пустой тратой времени. Ну кто мог предположить, что город сменит название! Языков я не знаю до сих пор. Скрывать не стану — комплексую, завидую тем, кто в курсе содержания свежего номера «Тайме». В глубине сознания теплится надежда, что однажды съем чудо-таблетку, капсулу знаний, и мне останется только поработать над акцентом.

Первый раз я попал за границу в 1988 году. Это был город-побратим Пльзень в Чехословакии. До поездки я знал о Пльзене лишь то, что так называется ресторан у нас на Уралмаше. В братской республике было хорошо и солнечно. Народ там играл хэви-метал а-ля Германия, и наш уральский пост-бит-недопанк «смотрелся» весьма экзотично. Чешскую сцену плотно оккупировали толстые мужики в полосатых лосинах, пищащие кастрированными голосами, мы противопоставили им брутальных помятых мужиков в потертых кожанках и строительных ботинках и человека из нашего же отдела культуры, очень похожего на М. Горбачева. Горбачев был на пике мировой популярности, и по этой причине наш двойник стал главной звездой группы. В России бушевала перестройка, чехи нам завидовали и старались доказать, что у них тоже не все так плохо, а значит, и удивить. В этом плане особенно потрясла до глубины души экскурсия на пивной завод, особенно дегустационный зал.

Оказалось, что пиво имеет цвет и вкус, что его может быть много, а главное — оно есть всегда и без очереди, так что очень нам в Чехословакии понравилось! А на сэкономленные суточные я привез детям заграничных сладостей и три банки кока-колы. Банки торжественно вскрыли на Новый год (поездка была в апреле) и потом долго использовали как вазочки для карандашей.

К концу поездки у меня появилось подозрение, что при общем одинаковом строении тела, мы с иностранцами все же очень разные. Чехи, оказывается, не подозревают, что пиво можно разбавлять водой. У нас-то каждый пацан знает это, как «мама мыла раму». В тогдашней Чехословакии, конечно же, тоже был развитой социализм, и они тоже разбавляли водой, но только молоко. «Пиво водой нельзя» — со смешным акцентом говорили наши чешские друзья, трясли головой и закатывали глаза.

Подтверждение своей догадки я получил чуть позже, в 1991 году, побывав в Италии, когда утром в Болонье мы ввалились в кафе, где, как сказали наши итальянские друзья, самый лучший капучино. Мы заказали по «большому» капучино и бутерброды с ветчиной. «Капучино с ветчиной нельзя!» — замахал руками хозяин кафе. «Нельзя!» — вторили ему молодые итальянцы. «Можно, можно!» — сказали уральские парни, и на глазах у онемевших итальянцев надругались над их концепцией питания.

В последний день наших гастролей по Италии мы решили устроить небольшой прощальный ужин по-русски. У нас было три бутылки водки и несколько банок консервов. Консервы с собой возили все советские артисты, опять же, для экономии суточных.

Молодые итальянские рокеры привезли на вечеринку своих подружек, водки нам было не жаль, а вот закуски было очень мало. Переводчица Наташа обозначила проблему, и ребята заслали гонцов за закуской к водке. Гонцы привезли сладкие хрустящие палочки и шоколадную пасту «Нутелла». Когда мы попытались вразумить итальянцев, что, мол, водку с шоколадной пастой нельзя, я сразу вспомнил хозяина кофейни и капучино с ветчиной. С гордостью могу отметить, что нам-то капучино с ветчиной очень понравился, а вот итальянцев тошнило, крепко, качественно тошнило, прямо с балкона старинного палаццо на прекрасный фруктовый сад.

Вспомнив про этот сад, не могу не рассказать историю первого дня пребывания на итальянской земле. Дорога была длинной и утомительной, поэтому, поселившись, как и мы, в старинном особняке сельхозакадемии города Имола, наша переводчица и главный организатор этих гастролей, чудесная девушка Наташа прилегла отдохнуть. Нам не спалось, и мы пошли осматривать сады академии. На дворе стояли первые дни сентября. Сады гнулись к земле от спелых персиков, абрикосов, винограда и прочих экзотических фруктов. Криминальная романтика банды Мишки Квакина живет в мальчишеских сердцах, и мы прошлись по итальянским огородам, как учил нас дедушка Гайдар. На крыше веранды мы, раздевшись до трусов, играли в домино, ели фрукты, пили вино и загорали, пугая своим видом учредителей академии, у которых в этот день был съезд.

Вечером, выехав на концерт и как раз проезжая мимо ограбленных садов, кто-то между делом спросил у Наташи:

— А что написано на этих табличках вдоль всех садов? Сорта культур?

— Нет,— сказала Наташа,— тут написано, что все учебные сады обрабатываются страшными химикалиями и ни в коем случае не пригодны для употребления внутрь, надеюсь, вы этого не ели?

— Нет!— ответили мы, но попросили вернуться в отель за очень важным оборудованием, на самом деле, вернулись мы за туалетной бумагой. Вас, конечно же, интересует развязка этой душераздирающей истории? Напрасно вы ожидаете трагичного окончания. НИ-ЧЕ-ГО! Отличный концерт, твердый качественный стул. А еще в этой академии было свое винное производство, и на вопрос, а можно ли попробовать местного вина, хозяева наивно ответили — конечно, сколько хотите, вот тут стоит ящик с вином...

Так что каждое утро, после традиционного «бон джорно», мы ставили вопрос ребром: а где, собственно, ящик? Женщины, работницы студенческой столовой, выносили очередной ящик и с нескрываемым волнением наблюдали за завтраком «сибирских» мужиков.

И еще пару слов о различиях народов. В той же Италии нас приглашают в дом к одному из организаторов гастролей. Мы цокаем языками по поводу чистоты в подъезде и возле дома, мы восторгаемся репродукциями итальянских мастеров живописи, что висят прямо на стенах парадного. Нам показывают семейные альбомы и всевозможные изящные штучки. Вот она, настоящая европейская культура на простом бытовом уровне. И вот хозяин дома достает старую толстую книгу в потертом кожаном переплете сдувает с нее пыль и говорит, что это главная семейная реликвия, что это досталось ему от отца, а тому от деда, что придет время и он передаст это своим детям.

— Библия?— спрашиваем мы.— Родословная славного семейства?

— Нет!— говорит хозяин дома.— Это подшивка комиксов, старая, начиная с первых похождений человека-паука и супермена!

Ну сейчас я как-то уже готов воспринимать существование книги-комикса. Но в 1991 году фолиант комиксов в дрожащих руках зрелого синьора?

Сегодня мы выезжаем за границу часто и обыденно Поездка во Владивосток представляется мне более хлопотной и экзотичной. Мне почему-то невероятно грустно, ведь то, что приводило нас в изумление и восторг, сегодня не производит на нас никакого впечатления и забывается через неделю. Ну что интересного я могу рассказать вам о последней поездке в Вену или вы мне о летнем отдыхе в Турции? Да ничего, потому что вы там тоже были или будете и я про турецкие пляжи знаю все. И привезли вы домой венецианскую вазу из муранского стекла а я-то понимаю, что пустая банка из под кока-колы производила на всех нас гораздо большее впечатление. Успокаивает одно, что мы все уже гораздо ближе друг к другу, хотя по-прежнему разные, ну не появилось на моих книжных полках издания «Человек-Паук. Избранное».

P.S. А на прошлой неделе, на даче, наткнулся на Сабатини, и уже неделю перед сном читаю «Одиссею капитана Блада». Чем не супермен! Это я к тому, что ни в чем не обвиняю читателей комиксов, сам такой... Но другой, потому что есть твердая уверенность, что капучино с ветчиной все же можно!