Культурогенез как порождающая сердцевина культуры: Вклад Э. С. Маркаряна в становление отечественной культурогенетики А. В. Бондарев (г. Санкт-Петербург).

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Культурогенез как порождающая сердцевина культуры: Вклад Э. С. Маркаряна в становление отечественной культурогенетики А. В. Бондарев (г. Санкт-Петербург).

В истории науки встречаются порой случаи, когда некий учёный генерирует такое количество идей, что он не успевает в полной мере раскрыть заложенный в каждой из этих идей потенциал. Более того, увлекаясь своими новыми концепциями, учёные такого склада зачастую даже забывают о ранее выдвинутых ими же идеях…

Мне вспоминается моя первая встреча с Эдуардом Саркисовичем Маркаряном в августе 2006 г. В это время я работал над своей диссертацией по истории отечественных культурогенетических исследований и активно использовал метод устного опроса учёных, занимавшихся изучением культурогенеза. Поэтому, когда мне представился случай расспросить Эдуарда Саркисовича о его научных исследованиях, я, разумеется, поинтересовался, не занимался ли он изучением культурогенетической проблематики. Эдуард Саркисович ответил, что он этим не занимался, в основном разрабатывал проблемы генезиса культуры, а термин «культурогенез» употреблял, лишь цитируя работы А. Я. Флиера. Я принял тогда этот ответ к сведению, но потом, углубляясь в чтение книг Маркаряна, к своему большому удивлению, стал обнаруживать в них всё больше и больше новаторских идей, напрямую относящихся к культурогенетической проблематике. Более того, удалось даже выяснить, что само понятие культурогенеза было одним из первых выдвинуто уже более тридцати лет назад никем иным, как… Эдуардом Саркисовичем Маркаряном, за давностью лет забывшем об этом своём открытии. Пользуясь предоставленной возможностью, я спешу ради восстановления исторической справедливости возвратить это открытие создавшему его автору, славному юбилею которого я и посвящаю свою статью.

Истоки культурогенетических исследований. Впервые генетика культуры как новая область исследований была открыта в нач. 1920-х гг. ак. Н. Я. Марром и его учениками. Был определён её предмет – генезис и эволюция кулътуротворческих процессов; предложен специальный комплекс генесиологических методов для их исследования, очерчена содержательная область и обозначен круг ключевых проблем.

В 1926 г. в Российской (Государственной) академии истории материальной культуры по инициативе акад. Н. Я. Марра была учреждена и весьма активно работала под его руководством секция генетики культуры, которая в общей структуре ГАИМК получила особый межотраслевой статус, выступая своего рода теоретико-методологическим центром всей Академии [58] . И хотя это первое специализированное учреждение по изучению генетики культуры и просуществовало всего четыре с небольшим года, – с 1926 по 1929 гг., – но за это время его сотрудникам удалось сделать необычайно много, а главное – было задано само направление дальнейших поисков на десятилетия вперёд [59] . Странно, но именно эта наиболее ценная страница научного творчества Н. Я. Марра как раз и оказалась на долгие десятилетия совершенно забыта и не рассматривалась ни одним из исследователей, изучавших его наследие. Заблуждения «нового учения о языке», засилье «марристов» и сталинские репрессии 1930-х гг. затмили в памяти последующих поколений учёных то главное, что открыл науке академик Марр.

Изучение фундаментальных и прикладных проблем генетики культуры, предпринятое в рамках деятельности этой Секции, объединило крупнейших отечественных учёных различных специальностей: акад. Н. Я. Марр (председатель), акад. С. Ф. Ольденбург, акад. В. В. Бартольд, акад. С. А. Жебелёв, чл. – корр. Б. В. Фармаковский, чл. – корр. Д. К. Зеленин, чл. – корр. Д. В. Анналов, чл. – корр. А. Е. Пресняков, чл. – корр. А. А. Спицын, А. А. Миллер (заместитель председателя), Н. Н. Павлов-Сильванский (секретарь), И. И. Мещанинов, СИ. Руденко, П. П. Ефименко, М. В. Серебряков, И. А. Орбели, Д. А. Золотарёв, К. К. Романов, Г. И. Боровко (Боровка), Н. М. Маторин, СИ. Ковалёв, Н. И. Гаген-Торн, И. И. Яковкин, от аспирантов – М. И. Артамонов, А. А. Иессен и др. Причём в работах Секции помимо сотрудников Академии принимали участие специалисты, не принадлежавшие к её составу: сотрудники Музея антропологии и этнографии АН СССР В. Г. Богораз-Тан, Б. Н. Вишневский и Л. Я. Штернберг; глава московской палеоэтнологической школы Б. С. Жуков; одарённая ученица Марра, литературовед и специалист по античной филологии О. М. Фрейденберг, а также многочисленные сотрудники и аспиранты из Яфетического института АН СССР и т. д.

Однако начавшаяся в нашей стране в конце 1920-х – начале 1930-х годов советизация и догматизация науки, а затем и последовавшие гонения на все генетические отрасли знания, на корню пресекли тогда это в высшей степени важное направление. Была дискредитирована вся генетическая терминология, особенно применительно к изучению социально-культурных процессов, а смысл некоторых выживших генетических понятий был существенно редуцирован (напр., изучение антропогенеза, социогенеза и этногенеза именно в 1930-х – 1950-х гг. было сведено в основном к поискам начального периода их происхождения в первобытности). Это и понятно – работать над этими фундаментальными генетическими вопросами было безопаснее на далёком материале первобытности, чем на основе изучения их дальнейшего протекания в более близких к современности эпохах. Такое редуцированное понимание генетического вопроса отчасти укоренилось в отечественной научной литературе и даже обыденном сознании. В результате – была сделана попытка изгнать саму идею изучения генетического аспекта развития из области общественных наук, подменив её сталинским истматом, что привело к длительному торжеству агенетизма (термин Б. Ф. Поршнева) в нашей стране. Поэтому когда в последующем исследователи вновь приходили к постановке культурогенетических проблем, то всё приходилось начинать заново, повторяя во многом траектории научного поиска своих предшественников.

Так, например, в 1968 г. Ст. Лем в своем труде «Философия случая» выдвинул стохастическую концепцию культурогенеза [60] . Согласно Ст. Лему, культурогенез – это длительный процесс самоусложняющейся игры, которая, не имея внешних парадигм, должна создавать их сама [61] . Ст. Лем писал так: "Культурогенез есть заполнение люфта между сообществом и миром, т. е. того промежутка, в котором мир, получив от сообщества адаптационную дань, сохраняет по отношению к нему нейтралитет" [62] . По его мнению, чем для внешнего выражения органической жизни служит код наследственности, тем для сознательной жизни – язык данного этноса. Между специализацией или видообразованием в природе, с одной стороны, и генезисом языков, который сопровождает культурогенез, с другой, существуют как общие сходные черты, так и определенные динамические различия. Поэтому оба эти процесса, по словам Лема, могут (хотя только отчасти) служить друг для друга моделями [63] . В результате своих размышлений Лем приходил к построению обобщённой модели генетического процесса: "всякий творческий процесс, развертывающийся в достаточно обширных масштабах, характеризуется недоопределенностъю на стадии зарождения, затем стадией парадигматического укрепления и, наконец, упадком".

Ст. Лем обращал особое внимание на стохастичность в процессах культурогенеза. Он указывал, что этот люфт между сообществом и миром постепенно начинает заполняться поведенческими актами, поначалу случайными, а затем прилаживающимися друг к другу по законам зарождающегося культурного синтеза. По словам Лема, "процесс культурогенеза – это нечто гигантское, растянутое на века (когда данная культура возникает из предыдущей) или даже на десятки тысячелетий (когда, как на заре антропогенеза, надо было «все придумать самим, на традиции не опираясь»)" [64] . И далее он утверждал, что культура, рождающаяся из другой культуры, тоже – под давлением полученной ею наследственности – не столь многосторонне свободна, как была какая-нибудь протокультура при своём зарождении. Поэтому Лем приходил к выводу, что "при начале культурогенеза вариабельность была самой большой, и тогда возникли тысячи форм культуры, чьих поздних потомков смогла впоследствии зафиксировать сравнительная антропология. Поэтому же существовавшая вначале автономия в выборе направлений развития подверглась в дальнейшей истории культуры постепенным ограничениям, хотя полностью не исчезла" [65] .

Воздействие концепции культурогенеза Ст. Лема прослеживается в той или иной степени в работах многих исследователей, затрагивавших данную тематику (в т. ч. А. П. Окладников, Л. Н. Гумилёв, Э. С. Маркарян, Ю. М. Лотман, М. К. Петров, В. П. Бранский, А. Я. Флиер, А. А. Пелипенко, И. Г. Яковенко и др.)

Возрождение культурогенетических исследований. Примерно с конца 1950-х и в большей степени с 1960-х гг. в нашей стране началось трудное возрождение генетических исследований в общественных науках (а не только в биологии, как до сих пор считалось). Однако ситуация усугублялась ещё и тем, что, как справедливо подметил Л. Грэхэм, "идеологические органы партии на самом деле продолжали в высшей степени критически относиться к использованию генетического подхода при объяснении человеческого поведения. В то же время учёные всего мира начинали придавать всё большее значение именно такому подходу" [66] . Краткий ренессанс историко-генетических исследований вт. пол. 1960-х -1970-х гг. был слишком непродолжителен, хотя и ярок (Б. Ф. Поршнев, А. П. Окладников, Л. Н. Гумилёв, Э. С. Маркарян, С. А. Арутюнов, Ю. И. Мкртумян, В. М. Массон, B. C. Бочкарёв, М. М. Камшилов, В. П. Алексеев, Вяч. Вс. Иванов и др.). Однако в эти годы у ещё неоформившейся «генесиологической парадигмы» появились более успешные в силу ряда обстоятельств «парадигмальные соперницы» (системный подход, кибернетика, а затем и синергетика), которые «перетягивали» потенциальных приверженцев «генесиологического» подхода. Тем не менее в трудах второй половины XX в. продолжает уточняться терминологический аппарат и появляются первые попытки изучения собственно проблем культурогенеза и этногенеза. Здесь следует обратить внимание на то, что к постановке культурогенетических проблем отечественные учёные пришли, во многом отталкиваясь, как и в 1920-х гг., от конкретно-исторических исследований процессов этногенеза, которые уцелели лишь в силу политико-конъюнктурной востребованности [67] . И более того, даже получили в советской науке в 1930 – 1970-х гг. довольно широкое распространение [68] .

Генезис культурогенетической концепции Э. С. Маркаряна. В числе первых, кто в отечественной науке подошёл к осознанию исключительной важности и теоретико-методологической плодотворности генетического изучения культуры, был Эдуард Саркисович Маркарян. Научное творчество Маркаряна весьма многогранно и обширно, оно еще ждет своего всестороннего исследования. Здесь ставится значительно более узкая по своему масштабу задача выявления генезиса и основных этапов в развитии культурогенетических изысканий этого неординарного ученого.

Научное становление Маркаряна началось со времени поступления в 1953 г. в аспирантуру на кафедру истории зарубежной философии МГУ. Это были благодатные годы «оттепели», когда оказалось возможным творческое развитие и относительно свободное освоение достижений зарубежной и отечественной науки. Напряженная и кропотливая работа над темой кандидатской диссертации «Исторический очерк и критический анализ концепции общественного круговорота» [69] , знакомство в подлиннике с трудами Дж. Вико, Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Дж. Тойнби и других видных представителей культурно-исторической школы – заложили прочный теоретико-методологический фундамент и сформировали устойчивый интерес молодого учёного к различным теориям развития культуры (органицизму, диффузионизму, цивилизационизму, эволюционизму и т. д.). Заметное влияние на формирование его концептуальных представлений оказали идеи американских культурологов и антропологов, придерживавшихся неоэволюционизма и мультикультурализма (Л. Э. Уайт, Дж. Стюард, М. Харрис, М. Салинс, Э. Р. Сервис и др.), причём, со многими из них он был знаком лично и состоял в длительной переписке. В отдельных работах Маркаряна также ощущается идейная близость культурфилософским поискам и футурологическим прогнозам Ст. Лема, работы которого он неоднократно цитировал в своих собственных произведениях. Вместе с тем на формирование научных взглядов и мировоззренческих принципов Э. С. Маркаряна решающим образом повлияло (и в тех условиях не могло не повлиять!) господствовавшее в СССР материалистическое учение, диалектический и исторический материализм.

С начала 1960-х гг., заинтересовавшись интенсивно развивавшимися в те годы в естественных науках кибернетикой и системными исследованиями, Маркарян одним из первых в нашей стране поставил беспрецедентную задачу сопряжения системного подхода с исследованием эволюционных социокультурных процессов, прилагая его основополагающие принципы к изучению общественной жизни людей, человеческой деятельности и самому феномену культуры. В этот период у него устанавливаются контакты с группой известных учёных, специализировавшихся в области системного анализа (Д. М. Гвишиани, В. Н. Садовский, А. А. Малиновский, И. В. Блауберг, Г. П. Щедровицкий, Э. Г. Юдин и др.). Хотя, справедливости ради, следует отметить, что, несмотря на дружеские связи у Маркаряна с этими исследователями (особенно с Д. М. Гвишиани и В. Н. Садовским), эти контакты всё же не переросли в результативное научное сотрудничество – слишком разнились области их исследований. Поэтому разработка принципов системного изучения культуры и общества является целиком его собственной заслугой. В это же время он приступил к подготовке своей докторской диссертации «Методологические проблемы системного исследования общественной жизни», которая была защищена в 1967 г. в Институте философии АН СССР. Идеи этой диссертации во многом задали траекторию последующей исследовательской деятельности Э. С. Маркаряна в течение последующих примерно двух десятилетий.

С конца 1960-х – начала 1970-х гг. он приступил к разработке культурологической теории. Для рассматриваемой техматики исходной основой послужили три взаимосвязанных направления его исследований:

концепция общества как универсальной адаптивно-адаптирующей системы;

концепция деятельности людей как специфической разновидности информационно направляемой активности живых систем;

и концепция культуры как универсального надбиологического способа (технологии) деятельности, аккумулирующего актуальный социальный опыт и выполняющего в обществе негэнтропийную функцию.

Исходным пунктом рассуждений Маркаряна стало признание того факта, что любая система – от простого живого организма до общества – стремится к самосохранению и самовоспроизводству. Если система утрачивает возможность вырабатывать механизмы, препятствующие нарастанию энтропийных процессов, то она распадается. Таким механизмом применительно к обществу выступает культура, в которой и проявляется социальная природа человека. На этой основе Э. С. Маркаряном было предложено и обосновано понимание культуры как специфически характерного для людей способа деятельности и объективированного в различных продуктах результата этой деятельности [70] . Следовательно, с этой точки зрения, культура охватывает собой всю систему внебиологически выработанных средств и механизмов, благодаря которым мотивируется, стимулируется, направляется, координируется, программируется, исполняется и обеспечивается человеческая деятельность, а её личностные и коллективные субъекты воспроизводятся и изменяются [71] . Вне деятельности, подчеркивает Э. С. Маркарян, культура существовать не может, как не может существовать человеческая деятельность вне ее историко-культурного контекста.

Концепция культуры как универсальной технологии (способа) человеческой активности была разработана Э. С. Маркаряном в результате категориального синтеза двух идей и их концептуальной переработки [72] . Одна из них была выражена в характерной для американской культурной антропологии традиции широкого понимания культуры, которая обычно трактовалась там как важнейшее явление общественной жизни людей и с которой полностью солидаризировался Э. С. Маркарян. Однако ни одна из используемых в зарубежной науке трактовок природы культуры не казалась начинающему исследователю вполне убедительной. И это во многом было обусловлено именно тем, что в антропологии США, как считал Маркарян, попросту отсутствовали категории, которые были способны задать общее процессуальное поле для приложения понятия культуры.

В то же время, по его мнению, в советском обществознании эти категории были достаточно разработаны, будучи выражены в понятиях человеческой деятельности (жизнедеятельности) и социальной практики. Как известно, начальные основы теории деятельности (или деятельностного подхода) были заложены ещё в 1920-1930-х гг. в рамках культурно-исторической школы в советской психологии (А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейн и А. Н. Леонтьев, опиравшихся на труды Л. С. Выготского, работы Н. Н. Ланге, а также учение К. Маркса и Ф. Энгельса, в частности их «трудовую концепцию») [73] . Основную проблему в данном случае Маркарян видел в том, что без этих четко выраженных категорий, адекватное осмысление генеральной функции культуры оказывается невозможным. Вместе с тем он считал, что категория человеческой деятельности в контексте советского обществознания нуждалась в качественно новой системной интерпретации, идущей в унисон с системным переосмыслением понятия культуры. Только в этом случае обсуждаемая категория была бы способна выразить процессуальное поле общественной жизни людей [74] . Примерно в это же время параллельно в довольно близком по духу направлении развёртывалась изыскания Г. П. Щедровицкого в области развития деятельностного подхода и создания общей теории деятельности (в 1961–1971 гг.), а затем разработки системомыследеятельностного подхода (с 1971 г.) [75] . Здесь, кстати, следует вспомнить также и о весьма интересных заседаниях Московского методологического кружка при философском факультете МГУ под руководством Г. П. Щедровицкого. Деятельность этого методологического кружка, приходившаяся на 1952–1958 гг., совпала с годами учёбы Маркаряна в аспирантуре по кафедре истории зарубежной философии МГУ. Поэтому он имел счастливую возможность принимать участие в этих заседаниях со своими близкими друзьями – М. К. Мамардашвили и В. Н. Садовским; кроме них в этом кружке также состояли Б. А. Грушин, А. А. Зиновьев, О. И. Генисаретский, А. Г. Раппапорт и др. Однако воздействие разработок Г. П. Щедровицкого в области общей теории деятельности на формирование идей Маркаряна о деятельностной подоснове культуры, а также их сравнительный анализ – нуждаются всё же в отдельном дополнительном изучении.

Важнейшим итогом собственных самостоятельных системных исследований Э. С. Маркаряна как раз и явилась категория культуры, понятой в качестве универсальной технологии (способа) человеческой деятельности, призванная выполнять конечные адаптивные функции. Идея культуры как адаптивного измерения человека, как уже было отмечено выше, зародилась в антропологии США [76] . Однако заложенный в данной идее потенциал, по мнению Маркаряна, не был развит там в полной мере. Основываясь на этой идее, этому исследователю удалось разработать концепцию, культуры как адаптивно-адаптирующего механизма общественного организма.

Одно из важнейших положений докторской диссертации Маркаряна состояло в утверждении, что степень плодотворности научной теории об определённом классе явлений, находится в прямой зависимости от разработки принципов генезиса данных явлений. Отталкиваясь от данного положения, Э. С. Маркарян закономерным образом поставил перед собой цель проведения специального исследования, посвященного осмыслению происхождения феноменов общественной жизни людей, человеческой деятельности и культуры. Таким образом, продолжая системные исследования общественной жизни людей, исследователь пришел к выводу, что лишь системный поиск генезиса этого специфического типа жизни позволит понять его внутреннюю природу. Следовательно, размышления Маркаряна двигались от освоения достижений органической философии культуры (Дж. Вико, И. Г. Гердер, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, О. Шпенглер) к постижению системной природы социокультурных процессов, затем от разработки узловых принципов системного анализа общества и культуры к осознанию скрытого в генетическом изучении культуры мощного теоретико-методологического потенциала. Сама постановка вопроса о деятельностной природе культуры задавала направление мысли в сторону выявления генетических проблем её перманентного порождения и диалектического самовозобновления [77] . При этом дополнительными импульсами для актуализации этой идеи в научных поисках Маркаряна вполне могли выступить и освоение достижений американской культурантропологической мысли, и дискуссии конца 1960-х – нач. 70-х гг. (в т. ч. по проблемам этногенеза на страницах журнала «Природа»), и весьма возможное знакомство с опубликованной в 1969 г. в «Вопросах философии» статьёй Ст. Лема «Модель культуры», представляющей собой фрагмент одной из глав его книги «Filozofia przypadku», в которой обосновывается стохастическая концепция кулътурогенеза [78] . Сыграла здесь, видимо, свою роль и имевшаяся терминологическая матрица – «-генез»: если изучаем антропогенез, социогенез и этногенез, то в этой связи следует рассматривать также и культурогенез.

Системно-генетическая стратегия исследований культуры. В рамках философско-культурологического направления в изучении культурогенеза узловое основополагающее значение имеет работа Э. С. Маркаряна «О генезисе человеческой деятельности и культуры». В этой работе 1973 г. Маркарян, по сути, реанимирует генетизм как концептуальный подход, позволяющий объяснить, "обнажить «сердцевину» изучаемого явления и понять основные причины его возникновения" [79] . По мнению Э. С. Маркаряна, генетическое объяснение явления занимает совершенно особое место в ряду иных типов научного объяснения. Это обусловлено тем обстоятельством, что генетический подход позволяет рассмотреть объект исследования «в естественно чистом» виде; в таких его простейших и выражающих самую суть явления связях и отношениях, уловить которые становится гораздо более трудным или вообще невозможным при анализе его более развитых состояний [80] . Для генетического объяснения культуры и человеческой деятельности Маркарян привлекает данные общей теории систем, теории организации, кибернетики и ряда других новых на тот момент синтетических дисциплин. В связи с этим он предлагает разрабатывать основы системно-генетических исследований, призванных, по его мнению, выразить синтез системного подхода с принципом генетизма. При этом он рассматривает системно-генетическое исследование как одно из частных проявлений системно-исторического типа исследования [81] , а генетизм – как одно из проявлений историзма [82] .

В специальной литературе уже неоднократно указывалось на важное познавательное значение генетического метода вообще и для изучения культуры в частности. "Сейчас, пожалуй, трудно было бы назвать сколько-нибудь фундаментальную проблему, которая не имела бы генетически-исторического аспекта. – Подчёркивалось в авторитетной коллективной монографии «Философские основы теории развития». – К принципу развития не безразличны и такие, выражающие своеобразие «научного духа эпохи» методы, как системно-структурный, кибернетический, информационный: они так или иначе втягиваются в проблематику развития и втягивают её в себя" [83] . Выяснение генетической связи систем и их структур с развитием предстаёт одним из важнейших и существенных аспектов философского исследования системно-структурного аспекта единства мира. Тем не менее до сих пор в историческом процессе познания генетический и структурный подходы нередко разделяются и даже противопоставляются друг другу. Авторы этой коллективной монографии присоединялись к мнению Э. С. Маркаряна, высказанному им ещё в 1973 г. [84] , что это противопоставление вряд ли имеет под собой какие-либо реальные основания, поскольку "всякая наличная структура как нечто ставшее имеет свою историю, свой генезис". Поэтому "генетико-исторический подход к системам и их структурам, идея единства структуры и генезиса, стремление раскрывать генезис структур, их становление, развитие все отчетливее выступают характерной чертой научного мышления" [85] .

Культурогония и культурогенез: к проблеме зарождения культуры. В этой связи Э. С. Маркарян специально подчеркивал методологическую роль системно-генетического анализа проблем генезиса культуры. Имея самостоятельную ценность, подобный анализ позволяет понять суть данного явления и создает необходимые теоретические предпосылки для исследования его развитых состояний, а также проведения прогностических исследований. "Чтобы стать действительно эффективным, – указывает Э. С. Маркарян, – генетический подход к культуре должен быть органически связан с исследованием изучаемого объекта в его развитом состоянии".

В онтологическом плане Э. С. Маркарян рассматривает культурогенез как один из аспектов процесса исторического развития, увязывающий "звенья культуры в некую целостность, представляя её как реально функционирующую и развивающеюся систему" [86] . Отмечая, что общая проблема генезиса общества обычно рассматривалась до него в двух основных аспектах ( антропогенез и социогенез), Маркарян приходит к заключению, что наряду с ними "было бы целесообразно выделить и третий аспект – культурогенез". Эту мысль исследователь пояснял следующим образом: "В этом случае антропогенетический аспект выражал бы проблему формирования человека современного типа, социогенетический – становление социальной организации первобытного общества, культурогенетический же – выработку присущего людям особого способа деятельности в целом. Единство же этих трех аспектов можно было бы выразить понятием «системогенезис» или «системогенез» человеческого общества" [87] . Таким образом, именно Маркарян одновременно с А. П. Окладниковым [88] и независимо от него ввёл в отечественный лексикон термин «культурогенез». Параллелизм развёртывания мысли здесь наблюдается вплоть до терминологических совпадений. При этом Маркарян, видимо, также интуитивно опирался на разработанную ещё в сер. 1940-х гг. теорию системогенеза акад. П. К. Анохина [89] .

Критикуя предложенный Маркаряном подход, московский философ Ю. И. Семёнов указывал на то, что в данном случае нельзя ограничиться объявлением культуры основой, программой поведения человека. Необходимо ответить на вопрос, что лежит в основе этой программы, почему в данном обществе существуют именно такие, а не иные нормы, культурные ценности, почему культура этого общества именно так, а не иначе ориентирует, побуждает действовать человека. Иными словами, нужно найти объективную основу той части культуры, той части общественного сознания, которая определяет человеческое поведение, выступает как его программа. Как заключает Ю. И. Семёнов, подобного рода понимание сущности человека обусловливает определенный подход к проблеме перехода от биологического к более высокому качеству. Следовательно, эта проблема выступает как вопрос о становлении не общества, а культуры. В результате, по мнению Семёнова, проблема социогенеза подменяется проблемой кулыпурогенеза [90] . Хотя имён в данном случае Семёновым и не приводится, но в этом анонимном выпаде нельзя не узнать завуалированной критики взглядов Э. С. Маркаряна, нашедших своё отражение в его монографии «О генезисе человеческой деятельности и культуры». Придерживаясь марксистской теории исторического материализма, Ю. И. Семёнов заключает, что предпосылками култуурогенеза на рубеже перехода от хабилисов (поздних предлюдей) к неоантропам и Homo sapiens (сформировавшимся людям), т. е. в ходе второго скачка антропосоциогенеза, явились понятийное мышление, язык и воля. По его мнению, это, во-первых, отделило производственную деятельность от условно-рефлекторной, социальное начало в деятельности – от биологического; а во-вторых, это положило начало духовному творчеству, духовной культуре, пусть даже в самых примитивных её формах [91] . Иначе говоря, при таком толковании, «кулыурогенез» – это первоначальный период феноменального зарождения культуры в эпоху первобытности, являвшийся лишь производным следствием социального развития этого времени. Следовательно, Семёнов явно принижает роль культуры в становлении человека, продолжая настаивать на двуедином характере процесса антропосоциогенеза и отрицая весьма плодотворную идею Маркаряна об антропосоциокультурном триединстве «системогенеза» человеческого общества [92] . Маркарян категорически возражает против подобного рассмотрения культуры, при котором она выступает лишь как некий производный эпифеномен общества. Такую позицию, свойственную не только Семёнову, но также многим советским и современным обществоведам, учёный считает в корне ошибочной и принципиально неверной. Согласно его глубокому убеждению, в процессе генезиса общественной жизни людей именно зарождение, развитие культуры и создало само общество. В этом смысле только признание одновременности и теснейшей взаимообусловленности в протекании процессов антропогенеза, социогенеза и культурогенеза даёт необходимые и достаточные основания для адекватного понимания проблемы происхождения культуры, человеческого общества и самого человека.

В своих исследованиях Маркарян последовательно придерживался и продолжает придерживаться монофилетической трактовки генезиса культуры (культурогонии). Базируясь на трудовой гипотезе Ф. Энгельса, он пишет, что изучение проблемы соотнесения материально-производственной и духовно-производственной типов деятельности однозначно доказывает, что генетически исходным элементом общества выступила сфера материального производства. "Она явилась именно тем исходным, определяющим звеном, которое повлекло за собой всю структурную цепь социокультурного типа организации" [93] . На этой основе исследователь приходит к выводу, что все остальные стороны его производительной, созидательной деятельности "генетически потенциально были заданы в материально-производительной деятельности, выразившей в своем становлении качественно новый тип коллективного отношения к среде" [94] . Такова, по его словам, "исходная посылка, лежащая в основе историко-материалистического монизма, утверждающая генетическую первичность материально-производственной деятельности, как условия возникновения качественно нового внебиологического по способу своего осуществления, социокультурного русла развития жизни, несущего в себе необходимые стимулы для постепенной выработки всех наиболее существенных специфических признаков человеческой жизнедеятельности" [95] .

Данный текст является ознакомительным фрагментом.