Культурологическая экспертиза в сфере туризма: уровни экспертной оценки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Культурологическая экспертиза в сфере туризма: уровни экспертной оценки

А. В. Ляшко

Последние десятилетия потенциал мировой туристической индустрии постоянно растет, она вовлекает в процесс производства и потребления глобальные людские ресурсы, затрагивает многие стороны общественной жизни, значительно влияя на ее социальные аспекты. Туризм как отрасль оценивается сегодня как наиболее динамичная и позитивная система, имеющая важную стабилизирующую роль для сохранения мира в целом и для его устойчивого развития, как в экономическом, так и в социокультурном отношении. Не случайно XXI столетие провозглашено ООН «веком туризма», т. к. он стал важным фактором развития личности, взаимопонимания между людьми и народами.

Как любой энергоемкий и успешно растущий сектор экономики, туризм сегодня испытывает максимальный всесторонний интерес: политический, общественный, инвесторский, исследовательский и т. п. Наряду с развитием специализированной «науки о туризме», туризм становится и популярной темой интердисциплинарного исследования: к ней обращаются социологи, политологи, конфликтологи, психологи, антропологи, экологи. Причем, в свою очередь, индустрия туризма в этой профессиональной поддержке извне остро заинтересована.

Взаимодействие туристической отрасли с культурологическим знанием представляется не столь инновационным. «Культурно-познавательный туризм» – классическое направление туристической работы. «Культурная» компонента туризма неизбывна; традиционно путешествие сопровождалось посещением исторических или природных достопримечательностей, ознакомлением с памятниками искусства или культа, этническими особенностями региона, знакомством с традициями места, порядками, вкусами, пусть временным, но включением в жизнь местной культуры. У тура могла быть заданная тема, определяющая выбор объектов посещения и показа. Экскурсии могли иметь искусствоведческую, литературоведческую, историческую, этнографическую или какую-либо иную доминанту. Но, по сути, туристический опыт всегда целостен, информация о конкретных памятниках неразрывна с языком, переживаниями, запахами, вкусами, ритмами жизни и т. п. Впечатления всегда обретаются туристом комплексно, путешествие никогда не сводится к постижению отдельных фрагментов отдаленного географического пространства, а ведет, в первую очередь, к проживанию и пониманию чужого, нового, другого. То есть «культурологический взгляд» – объединяющий, создающий в восприятии законченную «картину» того или иного пространства – имманентен туристу. Даже если туристическая поездка не «познавательная», а нацелена на отдых, лечение, спорт или шопинг, она подспудно формирует у ее участника представление о культуре места пребывания. Так же «культурологичен» сам процесс организации путешествия, нацеленный на создание для туриста ситуации разностороннего, но непротиворечивого узнавания нового пространства.

Можно сказать, что еще задолго до сложения культурологии как науки она активно практиковалась в сфере туризма.

Сегодня культурологические разработки находят осознанное применение в туризме; дипломированные культурологи часто получают работу именно в этой сфере. В российских университетах исторически сложилось, что кафедры туризма и экскурсионного дела, как правило, объединены в рамках факультетов или институтов с философскими и культурологическими кафедрами. В конце 1990-х, когда формировались эти философско-культуролого-туристические конгломераты, высказывались воодушевленные мнения о том, что «парадигмы философского знания помогают будущему специалисту в области туризма определить путь к творческому поиску нового, неповторимого опыта, и в то же время использовать преимущество своей собственной профессиональной деятельности» [195] . Или еще: «менеджеру для эффективного выполнения своих профессиональных функций необходимы знания о культурных основаниях и культурном контексте своей деятельности, причем знания не абстрактные и оторванные от жизни, а вполне конкретные и прагматичные. Культурологическая доминанта – это тот стержень, вокруг которого формируется профессиональная компетентность менеджера» [196] . Однако далее подобных (справедливых, но поверхностных) констатаций по поводу профессионального сотрудничества культурологов и специалистов в области туризма исследователи не идут. Нет этой консолидации и на практике. Сегодня в российском турбизнесе культуролог, как правило, включен в работу как «продвинутый» в интеллектуальном плане менеджер. Другое взаимодействие происходит на уровне содержания туристических программ: на основе культурологических исследований дополняются существующие экскурсионные разработки, создаются новые оригинальные маршруты, формируются эксклюзивные предложения. Но и здесь культурологическое включение имеет, как правило, экспериментальный или факультативный характер, рассматривается как дополнение к уже существующим, апробированным десятилетиями наработкам.

Перспектива профессионального диалога видится как раз в экспертном участии культурологии в туристической сфере. Можно наметить три уровня экспертного включения культуролога в туристическую работу.

Первый уровень – насущный, практический, на котором осуществляется культурологическая экспертиза отдельных туристических ресурсов и продуктов, позволяющая сделать актуальные акценты в трактовке традиционных объектов туристического внимания, привычных маршрутов или ввести в туристический арсенал новые памятники, но главное – стратегии и модели.

Ю. А. Веденин, видный отечественный специалист в области рекреационной и культурной географии, предлагает концепцию мифологизации туристских ресурсов [197] . По его мнению, реанимация старых и создание новых мифов – важное условие для формирования уникального ресурсного потенциала региона. Наличие на территории интересных историко-культурных или природных памятников не делает ее автоматически притягательной для туриста, необходимо создание фантазийного образа вокруг этих объектов, используя эпос, историю региона, культурные традиции, опираясь на литературные и художественные источники. Подобное мифотворчество не только способствует увеличению ресурсного потенциал места, но и может скорректировать его содержание, исходя из реального туристского спроса, актуализировать его. Ю. А. Веденин полагает, что такая стратегия позволяет в любом природном или населенном пункте сформировать полноценный туристский ресурс. В этом процессе могут быть задействованы специалисты разных профессий: краеведы, писатели, художники, музейные сотрудники, но оценка ресурсов для мифотворчества, сама генерация идеи – задача, конечно, культурологическая.

Основой туристской легенды может послужить фактически любая характеристика, вызывающая у путешественника-потребителя интерес, определенный набор эмоций. В основе этой легенды может находиться подлинная историко-культурная ревизия места – комплекс научно-исследовательских, изыскательских, проектных и производственных работ, проводимых на основе фактов, документов и исследований. Или может проводиться фантазийная, ассоциативная реконструкция культурного ландшафта, опирающаяся на сложившийся в искусстве, либо местном фольклоре, быту, творчестве его образ.

Примером такого туристического ресурса, основанного на художественном тексте, может служить Босвортское поле (Англия), воссоздающее историю знаменитого сражения войск Ричарда III и Генриха VII. Точный участок сражения неизвестен. Выбирая место и разрабатывая антураж туристического объекта, устроители исходили, прежде всего, из текста трагедии Шекспира «Ричард III» и народных легенд, а не из достоверных документов и научной аргументации.

Разнообразные культурологические ассоциации положены в основу популярных отечественных туристических центров – город Мышкин позиционирует себя как «классический провинциальный город», «Великий Устюг – родина Деда Мороза». Опыт Великого Устюга, увеличившего доходы от туризма в Вологодской области на треть, вдохновил Кострому позиционировать себя как «родину Снегурочки». Называются три темы, поддерживающие этот туристический бренд. Во-первых, это легенда о Костроме – сестре Купалы; считается, что сказка о Снегурочке возникла как раз на основе традиции сжигать соломенное чучело «Костромы» – обряда проводов весны и встречи лета. Во-вторых, пьеса Островского «Снегурочка», написанная здесь, в Щелыково. Третий мотив – съемки в Костроме в 1968 г. фильма «Снегурочка», декорационные постройки от которого давно стали городской достопримечательностью. Перебирались разные образы Костромы: «сырная столица» и «льняная столица России», родина Н. Островского, А. Т арковского, П. Флоренского. Особый туристический сюжет, получавший развитие в регионе, «Кострома – родина Ивана Сусанина». Однако городскими и федеральными властями сейчас обеспечивается именно проект «Кострома – родина Снегурочки», разработанный по заказу администрации города кафедрой социально-культурного сервиса и туризма Костромского Государственного Технологического университета.

Петербургский пример удачного культурологического вхождения в туристическую систему – это проект «Музейный квартал», он был задуман и успешно реализуется профессионалами-культурологами (автор и руководитель проекта – канд. культурологии, доцент А. А. Никонова) [198] . Была проведена целостная оценка туристического потенциала локального городского пространства, изучены историко-культурный, музейный, архитектурный, видовой и рекреационный ресурсы «квартала», сформулирована и визуально оформлена объединяющая их оригинальная концепция. Как туристическую услугу проект «Музейный квартал» предлагает комплекс экскурсионных маршрутов – интеллектуальных прогулок-бесед, неспешных, адресных, театрализованных и ролевых, ведущими которых становятся городские персонажи – Писатель, Почтальон, Архитектор, Масон и Дворник. Проект оказался экономически эффективным и востребованным. Следует полагать, что изящество положенной в его основу идеи, культурологическая насыщенность материала и выразительная, игровая его подача обеспечили успех «Музейного квартала» на рынке туристических предложений Петербурга.

Вариантом реализации культурологических шаблонов в туристической практике является интерактивный проект «Ужасы Петербурга». Посетителям предлагается экскурсия по лабиринту, наполненному стереоэффектами, видеопроекциями и голографическими инсталляциями, в котором разворачивается действо с участием актеров, манекенов и роботов. Не очень оригинальный по замыслу туристический аттракцион, аналоги которого работают во многих крупных городах Европы, представляет эклектичный срез образов и сюжетов петербургской мифологии: инсценированы кончины Петра Великого, Павла I, Распутина, аранжированные музыкой Чайковского, Шнитке, Курехина, представлены сюжеты «Пиковой дамы» и «Медного всадника», «Преступления и наказания», повестей Гоголя, анимировано полотно Флавицкого «Княжна Тараканова» и т. п. Курьезный с научной точки зрения, сомнительный в плане эстетическом или воспитательном, проект представляет остроумный культурологический опус, строго реализующий функции туристического продукта.

Второй уровень , пользуясь классификацией, приведенной Л. В. Никифоровой и Е. А. Беляковой, – это уровень «универсального эксперта» [199] , когда культурология становится той научной дисциплиной, которая благодаря своему высокому академическому статусу и публичному авторитету способна решать достаточно весомые вопросы. Вопрос экспертизы для туристической сферы острый и обязательный. Федеральный закон говорит, что должны проводиться «Классификация и оценка туристских ресурсов Российской Федерации, режим их охраны, порядок сохранения целостности туристских ресурсов Российской Федерации и меры по их восстановлению, порядок использования туристских ресурсов Российской Федерации с учетом предельно допустимых нагрузок на окружающую природную среду» [200] . Под «туристскими ресурсами» в законодательстве понимаются «природные, исторические, социально-культурные объекты, включающие объекты туристского показа, а также иные объекты, способные удовлетворить духовные потребности туристов, содействовать восстановлению и развитию их физических сил». Порядок оценки и классификации туристических ресурсов РФ законодательно не описан, поэтому часто экспертиза проводится, отталкиваясь от конкретных условий того региона и с обязательным уклоном в природоохранные задачи, особо акцентированные в законе (в связи с этим самой востребованной в российской туристической практике сегодня является экологическая экспертиза с вариациями [201] ). Целью проведения экспертизы туристических проектов является проверка возможности получения экономического, социокультурного и иного полезного для региона или страны эффекта.

Разработаны регламенты, поддержанные, в том числе, и Всемирной туристской организацией, предлагающие оценивать (1) природно-рекреационные, (2) культурно-исторические, (3) организационно-экономические, (4) социально-психологические ресурсы региона. Исследование может быть направлено на (а) количественную оценку ресурсов, (б) качественную характеристику ресурсов, (в) анализ потенциальных возможностей использования ресурсов. Очевидно, что аналитика здесь должна проводиться комплексная, основанная на совокупности данных различных наук. Но вот выводы, суммирующие эти данные, возможно, в компетенции культуролога.

Эффектным примером внедрения культурологических стратегий в жизнь региона с целью сформировать новый имидж географической территории стала современная Пермь. На сегодняшний день уже принято видеть в музеях стратегически важные для развития городской или региональной среды институции. Последнее десятилетие с успехом реализуются по всему миру проекты по реабилитации «депрессивных» индустриальных районов крупных городов за счет организации в их пространстве музейных центров. Они оказываются способны животворно влиять на культурную атмосферу своего «места». Кёльн, Кассель, Мюнстер, Бильбао – это примеры городов, в которых появление одной дополнительной арт-институции мирового уровня в разы увеличило количество туристических потоков.

Самый заметный в этом плане российский проект ? Музей современного искусства в Перми. Создавая PERMM, Марат Гельман [202] противопоставил историческим маркерам региональной культуры (деревянным скульптурам пермских богов, пермскому звериному стилю, пермскому классическому балету) новое собрание культурного наследия – коллекцию искусства признанных в мире современных авторов. То есть он действовал, не развивая ассоциативный ряд, связанный с данным культурным ландшафтом, а скорее вопреки этому устоявшемуся реноме, создавая альтернативный, нетипичный для региона образ. По замыслу Гельмана, кроме собственных художественных функций, музей должен был выполнить особую миссию для города и всего края. Среди задач, которые предписывается решать музею, – повышение качества жизни горожан за счет организации досуга и развитие креативной среды для привлечения и воспитания людей творческих профессий, появление новых художественных институций и формирование имиджа города – индивидуального и узнаваемого образа Перми – региональной столицы с динамичными культурными процессами. При этом в миссии нового пермского музея звучат не только региональная значимость проекта, но и его международные перспективы (привлечение в город звезд мирового уровня) и, вместе с тем, культурная экспансия Перми в зарубежное арт-сообщество. Отдельной задачей музея обозначалось «Развитие туризма»: «Люди, по тем или иным причинам посетившие Пермь (по работе или в качестве туристов), уедут с ощущением, что побывали в современном европейском городе. Мысль о возвращении в Пермь будет для них приятна, они станут невольными “рекламными агентами” Перми. В целом это послужит развитию туристического, гостиничного бизнеса. Музей привлечет в город арт-туристов» [203] .

Однако пока Пермь, как новоявленная «культурная столица», не привлекает туристов. Ситуация объясняется тем, что в регионе слабая инфраструктура, в руинах лежат дороги, нет гостиниц среднего класса, нет достойного транспортного обеспечения. Критики новой Перми говорят, что фестивали и музей современного искусства повысили узнаваемость региона в рамках страны и мира, обеспечили участникам проекта известность, но не выполняют возлагаемой на них аттрактивной функции. Думается, что перспектива у подобного альтернативного туристического продукта есть. Она в зоне опять-таки развитого на Западе фестивального туризма, ориентированного на молодых людей с активной жизненной позицией, не требующих комфортабельных условий, ценящих творческую свободу и общение.

Третий уровень культурологического внимания к сфере туризма – это уровень концептуальной оценки феномена туризма в современной культуре, задача которого не в описании существующего положения вещей в успешно прогрессирующей индустрии, а в ее сущностной характеристике. Здесь вновь следует согласиться с типологией Л. В. Никифоровой и Е. А. Беляковой, которые отмечают, что эксперты этого уровня «явно и косвенно занимают маргинальную позицию по отношению к легитимным концептуальным моделям, ангажированным академическим структурам, предлагают альтернативные концепции, обладают неформальным авторитетом». Действительно, такой эксперт наблюдает за феноменом извне, он профессионально выключен из туристической активности, и эта созерцательная дистанция позволяет ему давать непредвзятое, беспристрастное мнение о ее жизнедеятельности.

Попробуем, привлекая мнения видных культур-философов, очертить культурологический портрет современного туриста, его мотивов, желаний, привычек.

Современная культура – культура события, экшена. Современный человек вовлечен в череду значимых мероприятий, его внимание ориентировано на происшествие, нечто выходящее за рамки привычного, на экстраординарное, неожиданное, значимое, будь оно со знаком «плюс» (победа, открытие, юбилей, премьера) или «минус» (скандал, трагедия, катастрофа). Размеренная череда будней, постоянство, опыт созерцания и тишины, целостное повествование постепенно утратили актуальность. Восприятие сегодня остро ориентировано на «новостийный режим», предполагающий разбиение реальности на множество дискретных самодостаточных событий по принципу фрагментации: короткие, впечатляющие истории, обильно приправленные выразительным визуальным рядом, постоянно обновляющимися, шокирующими кадрами. Событийность и зрелищность становятся основой современных индустрий. Еще в 1967 г. Эрнест Ги Дебор в своей популярной книге «Общество спектакля», посвященной анализу современного ему западного общества, показал, что оно не является зрелищным случайно или поверхностно – в самой своей основе, фундаментально оно живет по законам спектакля. «В качестве необходимого оформления производимых сегодня объектов, в качестве общего подтверждения рациональности системы, в качестве наиболее развитого экономического сектора, непосредственно фабрикующего всё возрастающее множество объектов-образов, зрелище , спектакль ? это основной продукт производства современного общества» [204] . Идеи Ги Дебора получили разностороннее развитие. Например, Джозеф Пайн и Джеймс Гилмор в работе «Экономика впечатлений» пишут о том, что характерная черта современной экономики заключается даже не в том, что значительную часть зарабатываемых денег человек готов тратить на развлечения ? кино, игры, аттракционы ? и эта часть личного бюджета далее будет все увеличиваться. Наступающую «эру впечатлений» знаменует превращение в зрелище «неразвлекательных» отраслей, когда преуспевать будут только те компании, которые смогут превратить производство и продажу своего товара в спектакль, подобно тому, как сегодня преуспевают те, кто сумел превратить свой продукт в услугу. Уникальные впечатления, по мнению Пайна и Гилмора, станут главным орудием борьбы за сердца потребителей в новом мире.

Формируется и новый герой эпохи впечатлений, он в первую очередь зритель, фланёр. Образ фланёра как нового культурного героя был впервые описан теоретиком модерна Вальтером Беньямином в его последнем незавершенном сочинении «Труд о пассажах». Французское слово «flaneur» – любитель праздных прогулок, незаинтересованный наблюдатель, праздно шатающийся искатель удовольствий – вошло в обиход, начиная с 30-х годов XIX века, когда стали складываться современные формы городского досуга. Фланирование – привычка к бесцельным прогулкам – стало устойчивым атрибутом жизни дендистски настроенной молодежи и художественной богемы. Мюссе, Готье, Бодлер, Стендаль, Бальзак, Мане – фланёр становится модным типом в городском пейзаже. «Для фланёра город – даже если он, как Бодлер, там родился, – это уже не место жительства. Город для него – достопримечательность» [205] . План уступает место случаю, направление пути определяют желания, а не обстоятельства. Фланёр не познает и не узнает окружающее его пространство, он им наслаждается. Наслаждение от впечатлений, от пережитых событий – не от чужих, дистанцированных прессой в новостях, а испытанных лично. В данный момент времени. Понимая, что сравнивать бесполезно, поскольку каждое место в каждый момент времени имеет свою уникальность. Уже не человек живет для чего-то, а мир живет для него. У фланёра как будто и нет собственной биографии, своей личной одной биографии, у него их много, как городов и мест, которые он посетил.

Что же представляет собой фланёр как культурный герой современности? В условиях информационного общества фланёр осваивает новые пространства и форматы. Главным источником впечатлений становятся теперь не улицы города, а разнообразные информационные поля. Новый фланёр испытывает удовольствие, блуждая по разным телевизионным каналам, переключая радиостанции, бродя по лабиринту Интернета. Реальное движение замещается виртуальным. Прогулка сменяется «зэппингом», «кликаньем», манипуляциями с пультом переключения каналов телевизора или «мышью» компьютера. У виртуального фланёра больше возможностей к перевоплощению, а значит свободы, у него сотни лиц, масок, ролей, он легче теряется в толпе и представляет себя другим. Он находит готовую достопримечательность или формирует себе впечатление или развлечения из фрагментов, случайного смешения, микширования многих. Но он все так же движим стремлением к неожиданным находкам и встречам, редким впечатлениям, горячим новостям.

Другое пространство современного фланирования – это мир географический. Реальность не перестает привлекать человека. Однако, современный фланёр уже не горожанин, он гражданин мира. Европейский город, урбанистическая среда как пространство пешей прогулки фланёра XIX столетия, утрачивает определенность. Качество и доступность различных средств передвижения, растущая взаимосвязь и взаимозависимость стран («открытые границы» и др. политические и правовые договоренности) позволяют современному человеку побывать в почти любой точке планеты, легко и быстро перемещаться по свету, лично становясь очевидцем практически всех событий природной и культурной жизни мира. Такие жизненные возможности к началу ХХI века перестали являться привилегией единиц, путешествие за впечатлением стало массовым явлением.

А. Тоффлер в своей книге «Футуршок» говорит, что для постиндустриального общества «ежегодные поездки, путешествия и постоянные перемены места жительства стали второй натурой. Образно говоря, мы полностью “вычерпываем” места и избавляемся от них подобно тому, как мы выкидываем одноразовые тарелки и банки из-под пива» [206] . Тоффлер находит другой образ для портрета современного путешественника. Урбанистическому фланёру он противопоставляет кочевника: «Мы воспитываем новую расу кочевников, и мало кто может предположить размеры, значимость и масштабы их миграции» [207] .

Таким образом, фланёр, кочевник, турист виртуальных и реальных миров становится одним из характерных типов постсовременности. Миграция, туризм, путешествие становятся одним из способов познания мира [208] . При этом в жизненных ориентирах современного человека все меньше остается «туриста» в традиционном понимании этого слова ? участника коллективной поездки, строго выверенной и регламентированной. Для современного человека желанным и значимым является путешествие как «поиск себя», в ходе которого апробируются новые социальные, культурные и личные роли, ломаются стереотипы, утрачиваются привычки и нормы поведения. События, впечатления, влекущие современного человека в путешествие, не только внешние ? встречи, виды, «образы территорий», но и внутренние ? возможность встретить себя другого. Характерно, что в популярном романе Мишеля Уэльбека «Платформа» именно туристические поездки оказываются судьбоносными в жизни главного героя.

Итак, просветительская гуманитарная компонента всегда присутствовала в туристическом деле и, не получая такое наименование, всегда, по сути, была культурологической. Сегодня этот тандем культурологического знания и туристической практики обретает новые формы. Со второй половины ХХ века туризм активно эволюционировал: из времяпрепровождения избранных он превратился в предмет массового спроса, который породил, в свою очередь, массовое туристическое производство, а позже – необходимость уйти от стандартизированных, конвейерных турпродуктов. Востребованными в индустрии туризма сегодня становятся не подлинные знания и факты, академические мнения и оценки, которыми владели классические науки, и не произведенные на их основе шаблоны, которыми пользуется массовый туризм, а гуманитарная проблематизация материала. Она направлена не на объяснение и «снятие» вопросов, а на их генерацию, формирование новых впечатлений, нового опыта. Именно культурологический подход позволяет находить и фиксировать среди тех или иных феноменов культуры, аспектов жизни или природных явлений разного рода парадоксы, «странности», эксцентрические моменты, давать им креативную интерпретацию, конструировать из них идеи путешествий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.