От праздника мифа к мифу Праздника

От праздника мифа к мифу Праздника

Городские праздники, в первую очередь, праздничные акции в пространстве современного мегаполиса, образуют особый уровень концептуального фрактала постиндустриальной урбанистической культуры.

В социально-политическом ракурсе типология городского праздника выглядит довольно просто: праздники подразделяются на государственные и неофициальные. Однако с позиций социокультурной антропологии праздничный «месяцеслов» современной городской культуры оказывается гораздо более «разветвленной» системой: праздники политические, религиозные, профессиональные; коллективные и личные; традиционные (исторически существующие) и новые (спонтанные или «насажденные»); гендерные; спортивные; культурные (музыкальные, театральные и т. п.); этнические/ субкультурные (в т. ч. корпоративные); наконец, рекламные.

Городская праздничная культура – столь же давний феномен, как и сам город. Уже во времена древних цивилизаций городской праздник имел отличающие его специфические черты: больший пространственный масштаб, массовость, зрелищность, игровое опрокидывание социальное иерархии и нарушение некоторых табу. Тысячелетия назад праздничное действо могло принимать весьма разнообразные формы: от жертвоприношений, пиров и карнавалов – до триумфальных военных шествий и рыцарских турниров. В индустриальном XX в. и даже урбанистическом XXI в., хотя и задаются иные, нежели в Древние и Средние века, специфические форматы включения человека в городскую среду, тем не менее, сохраняются все те же формальные конфигурации праздничного пространства. Современные городские праздники – при совершенно разных референтах – непременно имеют одну из традиционных семантических оболочек: «шествие», «народное гуляние», «ярмарка», «карнавал», «зрелище», «ристалище», «пиршество» и пр.[182] Иначе говоря, социокультурные формы современного праздника воспроизводят исходные фрактальные паттерны традиционной праздничной культуры.

Онтологически годовой праздничный цикл представляет собой семиотический «каркас» той или иной социально-политической версии космогонического мифа («прасимвола» культуры, говоря языком О. Шпенглера[183], или фрактального инициатора – в терминах фрактальной концепции). В этом смысле, независимо от степени десакрализации, городской праздник из года в год восстанавливает «испорченный временем»[184] социально-политический миропорядок (мега)полиса – будь то античная демократия, абсолютная монархия, коммунистический режим или общество потребления, то есть в культуре работает рекурсивный алгоритм фрактального воспроизводства не только структуры ритуала, но и всех стоящих за ним символических значений.

Современные праздники Мифа: стохастические паттерны концептуального фрактала локальной истории

Такого рода ритуализированные торжества сущностно являются праздниками Мифа (космогонического, исторического или социокультурного). Праздник Мифа отвечает основному определению праздника[185] как дня торжества в честь или в память какого-нибудь выдающегося исторического события или личности (культурного Героя). Праздник Мифа имеет особый ритуал, символический словарь и знаковый «инструментарий» и всегда привязан к особому «сакральному» месту или его культурно/политически обусловленному и семиотически легитимному пространственному репрезентанту (особенно наглядно этот принцип реализуется в религиозных практиках). В современной культуре праздниками Мифа, помимо религиозных, являются официальные государственные праздники, посвященные формированию государства, основанию городов, обретению независимости, принятию конституции, а также сохранившиеся традиционные народные праздники (бразильский карнавал и т. п.). Примечательно, что многие нерелигиозные праздники Мифа в последние годы приобрели специфическую ритуальность, в ходе которой повторяются соответствующие события прошлого (так называемые театрализованные исторические реконструкции): они, как и костюмированные карнавалы, подобные венецианскому, воспроизводят множественные стохастические паттерны концептуального фрактала локальной истории.

В этой связи невозможно не признать, что праздничная культура современной России в части праздников Мифа характеризуется острым недостатком знаковых средств, скудостью метаязыка праздничных «текстов», т. е. по сути, символическим вакуумом праздничной семиосферы. Соответственно, происходит нарастание – особенно в столичных городах – с одной стороны, театрализации, реализуемой в форматах спектакля, концерта, исторической реконструкции и пр., а с другой, статичности так называемых государственных праздников, вплоть до полной герметичности особых локусов праздничного пространства, предназначенных только для городской элиты, в основном политической. Все чаще непосредственное участие в ритуале праздника Мифа заменяется его медийным эрзацем – просмотром телевизионных репортажей из «сакральных» мест, что коренным образом изменяет ритуальную зрелищность праздника на зрелищный спектакль. Уровень вовлеченности населения собственно в ритуал праздника Мифа стремится к нулю.

Приходится констатировать, что государственные праздники в крупных городах России воспроизводят концептуальный фрактал российской культуры в сильно редуцированном виде и поэтому не выполняют одну из наиболее важных функций формирования и поддержания коллективной национальной идентичности[186] русского/российского народа. Одна из главных причин заключается в том, что праздник Мифа замещается мифом Праздника[187]. Наиболее яркий пример – День России, 12 июня. День отсылает к событию семантически неоднозначному, исторически не укорененному, т. е. вместо праздника Мифа создан рыхлый, слабый миф Праздника – без внутренней символической структуры и семиотического наполнения. Как результат, согласно данным ВЦИОМ, до сих пор около 70 % россиян не знают, почему именно 12 июня предложено для празднования в качестве Дня России[188]. Следует оговориться, что в столичных городах этно-национальных российских регионов (например, в Казани) государственные праздники Мифа включают себя фрактальные паттерны национальной культуры в виде элементов религиозно-этнических сакральных вербальных и невербальных «текстов» и демонстрируют большую открытость ритуального действия для рядовых участников.

Что касается профессиональных праздников, то они оказались полностью деритуализированными даже в среде самих профессионалов и вытесненными на обочины социального пространства городской праздничной культуры.

Другой семантический пласт энциклопедического толкования праздника связан с праздностью (отдыхом от работы), радостью, играми и развлечениями. В современной городской культуре этому типа празднеств соответствуют разного рода художественные, «этнические», музыкальные и прочие фестивали, рекламные «праздники», спортивные соревнования (забеги и заезды по городским улицам) и т. п. Все они онтологически основаны на специально сконструированных мифах Праздника. Примечательным моментом является формальное сходство некоторых «элитных» социокультурных акций, таких, как международные фестивали кино или недели моды, с государственными праздниками (замкнутость «ритуального» пространства, достаточно жесткая пространственная привязка к определенным «сакральным» местам, четкое разграничение ролей «зритель – актер»). И хотя любому праздничному шоу такого рода присущ формат «спектакля», предполагающий дистанцию между «жрецами» и «профанами», такое празднование имеет зрелищный ритуал и экстатическую сюжетность. К тому же такие праздничные мероприятия опираются на сильный миф Праздника и его фрактальные паттерны (Голливуд как кинематографическая «священная роща», Высокая мода как карнавал и т. п.) со знаковыми персонифицированными референтами (Культурными героями) – знаменитыми актерами, режиссерами, певцами, кутюрье и т. п.

Городские «марафоны», авто и велокроссы отличаются от описанных выше «элитных» празднеств большей «демократичностью»: ритуал обходится без специальной «касты жрецов», рядовые участники действа – они же исполнители культа, заключающегося в быстром движении из пункта А в пункт Б. Начальный и конечный пункты обычно являются знаковыми местами, и собственно они задают семантику мифа спортивного Праздника Очень часто маршруты забегов и ралли имеют кольцевую конфигурацию, что является десакрализованным реликтом мифа о Вечном возвращении. С другой стороны, такие скоростные «шествия» в физическом пространстве города почти не имеют пассивных участников ритуала, если не считать работников информационных медиаслужб, хотя количество дистанционных со-участников (телезрителей) может быть достаточно велико. В последнее время, однако, наблюдается тенденция превращения спортивных праздников в динамические спектакли «элитного» типа, но со значительным, а порой и огромным числом псевдо-активных участников (непосредственных зрителей), например, показательные гонки «Формулы-1» на улицах Москвы. Такие праздники псевдоактивной, не опосредованной экранным транслятором сопричастности к мифу Праздника «индуцируют» мощный энергетический заряд в пространстве спортивного «ритуального» действия.

Что касается степени вовлеченности субъектов праздничного пространства в непосредственный «ритуал» праздника (творец, зритель, участник, комментатор, летописец), то для России очевидна ее соотнесенность с механизмами общества потребления: пик активности приходится на праздничные события с ярко выраженным форматом массовой культуры, неформальным или даже контркультурным сценарием и рекламной «маркировкой» – «возьми бесплатно».

Разного рода рекламные «праздничные» акции в значительной степени интегрируют ностальгическую энергию праздника Мифа как радости и счастливого преображения, рождения заново, получения даров. Такие «праздники» могут не иметь постоянного «сакрального» места, но обязательно декларируют незатейливый и всем понятный миф Праздника (скажем, пивной «Октоберфест») и непременные подарки (скидки или какие-то предметы в дополнение к покупке). Нередко миф рекламного Праздника – это неперсонифицированный День Рождения компании. Заметим, что тенденция «деприватизации» частных праздников (начавшаяся с артистических «бенефисов») распространяется и на действительно персональные праздники «элиты» (поп-звезд, политиков, олигархов), которые разыгрываются по ритуальным схемам мифа Праздника. Лишь очень немногие, подобно Майклу Джексону, умеют выстроить и наполнить знаковой вещественностью целостный Миф своей личности, превратив тем самым все свои личные торжества, включая похороны, в праздник Мифа. Видимо, поэтому в годовщины смерти Майкла Джексона его почитатели на улицах всего мира воспроизводят – как умеют – стохастические паттерны его «лунной походки».

Перенос семантики личного праздника (дня рождения) в семиосферу публичной культуры сопровождается выносом сценария праздника на открытые – в прямом и переносном смыслах – (гипер)публичные физические пространства – гипермаркеты, стадионы, парки и т. п. К традиционным городским пространствам публичного праздника, проходящего на открытом воздухе, таким, как улица, площадь, парк, набережная, современная культура добавила мост, стадион, клуб и гипермаркет.

Sydney Harbour Bridge Picnic (2009)

Мост в праздничном пространстве современного города играет особую роль. Во время динамичных празднеств (вроде авторалли) и праздничных фейерверков (в первую очередь, государственных салютов) мост успешно служит «театральным» бельэтажем. Более того, сам мост может превратиться в пространство праздника, как это произошло в Сиднее 25 октября 2009 г. На мосту Сиднейской гавани был расстелен огромный травяной ковер и устроен утренний пикник для шести тысяч горожан.

Примечательной особенностью праздничного пространства современного города является нивелировка различий в драматургии и пространственных решениях собственно городского праздника и разного рода социокультурных акций. Актуальные формы визуальных репрезентаций праздничного пространства в городе сводятся к декорированию «интерьера» праздничного локуса. Универсальными предметными означающими праздника любого типа – от Нового года до Дня Победы, – становятся одни и те же вещи: флаги, шарики, фейерверки. Статус праздника в общественной иерархии символических деклараций в этом случае определяется лишь количеством и размером «ритуальных» предметов. В историческом ракурсе большинство современных праздников являются огненно-водными феериями, в художественном отношении – светомузыкальными шоу. Последние годы в московской праздничной культуре индустрией развлечений инициируются элементы ярмарочной карнавальности – клоунские носы, головные антенны «инопланетян», ростовые куклы, ходули, чайные балаганчики и т. п.

Особое место в ряду праздничных дней занимает в российской городской культуре Новый год. Перенесенный Петром I на 1 января, он с самого начала представлял собой миф Праздника, поскольку первая январская ночь не соотносилась в русской культуре ни с каким сакральным (космогоническим или героико-мифологическим) событием. В советскую эпоху, «экспроприировав» семантическую энергию и частично ритуальную атрибутику отмененного празднества Рождества, Новый год на время превратился в праздник Мифа. Разрушение советской социокультурной парадигмы и восстановление в правах Рождества как религиозного праздника Мифа и рекламная девальвация образов Деда Мороза и Снегурочки привели к тому, что Новый год оказался лишенным мифологического ядра праздника, а его семантическая оболочка стала обветшалой и неуникальной, с пестрыми «заплатами» из искусственной ткани массовой культуры. Примечательно, что в западной культуре Новый год давно перешел в разряд ночных вечеринок. Более того, агрессивная рекламная экспансия в пространство рождественского праздника с неизбежным ритуалом принудительных даров трансформировала и сам Christmas в миф Праздника, триумф непрерывного шопинга, который вызывает сильное неприятие у многих жителей Европы.

Одна из новейших примет городской культуры – размывание временных и пространственных границ праздника[189]. Например, празднование Рождества в Париже открывается 24 ноября торжественной церемонией с участием звезд политики и массовой культуры. Происходит «национализация» локальных праздников и кросскультурная трансмиссия иностранных праздников (для России это День Святого Валентина и Хеллоуин, заимствованные с Запада, и японский/китайский Новый год – с Востока). В России это связано во многом с количественным и качественным дефицитом образности в праздничной семиосфере. И западная, и восточная городская культуры сумели сохранить многие традиционные празднества и найти повод для новых праздничных акций, таких, как уличные парады (посвященные чему угодно, от шляпы до Дня благодарения), бои (помидорами, краской и т. п.), запуск воздушных змеев или спуск на воду поминальных фонариков. В последние годы в России делаются попытки создания новых праздников, например, День народного единства и День семьи (праздники Мифа) или праздник выпускников в Санкт-Петербурге «Алые Паруса» (миф Праздника). Однако, пожалуй, только последний действительно имеет все принципиальные характеристики коллективного городского праздника. Интересна в этом случае алеаторная трансформация концептуального фрактального паттерна – парусника с алыми парусами, который проплывает по Неве глубокой ночью и означает не исполнившуюся мечту о романтической любви, а еще нереализованную мечту о профессиональном успехе.

«Алые паруса»: миф Праздника (Санкт-Петербург)

И праздник Мифа, и празднество, возникшее на основе мифа Праздника, в современном городском пространстве все сильнее трансформируются в культурные акции, хэппенинги и арт-проекты. Так, праздник может включать в себя флешмоб (отрезание галстуков или проезд по городской улице автомобилей определенного цвета) или вообще проходить в формате флешмоб (День десантника), в то время как флешмоб может стать самим содержанием праздника (Всемирный День боев на подушках). А вот, к примеру, праздник «Белая Ночь» в Париже (которая проходит в осенний период темных ночей – однако для мифа Праздника это повод для символической игры) представляет собой хэппенинг и микс потребительских практик культуры (от философских дебатов до киносеансов под открытым небом, от музейных выставок и театральных спектаклей до дефиле современной моды и презентаций ароматов духов последней французской королевы), то есть концептуальный паттерн всей современной культуры.