Макашева А.С. Культурная память: история изучения и основные концепции

На протяжении уже двух с половиной тысяч лет память является объектом изучения самых разных наук. Одним из первых о свойствах человеческой памяти, о способности человека запоминать одни вещи, а другие забывать, рассуждал еще Платон. Однако его работы, и работы Аристотеля, как и других римских философов, были посвящены, прежде всего, «искусству памяти», т.е. ее тренировке и усовершенствованию. Однако человека волнует не только то, как улучшить качество и количество запоминаемого, но и структура памяти, ее функции и значение в жизни индивидуумов и общества. Многие науки – биология, медицина, философия, история, археология – исследовали эту проблему с самого начала своего существования. Много исследований памяти было проведено биологами, нейрофизиологами, психологами в рамках естественно-научного подхода. В XX веке память становится объектом рассмотрения гуманитарных дисциплин – в частности, исторических, философских и культурологических; особое место в изучении памяти начинают занимать социология и социальная психология. В настоящей статье мы постараемся проследить традиции изучения памяти в сфере наук о культуре.

Еще в середине XIX века И.Г. Дройзеном в курсе лекций был поднят вопрос о том, какое место в жизни общества занимают воспоминания о прошедших событиях. Историк определил будущее и прошлое как формы «вспоминающего настоящего» и подчеркивал, что история является ограниченным знанием о прошлом, а не объективной наукой. Кроме того, он обратил внимание на то, что прошлое существует в настоящем и обуславливает будущее. Эти идеи, высказанные в 1857 году, стали темой для споров многих ученых. Уже в конце XIX века обсуждался вопрос субъективности и объективности исторического знания, правильности использования естественно-научных методов при изучении исторических событий, а также зависимости историка от социальной и культурной среды, в которой он живет. Все эти проблемы повлекли за собой исследования памяти как отдельного индивида, так и общества в целом, а также изучение способов существования прошлого в настоящем и будущем.

В 20-е годы XX века природу и функции воспоминаний изучали Аби Варбург и Морис Хальбвакс. А. Варбург, всю жизнь занимавшийся историей европейского искусства, посвятил свой последний исследовательский проект «Mnemosyne» тому, как «социальная память» отражается в изобразительном искусстве от классики до XX века. Надо отметить, что для немецкого историка искусства было особенно важно то, что память, визуализированная в произведениях, не является индивидуальной, а обусловлена социально и является надындивидуальным знанием о прошлом. Надо сказать, что работы Варбурга мало незнакомы русскому читателю, тогда как, созданные в то же время, работы М. Хальбвакса хорошо известны российскому научному сообществу.

Морис Хальбвакс ввел понятие коллективной памяти в своих работах «Социальные рамки памяти», «Легендарная евангельская топография в Святой земле», а также в книге «Коллективная память». Ученый-социолог, переосмысливая идеи Анри Бергсона и Эмиля Дюркгейма, разработал собственную концепцию памяти, особое место в которой занимает идея о том, что память каждого отдельного индивидуума социально обусловлена независимо от того, осознает он это или нет. «Коллективная память же – это группа, рассматриваемая изнутри, причем за период, не превосходящий средний срок человеческой жизни, а очень часто за гораздо более короткое время. Она представляет группе ее собственный образ, который, конечно, развертывается во времени, поскольку речь идет о ее прошлом, но таким образом, что она всегда узнает себя в сменяющих друг друга картинах. Коллективная память – это картина сходств, и она естественно воображает себе, что группа остается, и остается одинаковой, потому что она устремляет свой взгляд на группу»[52]. Коллективная память непрерывна, в ней содержится только то, что актуально для группы, которая ее поддерживает. Коллективная память неразрывно связана с индивидуальной; более того, воспоминания каждого отдельного индивида вписаны в «рамки» коллективной памяти, состоящей из базовых, опорных, общих для общества представлений и воспоминаний. Таким образом, коллективная память является основой для понимания и актуализации индивидуальных воспоминаний. Кроме того, именно коллективная память дает индивидуму правильное представление о пространстве и времени, в котором он живет.

Поднятые в работах Хальбвакса вопросы социальной обусловленности памяти, ее общественных функций, а также способов существования прошлого в настоящем остаются актуальными до сих пор. В 60-70-е гг. XX века разработками этих проблем занимались: английский историк Э. Хобсбаум, который ставил вопрос о том, как и каким образом прошлое трансформируется и влияет на настоящее и будущее; французский философ М. Фуко, который разрабатывал понятия «архив» и «историческое априори» в работе «Археология знания»[53], социологи П. Бергер и Т. Лукман, утверждавшие активность личности в формировании т.н. «объективной реальности», спорившие с Хальбваксом по поводу роли социума в формировании памяти[54]; немецкий философ Ю. Хабермас, в работах которого память исследуется как составляющая «жизненного мира».

Теория Хальбвакса получила развитие в конце XX века в работах немецкого египтолога Яна Ассмана. В труде «Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности» историк разделяет два понятия – «коммуникативную» и «культурную» память. Коммуникативная память – память о недавнем прошлом в рамках индивидуальных биографий. Она слабо оформлена и возникает естественным путем в результате повседневной жизни. Коммуникативная память существует, по Ассману, примерно 80-100 лет, т.е. является памятью поколения, а ее носителем выступает каждый из переживших определенные исторические события. Культурная память, в отличие от коммуникативной, является институциализированной формой памяти, она учреждена и специфически оформлена (например, посредством праздничных ритуалов), содержит в себе предысторию общества или его мифическое прошлое, а ее носителями являются специалисты. «Прошлое скорее сворачивается здесь (в культурной памяти) в символические фигуры, к которым прикрепляются воспоминания. Для культурной памяти важна не фактическая, а воссозданная в воспоминании история, только она. Можно сказать также, что в культурной памяти фактическая история преобразуется в воссозданную воспоминанием, т.е. в миф. Миф – обосновывающая история, история, которую рассказывают, чтобы объяснить настоящее из его происхождения. Через воспоминание история становится мифом. Это не делает ее нереальной, напротив – только так она становится реальностью, в смысл постоянной нормативной и формирующей силы»[55]. Таким образом, культурная память является основанием для идентификации группы как сплоченной общности; кроме того, она констатирует общность происхождения членов группы. Я. Ассман выделяет еще одну важную характеристику культурной памяти – она сакральна, «благодаря культурной памяти мир повседневности дополняется, или расширяется, измерением отвергнутого и потенциального, так что память возмещает урон, претерпеваемый бытием от повседневности. Благодаря культурной памяти человеческая жизнь приобретает двухмерность, или двувременность, сохраняющуюся на всех стадиях культурной эволюции»[56].

Концепция «культурной памяти» Яна Ассмана получила широкое распространение и является теоретической основой для многих современных ученых при изучении памяти самых разных наций и общественных групп.

Еще одна актуальная концепция культурной памяти представлена исследованием французского историка Пьера Нора, который в 1980-е годы предложил французским коллегам составить историю «мест памяти», т.е. тех объектов, в которых «память кристаллизуется, находит убежище». «Места памяти рождаются и живут благодаря чувству, что спонтанной памяти нет, а значит – нужно создавать архивы, нужно отмечать годовщины, организовывать празднования, произносить надгробные речи, нотариально заверять акты, потому что такие операции не являются естественными»[57]. Для того, чтобы объект можно было считать местом памяти, необходимо желание людей помнить об историческом событии, к которому отсылает этот объект. Кроме того, место памяти имеет материальное воплощение (памятники искусства, топографические места, книги и др.), символическое значение (места памяти должны иметь ценность для нации, отсылать к личностным переживаниям, а также выполнять определенную функцию, например, быть призывом к воспоминанию, поддерживать ветеранов, воспитывать новое поколение).

Концепция «мест памяти» изначально была задумана и разработана на материале французской памяти, и на протяжении многих лет идет полемика о том, применима ли она к другим национальным культурам. Несмотря на споры, за последние годы вышло множество работ, посвященных местам памяти Италии, России, США, Центральной Европы. «Фундаментальное право мест памяти на существование состоит в остановке времени, в блокировании работы забытья, в фиксировании настоящего порядка вещей, в обессмерчивании смерти, в материализации нематериального для того, чтобы заключить максимум смысла в минимум знаков, тогда очевидно, что именно делает их крайне привлекательным понятием – тот факт, что места памяти не существуют вне их метаморфоз, вне бесконечного нагромождения и непредсказуемого переплетения их значений»[58].

Концепции «культурной памяти» Яна Ассмана и «мест памяти» Пьера Нора стали особенно актуальными для современных европейских и русских историков, психологов, социологов, нейрофизиологов, теологов, филологов и искусствоведов. Сегодня самые разные науки участвуют в комплексном изучении культурной памяти и тех «мест», в которых она концентрируется. Надо отметить, что большинство исследователей занимаются применением концепций Ассмана и Нора на национальном историческом материале.

Европейский Союз особенно заинтересован в исследовании коллективной памяти с целью формирования общеевропейской идентичности, которая заключала бы в себе, с одной стороны, уважение к локальным убеждениям и традициям, а с другой – основывалась бы на общеевропейских ценностях. Для исследования национальных европейских идентичностей, их культурной памяти и исторического наследия в 2002 году был создан междисциплинарный европейский проект – «Cultural Memory in European Countries: An Interdisciplinary Approach (ACUME)»[59]. В ходе проекта ученые из восьмидесяти университетов боле чем тридцати стран работали в одном из пяти направлений: культурная амнезия, работа со свидетелями исторических событий, память и места, устная и письменная история, базовые тексты и мифологии. В результате четырехлетней работы проекта была налажена связь между различными университетами, организовано взаимодействие самых разных наук в изучении культурной памяти, в том числе естественных и гуманитарных, что сегодня позволяет выделить особую область знания – культурную память (Memory Studies). Кроме того, были выделены основные направления исследований памяти – эмоции, время и эволюция, память и забвение, культурный контекст, память как структурный объект. Результатами проекта стали научные работы, посвященные изучению общевропейских и национальных ценностей, педагогические программы для комплексного изучения памяти, другие дидактические материалы. Кроме того, был создан огромный архив материалов по культурной памяти.

Еще одним проектом, который включает в себя самые разные направления изучения культурной памяти, стала публикация сборника статей «Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook» в 2008 году в Берлине. Сборник разделен на шесть частей, каждая из которых изучает память с разных точек зрения: места памяти; история изучения памяти; социальные, политические и философские исследования памяти; память с точки зрения психологии; литература и культурная память; медиа и культурная память. Как мы видим, в книге собраны статьи, посвященные самым разным аспектам изучения культурной памяти, таким образом, достигается цель познакомить ученых с разными современными подходами, а также создать целостное представление о том, какое место культурная память занимает в современной европейской науке[60].

Российские ученые не участвовали в проектах, сопоставимых по масштабам с ACUME, однако культурная и социальная память все чаще становятся актуальными объектами исследования. Одной из самых резонансных конференций, посвященных памяти, стала проведенная в Челябинске «XX век и культурная память», в результате которой вышел сборник статей «Век памяти, память века: опыт обращения с прошлым в XX столетии»[61]. В ходе конференции были рассмотрены теоретические вопросы по изучению памяти, а также проблема мифологизации прошлого, взаимосвязи между историей и памятью, трансляции образов в массовой культуре, влияние власти на память общества. Особый раздел посвящен памяти и забвению в «век катастроф».

Кроме сборника «Век памяти, память века» можно отметить сборник статей под редакцией Л.П. Репиной «Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени» (2003) и «Время. История. Память: историческое сознание в пространстве культуры» (2007)[62], сборник «Искусство как сфера культурно-исторической памяти» под редакцией Лиманской Л.Ю. (2008)[63], а также работы таких ученых как Арнаутова Ю.Е., Шулепова Э.А.[64], Васильев А.Г., Шнирельман В.А.[65] и других.

Подводя итог, можно сказать, что если в XX веке шло теоретическое обоснование исследований памяти общества, культурной и социальной памяти, то в XXI начиналось их активное практическое применение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.