2.1. Модернизация как процесс изменения социальной структуры белорусского общества

Об идее модернизации можно говорить, по крайней мере, в трех смыслах. В первом, наиболее общем смысле, модернизация – это синоним всех прогрессивных изменений, когда общество движется вперед соответственно принятой шкале улучшений. Второй смысл, который вкладывается в данное понятие, тождественен «современности», т. е. означает комплекс экономических, социальных, политических и культурных трансформаций, происходивших на Западе с XVI в. и достигших своего апогея в XIX–XX вв. Классические социологические работы в этой области принадлежат О. Конту, Г. Спенсеру, К. Марксу, М. Веберу, Э. Дюркгейму и Ф. Теннису. Наконец, есть еще одно, специфическое значение термина «модернизация», относящееся к развивающимся странам и описывающее их усилия, направленные на то, чтобы догнать ведущие, наиболее развитые страны, которые существуют с ними в одном историческом времени, в рамках единого глобального пространства. В этом случае понятие «модернизация» описывает движение от периферии к центру современного общества и определяется как «догоняющая модернизация».

Современная концепция «модернизации» была сформулирована в середине XX в., во времена распада европейских колониальных империй и появления большого количества новых государств. С середины XX в. происходило переосмысление роли западных государств и стран третьего мира в модернизации. Распространенные в 1940–1960-е годы теории однозначно признавали эталонными для модернизации других стран наиболее развитые западные страны. Под модернизацией понимался процесс вытеснения традиции современностью или восходящее развитие от традиционного общества к обществу современному. При этом признавалось, что традиция тормозит социальный прогресс и ее необходимо преодолеть. Развитие всех государств рассматривалось с универсалистских позиций – оно должно было происходить в одном направлении, иметь одни и те же стадии и закономерности.

Второй этап (1960–1970-е гг.) отметился критикой и переоценкой идей первого этапа – акцент делался на научно-технической революции, признавалось, что современные общества могут включать немало традиционных элементов и что модернизация способна усиливать традицию (С. Хантингтон, З. Бауман). Особое внимание стало уделяться проблеме «стабильности» политического развития как предпосылке социально-экономического прогресса. С этой точки зрения, условием успешности модернизации является обеспечение стабильности и порядка благодаря диалогу между элитой и массами. Но, например, С. Хантингтон считал, что главной проблемой модернизации является конфликт между мобилизованностью населения, его приобщенностью к политической жизни и несовершенством государственных механизмов артикулирования его интересов[28].

С конца 1980-х годов – на третьем этапе развития теории модернизации – признается возможность национальных проектов модернизации, осуществляемых на основе накопления технологически и социально передовых опытов и их внедрения в гармоничном сочетании с историческими традициями и традиционными ценностями незападных обществ (А. Турен, Ш. Айзенштадт). При этом признается, что модернизации могут осуществляться без навязывания западного опыта, а нарушение равновесия между современностью и традиционностью приводит к острым общественным конфликтам и неудачам модернизации. Суть преодоления традиций видится не в том, что они принципиально отвергаются, а в том, что в некоторых ситуациях, которых со временем становится все больше, социальными регуляторами выступают не традиционные жесткие социальные нормы и модели поведения, обусловленные религией или общинными прецедентами, но вызванные нормами индивидуального выбора, а также личными ценностями и преимуществами. И эти ситуации в процессе модернизации все больше из сфер производства перемещаются в повседневную жизнь, чему способствуют уровень образования, информированность и изменение ценностей в обществе.

Нынешняя теория модернизации освободилась от всех наслоений эволюционизма и теории развития; она уже не настаивает ни на единственной конечной цели, ни на необратимом характере исторических изменений. Модернизация рассматривается как исторически ограниченный процесс, узаконивающий институты и ценности современности: демократию, высокие жизненные стандарты, ценности образования, свободу личного выбора и др.

Возрождение теории модернизации с 1980-х годов связано со стремлением постсоветских обществ «войти» или «вернуться» в современный западный мир. Были выдвинуты проекты «теории неомодернизации» (Э. А. Тириакьян) и «теории постмодернизма» (Дж. Александер). В свете опыта постсоветских государств возникла необходимость пересмотра теории модернизации и видоизменения ключевых положений этой теории. Польский исследователь П. Штомпка сводит пересмотренные положения теории модернизации в единую систему, из которой мы попробуем выделить те, что наиболее значимы для постсоветских обществ[29].

В качестве движущей силы модернизации уже не рассматривается политическая элита, действующая «сверху». В центр внимания ставится мобилизация масс, т. е. деятельность «снизу», которая часто противостоит инертным и консервативным государственным органам.

Модернизация не трактуется как решение, принятое образованной элитой и навязанное сопротивляющемуся населению, которое цепляется за традиционные ценности и уклад жизни. Речь идет о массовом стремлении граждан изменить условия своего существования в соответствии с западными стандартами под влиянием средств массовой коммуникации или личных контактов.

Вместо единой, универсальной модели современности (в классической теории это модель США), в научный оборот входит идея «движущихся эпицентров современности» и как венец ее – понятие «образцовые общества», введенное Э. А. Тириакьяном. Постсоветские страны не обязательно должны следовать американской модели, и в целом западная модель развития – не единственный образец, которому нужно подражать.

Унифицированный процесс модернизации заменяется ее более разнообразными, многоликими процессами. Все яснее осознается, что темпы, ритм и последствия модернизации в разных областях социальной жизни различны и что в реальности наблюдается отсутствие синхронности в усилиях по модернизации. Р. Дарендорф предостерегает против «диалектики трех часов», обращенных циферблатом к постсоветским странам. Если для осуществления конституционной реформы достаточно шести месяцев, то в экономической сфере может не хватить и шести лет. На уровне глубинных пластов жизни, отношений и ценностей, составляющих современное «гражданское общество», обновление может затронуть несколько поколений.

Если раньше эффективность модернизации выводилась почти исключительно из экономического роста, то теперь признается важная роль ценностей, отношений, символических смыслов и культурных кодов, того (по выражению Штомпки) «неуловимого и неощутимого», без которого модернизация не может быть успешной. Понятие «современная личность» не рассматривается более как символ желаемого эффекта модернизации, а признается, скорее, непременным условием экономического старта.

Антитрадиционалистские рефлексии ранних теорий корректируются теперь указанием на то, что местные традиции могут таить в себе важные модернизационные потенции. Поскольку отказ от традиций может спровоцировать мощное сопротивление, постольку предлагается использовать их. Необходимо выявлять «традиции модернизации» и брать их на вооружение для дальнейших преобразований.

Таким образом, теория модернизации вновь обрела жизнеспособность, выступая в качестве совокупности средств истолкования и конструирования феномена постсоветского переходного периода. Анализируя проблему модернизации, широко обсуждаемую в России, российский социолог О. Н. Яницкий обращает внимание на то, что современной постановке вопроса модернизации в российском дискурсе недостает системности и последовательности. Он выстраивает свою логику анализа этой проблемы в жанре свободной дискуссии, рассматривая (применительно к России): «стартовые возможности» российского государства; его активы и пассивы; коридор возможностей модернизации[30]. Сам порядок обсуждения модернизационных процессов уже требует размышлений. Попробуем реализовать предложенную модель модернизации с позиций экономического социолога, с выделением характерных для этой дисциплины научно-технических и социальных проблем развертывания модернизационных процессов.

Различают два типа модернизации – органическую и неорганическую. Первичная, органическая модернизация проходила в тех странах, которые были новаторами на этом пути, и разворачивалась благодаря внутренним факторам, в частности, коренным изменениям в сфере культуры, ментальности, мировоззрения. Ее становление связывают с появлением национальных централизованных государств, зарождением буржуазных отношений, в частности капиталистической кооперации и мануфактуры, формированием раннемодерных наций, а подъем – с первой промышленной революцией, разрушением традиционных наследственных привилегий и внедрением равных гражданских прав, демократизацией, становлением национальных суверенных государств.

Вторичная, неорганическая модернизация происходит как ответ на внешний вызов со стороны более развитых государств и осуществляется преимущественно под влиянием заимствования чужих технологий и форм организации производства и общества, приглашения специалистов, обучения кадров за рубежом, привлечения инвестиций. Ее основной механизм – имитационные процессы. Начинается же она не в сфере культуры, а в сфере экономики и/или политики и в последнем случае определяется как «догоняющая» модернизация, или «модернизация с опозданием». В рамках парадигмы «вызов-ответ» такая модернизация представляет собой своеобразный «вызов», на который каждое общество дает свой «ответ» в соответствии с принципами, структурами и символами, заложенными в достижениях его длительного развития. Поэтому ее итогом является не обязательно усвоение социальных достижений Запада, но совокупность качественных изменений традиционного общества, в той или иной степени адаптированных к постиндустриальному производству.

В целом, модернизация рассматривается как процесс позитивных изменений государства и общества, основанный на экономических, политических и культурных инновациях и ведущий, в конечном счете, к смене типа его экономической и социальной структуры, политической организации, повышению благосостояния всех слоев населения, развитию культуры, науки и техники и сбережению природы. Модернизация имманентно присуща процессам мирового экономического развития, поэтому актуализируются вопросы: в какой точке процесса мировой модернизации находятся Беларусь и Россия? Каковы активы и пассивы этих стран? И наконец, каков «коридор экономических и социальных возможностей» модернизации в Беларуси и России?

Место нахождения в процессе мировой модернизации (стартовые позиции) определяется тем, что Беларусь, как и Россия сегодня, – страны с незавершенной индустриализацией, обремененные наследием распада советской системы. Если США и ЕС находятся в фазе перехода от пятой к шестой форме модернизации (т. е. от информационной к биотехнологической), то Беларусь пребывает в четвертой (индустриальной) фазе. Каждый технико-технологический этап модернизации имеет свой потенциал и предел эксплуатации как в экономическом, так и в социальном плане. Затягивание перехода к новому укладу, откладывание процессов модернизации имеют не только технико-технологические последствия, как может показаться на первый взгляд, но и социальные. Так, в Беларуси (как и в России) затягивались процессы модернизации, имеющиеся у экономики ресурсы шли на поднятие заработной платы работников, хотя это не было обусловлено ростом производительности труда и эффективности производства. Основные промышленно-производственные фонды предприятий устаревали (износ оборудования доходил до 80 %), технологии и продукция теряли конкурентоспособность на мировых рынках, что обусловило ряд кризисных явлений и в экономике (девальвацию рубля, инфляцию, закрытие ряда предприятий в сфере малого бизнеса, неполную занятость и т. д.), и в социальной сфере (снижение уровня жизни и обеднение средних слоев, резкое падение индекса социального оптимизма и т. д.).

В основе каждого нового этапа модернизации лежат технологические, организационные, управленческие и социальные инновации. Введение этих инноваций связано с разрешением ряда технологических и социальных проблем. Суть технологической проблемы для постсоветских стран состоит в том, что третий и четвертый технологические уклады представляют собой принципиально иной тип производства, нежели пятый и шестой, и связаны практически полностью с механизированным трудом. Так, в промышленности Республики Беларусь (как и в Российской Федерации) до 1/3 всего труда составляет ручной труд, 1/5 – ручной труд с механическими инструментами, 1/3 – машинный труд и лишь 1/10 – полуавтоматизированный и автоматизированный труд. Встраивание новых технологических цепочек в устаревшие технико-технологические структуры наталкивается на проблему совместимости традиционных и инновационных технологий. Устаревшие технологические системы зачастую непригодны для новых высокотехнологичных производств и требуют не просто модернизации и обновления, а своего свертывания и значительных финансово-инвестиционных затрат.

По оценке американского экономиста и социолога Дж. Ю. Стиглица, переход, стартовавший в начале 1990-х годов, таил в себе как великие вызовы, так и великие возможности. России необходимо было одновременно осуществлять перераспределение ресурсов и заново создавать системы рыночных институтов. В России имелись институты, которые назывались так же, как и на Западе, но это не значит, что они осуществляли те же самые функции. В России были банки, и эти банки хранили сбережения, но они не принимали решений о том, кому нужно дать кредиты; на них не ложилась ответственность за мониторинг и обеспечение того, чтобы кредиты были возвращены. Они вместо этого просто предоставляли «фонды» так, как им это диктовал Госплан. В России имелись фирмы и предприятия, производившие товары, но не предприятия принимали решения; они производили то, что им было приказано производить, а ресурсы (сырье, материалы, труд, оборудование) получали по распределению. Главной сферой деятельности предпринимателей было нахождение путей обхода проблем, которые ставило перед ними правительство. Обход законов, а то и их прямое нарушение стали частью образа жизни. Как и в рыночной экономике, в советской системе существовали цены, но цены устанавливались распоряжением правительства, а не рынком[31].

Несоразмерность активов и пассивов (в пользу последних) Беларуси как постсоветского государства определяется тем, что «догоняющая» модернизация связана с неизбежными социальными издержками. Активы Беларуси состоят в следующем: во-первых, это наличие финансового резерва, что позволяет наращивать государственный спрос без возникновения значимого дефицита бюджета; во-вторых, общая недоинвестированность экономики, и особенно инфраструктуры, открывающая основные направления применения этого спроса – модернизацию инфраструктуры и социальную поддержку; в-третьих, сохранение основного производственного капитала (ресурсной базы) – наиболее важных видов производства (в Беларуси – это машиностроение, тракторостроение, производство ряда видов сложной бытовой техники). Согласно белорусскому экономисту В. Н. Шимову, все эти отрасли нужно поддерживать путем привлечения внешних ресурсов, но не кредитных, а акционерных, т. е. формируя межгосударственные и транснациональные корпорации[32]. К активам можно отнести наличие квалифицированной рабочей силы, занятой в несущих производствах. Одним из важнейших активов в постсоветских странах выступает роль государства как субъекта модернизации в определении и регулировании модели социально-экономического развития.

Что можно отнести к пассивам, определяемым как социальные проблемы, требующие своего решения? Произошло формирование базового слоя как возможного, по силе влияния, заместителя среднего класса. На материалах республиканского социологического мониторинга обосновано, что базовый слой замещает в белорусском обществе средний класс по выполнению количественных функций – диверсификации и стабилизации общества. Однако функция стабилизации осуществляется в базовом слое по другим признакам, нежели в среднем классе. А именно: в плане материальных ресурсов – по «уровню равенства в бедности»; в аспекте нематериальных ресурсов – на основе сохранения нерыночных ценностей в экономике и социальной сфере. По выполнению качественных функций, связанных с эффективным воспроизводством научного и образовательного потенциала, базовый слой не может заместить средний класс, так как не располагает достаточными средствами для непрерывного повышения образования и находится в процессе простого воспроизводства своей рабочей силы.

Социальные последствия преобладания базового слоя (как альтернативы среднему классу) проявляются в том, что общество теряет склонность к новым решениям и способность создавать новые, а не использовать традиционные возможности. Ситуация могла бы принципиально измениться с переходом работников из базового слоя в верхние слои при условии усиления их мотивации (в том числе материальными средствами) на упорный эффективный труд, нацеленности на постоянное повышение образовательного уровня и инновационной восприимчивости[33].

Суть социальной проблемы состоит в том, что в ходе технико-технологической модернизации происходит свертывание ряда производств и отраслей, а это влечет высвобождение тех групп занятого населения, чей уровень профессионально-квалификационной подготовки устарел, обусловливает рост общей и структурной безработицы, снижение жизненного уровня затронутых модернизацией слоев и необходимость разработки адекватных мер их социальной защиты, включающих не только выплату пособий, но и помощь в переобучении, поиске работы и трудовой адаптации. Новые этапы модернизации требуют появления новых социально-профессиональных групп, активно участвующих в модернизации и имеющих интерес к этому процессу как источнику повышения интеллектуального уровня и уровня материального благосостояния (предпринимателей, менеджеров, специалистов и рабочих высокой квалификации). По данным Республиканского социологического мониторинга, в Беларуси доля среднего класса как агента модернизационных процессов составляет 1/5 часть населения и за последние 10 лет практически не менялась[34].

В то же время основной массив занятого населения (до 80 %) в Беларуси составляют представители массовых профессий, связанные с традиционными отраслями экономики и образующие иерархию социально-профессиональных групп, сходных по роду занятий (наемный труд физического и умственного характера), имущественному положению (от среднего до малообеспеченного), объему прав, ограниченному рамками трудовых контрактов, и разделяющих нерыночные ценности в экономике и социальной сфере. Для того чтобы наемные работники были способны воспроизводить новые социальные слои, превратились в эффективных собственников своей рабочей силы, необходима реорганизация как внешних условий, изменяющих положение работников в обществе, так и внутренних условий – преодоления патерналистских стереотипов, нацеленности на постоянное повышение профессионального образования, формирования социальной ответственности за свою жизнедеятельность.

Коридор экономических и социальных возможностей предоставляется обществу каждым новым этапом модернизации, однако то, насколько они будут использованы, определяется готовностью и способностью общества не только внедрять новые научно-технические достижения, но и модернизировать свою социальную структуру: воспроизводить необходимые социально-профессиональные слои, адаптировать систему социальных ценностей и институциональную среду, нивелировать социальные риски и потрясения.

В модернизации социальной структуры белорусского и российского обществ есть общее – советское прошлое, связанное с поддержанием полной занятости, развитой системой социальной защиты, обеспечивающей стабильные и низкие цены на базовые товары, равномерное распределение доходов, доступность образования (в том числе высшего) и жилья, защиту от малообеспеченности. И есть различия, а именно – различия в стратегиях перехода к рыночной экономике: выбор эволюционной модели развития в Беларуси и проведение «шоковой терапии» в России. И та, и другая модель имеют свои преимущества и недостатки, приведшие к различной экономической стратификации общества – одному из основных индикаторов «расширения/сужения» коридора экономических и социальных возможностей.

В Беларуси эволюционная модель способствует обеспечению минимальной социальной защищенности всех слоев населения, однако сдерживает технико-технологическую модернизацию, затрудняет формирование новых социально-профессиональных групп, востребованных новыми технологическими укладами. Шоковая терапия в России усилила возможности восходящей мобильности в экономической стратификации, в ходе прохождения стадии «дикого капитализма» позволила определенным слоям накопить первоначальный капитал, способствовала более активному появлению принципиально новых слоев (собственники капитала, топ-менеджеры, предприниматели), однако сильно поляризовала общество по критериям имущественного неравенства. Чтобы не допустить серьезного технологического отставания, процессы модернизации в Беларуси и России ориентируются начиная с 2000-х годов на «стратегии инновационно-технологического прорыва», когда инновации выступают как «точки роста» в циклическом процессе общей модернизации, как «качественные скачки», обеспечивающие принципиально новое развитие техники и технологии, переход от одного технологического уклада к другому, более высокому.

Однако нельзя не учитывать, что низкий уровень наукоемкости ВВП (0,67 %) и системные ошибки в управлении и регулировании научно-инновационной сферы сформировали так называемый механизм торможения научно-технического прогресса, который можно рассматривать как совокупность устаревших, консервативных, изживших себя институтов, взглядов, стереотипов практического действия, укоренившихся в самых разных сферах общественного бытия и сознания. Выступая в подобном качестве, механизм торможения включает в себя: ухудшение экономического положения предприятий, осваивающих новую технику; слабую связь науки с производством; низкий уровень проектных и технических решений, не обеспечивающий их конкурентоспособность на мировом рынке и др. Во многом это определяется низким уровнем наукоемкости ВВП, обусловившим хроническое недофинансирование научных исследований и разработок и снижение их социального статуса. Без изменения уровня наукоемкости ВВП деградация наук и инновационной сферы будет проходить разные стадии и фазы, менять форму, но не содержание: будет иметь место стагнация на низком уровне развития и прироста за счет низкой базы сравнения индикаторов[35].

Анализ состояния и динамики экономической стратификации белорусского общества как индикатора модернизационных процессов показывает, каких результатов мы достигли в ходе «догоняющей» модернизации за последние десять лет (табл. 5).

Таблица 5. Экономическая стратификация белорусского общества по критериям минимального потребительского бюджета (МПБ) и бюджета прожиточного минимума (БПМ), 2013 г.

Примечание. Рассчитано по: Статистический ежегодник Республики Беларусь, 2014 / Нац. стат. ком. Респ. Беларусь. Минск, 2014. С. 125, 127

Рассмотрение экономической стратификации белорусского общества на базе данных государственной статистики показывает, что в процессе стабилизации экономики, за период с 1995 по 2013 год, удельный вес малообеспеченного населения (ниже БПМ) уменьшился более чем в 7 раз, доля нижнего слоя уменьшилась в 2 раза. При этом произошло четырехкратное возрастание слоя «ниже среднего» и превращение его в базовый (основной) слой, составивший в 2013 году 51,8 % населения. Средний, верхний и элитарный слои составили в 2013 г. только 23,4 % от всего населения. По результатам республиканского социологического исследования, проведенного в ноябре 2013 г., базовый слой составил 55,5 %, а совокупность среднего, верхнего и элитарного слоев, которые мы относим к среднему классу, – 20,3 % от всего населения[36].

Использование данных социологического исследования, совпадающих с данными государственной статистики в пределах ±5 %, позволяет раскрыть внутреннюю структуру каждого из выделенных социальных слоев (страт) (табл. 6).

Таблица 6. Доля представителей разных социальных групп в каждой страте общества по уровню располагаемых денежных ресурсов, 2013 г., % от числа ответивших

Примечание 1. В социологическом исследовании, проведенном в ноябре 2013 г., выборочная совокупность составила 2110 чел. Предельная ошибка выборки по оценочным показателям, гарантированная с 95 %-ной вероятностью, составила – + 2 %. С учетом данной погрешности, выводы исследования можно экстраполировать на генеральную совокупность, т. е. население республики. Данные в таблицах рассчитаны от числа ответивших, принятого за 100 %.

Примечание 2. Таблица описывает двумерное совместное распределение респондентов по социальным группам и уровню доходов, т. е. сумма относительных частот (%) по всей таблице равна 100 %. Это позволяет производить сравнение любых относительных частот внутри таблицы, а также сравнивать соответствующие частоты в разных таблицах.

Практика социологических исследований свидетельствует, что малообеспеченный и нижний слои – с доходом ниже БПМ и от БПМ до МПБ (24,2 %) – обладают низким деятельностным потенциалом и не способны адаптироваться к жестким социально-экономическим условиям переходного периода. Базовый слой – с доходом от 1 до 2 МПБ (55,5 %) – объединяет социально-профессиональные группы, которые могут адаптироваться к новой ситуации ценой снижения социального и профессионального статуса. Сюда входят работники массовых профессий сферы услуг, рабочие низкой квалификации, крестьяне и др. Анализ экономической стратификации белорусского общества (по уровню среднедушевых денежных доходов) свидетельствует, что динамика в направлении уменьшения нижних слоев и увеличения базового слоя не меняет принципиальной ситуации: доля населения, не имеющего прямого влияния на ход модернизационных процессов, достигла в 2013 году в Беларуси 79,7 %.

Средний слой – с доходом от 2 до 3 МПБ (13,8 %) – сложился из групп массовой интеллигенции (инженеры, учителя, врачи и др.), служащих, квалифицированных рабочих, частных предпринимателей, среднего звена бюрократии. Представители данного слоя обладают традиционными профессионально-квалификационными навыками и направляют основные усилия не на преобразование социальной реальности, а на адаптацию к ней и, зачастую, на поиск путей выживания. Вместе с тем формы и способы адаптационного поведения данного слоя, составляющего «нижний-средний» класс белорусского общества, оказывают опосредованное влияние на ход процессов модернизации. В одних случаях оно может тормозить эти процессы, в других – ускорять, в третьих – изменять социальную направленность институциональных сдвигов, по сравнению с тем, что проектировалось в государственных программах социально-экономического развития.

В рамках данной стратификации верхними слоями – свыше 3 МПБ (6,5 %) – назван относительно узкий контингент, составляющий «средний-средний» и «верхний-средний» классы, обладающие наиболее высоким экономическим, статусным и властным потенциалом (верхнее звено бюрократии, наемные работники, занятые в новых производствах, крупные и средние предприниматели, директора предприятий и др.). Группы, формирующие этот слой, нередко имеют разные интересы и преследуют разные цели. Но их объединяет возможность оказывать прямое влияние на процессы модернизации общества[37].

В белорусском обществе социально ориентированная рыночная экономика как результат государственной социальной политики реально обеспечивает позитивный экономический процесс улучшения материального положения беднейших слоев населения и уменьшает долю этой страты в обществе. Но, по результатам анализа, происходит это как за счет повышения заработной платы, так и за счет перераспределения доходов различных страт с целью выравнивания их материального положения (при коэффициенте дифференциации – 5,9), что приводит к аккумуляции около половины населения в диапазоне денежных доходов от 1 до 2 МПБ. Это означает, что около половины населения находится в режиме простого воспроизводства своей рабочей силы, обладает традиционным (консервативным) типом мышления и вынужденным типом экономического поведения.

Таким образом, принятая в республике «стратегия инновационно-технологического прорыва», когда инновации выступают как «точки роста» в циклическом процессе общей модернизации, представляется проблематичной в технологическом аспекте в связи с тем, что предприятия производственного комплекса страны в последние годы работают преимущественно на базе IV технологического уклада. Это не может не вызывать тревогу ввиду связи новых технологий с перспективами экономического роста в условиях обострения конкуренции как на мировом, так и на внутреннем рынках. Данная стратегия представляется проблематичной в социальном плане в силу того, что осуществляется в виде ограниченного модернизационного эксперимента, не затрагивающего основной массив населения, занятого в традиционных отраслях экономики. В трактовке современных теорий модернизации технологические инновации как ведущая сила нового этапа модернизации должны быть интегрированы в само «тело» социальной структуры общества.

В научной и научно-технической сферах коридор возможностей сужается в связи со снижением наукоемкости ВВП. Если в 1990 г. она составляла 2,27 %, то в 2005 г. – 0,68 %, в 2010 г. – 0,70 %, в 2013 г. – 0,67 % и постоянно находится ниже критического уровня в 1 %[38]. Отметим, что экономическая отдача, рост и развитие науки и техники возможны лишь при наукоемкости в 1,5–2 %. В странах ЕС этот показатель на уровне 2 % и выше. Как следствие, недовыполняются нормативы по обеспечению доли высоких технологий в объеме произведенной в стране продукции. Комплексный прогноз НТП Республики Беларусь на 2006–2015 гг. предусматривал, что доля высоких технологий в объеме произведенной в стране продукции составит в 2010 г. 6,5 %. Фактически в 2010 г., по данным Министерства экономики, доля промышленного производства организаций высокотехнологического сектора в общем объеме промышленного производства составила около 3 %. В экономически развитых странах этот показатель достигает 15 %[39]. Возможно, это один из важнейших индикаторов, который до сих пор не позволяет Республике Беларусь войти в рейтинг «Индекс глобальной конкурентоспособности».

В социальном контексте – коридор возможностей сужается за счет невключенности значительной части занятого населения в процессы модернизации по «догоняющему типу», а также проблем, связанных с функционированием рынка труда. Это проблемы нестабильной занятости на рынке труда; движение текущего рынка труда в направлении типичного вторичного рынка занятости; «жесткость» номинальной заработной платы, ведущая к проявлению «гибкости» уровня денежных доходов за счет вторичной занятости; слабая инновационная восприимчивость занятого населения, определяющая его мотивацию в основном на повышение заработной платы и комфортные условия труда.

Что предлагается делать? Переходить к органической модернизации, с привлечением всех слоев населения «снизу», усилению их трудовой мотивации, осознанному включению в процессы модернизации. Альтернатива должна исходить из того, что органическая модернизация связана с повышением благосостояния всех слоев населения, развитием качественного образования и качественного здравоохранения, включенностью подавляющей части общества в процессы модернизации. Альтернатива должна способствовать расширению коридора экономических и социальных возможностей за счет повышения активности, адекватной трудовой мотивации и социальной ответственности основных социально-профессиональных групп за свою деятельность и жизнедеятельность. «Догоняющая» модернизация, безусловно, отягощает решение возникающих технологических и социальных проблем, которых можно было бы избежать при органической модернизации. Проблемы технологического плана невозможно решать без внедрения инноваций в массовое производство, а проблемы социального плана – без активного включения в экономику всех трудовых ресурсов при грамотной государственной политике. Эти универсальные принципы являются залогом успеха любого национального проекта модернизации.