1. Легенда в архаической культуре

Миф признан самой древней формой культурного сознания, возникшей в синкретической культуре, когда религия, искусство и наука ещё не начали своего самостоятельного существования. Он повествует о событиях, воспринимаемых как достоверные, однако не является историческим или литературным произведением. Это архаичная форма представлений о мире (Лосев 1996, с. 173).

В этой книге легенда рассмотрена как форма культурного сознания наряду с мифом, по причине сходства этих явлений. Отличить эти жанры иногда бывает сложно, близкое родство делает их очень похожими друг на друга, о чем говорили многие исследователи: «Отнюдь не легко провести разграничение между мифами в собственном смысле и легендами» (Леви-Брюль 1937, с. 387). Объединение этих понятий встречается во многих серьёзных научных работах и наглядно проявляется в названии известного и авторитетного сборника «Мифы и легенды Древней Греции» Н. А. Куна. Хотя книга переиздавалась много раз, она не содержит отдельной маркировки мифов и легенд. Несмотря на название, её обычно рассматривают как собрание именно мифов. Справедлив комментарий С. Токарева: «По поводу греческой так называемой «мифологии» не надо забывать, что далеко не всё в ней представляет собой собственно мифы: так, например, сказания о Троянской войне и её героях скорее надо рассматривать как исторические легенды» (Токарев 1990, с. 452).

Причиной этого неразличения можно назвать то, что в современной науке принято объединять миф и легенду в противовес сказке, которую легче всего от них отличить. В. Баском писал, что со времени братьев Гримм не особо старались различить эти жанры, потому что для культурологического анализа удобно их объединение (Bascom 1984, с. 12). Однако настоящей причиной подобного неразделения является сходство этих явлений. Оно заложено в общих механизмах работы мифизирующего мышления и рудиментах древних верований, сохранившихся как в мифе, так и в легенде.

Мифизирующее мышление.⁸

Одним из главных законов мышления, создающего мифы, Л. Леви-Брюль считал партиципацию – «сопричастность между существами или предметами, ассоциированными коллективным представлением». Это значит, что «предметы, существа, явления могут непостижимым для нас образом быть одновременно и самими собой, и чем-то иным» (Леви-Брюль 1994, с. 62). Например, человек ассоциирует себя с животным-тотемом, тотем принадлежит определенной местности, таким образом, через животное человек связан с определённой территорией (Леви-Брюль 1994, с. 75). Это, по терминологии антропологов Б. Спенсера и Ф. Гиллена, – местное родство (local relationship). Важно отметить, что законом партиципации объясняется тот факт, что легенда крепко привязана к определенной местности. В крымской «Легенде о Золотой колыбели» колыбель символизирует определенный этнос, поэтому нахождение колыбели в пещере Крыма – залог его мирного существования в Крыму.

Закон партиципации – главный закон мифизирующего мышления, так как на нём основаны другие характерные особенности мифического мира, например, «текучесть». Этим объясняется простота перехода человека в животных и растения, так называемые метаморфозы (Леви-Брюль 1994, с. 76). Л. Леви-Брюль объяснил эту характеристику на таком примере: «предок “дема” превращается в скалу и в таком состоянии пребывает неопределенное время, продолговатый и узкий кусок дерева превращается в крокодила» (Леви-Брюль 1937, с. 321). Мать и дочь в крымской легенде, записанной Н. Марксом, становятся камнями, а когда опасность минует, выходят из них.

Другим законом мифизирующего мышления является причинность. Стремление человека узнать причины каждого события – «характерная черта человеческого рода, проявляющаяся уже на самых низких ступенях культуры» (Тайлор 1989, с. 178). Эта черта, считал Э. Тайлор, встречается в этиологических мифах, которые он называл «философскими». Однако Л. Леви-Брюль понимал причинность иначе. Древнему человеку «вовсе нет нужды искать объяснение, ибо оно уже содержится в мистических элементах его коллективных представлений» (Леви-Брюль 1994, с. 36). Когда необходимо объяснить что-нибудь странное и необычное, логика мифа ищет ответ в определенном направлении. Так как необычайное никогда не бывает случайностью, оно всегда воспринимается как результат действия сверхъестественной силы (Леви-Брюль 1937, с. 444). Поэтому Л. Леви-Брюль оспаривал термин «этиологический» миф. Происходит смешение объяснения, как понимаем его мы, с объяснением с точки зрения архаичного мышления. Термин «этиологический» обозначает поиски причины в нашем понимании, «но ведь миф содержит в себе молчаливую презумпцию, что эта причина обретается в мире сверхприроды» (Леви-Брюль 1937, с. 444).

Р. Ф. Фортюн отметил другое свойство мифизирующего мышления, тесно связанное с причинностью – подтверждение (validate). Миф оправдывает, придаёт законную силу, устанавливая связь между нынешними существами и событиями, с одной стороны, и «прецедентами», образцами и прототипами из сверхъестественного мира – с другой (Fortune 1932, с. 262). Однако древнее мышление допускает ошибку: для него последовательность представлений является достаточной гарантией того, что предметы связаны между собой в действительности (Леви-Брюль 1994, с. 60). Предшествующее обстоятельство принимается за причину. Такая ошибка носит названия софизма «после этого, значит вследствие этого» (post hoc, ergo propter hoc). Здесь обнаруживает себя нарушение причинно-следственной связи, также свойственной мифизирующему мышлению. Так, в легендах «О горе Демерджи» и «Арзы хыз» вода в источниках пересыхает после исчезновения девушек Марии и Арзы. Простой факт засушливого лета как причина исчезновения воды не учитывается.

Мифы и легенды очень часто оперируют бинарными оппозициями. Это свойство коренится в так называемой наивной диалектике (Шахнович 1971, с. 37). Бинарных оппозиций много, назовём те, которые встречаются в легендах. Экзистенциальные: жизнь – смерть, счастье – несчастье; пространственные: море – суша, горы – степь; социальные: свой – чужой, близкий – далёкий. Все противопоставления восходят к более общей оппозиции «сакральный – мирской» (Иванов 1965, с. 64). Разумеется, бинарные оппозиции присутствуют и в науке, однако выстраиваются там в гораздо более сложные связи и отношения. Всё же можно отметить, что мифизирующее мышление также по-своему стремится к классификации и анализу.

Мы видим, что легенды, как и мифы, подчиняются общим принципам мифизирующего мышления, поэтому совершенно естественно, что многие исследователи отмечают в них и присутствие древних верований.

Древние верования в мифе и в легенде.

Ш. де Бросс считал почитание материальных объектов, или фетишизм, древнейшей формой верований (Бросс 1973, с. 20). Согласно мнению А. Швейцера, фетишизм можно рассматривать как дорелигию. Древний человек «не совершает культа в собственном смысле слова по отношению к фетишу, но хочет использовать сверхъестественные благодатные свойства этого предмета» (Леви-Брюль 1994, с. 382). Фетиши выбираются из предметов, способных вызывать ассоциации с чем-то другим: «Камни, в особенности странной формы или напоминающие своими очертаниями людей или животных, служат предметами почитания» (Тайлор 1989, с. 342). Таким образом, необычность предмета служит причиной фетишизации, а впоследствии сакрализации. Так, например, крымская гора Бешик-Тав по форме напоминает колыбель, что выделяет её из ряда других гор. Сакральность колыбели как источника жизни переносится на неё, и мифизирующее мышление воспринимает эту гору не только как символ колыбели, но отчасти и как её особое воплощение.

По мнению А. Ф. Лосева, в мифе боги появляются в виде камней, растений, животных (Лосев 1996, с. 45). В античном мифе нимфа Ниоба превратилась в камень после того, как боги, в наказание за гордыню, убили всех её детей. В крымских легендах в камни и объекты живой природы перевоплощаются обычные люди. Так обстоит дело в легенде «Плачущий камень»: издающий звуки, похожие на плач, камень напоминает фигуру женщины, поэтому мифизирующее мышление породило легенду о женщине, превращённой за грехи именно в этот камень.

Архаическое мышление, выделяя в человеке наиболее важные части тела, приходит к их фетишизации. Примером в греческой мифологии выступает голова Орфея, плывшая по волнам и пророчествовавшая, а в Крыму – голова Азиса, которую он принес подмышкой. Таким образом, в качестве фетишей в мифе и легенде могут выступать одни и те же объекты, отличие в отношении к ним и в их трактовке. В античном мифе Орфей – божественный музыкант, сын Аполлона, представитель разветвлённой системы мифических персонажей. Сакрален он сам, сакральна и его голова. В легенде об Азисе сакральность могилы праведника определяется его подвигом, отрубленная голова, которую он несёт собою, – чудо, знаменующее эту сакральность.

С фетишизмом тесно граничит анимизм. Э. Тайлор определял его как представление о духовных существах. Анимизм имеет два вида: вера в существование духов и в то, что души способны продолжать существование после смерти тела. Л. Леви-Брюль видел анимизм шире – как веру в то, что во всех существах, явлениях природы и культуры есть души, подобные тем, которые древний человек обнаружил у себя и у животных (Леви-Брюль 1994, с. 14). Примеров одушевленности неживой природы в крымском материале огромное множество, например, вышеупомянутая легенда «Плачущий камень». Гора Демерджи, ручьи и реки, само Чёрное море – все они участвуют в жизни людей.

Тотемизм в мифе и легенде. Тотемизм как одно из древнейших проявлений партиципации – вера в общего для племени первопредка, животного или растения, влияющего на жизнь потомков. Возьмем определение тотемизма, данное А. Радклифф-Брауном: «ассоциация между локальной группой (ордой), видом существ или предметов природы, локальным центром размножения и мифическим существом» (Radcliff-Brown 1929, с. 400).

Тотемические мифы представляют «часть одного неразложимого целого, а именно легендарной истории племени» (Piddington 1932, с. 393). Говоря о роли легенды в тотемизме, К. Штрелов писал, что легенда служит либретто к тотемическому обряду (Strehlow 1910, с. 2). Необходимо подчеркнуть, что многие легенды имеют выраженное тотемическое начало. Ряд исследователей предполагает, что первоначально они возникали как рассказы о конкретном происхождении первопредка. Однако в современных фольклорных легендах содержатся лишь рудименты этих верований. Они сохранились в метаморфозах (превращения человека в животное), которые объясняются сопричастностью человека и его тотема, их неразделимостью. Наиболее характерные примеры – легенды «Тополь, гранат и кипарис», «Гора двух удодов – Опук», «Орлиный залёт». Но легенда об основании Бахчисарая, повествующая о том, как хан увидел израненную змею, исцелившуюся в водах реки Чурук-Су, не только объясняет выбор места для города чудесными свойствами здешней воды, но и даёт основания для размышлений о возможности трактовки змеи как предполагаемого тотема одного из татарских кланов. Память сразу подсказывает весьма далёкую ассоциацию, имя индейского вождя Чингачгук – Большой Змей. Предположение, конечно, нуждается в тщательной проверке.

С тотемизмом тесно связан культ предков – вера в то, что души предков (тотемов) существуют после смерти и могут влиять на жизнь живых. Со временем поклонение умершим перестает существовать в пределах родственных связей и переходит в почитание умерших героев. А. Ф. Лосев считал, что эпоха героев в легендах и мифах начинается с приходом патриархата (Лосев 1996, с. 82). В процессе перехода от матриархата к патриархату появился промежуточный образ амазонок, которые, согласно одной из версий греческой легенды, жили в Крыму. В Крыму находим множество женских героических образов (Феодора, Гикия, Алтын-апай, Тетушка Гулюш, Мать Севастопольская). Это говорит о сохранившихся древних представлениях, проявившихся в этих текстах.