Библиотека Лёвена

Вернемся к генералу фон Эммиху. Первая мировая война началась немецкой наступательной операцией, которая связана с его именем; в юбилейном году она привлекла к себе лишь незначительное внимание. Немецкие войска под командованием фон Эммиха вошли 5 августа на территорию нейтральной Бельгии и атаковали город Лёвен (Льеж). Военные действия не щадили мирных жителей; многие были убиты, бельгийских женщин и детей отправляли товарными вагонами в концентрационные лагеря, бельгийские дома и города сжигались. Город Лёвен подвергся целенаправленному разрушению, среди прочего пострадали готическая церковь святого Петра и знаменитая университетская библиотека с ее ценнейшими фондами, что с первых дней стигматизировало немецкие методы ведения войны. С тех пор начали говорить о «тевтонском варварстве». Особенно глубоко запечатлелось в европейской памяти сожжение лёвенской библиотеки. Насколько горячо обсуждалась немцами историческая монография Кристофера Кларка, настолько же мало внимания уделялось этому событию. К такому же выводу пришел еще в 1988 году весьма известный историк и писатель Вольфганг Шивельбуш, который хотел донести до немецкой публики историю уничтожения лёвенской библиотеки в самом начале Первой мировой войны[68]. Еженедельник «Шпигель», посвятивший книге Шивельбуша большую статью, писал: «Шивельбуш извлек этот случай из недр истории и поведал о нем в своей книге. <…> Для своей новой монографии, которую поддержал гамбургский меценат Ян Филипп Реемтсма, он вел поиски в бельгийских, французских, английских, американских, восточно- и западногерманских архивах. Книга заслуживает интереса как исследование националистического ослепления и как свидетельство об ужасных и гротескных реалиях тех событий мировых войн, которые Шивельбуш реконструирует с хладнокровной скрупулезностью»[69]. Однако блестяще написанное и глубокое исследование не могло вернуть это событие из «сберегающей памяти» архивов в национальную память немцев. Монография оказалась самой провальной книгой этого автора по количеству продаж. Напоминание о военном преступлении, которое сильно испортило репутацию немцев в Европе и мире, не вызвало интереса. Зато там, где реакция на книгу была весьма оживленной, Лёвен сравнивался с «бельгийским Оксфордом», говорилось о «самом ужасном преступлении немцев» со времен Тридцатилетней войны. Газета «Дэйли Мейл» опубликовала 31 августа 1914 года статью под названием «Лёвенский Холокост».

После разрушения Реймсского собора и уничтожения лёвенской библиотеки пресса союзников называла немцев варварами и писала о «furor teutonicus» (тевтонской ярости). Актами вандализма немцы сами исключили себя из цивилизованного мира[70]. Сожжение лёвенской библиотеки стало не столько фактом военной истории, сколько прежде всего событием истории культуры. Это с особенной силой проявляется в рассказе ректора Американского колледжа монсеньора де Беккера, записанном американским послом Брендом Уитлоком. Описав разрушения и убийства, де Беккер продолжил: «Здесь, в помещениях университета, находилась библиотека. Тысячи томов, редкие античные манускрипты, уникальная коллекция инкунабул – все это было сознательно уничтожено, до последнего клочка бумаги. Монсеньор хотел продолжить рассказ. Он собирался произнести слово „библиотека“. Но получилось только: „библио…“; он запнулся, закусил губу. „Биб…“ – вновь начал он, но потом опустил руки перед собой на стол, уткнулся в них головой и разрыдался»[71].

Реквием по библиотеке в этих словах является впечатляющим свидетельством травматического потрясения. За военной операцией в начале Второй мировой войны последовала пропагандистская кампания, которую Шивельбуш назвал «Сараевом европейской цивилизации» и в которой в качестве супероружия использовались понятия «цивилизация» и «культура». Немецкие интеллектуалы отреагировали на нее в сентябре 1914 года «Манифестом 93-х», который – с нынешней точки зрения – лег темным пятном на репутацию всех подписавших его, начиная с Герхарда Гауптмана.

Совсем иначе проходило восстановление фондов библиотеки, что обязали сделать Германию в рамках выплаты репараций, предусмотренных Версальским договором. После войны эта задача объединила библиотекарей из враждовавших прежде стран; продуктивное профессиональное сотрудничество быстро превратило бывших противников в коллег с общими интересами и схожими эмоциями.

После грандиозной реконструкции силами американцев судьба сожженной библиотеки повторилась в годы Второй мировой войны, когда лёвенская библиотека снова пострадала от немецкого вермахта; эта трагедия вошла в память мировой культуры. В рамках концепта разнонаправленной памяти (multidirectional memory, Michael Rothberg)[72] теперь говорят о либрициде (истреблении книг), имея в виду наряду с Лёвеном такие города, как Сараево или Тимбукту, где происходили похожие события. Эти и другие города, пострадавшие от актов вандализма, узнали на собственном опыте, что означает утрата книг. Д. К. Уатт, историк и библиофил, следующим образом охарактеризовал этот горький опыт: «В результате войны Европа потеряла большую часть своей истории и неисчислимые сокровища, которые могли осчастливить все будущие поколения. Разрушение даже малой доли исторического наследия сравнимо с ампутацией, искалечиванием – не только тела, но и памяти, и воображения»[73].

Уатт описал разрушительное насилие по отношению к культурному наследию с точки зрения объединенного европейского «мы». «Всякое обучение основывается на памяти», – говорил Квинтилиан, мастер античной риторики. Сегодня мы могли бы переформулировать это высказывание: «Все науки основываются на библиотеках».

Лёвен стал элементом европейской памяти, не оставив, однако, следа в немецкой национальной памяти; он не вошел туда и в 1914 году. В самом бельгийском Лёвене историческая трагедия не забыта. Об этом свидетельствует множество мемориальных табличек, которые видны на отреставрированных или заново построенных домах в старой части города. Эти таблички в виде эмблем напоминают о трагической судьбе города[74].

Спустя столетие настало время подумать о том, чтобы граждане Лёвена не оставались одни с грузом этой памяти, и о том, чтобы сожжение университетской библиотеки сделалось частью общей бельгийско-немецкой памяти. Находить подобные объединяющие истории означает, по словам Черчилля, «укреплять сухожилия мира» (sinows of peace), что способствует и формированию европейской идентичности. Подобная диалогическая память дает возможность преодолеть замкнутость на себе, локальную и национальную ограниченность, чтобы преобразовать слепые пятна национальной памяти в историческое зрение. И это может побудить некоторых жителей улицы Эммиха в Констанце извлечь генерала из забвения и пересмотреть отношение к нему.