Регламентация контактов между представителями человеческого и «водного» мира

Встречи с жителями водного мира карелы опасались, поэтому существовало множество запретов, регламентирующих повседневную жизнь человека в этом опасном соседстве. Во-первых, конечно же, водяным пугали детей (259, 309, 311, 393 и др.), при этом главная цель была, безусловно, воспитательная. Было запрещено купаться вспотевшим, после захода солнца и в тех местах, где часто видели водных жителей (293, 390, 393 и др.). Нельзя было идти к воде, ничего не поев[573]. И вообще карелы не выходили на улицу, не взяв хотя бы крошку хлеба в рот или в карман: тогда, считалось, сам Бог, давший этот хлеб, бережет человека. Сохранились сведения и о временных ограничениях, связанных с водой и с посещением различных водных объектов. Очень осторожно надо было вести себя в летние Святки, во время разгула водных духов (308). Н. Ф. Лесков, собиравший в 1890 году материал по фольклору и верованиям южных карел, сообщал, что у ливвиков во время vi?nd?i (период между Ивановым и Петровым днями) нельзя было стирать и мыть полы[574]. Считалось, что нельзя купаться после Ильина дня (2 августа), а то водяной утащит (300).

И. А. Лавонен пишет, что при полоскании белья на озере недопустимо начинать с «грязного» (нательного), непременно необходимо прополоскать сначала «чистое» (скатерти, полотенца). Одна из жительниц д. Лиете поздно вечером пошла полоскать белье, да еще и начала с «грязного». Кроме того, она никак не предупредила подводных жителей о своем приходе. Ночью женщине приснился хозяин воды, который ругал ее за то, что она бесцеремонно вторглась в их жизнь: «Мы все сидели за столом, ужинали, а ты даже не кашлянула». В Северной Карелии, закончив полоскание белья в проруби или на берегу, нужно умыться и, не вытираясь, произнести слова заклинания, изгоняющие грязь «в город… на погост… на двор поповский» и дарующие здоровье детям[575].

Вода в доме (как и весь локус) всегда считалась чище банной, поэтому придя из бани, следовало умыться и помолиться (НА 5/2/454).

Карелы всегда предупреждали хозяев воды о своем приходе. Во-первых, следовало кашлянуть, поздороваться с водой, попросить разрешения ее потревожить и произнести: «Вода-кормилица, дай воды!» Карел никогда не пил, наклонившись, прямо из источника, запрещено было даже зачерпывать ладонью. У него всегда с собой был берестяной черпачок. Это относилось даже к воде, стоящей в доме: пить прямо из ведра или кадки нельзя. Запрещено было оставлять на ночь ковш в кадке с водой: черт будет пить (НА 5/2/454). Однажды женщина «на сенокосе зачерпнула берестяной посудой воды, никак не обратившись к озеру. Бабушке ее в это время приснилось, что хозяин воды (veiniz?ndy) сильно разгневался, поскольку внучка вместе с водой унесла его сына. Бабушка заставила девушку отнести воду обратно в озеро и извиниться»[576]. Этот рассказ очень показателен, так как отражает самые архаичные представления: хозяева слиты с водным пространством, они невидимы и едины с водой.

В одном из сказочных сюжетов о черте-дьяконе рассказывается о том, как монах зачерпнул воду «без молитвы на устах». Иегумен приказал вылить ее и принести новую, обязательно сначала помолившись. Из вылитой неосвященной воды родился ребенок, который стал чертом-дьяконом в одном лице, гораздо более опасным, чем обычные черти[577].

Тверские карелы также считали, что к духам-хозяевам воды надо относиться весьма трепетно и уважительно. В случае нарушения каких-либо табу к ним обращались с извинениями: «Простите, старшие и младшие реки, простите!» (Antakaa anteeksi, joen vanhempaiset ja nuo-rempaiset, antakaa anteeksi!)[578].

Нельзя было поздно ходить на берег, за водой или полоскать белье (280, 392). Считалось, что не только прогневаешь хозяев воды, но можно и занести к ребенку ночную плакальщицу (ФА 3378/6). Ночью лучше не ступать в лодку: водяной может погнаться следом и наказать (345). Ночь – это время, принадлежащее потусторонним силам.

Запрещалось вставать на камень водяного (252). Нельзя было всуе упоминать его имя (391), как и в христианстве – имя Бога. П. Виртаранта пишет, что карелы считают водяного владыкой воды. Его почитают и боятся, его имя не произносят напрасно. Когда едут на рыбалку или просто по воде, не упоминают водяного, говорят только почтительно: «vein em?nt?» (хозяйка воды) или «vein kultani kuningas» (золотой король воды). Только когда ступали на землю, где уже нет власти водяного, могли осмелиться сказать «vetehini» или «vein emut»[579]. Об этом же рассказывает былинка, записанная еще в 1900 году (SKS. 121b). Все эти вербальные запреты особенно касались женского пола. В 1911 году в Войнице рассказывали, что если женщина упомянет водяного, в тот день Бог не простит ее грехи (SKS. 4526, 4744). Отсутствие более поздних записей об этом еще раз подчеркивает степень постепенного угасания былого почтения к хозяевам воды.

На воде было запрещено ругаться матом (409). В лодке надо было вести себя спокойно, без ссор, без крика. «На воде ругаться нельзя, водяной этого не любит. Кто матерится на воде, тот заболеет. На земле – земля слышит, на воде – вода. На воде ничего плохого делать нельзя – иначе детей водяной утащит»[580]. Брань на воде считалась особо опасной, более эффективной, чем в любом другом месте. Слово, сказанное у воды, разносится по всему миру – считали карелы. Однажды на рыбалке два мужика поспорили, куда бросать невод. Разругались до того, что готовы были подраться. В результате разрезали невод пополам и сварили уху отдельно, каждый из своей половины. После этого целый год оба не видели рыбы, если когда-то ерш попадался – в этом и был весь улов[581]. Особенно беззащитны перед проклятием были дети: в Суоярви говорили, что если мать в сердцах скажет ребенку: «Ota sinuu vetehini!» (Забери тебя водяной!), то он обязательно утонет[582]. Этот ребенок будет считаться «обещанным водяному» («vetehisen toivopoika»). Но такое может произойти не только с досады, родители целенаправленно могли обещать ребенка водяному в обмен на богатство. Такой малыш вырастал злобным, становился хулиганом и в результате тонул[583]. Поэтому в Карелии есть поговорка: «Oh sin?, vetehisen toivopoika» (Ах ты, обещанный водяному) – так говорят обычно о злых, хулиганистых детях.

Людей, отплывающих на лодке, всегда крестили вслед (SKS. 18576). Возможно, в путешествии по воде человеку особенно была нужна охрана. И лодка, и вода были связаны с культом мертвых. В лодке в древние времена хоронили умерших, а позже – везли в ней покойника до кладбища, а саму ее в перевернутом виде оставляли на могиле. Водный рубеж, согласно архаичным верованиям, отделял мир живых от царства мертвых.

Во многих мифологических рассказах водяной тем или иным способом вступает в контакт с человеком. Чаще всего хозяева воды удерживают невод. Особенно это часто случается, если поехать на рыбалку во время праздника, тогда хозяин воды может и грязи наложить полный невод, еле вытащишь его (373, 375). В таком случае помочь себе можно двумя способами. Первый – выругаться матом (ФА 2505/16); второй – позвать знахаря, который тоже произнесет особые слова, вследствие чего дух воды выпрыгивает из невода, освобождая его (НА 11/72).

Хозяйка воды может и случайно попасть в невод. В одной из быличек ее поймали в виде сига, и за то, что сразу отпустили, она наградила людей большим уловом (376). Этот сюжет так же широко распространен в карельской мифологии. И тут важно, во-первых, сразу выпустить водного жителя, а во-вторых, правильно попросить награду. Однажды в Сортавале поймали водяного. Он просит отпустить, а мужики говорят: «Отпустим, если дашь самой старой в море рыбы». Водяной и навалил им полные сети ершей. Мужики-то думали, что самая старая рыба – лосось. А оказалось – ерш. Надо было просить самую крупную рыбу[584]. В Южной Финляндии рассказывают также, что поймали неводом водяного и даже подняли в лодку, но у него были такие «водянистые глаза», что его отпустили в озеро. Вскоре он вернулся и привез мешок денег[585]. Оплата деньгами, видимо, во временном отношении более позднее привнесение; издревле был в обиходе, по всей видимости, натуральный обмен, т. е. награда рыбой.

Водяной также может вступить в контакт с человеком, плывущим в лодке. Например, зовет на помощь рожающей хозяйке воды (315), или ругает за то, что поздно плывет по его дороге (343), или даже прыгает в лодку и просит ехать быстрее (344). Помочь избавиться от существа, вцепившегося в весла «волосатыми руками» (villaizet k?it), может только молитва, ею человек как бы противопоставляет себя нечистой силе, становится под охрану Бога.

Иногда в контакт с хозяевами воды может вступать и сам человек. Практически всегда это знахарь, обладающий особыми знаниями, опытом и силами, сакральными словами.

В одной из быличек говорится, что на севере Карелии жил очень сильный знахарь. Его сын рассказывает: «Мы были на рыбалке с отцом на лесном озере, опустили сети и отец говорит: „Хочешь увидеть водяного?“ „Да!“ Отец сломал от ольхи три ветки, ударил по воде крест-накрест и что-то проговорил. „Переступи через мою левую ногу, держись руками за левое плечо и смотри через него на поверхность озе-ра!“ Я так и сделал. И увидел водяного, плывущего у берега. Верхняя часть была совсем как у мужчины, длинная борода; а нижняя – хвост рыбы. Отец что-то сказал, а водяной ответил. Я ничего не понял. Руку снял с отцовского плеча – и водяной исчез»[586].

Здесь интересен сам процесс контактирования с водяным. Во-первых, сказано, что вызывает водяного не просто человек, а очень сильный знахарь. Во-вторых, он трижды бьет крест-накрест ольховой веткой по воде. Здесь налицо тройной оберег, защищающий людей в лодке от хозяев иного мира: во-первых, крест на воде, во-вторых, сакральная цифра три, и, в-третьих, ветка ольхи, дерева, обладающего, по мнению знахарей, особой энергетической силой. К примеру, именно им топят ритуальную баню[587].

И только после того, как приведен в действие оберег, сын переступает через левую ногу отца, берется руками за его левое плечо и смотрит через него на озеро. То есть происходит процесс входа в зону иного мира через левую сторону, являющуюся стороной нечистой силы. При этом сын держится обеими руками, т. е. наполовину (левой рукой и левой ногой) оказывается в параллельном мире, а второй половиной туловища не уходит из мира человеческого, не отрезая тем самым для себя пути возвращения. А отец, являясь сильным знахарем, может даже говорить на одном языке с потусторонними существами и войти в их мир. То, что хозяин воды принадлежит иному миру, подчеркивается и зооморфными деталями его внешнего вида.

В другой былинке знахарь демонстрирует свое могущество гостю, не верящему, что существует водяной. Заклинанием он поднимает его из озера, и тот в виде бревна (фитоморфная эманация) пролетает по берегу и у кузни насмерть сбивает мужика (SKS. 2318). Однако такие сюжеты о вступлении в контакт с водяным из чистого любопытства достаточно редки и больше присущи мифологическим рассказам, посвященным хозяевам леса.

Обычно же человек вступает в общение с водяным с конкретной целью, и тогда хозяева воды выступают в роли предсказателя или помощника. Во-первых, это происходит в сакральное время зимних и летних Святок, когда водяной может предсказать будущее, дать ключи счастья или открыть свои рыбные кладовые (356, 357). Во-вторых, у хозяев воды просят богатого улова (263, 372, 399), делая при этом кар-сикко (или пуали), бросая в воду подарки (пуговицы, цветы, медные деньги, красные тряпочки, капли вина, хлебные крошки) или даже обещая себя в жертву. Так одна женщина в обмен на рыбу пообещала себя в жены водяному. В результате улов был так велик, что еле поместился в лодку. А ночью пришел водяной в виде столба и унес ее в озеро. Но однажды муж, пойдя в лес, увидел их сидящими на камне. Он выстрелил, и водяной мертвым упал в озеро, а жена ушла вслед за ним в воду (372). Таким образом, даже после смерти хозяина, вода не отпустила свою жертву. Выстрел из ружья так же является оберегом от нечистой силы. Именно после выстрела исчезает водяной, идущий в полночь в образе мужика с собакой по снежному озеру (348).

Водяной может помочь человеку просто по его просьбе. Однажды во время сплава высохло все вокруг, бревна лежали прямо посреди болота. Вдруг на одном из бревен появился водяной: сидит и волосы свои длинные расчесывает. Один из мужчин и говорит: «Если ты хозяин воды, дай тогда нам воды. Тогда я поверю, что ты хозяин воды». Тот как бултыхнулся в реку, и пошла вода, а по ней – и бревна (397).

Но чаще всего за любую услугу водяного человеку надо платить и подчас жизнью. «А в Ведлозере здесь каждый год душа назначена, каждый год кто-нибудь тонет. Если два года не утонет никто, то два-три человека сразу. Финны делали плотину, а там дальше есть река, там на озере. Там плотину делали. И шерстяную нитку протянули через реку, и вода стояла, как стена. И пообещали каждый год голову водяному. Вот каждый год кто-нибудь да тонет. Это колдовством сделали. Как только шерстяную нить протянули через реку, вода стояла, как стена, не текла, пока плотину делали. Давно это, давно. Тогда еще граница здесь была, с Финляндией» (396). Нить именно из овечьей шерсти, чаще красная, широко используется в знахарской практике. Например, ее повязывали на руку больного с целью выздоровления. А вообще сам водяной мог появиться перед человеком в виде овцы (303). Перед рыбной ловлей овец никогда не называли овцами, только «kapehut» (копытные? шерстяные?), их боялись, так как они были katehellini[588].

У грузин есть предание о чудесном баране, выходящем из озера и оплодотворяющем стада. Нарушение табу пастухом, выдавшим свое присутствие криком, влечет за собой гибель всего стада[589].

Водяных духов карелы считали самыми сильными, точно так же, как и финны. Еще К. Крон писал, что «один и тот же волхв может одновременно пользоваться помощью всех… духов, но он должен твердо помнить, что первое место по силе принадлежит водяному народу, потом следует народ горы и другие „народы“, из которых самым слабым признается „церковный народ“… Водяной народ имеет свои разновидности: народ родника, полезный при болезнях, и народ водопада, не имеющий равного по силе. Случается, что духи разных стихий приходят в столкновение друг с другом. Если кто-нибудь из них чересчур разошелся и грозит несчастьем человеку, такого духа можно усмирить, заставляя какого-нибудь другого, более сильного, напасть на него. Опытный знахарь умеет воспользоваться мирным сотрудничеством враждебных друг другу духов. Например, ребенка, обведенного водяной крысой и огнивом, охраняют водяной и огненный духи»[590]. Таким образом, у различных духов между собой существуют определенные общественные отношения, но главенство принадлежало духам воды.

Северные карелы говорили, что «водная сила самая богатая и могущественная, самая могучая сила. В пороге самая мощная сила» (SKS. 18573). Именно поэтому с бурной водой порогов и водопадов связано множество верований. Ребенок мог получить колдовскую силу и вырасти заклинателем, если, по желанию матери, его головку и грудь три четверга подряд мыть пеной из трех водопадов. Первый раз это необходимо сделать до того, как ребенку исполнится три дня (до третьей ночи)[591]. Вода, добытая особенным образом, помогала и во время пожаров, даже лесных. Для этого следовало поскоблить серебро с трех монет в воду порога, тем самым принеся жертву хозяину. Затем прочитать заговор, призывая его, «золотого короля воды, всемогущую силу воды» на помощь и даже «в товарищи». После этого трижды брали ковшом пену с воды в большую посудину и шли к пожару, выливали один ковш пены на огонь, кропили водой, снова возвращались к порогу – и так проделывали три раза в разных местах. В результате огонь гас: «вода обтекает кругом весь лесной пожар и гасит огонь» (SKS. II. 511, 1888).

Особым почитанием пользовалась проточная вода, именно она считалась «живой», способной исцелять и передавать информацию. Из всех проточных вод больше всего карелы ценили бурлящую воду порогов и водопадов, она была олицетворением жизненной силы и энергии, самой жизни. Считалось, что путь в иной мир, в царство мертвых (у карел это Маанала, Туонела, Хийтола) «проходит через огненные водопады и полноводные реки. Перевезти душу можно на дубовой лодке с золотыми веслами»[592]. Символичность дуба и золота здесь очевидна. Культу ладьи в мифологии и ритуалах всех народов, живущих у воды, отводилось особое место. Характерен этот культ и для карел. Лодки-однодревки, выдолбленные из ствола одного дерева, применялись в качестве гробов в глухих деревнях Карелии вплоть до конца XIX века; еще в XX веке «вместо домиков или столбов в некоторых районах над могилами ставили перевернутые или распиленные на две части деревянные лодки»[593]. Сакральное время Святок считалось наилучшим для избавления от вредных насекомых: клопов и тараканов в лодочках-коробочках отправляли вниз по течению реки[594].

В противовес рекам и ключам, вода непроточных водоемов считалась, наоборот, опасной для жизни, «мертвой». В них топили колдовские принадлежности. У. С. Конкка пишет, что купание в бессточной ламбе (в эпических песнях о сватовстве это было одним из трудных брачных испытаний) приравнивалось к обряду инициации[595]. Считалось, что если юноша сможет переплыть такую глухую ламбу, он превращается в мужчину. Купаясь, герой как бы поглощается водой, а затем, словно заново рожденный, выбрасывается ею.

Карелы, если не могли идти на кладбище, то поминали умерших над водой. Когда человек умирал, на соседнее окно ставили чашку с водой, чтобы душа, выходя из тела, могла омыться в «холодной водушке»[596], символически смывая с себя чистой водой земную грязь-грехи. У воды просили прощения во время болезни за какие-то нарушенные запреты, совершенные проступки. Карелы говорили: «Вода воде на край земли весть отнесет. Пусть хоть где у тебя случилось, здесь у воды прощения попроси – повсюду весть пойдет. Земля нет, а вода идет от края до края земли. Вода весть отнесет» (386). «Кто далеко умер, того на воде поминают, где вода протекает. Говорят: вода воде весть отнесет вокруг всей земли… Если нет озера или реки, есть ведь какой-нибудь колодец. Как-нибудь воду берут, разговаривают с водой и на землю выливают, на чистое место, где собаки не ходят. И говорят: „Вода, отнеси весть. Вода-кормилица, отнеси верные вестюшки!“» (385). Мы видим, что в таких случаях человек обращается уже не к духам воды, живущим в водоемах, а к самой воде, т. е. происходит ее олицетворение, что является одним из древнейших слоев мифологических верований. Еще К. Крон писал, что «локализованный дух… может до такой степени сливаться со своим местопребыванием, что вместо него самого могут обращаться к месту его пребывания как к олицетворенному существу»[597]. В карельской мифологии этот древнейший пласт верований особенно прочно сохранился в Сямозерье: именно там водяного называют не иначе как «vezi-ved’oi» (вода-водяница), хотя сюжеты, связанные с ней, типичны для всей Карелии. Так, к примеру, черемисы считали, что все растущее имеет душу, ?rt. Воду они тоже считали живой, и когда ?rt воды покидает воду, она становится горькой и вредной для питья[598]. Здесь для сравнения можно привести живую и мертвую воду сказок.

Несмотря на кажущуюся зависимость и подчиненность древнего человека природе, окружающему миру, он жил в полной уверенности, что состояние этого мира, благополучие человека в нем и даже погода, зависят и от него, его мыслей, его поведения. И он своими поступками может повлиять на природные стихии, изменяя их в лучшую или худшую сторону. Именно поэтому человек старался регламентировать все свои контакты с жителями иных миров, просчитать каждый свой шаг, предугадать желания духов и удовлетворить их. Например, считалось, что если во время стирки ухудшилась погода, значит, первой прополоскали рубаху плохого человека[599].

Особенно бережно карелы относились к озерам, богатым рыбой. Человек боялся рассердить водяного, который мог уйти в другое озеро и увести с собой всю рыбу. «Испортить озеро можно было и опуская в озеро старое помело, вызывающее гнев водяного. По древним представлениям карелов, помело, так же как и ртуть, олицетворяло силы хозяина огня и было несовместимо с силой хозяина вод. Но когда помело бралось обратно и относилось под расщепленное грозой дерево, то вода в озере становилась лучше прежней»[600].

Есть и еще один способ спасти озеро, которое подверглось порче, и поэтому не ловится рыба. Для этого из реки, вытекающей из озера, в ивановскую ночь, раздевшись донага, берут котелком воды и относят в ту реку (или порог на реке), которая впадает в озеро. После этого вода в озере поменяется, и хозяин станет благосклоннее.

Существовало множество обрядов и верований, как сделать озеро рыбным. Например, если в нем рыба была «тощая» (laihat kalat), нужно было собрать все кости от съеденной рыбы, отплыть на лодке как можно дальше и на самом глубоком месте бросить их в воду, произнеся заговор: здесь съедено мясо, пусть мы поймаем мясные кости. После этого рыба начнет расти (SKS. 18584). Карелы никогда не бросали рыбьи кости под ноги или в огонь, считая, что уйдет удача. Чтобы всегда был хороший улов, первую пойманную весной рыбу отдавали хозяину воды, а весь остальной первый улов съедали обязательно в своей семье. Самую большую щучью челюсть клали между верхней частью окна и стеной (SKS. 18563, 18585, 18586). В Войнице рассказывали, что когда-то саамский колдун все время бросал в ламбу табак. Когда он умер, рыба перестала ловиться. А рыбаки увидели во сне, что надо дать хозяину воды табак. Они принесли жертву и поймали полный невод рыбы (SKS. 4576b).

Во многих мифологических рассказах рыбаки весной на середине озера (чтобы рыба шла к берегу) приносят в жертву водяному собаку или, чаще всего, кошку – тогда летом рыба будет хорошо ловиться (НА 5/2/7; SKS. 1944). В Савинове перед началом пастбищного сезона в воду опускают двух-трех пестрых котят, говоря: «Вот тебе твоя часть, чтобы не трогал скотину, принадлежащую человеку!»

В некоторых былинках говорится, что обильными жертвами можно разбаловать водяного, и он будет с каждым разом требовать все больше и больше (SKS. 18568). Но обещанную жертву отдать необходимо. У ливвиков встречаются рассказы о том, что в старые времена «если человека обещали принести в жертву духу, то приходилось и это пожертвовать. А если бы его не отдали в жертву, он все равно не смог бы пойти на озеро: дух все равно насильно забрал бы его» (SKS. 375). Один пастух в Палалахте пас с помощью воды (vein vuoh paimendi), обещав за услугу корову. Когда он не смог принести такой дар, вода (vesi) забрала его самого (SKS. 4030). Иногда водяной сам говорит, что он хочет, например, в обмен на прощение. Как-то раз мужчина увидел водяного и выстрелил в него. Во сне тот потребовал подарить костюм[601].

Есть такие водяные, которых легче всего «наслать» на недруга. Для этого следует прийти к ламбе с качающимися водорослями (здесь живет самый легкий на подъем хозяин) и бросить в воду золу от костра, который развел данный человек. И водяной «пойдет его мучить» (l?htee vaivaamaan SKS. II 2223).

Согласно карельским верованиям, в некоторых водоемах живет злой хозяин, его называют водный хийси (vesihiisi). Определить эти места легко: на льду таких ламб не останавливаются олени. Выход тогда один: прогнать плохого водяного и пригласить доброго. Для этого следует вылить из олова девять изображений бога (Jumalan kuvaa), опустить их в эту ламбу и позвать на помощь самого сильного хозяина порога – и хийси уйдет (SKS. II 2244).

Уже упоминался сюжет, когда знахарка, мстя за утонувшего сына, прогнала и озеро, и водяного (388). В другой быличке мужчина тоже решил попробовать прогнать водяного из озера, бросив туда ртуть. «Хозяин воды начал подниматься из озера с таким шумом! Озеро завыло и ушло в другое, прямо через гору, только след остался по всему пути, словно канава» (SKS. 4548/17). Это те нечастые случаи, когда знахарь оказывается сильнее хозяина воды.

Но чаще всего уход водяного не сулит ничего хорошего. Как-то мужчины поехали на рыбалку. Из воды поднялся водяной и забрал себе сеть с самым богатым уловом. И так происходило несколько раз. Один рыбак не захотел отдавать пойманную рыбу и наложил в сеть камней. Водяной рассердился и за обман забрал его жену. Мужчина каждый день приходил искать женщину и однажды увидел их. Он хотел выстрелить, но жена пением предупредила, что стрелять надо из-под руки, чтобы не попасть в себя. Он выстрелил, и водяной провалился сквозь землю. Но с тех пор все окрестности этого озера безжизненны, «как пустая бочка» (SKS. 36).

Считалось, что если вести себя правильно, с водными жителями всегда можно договориться. Во время войны поросозерцев эвакуировали на Онежское озеро. Многие из них жаловались, что в Онеге и вода плохая, и хозяин плохой: невозможно ни воду пить, ни рыбу есть, все время болит живот. Рассказчица говорит, что так и было, потому что «все было чужое». Надо было сразу же, поздоровавшись, подружиться, а возможно, и породниться с водой: «Здравствуй, земля! Здравствуй, вода! Здоровья и нам самим!» (SKS. 2069).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.