Функции хозяев воды

Уже говорилось, что хозяева воды могут являть собой персонификацию времени, хотя карельский материал на эту тему не столь много-численен.

Во многих мифологических рассказах водяной предстает как мудрый и любящий глава (отец или мать) многочисленного рода. Самыми распространенными являются былинки, в которых человек видит духов воды в их обыденной, повседневной жизни. Они, словно ничего не подозревая, переходят невидимую грань между своим и человеческим миром, и демонстрируют свою красоту и энергетическую силу. Хозяйка воды поднимается из воды и, сидя на камне (на мостках, на берегу), расчесывает свои прекрасные длинные волосы. В руках у нее поблескивает гребенка, волосы так и остаются распущенными; только в редких случаях она их завязывает (278) или заплетает в косы (297). Иногда хозяева просто моются или лежат в воде (297, 402), плывут через озеро (261,287,302,309).

Большое место занимают мифологические рассказы о детях хозяев воды. То, что по представлениям древних карелов водные жители живут большими семьями с устоявшимися не только семейными, но и общественными отношениями, особенно ярко видно в заговорах, в которых перечисляются все многочисленные родственники и знакомые.

Terveh vein izand?t,

Terveh vein em?nd?t,

Terveh vein vallad vanhembat,

Terveh vein kuldazet kuningahat!

Terveh vein papit, papadjad,

Terveh vein k?skyl?zed, kasakad,

Terveh vein suuret, piened,

Terveh vein nuored, vanhad,

Terveh vein kaheksah kandah suah,

Terveh vein yheks?h polveh suah!

Terveh vein iz?ndy

Ondrei Ondreivits!

SKS. 2307

Зравствуйте, хозяева воды,

Здравствуйте, хозяйки воды,

Здравствуйте, властные старшие воды,

Здравствуйте, золотые короли воды!

Здравствуйте, попы, попадьи воды,

Здравствуйте, слуги, служки воды,

Здравствуйте, большие, маленькие воды,

Здравствуйте, молодые, старые воды,

Здравствуйте до восьмого колена воды,

Здравствуйте до девятого колена воды!

Здравствуй, хозяин воды

Андрей Андреевич!

В былинках тоже говорится, что у водяного своя семья: «Veiniz?nn?t, veinem?nn?t, lapset, kai ollaa ved’ehizel?» («Хозяева воды, хозяйки воды, дети – все есть у водяного») (313). В одном из рассказов «большая женщина» (ее называют русалкой и хозяйкой воды) с черными длинными волосами лежит на дне озера и кормит грудью ребенка (316). Широко бытуют сюжеты, повествующие о том, как люди неводом или сетью вытаскивают из воды ребенка водяного. Он похож на человеческое дитя, но некрасивый, жалобно плачет и просит отпустить его обратно в озеро (318). Примечательно, что деталями подчеркивается, что это пришелец из другого, не человеческого мира. Во-первых, он говорит не на карельском языке, а по-русски: «Он плачет, плачет, плачет и говорит: „Пустите меня прочь. Гога ужинать хочет. Гога ужинать хочет!“». (В Паданах видели беловолосого водяного, который мог говорить только: «Мяу-мяу-мяу!»). Во-вторых, признаком иного мира является необычное имя; как известно, в древности именно с момента наречения имени человек приобретал и своего тотема, ангела-хранителя, и приобщался к конкретному роду. В-третьих, этот ребенок не ест человеческую пищу, хотя голоден. А еда – тоже маркировка того или иного (чужого или своего) локуса. Например, если человека забирал к себе хозяин леса, ни в коем случае нельзя было есть то, что он предлагает, иначе человек терял память и приобщался к локусу и роду лешего («Значит, он есть хочет. Ему рот открывают, а он не берет. Ничего не ест»). Чаще всего пойманного ребенка водяного отпускают в озеро. Подобный рассказ записан еще Н. Лесковым в конце XIX века: «Случалось, рассказывают старые люди в Кореле, очень давно, много лет тому назад, что детище водяника попало в невод. Что так грузен невод, недоумевают мужики, таща сети на берег. Вытащили – и что же? В сетях оказался сын водяника, такой маленький, рыженький…

Одни из крестьян кричат: на берег его мол следует выкинуть (кричат по-карельски) и указывают при этом руками в гору, а водяник, понимая какую шутку хотят сшутить с ним крестьяне, только твердит: нет, нет, нет… Иные же, более благоразумные из крестьян, советуют спустить его обратно в воду и машут руками по направлению к озеру; на их советы водяник только и частит: да, да, да. „По-карельски, вишь, – замечает старик-рассказчик, – не умел он“. Решили крестьяне большинством голосов – пустить сына водяника обратно в озеро; спустили, и на другой день одному из рыбаков приснился сон: счастливы, говорит сам водяник во сне, счастливы, что отпустили сына моего на волю, в воду, а не то иначе бы всех вас уморил с голоду: ни рыбки, ни малька я больше не дал бы вам ни в сети, ни в невод»[543].

Но случалось, что люди мучили плачущего детеныша; за это его родители жестоко мстили человеческому роду. Они могли утопить и тех, кто обижал ребенка (319), и совершенно других людей, например, как в одной из быличек, молодежь, плывущую в лодке на ярмарку (320). Происходят такие события чаще всего летом, но случаются и зимой (317).

Встречаются мифологические рассказы, в которых знахарь помогает жене водяного во время родов. В награду хозяин воды всех потомков помощника обеспечивает хорошим рыбным уловом. «„Много ли теперь тебе надо?“ Денег ему насыпает: бери, сколько хочешь. Говорит: „Не возьму я денег, – говорит, – не надо, я ни от кого денег не беру, куда бы ни ходил, ни от кого никогда денег не беру“. Говорит: „Ну, раз так, то какую рыбу ты любишь?“ „А какая только есть, я всякую рыбу люблю“. „Ну, раз сейчас ты такое доброе дело мне сделал, то как только на берег озера придешь, без рыбы ты не уйдешь, и сыновья твои, и внуки – пусть только придут на берег озера, без рыбы не уйдут“. Сейчас у него остался только один внук, но и он, если только на берег озера придет, без улова не уходит» (315).

Также мифологические рассказы сообщают еще один способ появления детей у водяных: если пойти купаться поздно, то водяной заберет и сделает своим ребенком (232). Здесь уместно вспомнить точку зрения К. Крона, видевшего истоки мифологических персонажей в культе мертвых: он считал, что духами воды становятся те, кто утонул[544].

Еще один северный народ, нивхи, объясняли смерть людей на воде тоже исключительно нарушением определенных законов и табу. «Когда нивх утонет, вы сильно горюете. Так что не горюйте. Они вину совершили, и потому утонули. Их отцы, их матери в отношении воды вину совершили, поэтому их дети тонут – вот так происходит. С этого времени впредь не обижайте воду (море) – вот так поступайте»[545]. Ительмены вообще запрещали спасать тонущего: иначе дух воды лишится желаемой пищи[546].

Здесь можно провести параллель с мыслью В. Я. Проппа: «чтобы приобщиться к тотемному животному, стать им и тем самым вступить в тотемный род, надо быть съеденным этим животным»[547]. Таким образом, и вода, будучи в мифологии субстанцией одухотворенной, поглощает в себя человека, нарушившего запреты, приобщая его тем самым к своему роду.

Из быличек опосредованно можно узнать о самой обыденной жизни хозяев воды. Однажды мужчины рубили деревья в лесу, а на ночь расположились у реки. Вдруг Степан захотел пить. Федор предупредил: «Лучше бы ты потерпел до утра!» Но Степан все равно пошел к реке, попил, вернулся, а на его месте лежит сук. Он со злостью швырнул его в озеро. Степан уснул, а потом вдруг забормотал что-то непонятное, вскочил и побежал в лес. Мужики еле его поймали, связали и принесли домой. Знахарь сказал, что «к нему от воды пристало»; сделал все, что положено. А ночью жена Степана увидела во сне хозяина воды: «В этот раз простили твоему мужу, хотя он нам есть помешал: пришел с кружкой, с нашего стола всю еду сдвинул. Да еще сук бросил прямо мне в глаз – чуть глаз не выбил!»

Интересно отметить еще одну деталь, которая, несмотря на наличие семьи, присутствует в образе водных жителей карельских быличек. Это их как бы внеполовая принадлежность, что также является чертой существ иного мира. Хозяин воды (вроде бы мужской род) расчесывает длинные черные волосы (женская деталь), в другом рассказе у него длинные косы (397), или водяной поднимает бурю на озере и выходит в виде длинноволосой большезубой женщины (307).

Духи воды – рачительные хозяева своих угодий. Их кладовые полны рыбы и наиболее широко открыты во время летних Святок. Если человек почтителен и бережлив, строго выполняет все установленные правила, хозяева воды щедро делятся своими запасами. Но они берегут и пополняют не только рыбные богатства, которыми распоряжается хозяин воды. На их лугах пасутся и иные животные, принадлежащие водной хозяйке. Повсеместно в Карелии распространены былинки о больших высокоудойных коровах водяного. Такая корова является большой находкой для человека, своеобразным символом богатства, но подоить ее могут чаще всего только сильные знахари у карелов или ведьмы у русских (хотя иногда это удается и обычным людям). При этом молоко осмысляется «как одно из средоточий жизненной силы, или души»[548].

У. Харва пишет, что в Карелии много рассказывают о попавшей в сети корове хозяина воды: это рогатая с ногами рыба; затем из озера слышится голос хозяйки воды, зовущей свое животное[549]. Но чаще всего эта корова выглядит не так экзотично. Так в Беломорской Карелии однажды поймали в невод большую белую корову, которая очень долго жила и очень хорошо доилась[550]. В сюжетах второй половины XX века чаще всего корова сама выходит на берег (284, 377), а водяной (или хозяйка озера) поднимается следом и ищет, зовет ее. Беломорские карелы считают, что если по берегам дочерна высохли заросли хвоща, значит, их съели коровы водяного[551]. Сильные знахари сами могут поднять корову из озера, подоить ее (354) и даже увести с собой (379). В этих рассказах корова чаще бело-красная или бело-черная. В данном случае черный цвет можно трактовать как принадлежность к нечистой силе, белый – как отсутствие цвета, а красный – наличие большой жизненной энергии[552].

М. Хаавио пишет, что на Ладоге бытуют рассказы, в которых стадо хозяйки воды каждую ночь пасется на береговых пастбищах. Это большие безрогие, серо-водянистого или белого цвета коровы, у которых красное пятно под правым ухом. Иногда слышится красивый звон их колокольчиков, но сами они подальше, в колышущихся кустарниках. И само это стадо вряд ли когда увидишь, такой быстроногий у них пастух. В Туусале однажды приметили его, сидевшего на краю ключа. У него были белые льняные волосы, а в руках – начатое вязание настолько прекрасной рубашки, что нигде такой не было, такой тонкой, что она едва была видна глазом. И этот пастух гонит своих красивых, высокоудойных коров по специальной дороге, по которой они бредут на береговые луга[553]. Как видим, в этой быличке присутствуют детали, больше свойственные жанру сказки (например, описание вязания водного пастуха – хотя это можно трактовать и как функцию предсказателя, весьма свойственную хозяевам воды. Здесь она даже расширена: водяной подобно древним паркам вяжет полотно судьбы). И так же подчеркивается бесцветность коров, водянистость, тем самым их невидимость для человека в обычных условиях.

В Войнице рассказывали, что как-то вечером на берег озера вышла корова поесть тростник. Она была белая, только щеки черные. Мужики поймали ее и привели в хлев. Хозяйка воды потом три ночи подряд выходила на берег и звала свою корову. Наконец, она поняла, что ее любимицу увели. Такая корова дает очень много молока. Но для этого следует соблюсти одно условие: первый раз ее надо подоить в самую большую посудину – столько молока она и будет давать каждый раз (SKS. 4225, 5464).

М. Хаавио сообщает, что у финнов есть поверье: если поверх увиденной водяной коровы бросить заложенную вещь (panttikalu), кремень или ключи (tulukses tai avainkouku), то можно будет взять ее себе. При этом следует хозяйке воды обещать первого рожденного теленка. Хозяин воды, конечно же, пойдет искать свою корову, будет звать ее: «Пеструха, Болыиуха, Черная Черничка, молочная Земляничка, прямо Яблочко»[554]. Но если корова поймана правильным способом, он уже не сможет ее вернуть, хотя все-таки лучше животное добровольно отдать хозяину воды. Так на Ладоге был случай: мужик поймал в сети корову. Водяной просил отдать ее, но мужик был сердит и не вернул. Однажды он пошел на берег – а сеть его вся распущена, каждая ниточка по отдельности на камне лежит. Но этим дело не закончилось: водяной выпил всю воду из этой рыбной ламбы и уплыл в ручей, утащив ламбу с собой. Сейчас на этом месте болото[555].

В мифологических рассказах коми коровы водяного духа вакуля не оставляют следов, а если накинуть поверх нее крест-тельник, то корова останется с человеком[556].

Интересно, что, к примеру, в мифологии удмуртов наиболее древняя форма персонификации воды именно в виде быка. Существуют удмуртские легенды о переселении озер именно в таком виде. В. М. Ванюшев считает, что «персонификация воды в виде быка имеет, по-видимому, древнюю финно-угорскую основу»[557]. Подземных быков, охраняющих подземные воды, можно встретить и в карельских эпических песнях[558].

В некоторых былинках, особенно в которых действие происходит зимой, водяного видят едущим в санях, запряженных лошадью. Таким образом, в его хозяйстве есть и эти животные. Возможно, именно с целью пополнения поголовья своего табуна водяной топит лошадей, когда человек переплавляет их на другой берег. В мифологии многих финно-угорских народов и сам хозяин воды может предстать перед людьми в виде коня. У венгров-сенклеров в Словакии ночью из озера выходит белый конь, пугает пастухов, а утром исчезает. Коми видели чудесного, быстроногого вороного коня с огненными глазами. Если успеть обогнать его с нательным крестом на шее, он останется на земле. Удмурты верят, что порой из воды показываются огненые крылатые кони; если бросить в воду железный предмет, они не исчезнут. Финны рассказывают о белом жеребенке, выходящем из воды. У марийцев хозяева водных источников показываются в виде коня[559].

Хозяин воды выступает и в качестве строгого стража своих границ и богатств. Широко распространены былички, в которых водяной топит людей и лошадей, если нарушаются какие-либо нормы поведения. Именно в таких мифологических рассказах виден поучительный для подрастающего поколения момент: предупредить купающихся и резвящихся в воде детей об опасности, о соблюдении всех имеющихся правил. То хозяйка воды пытается утащить девочку (329); то выходит из озера мужик, топит мальчика, а одежду его набивает хвоей (326); топит он и взрослых людей (255, 317, 331). Иногда этот процесс описывается так, что как будто воздухом тянет в озеро: «Они ватагой купались. Как стало тащить в озеро, никак не могли за берег зацепиться. Воздухом тянет туда, в озеро. Да кто за кого зацепились, да дерево было на берегу. Да за дерево зацепились да друг за дружкой вышли. Кого-то уже на середину залива унесло. И оттуда вытащили кто чем. Это было» (328). В мифологических рассказах, когда находят утопленника, его тело часто расцарапано, кожа изодрана, весь он синий.

Иногда водяной ждет конкретного человека, например, парня, идущего из армии. Он, сидя на камне, расчесывает свои волосы и приговаривает: «Долго не приходит! Долго не приходит!» (335). В Савинове рассказчица говорила, что после того, как утонул ее брат, во сне ей кто-то сказал, что «девушка уже три года ждала его».

Многие былички рассказывают о том, как водяной топит лошадей во время их купания, если опять же не соблюдены все нормы этикета (317, 338, 339, 342). Именно в таких сюжетах перед нами предстает образ жестокого, кровожадного, беспощадного хозяина воды, бесконечно далекий от поэтичного описания лунного вечера с причесывающейся красавицей на камне. Причем хозяйка воды может утопить лошадь даже зимой (347). Таким образом, хозяева воды не только пополняют свой табун, но в этом мотиве, вероятно, можно видеть истоки появления коня в качестве «посредника между мирами»[560].

Водяной может искусать, исцарапать, истрепать, разорвать, разодрать и человека, и лошадь (332, 338, 342, 365). Именно в таких эпизодах видно, зачем ему нужны длинные зубы и когти, с которыми особенно часто описывается някки, один из самых злобных хозяев воды, близкий к образу Ику-Турсо. Особенно опасно было купаться вспотевшим и купать вспотевших лошадей (335, 338).

У. Харва пишет, что и в Финляндии, и в Швеции, и в России существовал обычай перед купанием брать воду, землю или камни из озера на берег, при этом говоря: «N?kki maalle, min? veteen!» (Някки – на землю, я – в воду!). И идти купаться. А затем, наоборот, бросать камень в воду, говорить: «N?kki veteen, min? maalle!» (Някки – в воду, я – на землю!) и выходить на берег[561]. Камень в данном случае олицетворял, воплощал в себе хозяина воды. Считалось также, что железо отгоняет злых духов, поэтому плавали с ножом во рту или просто клали какую-то железную вещь в воду. Карелы, когда шли купаться, крестились и просили благословения у Господа[562].

Когда купали лошадей, финны привязывали к хвосту огниво и кремень[563]. Эти предметы были эманацией домашнего очага, огня, духа первопредка, похороненного некогда под печью и охраняющего свой род. В Северной Карелии, когда купали или переплавляли лошадей, чертили на их спине крест краем весла (huoparin ter?ll?)[564]. Это уже двойной оберег: языческий и христианский. Карелы, перед тем как переплавлять лошадей, клали в лодку камень, молились святому Георгию и чертили крест на поверхности воды – тогда водяной не мог забрать лошадь (SKS. 521). Но самым распространенным способом спасения лошадей от посягательств хозяев воды было бросание в воду камней: если лошадь уставала и опускала голову, ее держали за поводья, а в водоем бросали камни, иногда три, иногда больше (340, 255), и тогда она поднималась из-под воды. Иногда в качестве жертвы водяному выступает собака, которую бросают в воду, чтобы спасти лошадь (342). Когда лошадь начинала тонуть, следовало сильнее потянуть недоуздок и начать как можно громче материться (SKS. 521). Мат, как известно, в древности служил сильнейшим оберегом.

Но водяной далеко не всегда так беспощаден, как в последних сюжетах. Однажды потерялся ребенок, ищут его, а он на плот пошел и упал в воду. Еле спасли. А потом ночью матери приснился хозяин воды, говорит: «У меня даже большие пальцы устали держать ребенка над водой, вы все не приходите» (336). И в конце рассказчица делает фаталистический вывод, говорящий о том, что люди верили, что все заранее предопределено: «Значит его не надо туда, водяному» («Znaa?it, ei h?n-dy sinne pie, vedehizele»), Карелы были уверены, что хозяева воды четко знают, кто им нужен, кого они возьмут в качестве своих детей, а кто будет жить на земле.

В ряде сюжетов хозяева воды выступают в роли предсказателя, и таким образом, содержат в себе элементы божества судьбы. Им явно знакомо будущее человека, они могут его предвидеть. На юге Карелии очень часто видят хозяина воды, похожего на обезьяну, расчесывающего свою шерсть и приговаривающего: «Этот год хороший год, этот год похуже год, этот год самый плохой!» Существуют разные варианты этой фразы («Год от году хуже!», «Бывали плохие года, а этот год – самый плохой!» и др.), в единичных случаях оценка года позитивна: «Год от года лучше, этот самый хороший!» (363, 364, 366, 367, 369, 370). Вне зависимости от высказывания, реакция человека негативна и агрессивна: он ударяет водяного шестом (вицей, вожжами), бросает камень, тем самым как бы отгоняя от себя нежелательное предсказание. Видеть таких водяных всегда не к добру.

В подавляющем большинстве случаев карелы считали, что показываются водяные людям «перед чем-то плохим» (288, 308, 310, 329, 344, 360, 373); «перед бедой» (SKS.4524). «В какой день он покажется, в тот же день или в другой возьмет „голову“, человека» (SKS. 2304). Чаще всего после такой встречи кто-то тонул (279, 276, 359; SKS. 1832) или умирал (267). Своим появлением хозяин воды мог предсказывать неурожаи (364), войну (281, 368), переселение (316, 314), какое-то большое событие (362).

В Михайловском рассказывали, что видели девушку, сидящую на камне и расчесывающую длинные белые волосы. Вскоре началась война (ФА 3712).

Предсказания иногда очень ясные. Однажды в Палалахте водяной сидел на камне, расчесывал длинные волосы и приговаривал: «Палалахта сгорит, Палалахта сгорит!» Следующим летом деревня на самом деле сгорела (SKS. 2303). В другом случае хозяйка воды сидит на камне, причесывается и причитывает о чем-то непонятном («niinkuin e?nell? itkenyt, vaan ei hy? saatu selve?, mit? itki»). Затем она прыгает в воду и говорит, что одного человека она заберет (SKS. 946).

Иногда после встречи с водяным происходило и «что-то хорошее» (253), например, свадьба (283).

У южных карел есть такая примета: если поймаешь судака (зооморфная эманация водяного) у берега или в другом нетипичном месте – быть беде. Это господь посылает весточку. Чтобы беду отвести, рыбак должен закопать рыбу, если она мертва, и выпустить, если жива[565]. В этом примере явно видно наслоение позднейших христианских верований на более архаичные.

В былинках, описывающих появление хозяев воды во время зимних Святок, функция предсказателя – основная. На прорубь идут с единственной целью: узнать будущее. В этих сюжетах водные духи практически неотличимы от образа Крещенской бабы: также задают загадку «Что одно?»; выходят из проруби и гонятся следом; дают ключи хромоножке; от их гнева спасают молочные горшки.

В некоторых былинках водяной предстает в качестве мифического любовника[566]. Эти сюжеты достаточно часто встречаются в финских мифологических рассказах. Вероятнее всего, они бытовали и у карелов, но зафиксированными оказались единичные экземпляры. В Туломозере в 1944 году рассказывали, как однажды женщина стирала на берегу белье и вдруг увидела в воде «такую картинку, как будто мужчина». После этого стал к ней приходить «водный мужчина» (vezimiez). Она вся похудела, но никому рассказать не может. Как-то остановился у нее мужчина, водивший медведя. Она и пожаловалась на свою беду, сказав, что к ней ходит «лишний». Мужчина решил ей помочь и оставил ее на ночь с медведем в риге. Приходит хозяин воды (veiniz?ndy), медведь его хорошенько потрепал. На следующую ночь он приходит снова и спрашивает: «Еще ли у тебя много ночлежников?» Женщина отвечает: «Сколько на берегу камней, столько и их!» Водяной (vetehinen) ушел, хлопнув дверью, и больше не возвращался (SKS. 2328). Хозяин воды в данной быличке с точки зрения рассказчика – однозначно отрицательный персонаж. Неслучайно он назван «лишним» (liigane), так говорят о черте.

В Олонце в 1910 году записан похожий сюжет. Мужчина ходит по деревням с медведем. Однажды поздно ночью он попросился переночевать в очень маленькой избушке. Хозяева отвечают: «Не можем тебя пустить, потому что к нам по ночам приходит „насильник“, „водный“(tyt?npieks?j?, veiline)». Мужчина привязывает медведя к постели, и водяной, придя, попадает ему в лапы и еле убегает. После этого он перестает приходить к девушке. Но поднимается из озера и спрашивает у рыбака: «Еще ли та проккольская кошка (prokkol’an kissa) жива?» Тот ответил: «Проккольская кошка родила шестерых котят!» Водяной ушел под воду и больше не возвращался (SKS. 85b).

Сюжеты, в которых водяной показан властителем водной стихии и ветра, также присущи карельской мифологии (307). Часто он поднимается из воды именно во время бури (SKS. 1967).

Многие мифологические рассказы повествуют о разговаривающих хозяевах воды, причем эти былички больше распространены в Южной Карелии. Мы уже видели, что водяной может разговаривать со знахарем, делать замечания тем, кто плывет поздно по его дороге. Он выходит на берег и зовет свою потерявшуюся корову. Часто считается, что «водяной говорит, как человек» (SKS. 2316). Ребенок водяного тоже умеет говорить, иногда понятно, а порой на языке, чуждом карелам. На севере считают, что водяной разговаривает только языком жестов, так, что его не поймешь[567].

В одном из рассказов говорится, что с жителями воды (veenel?j?t), как и с жителями леса надо разговаривать «наоборот» (vastakkai), потому что они «противники» (ne on vastahakasie). Надо бы сказать одно, а они говорят другое; надо бы сделать так, а они делают иначе. Поэтому если что-то случится и надо их позвать, говори: «Не приходи!». Если что-нибудь просишь, скажи: «Не давай!» (SKS. 18575).

В Северном Ледовитом океане живет норвежский водяной draug (или по-лапландски ravga, raukka). Это устрашающего вида существо топит людей и наводит беспорядок в лодочной гавани, оно кричит в открытом море стонущим, жалобным голосом[568]. Беломорские карелы считали, что у хозяйки моря очень громкий голос:

Meren em? r?nkyy,

kuuluu kuuvella virssalla,

seitsem?ll? selkosella,

kaheksalla kankahalla

yheks?ll? ylimoalla.

Хозяйка моря кричит,

слышно за шесть верст,

за семь глухих лесов,

за восемь боров,

за девять земель[569].

У. Харва пишет, что большая часть финских рассказов о хозяине воды посвящена обучению игре или самой игре на скрипке. Он сидит на камне, чаще всего в рождественскую, крещенскую или пасхальную ночь, и играет чудесную мелодию. Эти рассказы широко бытуют и в Скандинавии. На Байкале тоже рассказывают о хозяине воды, учащем людей играть. У лапландцев бытует мнение, что vesiel?ja (водный житель) красиво поет[570]. Мордовская мать воды (ведь ава) извещает людей о своем появлении звоном маленького колокольчика[571]. Вообще мифология многих народов считает, что музыкальность присуща водным жителям. Еще О. Магнус писал, что финский хозяин воды – прекрасный музыкант. Он сидит на камне и играет, особенно часто в Иванову ночь. Он может и человека научить играть на скрипке, но скрипачу надо обещать себя водяному. Во время игры такого скрипача люди танцуют до упаду. Однажды в Туусала хозяин воды сидел на камне у водопада и играл. Скрипач пришел учиться у него. Водяной спросил тогда: «Какую ты хочешь скрипку: пальцы – по струнам или струны – по пальцам?». Человек ответил верно: «Струны по пальцам», – и из него получился великий скрипач![572] Таким образом, ведя диалог с хозяином воды, как и с Крещенской бабой, надо уметь еще правильно ответить – только тогда будет достигнута нужная цель. Можно вспомнить о греческих сиренах, чудесным пением завлекавших в свои сети мореплавателей; о русском былинном Садко, развлекавшем водного царя игрой на гуслях; об эпическом Вяйнямёйнене, сделавшем кантеле и игравшем на нем так прекрасно, что даже хозяйка воды выплыла на камень послушать.

В карельских мифологических рассказах XX века сюжет игры на музыкальных инструментах отсутствует, но, вероятно, он когда-то бытовал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.