Конец ночной мглы

Ретиф, пытаясь в своих заметках «рассеять темноту ночи» и описать спящий город с эстетической точки зрения, идет гораздо дальше современников. Он отмечает, как только что установленные уличные фонари (r?verb?res) «придают предметам форму, не освещая их полностью, что создает необыкновенную игру света и теней, как на картинах старых мастеров». Вообще, изображения ночного города восемнадцатого века, как художественные, так и литературные, встречаются весьма редко. Конечно, время от времени в городах устраивались фейерверки, однако все развлечения в основном происходили во время королевских или церковных праздников, пока в 1760-х «Воксхоллы», или сады развлечений, описанные в предыдущих главах, не предоставили эти удовольствия широкой публике. Случайные возгорания театров и других публичных зданий предоставляли зрелища иного рода, впрочем, не менее запоминающиеся, (как в случае пожара в парижской больнице «Отель-Дьё» в 1772 году). Конечно, такие ужасные несчастья случались редко, а обычно городские ночи, подобно адским кострам, были невидимы горожанам. Не то чтобы горожане так уж страшились адского пламени, полыхавшего между закатом и рассветом (хотя многих оно пугало), — для большинства город ночью просто не существовал. Ночь представлялась мертвой зоной, зияющей пустотой. Одна из великих, до сих пор нерассказанных вех истории двух столиц — «колонизация», или освоение ночного города, и мы поговорим о ней сейчас. Неправ Ретиф, утверждая, что уличные фонари, впервые разогнавшие кромешную тьму улиц, сослужили горожанам добрую службу. Наоборот! Ночная жизнь впервые оказалась на свету, и не только для сыщиков, шпионов и фланёров. К 1710 году, как отмечает Стил, «благопристойный мир» вовсю осваивал лондонские ночи: многочисленные праздники, маскарады и сверкающие огнями сады развлечений привлекали толпы горожан, хотя опасность нападения грабителей или mohocks по дороге домой оставалась достаточно серьезной. Два года спустя стало возможным опубликовать в журнале The Spectator развернутый отчет «круглосуточного фланёрства», предпринятого мистером Зрителем. В 1738 году Уильям Хогарт выпустил серию гравюр, озаглавленную «Времена суток» [рис. 35] и прославлявшую Лондон как город, который никогда не спит. В отличие от лондонцев, парижане не видели смысла в изображении собственных улиц, по крайней мере, до 1738 года. Конечно, любые изображения ночных улиц невозможны без уличной иллюминации, установленной в Париже и конце семнадцатого века и медленно, но неуклонно менявшейся в лучшую сторону в течение века восемнадцатого.

Рис. 35. Времена суток. Уильям Хогарт, 1738 г.

В результате улучшения уличного освещения, ночная жизнь города из невидимой и потому пугающей, превратилась в светлую, манящую запретными удовольствиями. Конечно, такие последствия не были изначально запланированы. Фонари, освещавшие улицы, должны были помочь ночным патрулям следить за соблюдением комендантского часа (наступавшему в летнее время с десяти часов вечера). Комендантский час, установленный в городе еще в тринадцатом веке, начинался как в Лондоне, так и в Париже по звонку колокола, сигнализировавшего о закрытии харчевен и кабачков. В темные безлунные ночи домовладельцы обязаны были вывешивать горящие лампы или фонари на двери своих зданий (в Лондоне) или над окнами первого этажа (в Париже). Эти осветительные приборы были сделаны не из стекла, а из рога. Они давали очень мало света и горели лишь несколько часов. Собственно, большее и не входило в их задачу — нужно было лишь осветить дорогу горожанам, возвращавшимся домой в сумерках перед началом комендантского часа.

Раньше с наступлением ночи город становился обиталищем студентов, мастеровых и проституток, причем первые две группы обеспечивали последнюю львиной долей дохода. В строго регламентированном обществе ночная деятельность помещала молодежь из бедных семей в категорию «маргиналов» и «опасных элементов». Хотя жизнь в темное время суток казалась более свободной и менее регламентированной, чем в дневное, и разделение на день и ночь было достаточно условным, «ночные хождения» все же считались преступлением. Всегда существовал риск налететь на ночной патруль, арестовывавший всех, появившихся на улице после наступления комендантского часа без факела и уважительной на то причины. Мужчины еще могли отговориться, но любая женщина, показавшаяся на улице после заката, считалась проституткой. Женщин чаще всего вели к магистратам для дальнейшего выяснения личности и возможного заключения в тюрьму: в Париже их сажали в Шатле, а в Лондоне — в одну из пяти ночных тюрем.

Правила могли быть одинаковыми, но их применение в двух столицах отличалось очень сильно. В Париже ночные патрули состояли из вооруженных полувоенных сил, или guet, в 1719 году насчитывавших до 139 лучников (сотня пеших, остальные — конные). Гвардия Парижа (сорок три конника, по крайней мере, вначале) была создана еще в 1666 году, и в ее обязанности также входило ночное патрулирование улиц. В Лондоне же контролем над соблюдением порядка занимались гражданские «ночные отряды» — пешие и по большей части безоружные, не считая нескольких ржавых алебард. Солдаты guet были на государственном довольствии, в то время как лондонские патрули состояли из домовладельцев, подобно присяжным заседателям деливших между собой это бремя: каждую ночь горожане встречались в условленном месте, чтобы патрулировать свой район, и на «службу» надевали собственную одежду. В дополнение к основной обязанности — патрулированию улиц ночной дозор также проверял, хорошо ли заперты двери домов и магазинов, и каждый час громко сообщал время. Этот контраст между милитаризованным Парижем и свободным Лондоном кажется достаточно явным. В Париже комендантский час соблюдался до минуты даже в восемнадцатом веке, а в Лондоне на нарушителей обычно смотрели сквозь пальцы. В английской столице еще в 1660 году многие магазины работали до 10 часов вечера, а харчевни работали и дольше. Однако, если присмотреться, ситуация окажется более запутанной. Парижские власти пытались переодеть свою гвардию в штатское: в 1740 году лейтенант полиции д’Аржансон впервые вывел «в ночное» патруль из пятнадцати мужчин в штатском под руководством инспектора; в 1775 году в городе появились «серые патрули» (patrouilles grises), состоявшие из сержанта из Шатле и охраны в гражданской одежде.

В Лондоне семнадцатого века горожан сложно было назвать образцовыми гражданами: большинство тех, у кого были деньги, предпочитали заплатить кому-нибудь, чем самим идти ночью в дозор. В 1696 году ни один из ночных патрулей Сити не мог похвастать нужным числом дозорных, а те, кто являлся на службу, были «грязными престарелыми оборванцами» (по свидетельству Даниэля Дефо), норовившими поскорее сбежать домой. Согласно Актам 1735–1736 годов, касающихся как Сити, так и Вестминстера, ночным стражникам повысили «зарплату», но это не изменило ситуации: популярные изображения ночного дозорного, или «чарли», рисовали дряхлого полубезумного старика. Так продолжалось вплоть до создания Службы столичной полиции в 1829 году: а в 1821-м буйные юнцы из журнала Пирса Игана «Жизнь в Лондоне», похоже, получают такое же удовольствие, опрокидывая будки дозорных (с дозорными внутри), как их предшественники — mohocks — за век до того. Еще одной популярной забавой представителей «золотой молодежи» после захода солнца было метание камней в уличные фонари. Это развлечение стало популярным после того, как прошли первые масштабные кампании по освещению города в ночное время. В Париже в 1667 году декрет, создавший должность лейтенант полиции, обязывал установить на центральных улицах 3000 фонарей. Установка оплачивалась из налога на уборку и освещение улиц. Новые фонари подвешивали на цепях посреди улицы довольно высоко, а для зажигания и чистки опускали вниз на шкивах. Фонарям надлежало гореть до 2 часов ночи между 20 октябрем и 31 марта (то есть с Михайлова дня до Благовещения Пресвятой Девы Марии). К 1729 году количество фонарей увеличилось до 5700 штук, а в 1770 году их было немногим меньше 7000. Однако отдельные лампы светили слабо, и их часто задувало ветром.

С 1670 года лондонские изобретатели, в частности, Ричард Ривс и Сэмюэл Хатчинсон пытались ввести в употребление новые конструкции более мощных масляных ламп.

В 1695 году Корпорация лондонского Сити продала Королевской осветительной компании за 600 фунтов стерлингов эксклюзивную лицензию на использование масляных ламп в лондонском Сити сроком на двадцать один год. На главных магистралях лампы располагались не более чем в тридцать ярдах друг от друга, на боковых улицах — в тридцати пяти ярдах. Компания наделялась полномочиями собирать штрафы с домовладельцев, которые вовремя не зажгли лампу. В Сити установили более тысячи «королевских огней»; это дало толчок соседнему району — Вестминстеру — тоже прикупить ламп. Закон об освещении 1736 года добавил новую тарифную схему в зависимости от стоимости зданий, продлил время освещения улиц и сузил расстояние между лампами. В 1739 году в двадцати шести административных районах Сити висело уже 4825 ламп, которые обслуживали семнадцать подрядчиков.

Париж переходил с воска на масло в течение двадцати лет после 1765 года; это произошло с внедрением мощных газоразрядных ламп (r?verb?res) — одного из наиболее значимых нововведений столичных властей. Шестигранные фонари висели посередине улицы на расстоянии около 200 футов друг от друга. Каждый фонарь имел от двух до четырех фитилей и работал на дешевом, весьма вонючем масле. В каждом квартале имелся инспектор, проверявший (впрочем, не очень часто) исправно ли работают фонари. К 1790 году было установлено 3783 фонаря, это число медленно доросло до 5123 фонарей в 1828 году.

Как в Лондоне, так и в Париже, porte-falots — или мальчики с горящими факелами продолжали зарабатывать себе на пропитание, сопровождая запоздавших пешеходов до дома. То, что мальчишки промышляли этим ремеслом и в девятнадцатом веке, говорит о том, что в обеих столицах процесс иллюминации был далеко не окончен. Тем не менее, именно газоразрядные лампы вдохновили художников на изображение ночного Парижа.

Две картины — городские пейзажи ночного Парижа, — достойны того, чтобы привести их в этой книге. Они принадлежат кисти художника из Лилля Анри-Жозефа ван Бларенберга и дают нам возможность наблюдать некоторые эффекты производимого уличными лампами освещения. На первой картине изображена полицейская облава на бордель, расположенный на неосвещенной улице, вторая картина (незаконченная) рисует сценку на улице Сент-Оноре. Здесь с проводов свисают лампы, а на тротуарах толпятся проститутки. Картины примерно одного размера — возможно, автор намеревался иронично намекнуть на то, что с появлением фонарей ночная «торговля телом» в Париже не прекратилась. В сцене облавы [рис. 36] мы видим полицейских лучников в голубом, чиновников в черно-красной форме, кучера и нескольких потенциальных «клиентов».

Рис. 36. Ночной десант. Анри-Жозеф ван Бларенберг, 1780.

На улице так темно, что перед вторым экипажем, едва видным на заднем плане, идет человек с факелом, ведущий под уздцы лошадей. Если бы не свет, льющийся из окон здания, на улице вообще ничего не было бы видно. Однако на картине с лампами [рис. 37] ситуация меняется. Здесь тоже происходит множество событий: мужчины и женщины прогуливаются по улице Сент-Оноре, по проезжей части двигается не менее четырех экипажей. Улица освещена достаточно ярко, так что услуги людей с факелами не требуются. Здания, изображенные на обеих картинах, практически одинаковы, но с самим городом уже произошли чудесные изменения. Никто этого как будто не замечает, но парижская ночь впервые откинула покрывало, показав горожанам свое лицо.

Появление в Лондоне газового освещения в 1807 году вызвало реакцию, аналогичную появлению первых газоразрядных ламп: изумление, восхищение, и вместе с тем — саркастические замечания о том, что это плохо отразится на заработках шлюх. «Если никто не погасит этот проклятый свет, — словно вопиет одна из проституток на рисунке Томаса Роуландсона 1809 года, «Взгляд на газовые огни», — нам придется закрыть лавочку!» К сожалению, Роуландсон не предпринял даже попыток запечатлеть эффект, произведенный «газовыми огнями» ночью, как это сделал Бларенберг. Вместо этого он рисует их днем, когда они, понятное дело, не горят. За исключением великолепных изображений садов развлечений, художники того времени крайне редко рисовали ночной Лондон.

Рис. 37. Ночная сценка, Анри-Жозеф ван Бларенберг, 1780 г.

С приходом газовых рожков лондонские улицы засветились еще ярче; в 1815 году в городе было проложено уже тридцать миль газовых труб. Первые коммерческие попытки внедрить газовое освещение в Париже в 1819 году потерпели неудачу; лишь десять лет спустя Рю де ла Пэ и Рю де Кастильон стали первыми улицами, где загорелись газовые фонари. Как мы увидели, однако, освещение не слишком сильно повлияло на ночную активность обеих столиц. Спустя столетие со времени «мистера Зрителя» и «Ночного зрителя», в 1851 году, Джордж Август Сала[86] написал «Ключ от улицы» (The Key of the Street), вышедший в издававшемся Диккенсом популярном журнале «Домашнее чтение». Благодаря своему рассказу о том, как он провел в Лондоне время с полуночи до восьми утра, Сала получил «пропуск» в журналисты и вдохновился на новые литературные опусы на ту же тему: «Дважды вокруг циферблата» (Twice Round the Clock, 1858 г.) и «При свете газа и при свете дня» (Gaslight and Daylight, 1859 г.). В Париже Жерар де Нерваль решил проверить, сможет ли он провести ночь без сна на улицах собственного города, а затем описать этот эксперимент в том же ключе, как это сделал Сала. В результате в 1852 году вышли в свет «Октябрьские ночи» (Les Nuits d’Octobre), хотя сам автор признал эксперимент неудавшимся. Рассказчик со своим другом всю ночь пытаются найти хоть одно работающее заведение. Не найдя ничего путного, они начинают с тоской вспоминать веселые ночки, которые они проводили в Лондоне, удивляясь и досадуя, что в собственной столице ничего подобного не сыскать. «Ну почему? — в отчаянии воздевает руки к небесам рассказчик. — Почему здесь не так, как в Лондоне?

Великий город не должен спать, разве не так?».