Видок, французский шпион

Эжен-Франсуа Видок родился в Аррасе в 1775 году в семье булочника. В своих мемуарах Видок признается, что с юных лет в нем проявилась тяга к воровству и шулерству и прочие преступные наклонности. Свои эскапады юный воришка финансировал из скромных доходов семьи. В конце концов, отец Франсуа не выдержал и сдал свое чадо в тюрьму для малолетних преступников. Здесь (по воспоминаниям самого Видока) мальчик немного задумался о жизни и решил измениться в лучшую сторону. Однако, выйдя на свободу, он подсмотрел, где родители хранят деньги, и, выманив под каким-то предлогом мать из дому, стащил все семейные сбережения и бежал. Юный Видок собирался плыть в Америку, в «Новый свет», однако по дороге в порт его самого ограбили. Оставшись без гроша в кармане, он нанялся на работу в цирк. Вначале работал простым фонарщиком, но с течением времени директор цирка разрешил ему тренироваться на акробата. Видок не проявил особого усердия на трапеции, и тогда ему придумали собственный номер: «Каннибал Южных морей» В финале выступления он должен быть с жадностью убить петуха и сожрать его сырым. Увы, Видок не справился с этим заданием — и его выгнали из цирка. Тогда блудный сын решил вернуться домой, где его ждал на удивление теплый прием. Однако старые привычки, как известно, умирают медленно. Кутежи и попойки продолжались, а затем Видоку пришлось вступить в Бурбонский полк. Он храбро сражался против австрийцев под началом генерала Дюморье, принимал участие в сражении при Жемаппе (6 ноября 1792 года), однако после битвы дезертировал, перейдя на сторону австрийцев. Там он тоже не захотел воевать против «своих» и сказался больным. Его как инвалида, списали во фламандский Лёвен, где он стал работать инструктором по фехтованию. Когда Видок вернулся в Аррас, город был охвачен кровавым патриотическим пылом революции. Видок снова попал в тюрьму Ле Боде, но в этот раз оказался в компании аристократов и граждан, подозреваемых в симпатиях к австрийцам, ведь Аррас был очень близок к границе. Казалось, жизнь до сих пор удачливого вора близка к закату, однако он выжил. Сбежав на свободу, бесстрашный и «безбашенный» Франсуа долго скитался по стране, то и дело попадая в тюрьмы то в одном городе, то в другом, начиная с тюрьмы Святого Петра в Лилле и кончая тюрьмой Ла Форс в Париже. Раз за разом он прокапывал тоннели, перелезал через стены и выпрыгивал из окон. Видок воевал и в голландском флоте, где его то приговаривали к смерти за разжигание мятежа, то производили в бомбардиры. Он чудом избежал галер, а затем удачно перешел через охваченную боевыми действиями территорию, переодетый монахиней.

Этот сильно сокращенный рассказ дает лишь некоторое представление о яркой личности Видока, даже если кое-какие детали выглядят не слишком достоверно. За отсутствием документальных доказательств и научного изучения его биографии, мы можем черпать сведения лишь из четырехтомных «Мемуаров» Видока, изданных в 1828–1829 годах. Хотя детали нам неизвестны, мы знаем, что издатель «Мемуаров», Тенон, заказал другому писателю, Эмилю Морису, переработать первый том на основании документов и материалов, предоставленных Видоком. В интерпретации Мориса наш герой редко останавливается, чтобы обдумать свои поступки; и он, и другие персонажи выглядят достаточно «картонными». Очевидно, автор основывался на традициях плутовского романа. Британскому читателю «Мемуары», скорее всего, напоминали невероятные приключения героев Тобайаса Смолетта[87] вроде Родрика Рэндома или жизнь преступника, существовавшего в реальности — Джонатана Уайлда[88]. И во французской литературе можно найти сказки о смелых грабителях и разбойниках с большой дороги вроде Картуша и Луи Мандрена, который в 1750-е годы возглавлял целую армию контрабандистов.

Однако если Уайлда повесили, а Картуша и Мандрена колесовали, то Видок умер в своей постели в 1857 году в возрасте восьмидесяти двух лет.

Остальные тома «Мемуаров» писал Луи-Франсуа Леритье — литературный поденщик, написавший собственный роман и несколько пьес, а также работы по военной и революционной истории. Леритье придал воспоминаниям Видока необходимый блеск. «Мемуары» имели оглушительный успех, однако, перелистывая их страницы, невольно чувствуешь диссонанс. Первые пятнадцать глав написаны живо, бойко, с постоянной переменой места действия. Хотя они составляют львиную долю мемуаров, становится ясно, что это лишь предыстория карьеры, которую Видок сделал в Службе безопасности (S?ret?), чудесным образом превратившись из «браконьера» в «егеря». Новая служба была создана как отделение префектуры полиции лишь в 1812 году, но уже через год по велению Наполеона была переименована в Управление национальной безопасности (S?ret? National). Видок возглавлял отряд бывших преступников, перековавшихся в детективы, с 1812 по 1827 год. Здание, в котором располагалось Управление, находилось по адресу улица Святой Анны, дом 6, примыкая сзади к зданию Префектуры на Иерусалимской улице. В 1832 году Видок снова вернулся на службу, возглавив отдел, известный в то время как бригада безопасности.

Видок, однако, тоже не раз имел дело с законом, и провел в тюрьмах немало лет. Через несколько месяцев после возвращения на службу его вынудили подать в отставку, а Управление национальной безопасности было реорганизовано. С августа 1842 года по июль 1843 года Видок провел в тюрьме Консьержери по обвинению в вымогательстве, будучи арестован в ходе массовой облавы полиции на штаб-квартиру Управления. (Кстати, приговор был отменен после апелляции, в ходе процесса, который длился считанные минуты). Похоже, этот эпизод никак не затронул его репутацию; Видока и сейчас считают первым в мире детективом, отцом современной криминологии. Оноре де Бальзак увековечил его память, выведя в образе Вотрена в романе «Отец Горио» (1834–1835 гг.) Вотрен фигурирует не только в романах Бальзака, но и в пьесах — в 1840-м году в театре на Бульвар дю Тампль было поставлено несколько мелодрам, сюжет которых строился на расследовании кровавого убийства. Благодаря популярности этих пьес Бульвар дю Тампль даже приобрел новое имя: «Бульвар убийств». Видок и сам написал одну мелодраму.

По контрасту с ходульным персонажем первого тома, под пером Леритье образ Видока приобрел выпуклость и даже некоторую привлекательность. Сбежав из очередной тюрьмы (в Дуэ), Видок открывает магазин в Париже, однако бывшие друзья из криминального мира, очевидно шантажируя его, заставляют его хранить у себя краденые товары. Видок поневоле возвращается к преступной жизни; ему приходится скрываться в городе до своего ставшего знаменитым ареста на улице Тикетон, где его хватают на крыше дома. В тюрьме Видок, озлобившись на всех, становится информатором, используя свою славу и популярность среди товарищей по парижским тюрьмам, а также среди воровских притонов разных районов города.

В словах, которые Леритье вложил в уста Видока, мы слышим голос Ночного зрителя Ретифа де ла Бретонна, парижского детектива. В сцене, где Видок описывает, каким образом он умудрился проникнуть в особо засекреченный притон, звучит характерное для него бахвальство: смеясь, он рассказывает, что с огромным трудом «вползал» в доверие к «этому стаду отморозков». В результате доверчивые преступники заранее информировали провокатора о готовящихся грабежах, подписывая, таким образом, ордеры на собственные аресты. Вначале Видок работал один, однако в 1812 году старшие полицейские чины, пораженные впечатляющими результатами его деятельности, предоставили в его распоряжение трех инспекторов. Видок начал охотиться за «крупной рыбой». Из последнего тома «Мемуаров» мы узнаем, что он начал применять в работе научный метод: анализируя свои прошлые, успешно раскрытые дела, составлял психологические типы преступных личностей. По мере того, как количество людей под началом Видока росло (в 1817 году их было уже двенадцать), Видок продолжал «убегать вместе с зайцем» и одновременно «травить его гончими», периодически переодеваясь и притворяясь мелким воришкой, чтобы вместе с другими ворами участвовать в уличных налетах. В тексте постоянно встречаются куски, написанные на воровском «арго», что, вероятно, страшно нравилось читателям. После публикации «Мемуаров» Видока появилось немало словарей арго, пользовавшихся популярностью среди читателей буржуазного класса. Впрочем, то же самое случилось в Лондоне за век до этого, после постановки пьесы Джона Гея[89] «Опера нищего». К счастью, сам Видок составил двухтомный «Словарь арго», в котором присутствовали как перевод слов с арго на обычный французский, так и наоборот. Вооруженный словарем, читатель мог легко представить себя участником веселой воровской попойки, происходившей в какой-нибудь таверне, выпивающим кружку за кружкой и на чистейшем арго ругающим этих «полицейских свиней».

Как и в случае в Ретифом, положение Видока как рассказчика и детектива неоднозначно. Оба страшно сердятся и обижаются, когда их персонажей принимают за преступников, однако ни один не хочет также становиться на сторону властей. Наоборот, они ругают власти за лень, равнодушие и взяточничество. Однако хотя оба и жалуются на то, что власти им не помогают, совершенно ясно, что сами они предпочитают охотиться в одиночку. Собственно, мемуары Видока лишь подтверждают распространенное на протяжении двух веков мнение о полицейском шпионе, который, притворившись спящим в темном углу кафе, подслушивает разговоры за соседними столиками.

Многое из того, что описано в «Мемуарах» Видока, технически говоря, не является детективной работой, поскольку всеведущий герой в малейших подробностях описывает преступление еще до того, как оно совершено. Когда же Видок все-таки встречается с преступлением, корни которого ему неизвестны, он использует на удивление примитивные для «отца криминологии» методы. Например, вора Ото он узнает по башмакам, отпечатки которых сравнивает с найденными на месте преступления. Однако такие случаи — скорее исключения, чем правила. Необыкновенная сила Видока состоит в его бесстрашном умении притворяться преступником. Конечно, на это можно возразить, что на самом деле Видок притворяется детективом, на самом деле являясь преступником. По мере того, как репутация Видока крепла, люди потянулись к нему за советом, и в результате после второго увольнения в 1832 году, Видок открыл частную сыскную контору, которую он назвал «Универсальная служба» (Bureau des Renseignements Universels). «Мемуары» Видока вышли в английском переводе в 1828 году — в тот же год, что их оригинальное французское издание. Их перевел Уильям Магинн, вечно безденежный и вечно пьяный ирландский журналист, подрабатывавший памфлетистом у Тори. В 1828 году Магинн приехал в Париж в качестве корреспондента недолго просуществовавшей газеты Тори «Представитель». Он также пытался скрыться здесь от кредиторов. Магинн прожил в Париже несколько лет, с головой окунувшись в литературную жизнь французской столицы. Кроме огромной работы над «Мемуарами» Видока, он также перевел «Физиологию вкуса» — знаменитую книгу о гастрономии Жана-Антельма Брийя-Саварена, которую мы обсуждали в третьей главе. Он очень гордился тем, что сумел выучить язык парижских воров, а его интерес к воровскому миру явно распространялся как на Париж, так и на Лондон. В год выхода «Мемуаров» Магинн написал собственный детективный рассказ «Красный сарай» (1828 г.), в котором пересказал расследование убийства Марии Мартен ее гражданским мужем Уильямом Кордером. Этот случай получил широкую известность, поскольку тело жертвы нашли в сарае, который сумели обнаружить из-за неоднократно повторявшегося сна.

Такие известные случаи — couses c?l?bres — как убийство Мартен, лили воду на литературную мельницу Лондона 1820-х годов, когда писатели и журналисты вроде Джорджа Августа Сала могли существовать во многом за счет написания восьми-шестнадцати страничных брошюрок так называемых penny-bloods — кровавых «историй из жизни». Видок в переводе Магинна и его «Красный сарай» были гораздо более объемными трудами, но и они питали все тот же читательский аппетит к «страшилкам». Лондонцы жаждали найти героя, способного разыскивать виновников тяжких преступлений, но они не могли представить себе такого человека в своем городе. Конечно, и в английской столице такие попытки совершались: например, мировой судья Генри Филдинг зимой 1748–49 годов создал бригаду профессиональных полицейских «Бегуны с Боу-стрит», которая получала небольшую правительственную субсидию. Под руководством его преемника и сводного брата Джона в 1770 году сыщики «с Боу-Стрит» собрали и распространили информацию о преступниках и их тайных явках не только в столице, но и по всей территории Англии. «Бегуны» активно работали до 1839 года, однако они были лишь малочисленной группой, состоявшей из шести-двенадцати волонтеров, в том числе и бывших преступников. Из-за этого поначалу им приходилось прикладывать немало усилий, чтобы отделить себя от полукриминальных «охотников на воров», каковым являлся, например, Джонатан Уайлд, известный тем, что охотно выдавал властям своих конкурентов, чтобы получить награду в 40 фунтов (около 3000 фунтов в пересчете на сегодня), полагавшуюся за поимку грабителей, разбойников и фальшивомонетчиков. Законом о столичной полиции 1829 года была основана Служба столичной полиции, но в Лондоне не существовало ничего подобного службе Видока. Вся лондонская полиция состояла из пяти подразделений по 144 констебля. Только в 1842 году впервые заработал «Детективный отдел» в количестве двух инспекторов и шести сержантов. Его возглавил сэр Ричард Мейн, который подобрал себе «сотрудников» из числа представителей рабочего класса, самостоятельно поднявшихся по служебной лестнице. Правда, эти детективы особо «не высовывались» вплоть до 1890-х годов, когда некоторые из них опубликовали свои мемуары.

Таким образом, мы видим, что фигура детектива имеет преимущественно парижский флёр. Перевод Магинна дал толчок двум другим прославлявшим Видока мелодраматическим произведениям. В 1829 году вышла пьеса Дугласа Уильяма Джерролда «Видок! Тайный агент французской полиции», поставленная в Королевском Кобург-театре, где Джерролд подрабатывал драматургом. Эта мелодрама в двух актах соревновалась в популярности с продукцией Суррей-театра «Видок, агент тайной полиции», поставленной по пьесе Дж. Б. Бакстона. В обеих пьесах присутствовал хор веселых галерных рабов, брошенные на произвол судьбы парижские подростки и эффектные сцены поножовщины в конце каждого акта. В этих пьесах Видок представал чуть ли не французским Макбетом, или, по крайней мере, героем «Оперы нищего» — отчаянным, но привлекательным авантюристом и двоеженцем поневоле. Успех этих пьес был так велик, что в 1845 гг. Видок совершил путешествие в Лондон и предстал перед публикой в «Космораме» на Риджент-стрит в окружении цепей и других вещественных доказательств его преступного прошлого.