ЧЕХИ И СЛОВАКИ
* * *
Н. Н. Грацианская
В январе у чехов и словаков наступает масленица. Этот праздник сопровождался буйным весельем, маскарадами, песнями и танцами. Он длился от 6 января (день трех королей) и до начала поста. Самое большое масленичное веселье приходится на последние три дня перед постом — воскресенье, понедельник и вторник. И весь масленичный период, и эти последние три дня называются масопустом или фашиангом (masopust, fa?ank — чешск.; fa?iang — словацк.). Этим же именем называется и главная фигура масленичного маскарада. Кроме того, последние дни имеют специальное наименование — остатки, или кончины (ostatky, kon?iny).
Праздник масопуста появился, по-видимому, еще в дохристианский период, и в нем можно проследить напластования, сложившиеся под влиянием славянского язычества, культа Диониса и Бахуса, христианской религии.
Масленица была повсюду праздником общественным, она праздновалась всеми жителями деревни, местечка или целого квартала большого города сообща. Масленица у чехов и словаков считается праздником зимнего календарного цикла, однако в ее обрядах явно чувствуется приближение земледельческих работ, близкое наступление весны.
В день св. Гаты (5 февраля) пытались предугадать погоду: если погода была хорошей, это предвещало долгую зиму, мало корма для скота. По народным поверьям, в этот день нельзя было прясть, подметать пол, застилать постель. В противном случае в избу могли заползти змеи.{727} Словаки о будущем лете судили по погоде в день св. Павла (25 января).
Праздник громнице (hromnice — 2 февраля) у чехов и словаков связан с традицией святить в костеле свечи (hromni?ky). День этот называется и праздником свечей (sv?tek sv??ek — чешск.). Воск, накапавший со свечей — громничек, собирали и смешивали с семенами льна для того, чтобы посевы не пострадали от бури. Освященные в этот день свечи зажигали во время грозы, чтобы предотвратить удары молнии и грома, их же давали в руки умирающему и т. д. Словаки в этот день святили и соль.
По чешским народным приметам в день громниц начиналось потепление: «На громницы должен жаворонок пискнуть, даже если должен будет замерзнуть»{728} («Na hromnice musi sk?ivan vrznout, i kdyby m?l zmrznout»).
В день св. Дороты (6 февраля) сначала в Чехии, а позднее и в Словакии было распространено народное драматическое представление о Дороте. По домам ходили девушка и пять — шесть юношей, изображавших короля, рыцарей и палача. Они пели о жизни и мученической смерти красавицы Дороты, посвятившей себя Христу и отказавшейся стать женой короля: «Была св. Дорота жизни набожной»{729} («Byla svat? Dorota nabo?n?ho ?ivota»).
Еще в начале нашего века народная драма о св. Дороте была любимым представлением в чешской и словацкой деревне. Существует несколько вариантов записей этой народной драмы с развивающимся действием и нарастающим конфликтом. В словацком варианте пьесы очень глубок ее антифеодальный смысл. Идея такова: слабый противостоит сильному (Дорота — король), подданный — господину. Побеждает сила и власть, но справедливость в конце концов торжествует.
В последние десятилетия драма о св. Дороте сохраняется в очень упрощенном и сокращенном варианте во время колядования детей. Стихи поют на самые различные мелодии. В некоторых деревнях восточной Моравии их еще недавно пели на мотив широкоизвестной рождественской коляды: «Пасли овец валахи»{730} («Pasli ovce vala?i»). В Чехии и Словакии во время масленицы исполнялась также народная драма «Sali?ka», деревенский вариант городской драмы начала XVIII в. «Пойманная неверность» («Polapen? nev?ra»). Это эротического содержания пьеса о неверной жене, которую внезапно возвратившийся крестьянин-муж застал с возлюбленным — залетным паном.
Популярна была в свое время в Чехии специфически масленичная драма «Ссора Масопуста с Постом» («H?dka Masopusta s Postem»), в которой строгий Пост побеждал веселого Масопуста. Записи этой драмы известны еще с XVIII в.{731}
Последним днем зимы считался день св. Матея (24 февраля). Чешская поговорка «Св. Матей бросает плуги с поднебесья» («Svat? Matej haz? pluhy z pun?b?») говорит о приготовлениях к весеннему севу. Словаки считают, что «Матей ломает лед» («Matej l’ady l?me»).{732}
У чехов в конце XIX в. сохранялся в этот день в форме детской игры очень старый обряд, с помощью которого пытались повлиять на будущий урожай. Еще до восхода солнца дети в районе Вышкова выбегали босиком в сад, залезали на фруктовые деревьи и пели:
A ty, svat? Matej?,
M?me k tob? nadej?,
Abys n?m d?l ?rodu
Na tu na?i zahradu.
И ты, святой Матей,
Надеемся на тебя,
Что ты дашь нам урожай
В этом нашем саду.
Далее дети перечисляли все фрукты, которые они хотели бы попробовать. При этом верили, что чем дольше они поют, тем обильнее будет урожай.{733}
Началом полевых работ чехи и словаки считали день св. Грегоржа (чешск.), или Грегора (словацк.) 12 марта: «На Грегоржа глуп тот крестьянин, который не пашет» («Na sv. ?eho?e hloupy (?elma) sedl?k, kte?y neo?e»).{734}
В день св. Грегоржа так же, как и в день св. Блажея (3 февраля), ходили по домам с колядами ученики, собирая продукты в пользу учителя школы.
Vedl’a oby?aja na den na Gregora
Vyslan? sme, ?iaci, od pana rechtora,
Pohl’adet' do va?ho domu a do dvora,
?e ?i sa v ?om ?iaci a pln? komora,
By ste va?ich ?iakov, ?ia?ky odmenili,
Na raze? slaniny ku?tik udelili,
Sotva sme halu?ky ??m omastit mali,
A tak se ?fame, ?e n?m nahrad?te tu stratu,
Ked’ ?iakov svoj?ch odmen?te.{735}
По обычаю в день Грегора
Послал нас, учеников, пан ректор,
Посмотреть в вашем доме и во дворе,
Есть ли в нем ученики и полна ли комора,
Чтобы ваших учеников и учениц наградили.
На вертел кусочек солонины дайте,
Чтобы мы смогли хотя бы галушки помаслить,
И надеемся, что вы нам восполните эту затрату,
Когда своих учеников одарите.
Позднее в день св. Грегоржа проходили рекрутские шествия. Несмотря на то что колядование в эти дни было введено в средневековье под влиянием города, на празднике зачитывались рифмы из народных масленичных коляд с традиционным пожеланием урожая и здоровья.
Период масленицы — прямое продолжение рождественского цикла календарных праздников; масленичные маски и колядование мало отличались от рождественских; для этого периода также были характерны народные драматические представления. Масленичные шествия и карнавалы были очень популярны и в крупных городах. О них свидетельствуют многочисленные трактаты средневековых проповедников, осуждавших переодевание в зверей, танцы и излишние угощения с обильной выпивкой в масленичный период.
Масленичные шествия ряженых были тесно связаны с колядованием: маски ходили от дома к дому с пожеланием счастья хозяину и всей его семье, коляды эти сопровождались веселыми шутками и танцами. В последние дни масленицы в маскарадном шествии и танцах участвовали почти все жители деревни или улицы города.
В каждой области Чехии, Моравии и Словакии встречались разные маски, что зависело от местной традиции, ее силы и живучести.{736} Центральной фигурой масленичных ряженых был бог веселья Бахус, называемый масленичным королем или масопустом. Иногда его место занимал медведь — обязательная зооморфная маска в составе ряженых. Первоначально — это был мужчина в медвежьей шкуре, а позднее — в вывернутом мехом наружу полушубке. Уже в XVIII в. и шуба была заменена стеблями гороха, напоминающими своими космами шкуру зверя. Сзади прикреплялся хвост из перевясла, на голову надевалась остроконечная шапка из соломы. Медведь ходил с поводырем, державшим его на цепи. В современной Моравии ряженый в гороховые стебли называется гребенарж (h?eben??).{737} Он ездит на кочерге по деревне и кричит: «Старые бабы — на гребень, молодые — на вертел» («Star? baby — na h?ebe?, mlad? ?eny — na roze?»). Женщины мстят ему, поливая водой. В руках он держит цеп, сплетенный из соломы, и бьет им прохожих. Происхождение и значение этой маски неясно.{738}
В Словакии одной из самых распространенных масленичных масок был туронь (turo?). Его представляли двое мужчин, стоявших друг за другом, второй держал руки на плечах первого. Оба они были закрыты грубой холстиной, к которой впереди была пришита голова вола с колокольчиком. Туронь в сопровождении двух других юношей ходил от дома к дому и валялся на навозной куче, что якобы способствовало хорошему урожаю, а затем один из сопровождающих туроня его убивал.
В Чехии еще в конце XIX в. была распространена маска кобылы (klibny, bruny) — один из вариантов страшной Перехты, которой на рождество пугали детей. Сильный мужчина держал в руке длинный шест, на котором была прикреплена деревянная голова, обтянутая овечьей кожей с козьими или бараньими рогами. Нижняя челюсть головы двигалась со страшным скрипом. В открытой пасти был виден красный суконный язык. Сверху была накинута белая полотняная плахта или вывороченный тулуп.{739}
Наиболее пышными были масленичные колядования в южной Чехии, стоявшие на грани обряда и драматического представления. Центральной фигурой здесь, кроме масопуста (которого называли также мамой), был так называемый рыбникарж (rybnik??). Это была фигура, ряженая в пестрое платье, на ее голове была плетеная корзина, напоминавшая рыболовную снасть — вершу, или же петушиная голова. Игра сопровождалась рифмованным текстом и танцами, хозяевам желали счастья и урожая, один из колядующих что-то крал, его преследовали, судили, наказывали, выкупали и т. д.{740}
Кроме этих масок, в шествиях участвовало много других: черти, бородатые евреи-торговцы, трубочисты, разные звери, дамы и господа в городских костюмах, глашатаи, цыганки, палач и смерть, переодетый женщиной мужчина, женщина с ребенком и др.
Во время колядования исполнялись обрядовые танцы, носящие следы магии плодородия, — прыжки «на лен и коноплю», танцы с мечами, веселый kotek и словацкий ka?er.
У чехов и словаков на масленицу повсюду пели песню «Это будет на коноплю, это будет на лен» («Toto bude na konope, toto bude na len»), исполнители ее старались подпрыгнуть как можно выше, «чтобы лен и конопля выросли большими». Танцевали даже старухи. Важно было протанцевать этот танец с «медведем», каждая хозяйка пыталась это сделать, так как медведь был символом плодовитости и силы. При этом она старалась оторвать кусок от его одежды из гороховых стеблей, чтобы положить его в птичник.
В горной Словакии женщины, собравшись у одной из своих подруг, выпивали «за большой лен». При этом они дергали за волосы ту из присутствующих, у которой волосы были гуще и длиннее.{741}
Боевые танцы с саблями (обычно это были просто украшенные палицы или деревянные топорики — валашки) также характерны для масленичного колядования. У чехов и словаков они имеют такие названия: me?ov? (южная Чехия), pod?able (моравско-словацкое Пограничье), babkovn?c? (Моравское Словацко), pali?kov? (Словакия). Танцевали kotek и ka?er, взявшись за руки, длинной цепочкой бежали «мочить коноплю» («ma??t konope») к ближайшей реке и там разрывали цепь, толкая друг друга в воду.{742}
Чисто земледельческий символический характер носили и масленичные обряды vor??ek (от слова orati — пахать). По улице тащили плуг. За ним шли крестьянин-пахарь и крестьянка-сеятельница, а за ними погонщик, волочивший борону по снегу или болоту. Их сопровождала группа масок: медведь, жирафы, обезьяны и маска, напоминающая конскую голову, называемая клибна. Во время масленицы в южной Чехии часто vora?kami называли любое колядование. В районе Крумлева (южная Чехия) на масленичное воскресенье выбирали сильного мужчину — масопуста. Он в свою очередь выбирал девять гетманов и в сопровождении многих масок обходил дом за домом с колядой. В старый плуг запрягали несколько молодых людей, они тащили его по деревне, пахал же сам масопуст. Плуг после этой забавы разламывали на части, при этом масопуст оказывался «раненым» и его отвозили в трактир.{743}
Масленица проходила перед началом весенних полевых работ. Устраивались свадьбы, молодежь принимала в свои ряды юношей-подростков. Когда-то это был сложный обряд, но уже в XIX в. он превратился в простую веселую выпивку в трактире.
Словацкая и чешская молодежь (chasa) в конце масленицы выбирала на следующий год своего старосту и надсмотрщика (dr?b). Иногда выбирали двух или четырех старост (st?rek), они в свою очередь присматривали себе девушек-старост (st?rka — старка). У моравских ганаков на время самого буйного масленичного веселья — остатки — выбирали комитет, который строго должен был следить за порядком. В некоторых районах такому молодежному комитету на три последних дня масленицы передавалась официально вся власть в деревне. Внешним атрибутом такой власти, переданной масленичному комитету, были ее символы — право (pr?vo) и ферула (ferula). Право означал меч, украшенный разноцветными лентами и платочками. Ферула была похожа на поварешку, расширялась наверху и сильно трещала при ударе. Она передавалась драбу — надсмотрщику.
В период масленицы совершался ряд девичьих обрядов. Праздновалось окончание посиделок (rozchodnice). Девушки пекли калачи и жарили в масле пончики (koblihy) из лучшей муки. В XIX в., когда стало обычаем пить кофе, варили и его. Девушки из более богатых семей приносили из дома сверх того еще какие-либо припасы. На ужин приглашались те парни, которые в этом году ходили на посиделки. Они приносили пиво или водку и приводили музыкантов. В ожидании прихода парней девушки гадали: одна из них садилась на пол и перебрасывала через голову туфлю, если падала пяткой к двери, значило, что вечер удастся. Девушки при этом приговаривали: «Сверху, снизу, с середины, от Адама, от деда, из Моравии и со всех сторон приходите парни скорее к нам» («Sh?ry, zd?ly, z prost?edka, od Adama, od d?dka, z Moravy a ze v?ech stran, p?ijd’te, ho?i, brzy k n?m»).{744}
В центральной Чехии (р-н Градца) еще в конце XIX в. окончание прядок (посиделок) отмечали по-своему. Женщины и девушки украшали и приглашали всех молодых женщин села на ужин, при этом каждая давала деньги и продукты. Пекли калачи. Прялку, украшенную лентами, укладывали на телегу, вокруг садились женщины и ехали по деревне в сопровождении разных масленичных ряженых. Останавливались у трактира, вносили прялку и ставили ее на стол. Здесь прялку «продавали» (устраивали аукцион), мужчины клали деньги на тарелку. Собранные деньги отдавали музыкантам. Вечером во время ужина «продавались» и испеченные накануне женщинами калачи. На вырученные деньги женщины покупали пиво и водку и устраивали угощение, танцевали до самого утра.
Девичий праздник, устраиваемый в день окончания прядок, в районе Болеслава назывался ?edivek. Перед началом праздника три девушки ходили по деревне и приглашали всех на праздник от имени пана и пани Шедивых (т. е. пожилых, седых). Из собранных продуктов они готовили ужин, на который приглашали и холостых парней. Одного из них одевали паном Шедивым, девушку — пани Шедивой. Все надевали традиционные костюмы.{745}
Такого же характера был чешский девичий ?plochan, т. е. пиршество. Девушки устраивали угощение, пекли красиво украшенные калачи, стараясь их приготовить как можно лучше. День кончался танцами в трактире.{746}
В Словакии и восточной Моравии известно масленичное «хождение с клатиками». Парни, часто с обмазанными сажей лицами, под музыку обходили всю деревню и возили за собой украшенный деревянный брусок — клатик (klat?k). Войдя в дом, где жили девушки, они вешали клатик каждой из них на шею или привязывали его к ноге или руке. Девушка должна была откупиться — обычно она давала красивое «перо» на шляпу парню. Потом с девушкой танцевали, высоко подпрыгивая «на лен и коноплю».{747}
В Моравии под конец масленицы, в воскресенье, молодежь собиралась в трактире около 10 час. вечера. Старек танцевал со старкой, потом сажал ее за стол, остальные парни усаживали рядом своих девушек. Перед каждой ставили пустые тарелки, старка первая должна была положить на свою тарелку деньги, за ней и другие девушки. Иногда парни добавляли свои деньги старке, чтобы она положила побольше денег, а ее примеру последовали бы и другие. Когда девушки заплатили, парни приносили калачи, пиво и водку. Все танцевали до полуночи. Если какая-нибудь из девушек не платила, ее ловили и возили по деревне, а если она убегала, то вместо нее возили чучело из соломы, одетое в женское платье, а затем чучело топили или бросали перед домом девушки.{748}
В районе г. Непомука во время масленичного веселья и молодежных танцев несколько парней садились на стулья посредине зала трактира. Один держал тарелку для сбора денег, а другой — бутылку водки. Под звуки музыки танцующие парни подводили к ним по очереди своих девушек. Каждая из них должна была положить деньги на тарелку, затем ей и ее партнеру по танцу предлагалось выпить водки. Танцы продолжались, собранные с девушек деньги отдавали музыкантам.
Известный чешский этнограф Антонин Вацлавик, долгое время занимавшийся исследованием славянских календарных обрядов, считал, что в период масленицы сохранялись пережитки древних обрядов инициаций. Масленичные девичьи обряды он считал пережитком девичьих базаров.{749}
В период масленицы часто имитируются обычаи из свадебной обрядности. У чехов северо-восточной Моравии в период масленицы обязательно пародируется свадебный обряд. Невестой наряжается самый высокий юноша, «свадьба» оглашается по радио. Свадебная дружина состоит из соответственно одетых шаферов и дружек. Выполняется весь свадебный обряд с благословением мнимых родителей и с обильным угощением. Танцуются и обрядовые свадебные танцы. Все это говорит о старой традиции переплетения масленичных и свадебных обрядов, что, возможно, объясняется тем, что свадьбы праздновались чаще всего во время масленицы.{750}
Масленичные шествия, карнавалы, угощения устраивались и в чешских и словацких городах. Многочисленные средневековые моралисты выступали против ношения звериных масок, против нескончаемых танцев, пения, пьянства.{751} В городах в период средневековья обязательны были хождения с колядой нуждавшихся студентов, которые получали таким путем провизию и деньги.{752}
Как уже говорилось, вершиной масленичного веселья была последняя ее неделя, начиная с «жирного четверга» (tu?n?ho), в ней же особенно отмечались (и считались собственно масопустом) три последних — «сумасшедших» дня (bl?zniv?, kon?iny, ostatky).
Обрядным масленичным блюдом были жареные в большом количестве масла пончики — (koblihy, ?i?ky). Праздновать масопуст значило «есть коблиги». В остатки их пекли все без исключения хозяйки. В Моравском Словацке очень интересен был обычай жарить особые «колобки для кротов». Они были меньшего размера, чем обычные пышки, их относили в поле в конце масленицы, «чтобы поле не разрывал крот». Некоторые исследователи видят в этом пережиток жертвоприношения умершим.
Последнее масленичное веселье начиналось в воскресенье после обеда и не прекращалось вплоть до «пепельной среды». Вся деревня (а в прошлом и город) от мала до велика находилась в одном непрерывном хороводе. Дары, собираемые во время коляды, частично продавались. На вырученные деньги устраивалось угощение в трактире. Три дня молодежь веселилась без перерыва, почти никто не ложился спать.{753}
Только похороны масопуста, бахуса, басы приводили в норму чрезмерно развеселившуюся молодежь: «Празднуем масопуст, совсем не ссоримся, да и зачем нам ругаться, если мы теперь снова все встретились? Мы хорошо сошлись, с удовольствием были вместе! Прежде, чем разойдемся, еще выпьем за общее здоровье».
(«Masopust dr??me, nic se nevad?me, pospolu i pro? bychom se h?dali, kdy? jsme tak shledali poznovu? V dobrem jsme se?li, radi jsme se na?li pospolu! D?ive ne? se rozejdem, je?t? sob? p?ipijem poznovu»), — так звучит прощальная масленичная песня из р-на Плзня.{754}
Празднование остатков — трех последних дней масленицы — до сих пор сохраняется в деревнях Чехии и Словакии. У чешских ходов, в Моравском Словацке и собственно Словакии молодежь надевает национальный костюм. Молодые парни, правда, иногда колядуют и в городском костюме (особенно, если приезжают в родное село из города), но на голову надевают традиционный головной убор с большим праздничным пером или букетом. Масленичные шествия в настоящее время утратили свое первоначальное обрядовое значение. Старые традиционные маски медведя, коня, туроня, цыгана, еврея сохраняются повсюду, но распространены и новые маски карнавального типа, представители каких-либо профессий (почтальон, трубочист, пожарник, полицейский и др.), цирковые артисты (клоун), экзотические звери (жираф, слон, крокодил, верблюд), маски, скрывающие лицо, и др.{755}
Самым любимым развлечением во время масленицы остается ее заключительный этап — похороны масопуста, бахуса или контрабаса (basy) — Барборы. Обряд этот имеет множество вариантов, сам похоронный ритуал тесно связан с сегодняшним днем, но можно думать, что первоначальная его суть — проводы зимы и масленичных забав перед наступающим постом и началом новых полевых работ — очень древнего происхождения.
В Моравском Словацке похороны контрабаса — басы — одно из самых больших событий года. Это целое представление, пародирующее похоронный обряд, а с ним нравы местных жителей. Главные действующие лица — баса, т. е. мужчина, завернутый в большую простыню, которого вносят на носилках, священник (far??) и пономарь (kosteln?k). Остальные зрители тоже живо участвуют в представлении: плачут, подают реплики, повторяют: «Sbohem, baso» («С богом, контрабас»). Как и в любом народном театре, здесь нет грани между зрителями и актерами. Священник одет в рясу, из-под которой видно гражданское платье, костельник — в черном костюме. Священник речитативом и жестами передразнивает настоящего священника при похоронах. Комично само противоречие между серьезностью и важностью его поведения и содержанием его речи: латинские слова произносятся вперемежку с чешскими, часто получается настоящая тарабарщина: «Tedeus laudamus, ve ?panelsku je ramus, tedeus domini, rektor, kde noviny».{756} Архаический стиль библейских текстов чередуется с самыми модными современными словечками.
Критика местных порядков, которую с нетерпением каждый год ждут зрители, содержится в «завещании» басы. Высмеиваются чаще всего старые холостяки, сплетницы, постоянные посетители местного трактира, мужья, находящиеся «под башмаком» у жен, измены. В настоящее время критикуются неполадки в правлении кооператива, случаи разгильдяйства на работе, недостаток каких-то товаров в магазине и т. д.
В конце обряда вместе с контрабасом «закапывают в яму» и другие музыкальные инструменты — скрипки, трубы и т. д. Мужчина, изображающий контрабас, в последний момент выпрыгивает из ямы.
Очень похожий масленичный ритуал наблюдается ежегодно в западной Чехии у ходов. Но там в присутствии жителей деревни произносят приговор и сжигают соломенное чучело в мужском костюме, олицетворяющее масопуста.{757} Прежде же и здесь масопуста хоронили в яме, закапывая вместе с ним трубы и скрипки.
Наступает «пепельная среда» (рореle?n?, blazniv?, skared?, k?iv?, smetn? st?eda). Масопуст сменяется постом: «В скаредную среду не люблю прясть, люблю спать, вижу во сне все хорошее» («Skaredou st?edu nerada p?edu, rada sp?m, со je dobr?ho, v?ecko sn?m»), — говорят всюду в Чехии женщины. В Словакии в этот день ходил по селению своеобразный ряженый — slamen?k — парень, обмотанный соломой, со снопиком на голове, напоминающий гржебенаржа и медведя.{758} У чехов в районе Холтец утром ходили женщины с горшком, где было разведенное мыло, они щетками мазали проходящих мужчин. Тот, кто не хотел быть обмазан мылом, должен был откупиться. Обычай этот назывался «стирать фартуки».
После пепельной среды начинался период сорокадневного поста. Должны были прекратиться всякие забавы и танцы, парни уже не могли ходить на «беседы» к своим девушкам.
Вынесение чучела морены в южной Чехии, конец XIX в.
По-видимому в период масленицы чехи и словаки когда-то выполняли и обряды поминания умерших. Об этом говорит множество устрашающих масленичных масок, целью которых было отпугивание злых сил, да и само название первого дня поста — пепельная, или черная среда. У словаков сохранились сведения о том, что еще в начале XX в. в некоторых деревнях по верхнему течению Грона женщины в этот день мазались сажей. Мазали девушек сажей и юноши, расставаясь на время поста, но первоначальный смысл этого обрядового действия был совершенно забыт: девушки считали, что их мажут для того, чтобы иметь предлог выкупать в пасхальный понедельник.{759}
В смертное воскресенье (предпоследнее воскресенье перед пасхой) (smrtn? ned?le) или в следующее за ней кветное воскресенье (kvetn? ned?le) чехи и словаки совершали обряд выноса смерти — символа зимы. Смерть называлась здесь smrt', smrtka, smrtnica, smrtono?ka, mo?ena, ma?ena (чешск.); mamuriena, morena, kyselica (слов.). Названия эти, видимо, не были локально разграничены, и те и другие могли встречаться в одной местности.{760} Обряд этот был приурочен к определенному дню, смертному воскресенью, получившему, видимо, от него и свое название.
У чехов и словаков обряд «выноса смерти» имел множество вариантов. Центральная фигура обряда была одета в женское или мужское платье, ее делали из соломы, чаще всего из привязанного к перекрещенным палкам снопа. «Смерть» имела две разновидности: она могла быть одета в старые лохмотья или же, наоборот, в праздничное платье, иногда даже в наряд невесты. От этого зависело и отношение к ней. В песнях, сопровождающих этот обряд, нарядную морену называли ma?eno, krasn? (маржена прекрасная), m?mil? ma?eno (маржена моя милая) и т. д.{761} Солому от нее разбрасывали по полям, что должно было способствовать будущему хорошему урожаю.
Девушки в праздничных нарядах шли с фигурой «смерти» по деревне, а затем бросали ее в воду, сжигали или разрывали в клочья.
В центральной Моравии чешские холостые парни одевали такое же соломенное чучело (маржака, смртяка) в рваное мужское платье. Они подбегали к девушкам, несущим женскую фигуру маржены, и старались свалить ее своим чучелом, а потом тоже бросали его в воду.{762}
В Словакии был известен обычай хождения с дедком в то же самое время. Группа мальчиков несла соломенное чучело, одетое в мужское платье. Время от времени они останавливались и били его палкой, затем его раздевали, солому разрывали и бросали ее скоту.{763} Обряд выноса смерти известен не только всем славянам, но и другим европейским народам.{764} У чехов и словаков он бытовал до недавнего времени, а сейчас сохраняется в форме детской игры с песней: «Смерть несем из деревни, новое лето в деревню» («Smrt nesem ze vsi, nov? leto do vs?»). Пожилые женщины в северной Словакии (пос. Завадка) объясняют обычай выноса морены необходимостью изгнания зимы. Они даже вспоминают, что когда в одну из весен не выполнили этого обряда, наступило такое холодное лето, что пришлось вынести торжественно морену уже летом.{765}
О древности этого обряда свидетельствует строгое его запрещение чешским синодом еще в 1366 г., которое было еще раз повторено и в 1384 г. Несмотря на это, в самой Праге молодежь торжественно выносила «смерть» даже в XVII в.{766} По-видимому, это был старый языческий обряд, совершавшийся в близкий к весеннему равноденствию период. А возможно также, что морена была когда-то живой жертвой, приносимой зиме и весенним водам. В старых обрядовых песнях, сохраняющихся в некоторых областях и сейчас, часто повторяется, что морена «за кого-то» умерла. Они состоят из вопросов к морене и ее ответов, где называются лица или группа людей, за которых морена была принесена в жертву:
Morena, morena,
za kohos umrela?
— Za hrozensk? dzievky,
Za pekne panenky.
Морена, морена,
за кого ты умерла? —
За грозенковских девушек,
За прекрасных паненок.{767}
(Старый Грозенков, северо-восточная Моравия)
В Моравии шире всего был распространен текст обрядовой песни, в которой говорится о поджаренной в масле маржене, будь это женская или мужская фигура:
Nesem, nesem Ma??ka,
Na olej?, sma??ka,
D?te mu m?sla,
Aby se mu jeho hlava t?asla.
Несем, несем маржака,
На масле поджаренного,
Дайте ему масла,
Чтобы у него затряслась голова.{768}
(Гана, центральная Моравия)
С обычаем «выноса смерти» у чехов и словаков был связан и другой обряд, бытовавший в тот же день или же в следующее вербное (kv?tn?) воскресенье. Это было ношение символа весны — украшенной ветки ели, вербы, ивы, фисташка (l?to, lete?ko, jedli?ko, m?j, lesola).
Лето приносила группа девушек-подростков. А в тех местах, где выносили парадную марену, в ее платье одевалась молодая женщина, вышедшая замуж последней. Она должна была идти впереди всего шествия. Девушки с летом ходили по домам с коледами, танцевали, водили хороводы и пели:
Smrtn? ned?la,
Kde sa pod?la
Pod?la se, pod?la
Смертное воскресенье,
Куда ты пропало,
Я была, была
U sv. Ji??.
Svaty Ji?? jede k n?m
Odemyk? zemi,
Aby trava rostla
trava zelen?, fiala modr?.
У св. Юрия.
Св. Юрий едет к нам
Отпереть землю,
Чтобы трава росла,
Трава зеленая, фиалка синяя.{769}
Собрав во всех домах подарки, девушки устраивали общее угощение. Обычай хождения с летом очень стоек, во многих областях он сохраняется и сейчас, даже там, где давно забыто об обряде выноса смерти.
Центральным праздником весеннего календарного цикла обрядов была пасха (velikonoce). От вербного воскресенья до пасхи продолжается страстная неделя (pa?ijov? tyden). В это время совершались церковные обряды. Многие магические действия, совершаемые в этот период, — освящение в костеле воды, хлеба, зеленых веток, крашение яиц — были вызваны церковным ритуалом. Считалось, что зеленые ветки (ratolest), освященные в вербное воскресенье, имели особую магическую силу в продолжении всего года. Это были ветки ивы, липы, ясеня, калины, тиса, ели, ореха, и др. Их часто связывали по нескольку штук вместе, длина их должна была достигать 3–10 м. После возвращения из костела зеленые ветки несли прежде всего в хлев и осеняли ими скот, «чтобы сохранить ему здоровье». Затем ветки вносили в дом (в районе Чешских Будеевиц только через окно) и ставили на почетное место в передний угол. Несколько веток втыкали в крышу дома, засовывали за потолок в доме, в хлеве, стодоле. В Словакии их клали под порог нового жилища. Зеленые ветки якобы спасали от бури, огня, болезней. Их кидали на дорогу перед первым выгоном скота, делали из них кресты, а затем бросали в колодцы, закапывали на поле и т. д.{770}
В зеленый четверг в Словакии по традиции в первый раз выгоняли скот на пастбище, в Чешских областях и Словакии прекращали звонить колокола (улетевшие, по поверью, в Рим), и дети (главным образом мальчики) ходили с трещотками, заменявшими колокола, получая за это вознаграждение: «Благовест мы отстучали, дайте крашеное яичко» («Klek?n? jsme odklepali, dejte vaj??ko malovan?»).{771}
В белую субботу колокола опять звонили, в Моравии и южной Чехии все бросались в сад и трясли деревья, чтобы уродилось много фруктов. Иногда в деревья бросали горсти гороха.{772}
Широкое распространение получил обычай умываться в проточной воде перед рассветом в великую пятницу. Верили, что она принесет здоровье. Еще в конце XIX в. в реке купались обнаженными. Воде в великую пятницу приписывалась очистительная сила. Хозяйки несли к воде всю кухонную утварь и сельскохозяйственные орудия, купали и скот. Верили, что в этот день вода превращается в вино. В белую субботу воду святили и кропили ею дом, хозяйственные постройки и двор, чтобы предохранить свое имущество от злых сил.
Великая пятница, по народным представлениям, была днем, когда особенно опасна нечистая сила. Верили, что только после того, как колокола начинали звонить вновь, ее нечего было бояться. В горных областях Моравии и Словакии в великую пятницу метили овец. Считалось, что в этот день любая рана гораздо быстрее заживает.
Большое место в пасхальных обычаях занимал огонь. В белую субботу разводили костры у восточной стены костела и сжигали освященные ивовые ветки, соль и все, что хранилось от праздника трех королей. Каждый старался взять себе огарок, которому приписывалась охранная сила. Угли эти выносились даже в поле. Костер должен был быть зажжен холодным огнем, т. е. при помощи двух камней.
В пасхальное воскресенье святили воду, хлеб, крашеные яйца (kraslice), сережки вербы. После посещения утренней пасхальной службы каждый получал яйцо и кусок пасхального хлеба — mazanec, baba (чешск.), paska (вост. слов.).
Крашение яиц в Моравской Словакии
Пасхальные яйца раскрашивали накануне. Их цвет и орнамент, техника изготовления в отдельных областях Чехии и Словакии были различными. Во многих районах эта традиция еще жива. Раньше предпочитали природные краски (луковая шелуха, шафран, кофе, капустный рассол с железом). Для получения «мраморных» яиц в раствор краски добавляли растительное масло. Орнамент был геометрическим и растительным, украшением служили и надписи. Один из самых распространенных способов раскрашивания яиц у чехов и словаков — нанесение орнамента теплым воском (или парафином) перед погружением в краску. После удаления воска на окрашенном яйце остается белый рисунок. Иногда это повторяют несколько раз с несколькими красками. Яйца раскрашивали и цветным воском — желтым, черным, красным, зеленым, синим. В некоторых районах Словакии, а также в восточной Моравии на окрашенных в интенсивный цвет яйцах выскребали очень тонкий и сложный узор с помощью острого ножа. Кроме того, известны краслицы с орнаментами, сделанными из налепленной соломы, травы и т. д. Все эти способы нередко комбинируются.{773}
В воскресенье и понедельник до сих пор у чехов, а в некоторых областях и у словаков сохраняется очень популярный обычай (теперь уже шуточный) хлестания девушек и женщин особым образом сплетенными ивовыми прутьями — помлазка, мрскачка, шлягачка, шибачка (poml?zka, mrska?ka, чешск.; ?laha?ka, слов.). Слово «помлазка» имеет, как и «коледа», несколько значений: так называется сам обычай, хлысты из сплетенных прутьев, которыми бьют, а также дары, получаемые от девушки за внимание. Прутья — корбаче, шибаки, татары (poml?zka, korb??e, tatary, чешск.; ?ib?ky, слов.) плелись заблаговременно.{774} Само слово «помлазка» (poml?zka: omladiti) — омолаживать объясняет значение этого обычая: каждый, кого били прутьями, будет здоров и свеж. В руках колядующих парней вербовые прутья должны находиться в постоянном движении. Во вторник девушки стегали прутьями парней. После пасхи прутья-помлазки забрасывали на крыши через головы, чтобы они там сгнили.
В восточных областях Чехословакии — в Моравии и Словакии — помлазка (шибачка) сопровождается и обливанием водой — купачка, облевачка, шмигуст (k?packa, oblieva?ka, ?migust). У словаков шибачка известна лишь в западных областях. Гораздо более для них характерно обливание водой.
К пасхе каждый должен был приготовить какую-либо обнову. Кроме того, накануне праздника всегда устраивалась генеральная уборка в доме. Заново белили стены, украшали их орнаментом там, где это было принято. Для пасхальной недели вообще были характерны обряды очистительного свойства, связанные с началом нового года.
Еще в XIX в. у чехов были широко распространены во время пасхи игры с крашеными яйцами, правда, чаще всего уже только детские. Было известно несколько вариантов таких игр. Дети парами становились друг против друга с краслицами в руках, ударяя их широким или узким концом. Выигрывал тот, чье яйцо оставалось невредимым. В городах, а позднее и в деревнях часто бросали монету в яйцо, стараясь в него попасть с расстояния около четырех шагов. Яйцо при этом кто-то должен был держать в руке между указательным и большим пальцами или же положить на землю.{775}
Краслицами играла и молодежь во время помлазки. Вареные крашеные яйца, полученные от девушек в подарок, бросали вверх, иногда через крышу дома в траву и смотрели, разобьется ли оно. Целое яйцо было свидетельством постоянства девушки. Краслицы, кроме того, катали с холмов, и тот, чье яйцо откатывалось дальше других, выигрывал.{776}
Древнее значение краслиц как символа жизни и плодородия совершенно забыто. В период пасхальных праздников крашеные яйца дарят девушки юношам, выражая этим свое расположение, обмениваются краслицами близкие знакомые и родственники даже в городах. Обычай этот сохраняют как национальную традицию, а краслице ценят как произведение искусства.
В день св. Юрия (24 апреля), по народным преданиям, открывалась земля и выпускала змей и все растения, которые зимовали в ней.
У чехов и словаков с днем св. Юрия были связаны легенды о змеях и драконах, открывающихся кладах и т. д. По-видимому, это сказывалось влияние легенды о герое, освободившем принцессу от пут дракона. Верили, что якобы в этот день снова становилась опасной нечистая сила, особенно для скота. Ворота хлевов подпирали бороной зубьями наружу для того, чтобы ведьмы не имели доступа к скоту. Для отпугивания нечистой силы служили и юрские огни — костры, зажигаемые и сейчас в вечер накануне Юрьева дня.
Молодежь встречала лето у этих огней и пела:
Sv?ty jur ide, leto nam nese.
Leto, leto nam, poctiv?m pannam.
Sv?ty juri?ko, maje srde?ko,
Prindzi, prindzi k n?m, dones
nam tepl? lete?ko.
Св. Юрий идет, лето нам несет.
Лето, лето нам, достойным девушкам.
Св. Юричко, мое сердечко,
Приди, приди к нам, принеси нам теплое
лето.{777}
Молодежь, возвращаясь домой парами, обязательно должна была поваляться по озимым для того, чтобы хлеб вырос высоким.
В конце апреля в ночь на Филиппа и Якуба зажигаются костры. Они, по народным поверьям, тоже ослабляют силу чародейства, охраняя урожай и скот.
В эту ночь перед первым маем юноши ставят первые деревца — май (m?j). Это высокая тонкая пихта или ель, тщательно очищенная от коры с оставленной верхней кроной (v?n?k). Верхушку мая украшают пестрыми лентами, красными платками, мелкими калачиками. Ниже кроны подвешивают широкий венок из весенних цветов. В каждом поселке ставят несколько майских деревцев, самое высокое из них — на площади для всей деревни (сейчас у местного национального совета). Кроме того, каждый юноша ставит деревце (чаще всего березку) перед домом своей милой.
Это очень старый обычай. По свидетельству средневековых источников, поставленный девушке май когда-то означал определенную форму брачного предложения. Например, по решению суда пражской консистории от 1422 г. в спорном случае, согласно старому обычаю, такой брак был признан действительным.{778}
Под главным маем устраивалась первая молодежная «музыка» на открытом воздухе. Юноши с маленьким деревом ходили по домам с колядой и приглашали девушек на танцы. Девушки должны были одарить юношей за это приглашение.
Сейчас обычай «ставить май» переносится на первомайские праздники; таким образом, этот традиционный весенний праздник получил новое содержание. В городах же чешские и словацкие рабочие уже с конца XIX в. отмечали День международной солидарности трудящихся.
Церковный праздник вознесения в народе особо не отмечался. Но в этот день, например, словаки в горных областях считали необходимым охранять свое хозяйство от нечистой силы. В некоторых деревнях дают скоту чеснок, а вечером, закрывая двери хлевов, рисуют на них чесноком крест.{779}
Спустя десять дней после вознесения, чехи и словаки праздновали летнице (letnice), у словаков называвшиеся также турице (turice), русадла (rusadla). Цикл этих обрядов был связан с христианским праздником св. духа (пятидесятница). Это был зеленый праздник, все дома украшались ветками деревьев, молодежь продолжала веселиться под маем.
Майское дерево торжественно убирали в понедельник после духова дня. У чехов в Моравии во время этой церемонии собирались ряженые в самых разных масках: старухи, жених с невестой, цыгане, торговцы, дровосеки, трубочисты, пожарники и т. д. Дерево пытались продать, затем спилить деревянной пилой и, наконец, валили его на землю. Праздник кончался танцами и обильным угощением в трактире.{780}
Неделя после дня св. духа перед троицей у чехов называлась королевской, ходили с колядой ряженые король и королева со свитой — взрослая молодежь села. Шествия эти кончались веселой вечеринкой.
С колядами ходили и девочки 7–13 лет с деревцем маем, ряженые королевнами (kr?lovn??ky). Девочки танцевали, пели хороводные песни, иногда те же самые, что и при пасхальном обряде с летом после «выноса морены»:{781}
M? miue leto, cos nam prineslo?
V?eho dobr?ho, kvit’a modr?ho,
Aby trava r?stua, travi?ka zelen?,
Ru?i?ka ?erven?.
Мое милое лето, что ты нам принесло?
Все хорошее, цветы синие,
Чтобы трава росла, трава зеленая,
розочка красная.{782}
Королевские игры имели множество вариантов и были известны большинству европейских народов. В центральной Чехии юношу в королевской короне топили в воде, в южной Чехии после колядования устраивали суд над королем, и после вынесения приговора палач «рубил» ему голову, увенчанную золотой бумажной короной.{783}
В чешских городах уже с XIII в. были популярными стрелковые состязания на св. духа. Стреляли в деревянных птиц, прикрепленных к высоким жердям. Победитель объявлялся «птичьим королем», ему оказывались королевские почести. Церковные моралисты в своих проповедях неоднократно осуждали эти забавы, считая их кощунством по отношению к св. духу, которого якобы олицетворял голубь. Однако стрелецкие состязания во время летниц устраивались еще и в конце XIX в.
У чехов в Моравии существовала особая форма королевских игр с конными процессиями. По мнению многих исследователей, королевские игры здесь переплелись со старым обрядом обхода полей, имевшим магический смысл охраны урожая. Обычай этот со временем превратился в церковную процессию объезда межей, совершавшуюся уже в XVI столетии на конях во главе со священником, молившимся о хорошем урожае.{784}
Один из поздних вариантов конных королевских процессий — обычай поезд королей (j?zda kr?l?) на духов день, сохраняющийся в некоторых деревнях южной части Моравии.
В этот день молодежь села выбирала, собравшись в трактире, из числа наиболее уважаемых юношей короля (прежде им был чаще всего сын самого богатого крестьянина). Король в свою очередь выбирал себе двух пажей, кроме того, избирались три посла, три глашатая и три сборщика. На следующий день составлялась конная процессия из 20–30 переодетых в праздничные женские костюмы парней. Украшались цветными лентами и лошади. Для короля подбирали белого коня, вместо седла на него стелили красный платок. На голову короля, также переодетого в женский праздничный костюм, надевался венок из цветов, лицо его было закрыто тремя разноцветными бумажными лентами. Под белым фартуком у каждого наездника висела сабля. Во главе процессии двигались послы, за ними глашатаи, сборщики. Затем ехали все остальные тесным конным строем по три человека. В центре между ними двигался король со своими пажами.
Процессия объезжала сначала свою деревню, а затем и несколько соседних деревень. Перед каждой из них король останавливался и посылал послов просить разрешения «искать короля» в деревне. Получив разрешение у старосты, вся процессия въезжала в деревню. Глашатаи останавливались у каждого дома и просили дары для короля, повторяя в разных вариантах текст об его ограблении и прежнем величии:
Na kr?la, pani matko, na kr?la
M?me kr?le chudobn?ho,
P?itom velmi poctiv?ho
Okraclli ho na horach.
Для короля, мама, для короля,
Король у нас бедный,
Но достойнейший,
Обобрали его в горах.
Сборщики подходили к дверям с корзиной и брали все то, что давали для короля и его дружины хозяйки: сало, ветчину, деньги и т. д. К вечеру король возвращался в деревню, где устраивался большой пир в трактире с музыкой и танцами.
Раньше в том случае, если две процессии королей из разных деревень встречались в одном месте, случалось настоящее побоище. Однако это бывало редко, так как в каждом поселке было строго определено традицией время выезда, посещения определенных деревень и возвращения домой. Молодежь соседних деревень знала это время и старалась не встречаться со своими соседями.{785}
В начале XX в. поезд королей наблюдался только в двух районах Моравского Словацка — Градиштском и Бродском.
Сейчас этот обычай стал театральным представлением, он соблюдается только у чехов Моравии в поселке Влчнов и Глук. На это красочное зрелище в Влчнов приезжают не только жители соседних деревень и городов, но даже и иностранные туристы. Вероятнее всего, именно благодаря такой большой своей популярности он здесь и сохраняется. Происхождение королевских игр на духов день совершенно забыто. У чехов сохраняется только их увеселительная игровая сторона. Однако известный чешский ученый Ченек Зибрт, изучавший генезис народных обычаев, считал дерево — май и маски королей в период летниц перед троицей символами весны, пробуждающейся и расцветающей природы, а потопление и казнь короля, сваливание майского дерева — обрядом похорон весны, аналогичным обряду уничтожения морены.{786}
Королевские игры в Словакии совершенно исчезли. Однако прежде они были хорошо известны и словакам. Обычай этот преследовался церковью, первые запрещения «по старому обычаю на русадельные праздники выбирать королей, танцевать, наряжаться в вывернутые овчины и веселиться до упаду и т. д…» церковного синода в Штитнике относятся к 1585 и 1591 гг.{787} Позднее запрещения эти много раз повторялись, нарушители же строго наказывались. Все это говорит о древнем дохристианском происхождении народных обрядов во время летниц, приуроченных позднее к христианскому празднику дня св. духа.
В некоторых областях у чехов и словаков долгое время сохранялись обряды, связанные с первым выгоном скота на пастбище. Чаще всего они совершались во время праздника св. духа. Били бичом, стреляли из ружей, зажигали костры и не тушили их всю неделю. Хозяйки пекли лепешки скоту, мазали их медом, каждая коза, корова, овца получала по куску этой лепешки.{788} Скот поливали водой, стегали оставшимися от пасхального праздника прутьями — помлазками, гладили пасхальными яйцами, украшали красными лентами. Устраивалось первое угощение пастухов на пастбище вскладчину из подаренных каждой хозяйкой продуктов, главным блюдом при этом была яичница.
В горных областях у чехов и словаков, где было развито отгонное овцеводство, в день св. духа также было традицией коллективное угощение на высокогорных пастбищах, несмотря на то, что овец выгоняли на полонины уже в юрьев день.{789} Пастухи в первый раз могли спускаться к своим семьям в деревню только на янов день (24 июня).
Весенний период календарных праздников кончался праздником летниц, начинался новый цикл летних праздников.