Ритуальные жертвоприношения хозяевам воды

Обычный человек пытался всеми доступными ему способами задобрить хозяев воды, чтобы жить с ними в ладу и согласии, ожидая от них помощи за подношения. Выше уже было описано, как задабривали и к каким средствам защиты прибегали, когда купались сами или переплавляли к островам лошадей, когда посредством воды получали исцеление. Но чаще всего к ритуальным жертвам прибегали, конечно же, рыбаки. Еще М. Агрикола представлял Ахти как бога, давшего людям рыбу, и покровителя рыболовов у народа хяме. Карельская мифология демонстрирует то же самое. М. Хоппал отмечает, что дух воды, фигурировавший в верованиях почти всех финно-угорских народов, воспринимался не как сверхъестественное существо, а скорее всего как олицетворение воды, персонифицированный представитель ее, который мог способствовать хорошему улову рыбы[615]. В самом начале человеческой эры, по-видимому, так и было, но со временем духа воды (царь, хозяин) уже воспринимали как некое персонифицированное существо, покровительствующее именно рыбакам. Эта тенденция особенно хорошо видна в рыбацких заговорах, дошедших вплоть до XXI века: развитие верований происходит от обожествления самой воды, затем бог воды Ахти – хозяева воды и вплоть до привнесенного в последние столетия христианством святого покровителя Петра (в этом качестве могут употребляться имена и других святых).

Terve ves, terve vien haltiasi..

Puhdas vesi, veden haltia,

Oli oikein, seiso selkein…

Meren eukko hienohelma,

Meren Ahti armollinen,

Anna miule ahvenia…

Terve nyt vesi

ja terve veen haltia!.. Anna Ahti ahvenii,

Pekka pienii kalloi,

Jussi – julma suurii,

Heikki hevosen kokosi.

SKVR. XIII 3. 8456, 8459, 9613, 9626, 9649

Здравствуй, вода, здравствуй, хозяин воды!..

Чистая вода, дух воды,

Будь права, стань спиной…

Морская хозяйка с тонким подолом,

Морской Ахти милостивый,

Дай мне окуней…

Здравствуй теперь, вода

и здравствуй, дух воды!..

Дай Ахти окуней,

Петр – мелкой рыбы,

Иван – очень крупной,

Хейкки – величиной с лошадь.

Прежде всего, чтобы задобрить хозяев воды, им давали угощение. В качестве подарков могли быть красные тряпочки, хлебные крошки, соль, позже – серебряные деньги, вино, табак. «Sinne pid?y tooze gostincat lyk?t?. Keri?t sih dengua hobjasta: „N?h, t?ss? siula gostincat“. Panet sinne ripakkozee cuajuo da keri?t sinne mid? gostincoa da palazie da kaikkie da sinne annat h?nel?: „T?ss? siula podarkat“. Iz?nn?t i em?nn?t i kaikki, kaikki siel? ollaa» – «Туда тоже надо гостинцы бросить. Соберешь денег серебряных: „Вот, на, здесь тебе гостинцы“. Положишь в тряпочку чаю да соберешь туда всяких гостинцев да кусочков, да всего и дашь туда ему: „Здесь тебе подарки“. Хозяева и хозяйки, и все, все там есть» (383). «Я дам тебе соли да хлеба, дай ты, Ахти, мне подарки» (SKVR. XIII. 3. 9624). «Когда на рыбалке были, он давал табака водяному, чтобы бог дал ему очень большую рыбу» (SKVR. VII. 5. 3695).

Примеров, что в жертву водяному приносили людей, конечно, нет. Но есть свидетельства, что такие жертвы делались опосредованно: колдун в оплату за какую-то услугу мог разрешить хозяину воды забирать к себе людей (396). Так, духу озера Ведлозера обещали каждый год по человеку, поэтому если в какой-то год никто не утонет, то в следующий – хозяин озера заберет двоих.

В жертву приносили небольших животных. Например, во время купания лошадей бросали в воду черную собаку (черный – цвет нечистой силы, а собака «осмысляется в мифологических рассказах как медиатор, посредник между мирами»[616]), так же рыбаки приносили в жертву летучих мышей (существа, которым приписывается связь с нечистой силой), лягушек (про нее карелы, наоборот, говорили, что она Божья повитуха Jumalan boabo).

Большой этнографический материал о ритуальном рыболовстве имеется в книге П. Виртаранта, посвященной Беломорской Карелии[617]. Карелами из всех рыб особо почиталась щука. В ее образе часто видели самого водяного. И вообще поймать большую щуку считалось не к добру, ее тут же отпускали в воду, считая, что это сам хозяин воды зачем-то показался людям. В голове щуки насчитывается около пятидесяти костей, карелы знали все их названия, а также названия зубов. Кровь рыбы никогда не называли кровью, только lepp?: lepp?? valuu (кровь течет). Возможно потому, что у многих народов считалось, что душа человека и всего живого находится именно в крови. В Аконлахти когда ловили большую щуку, ее варили и приглашали к свежей ухе Святого Петра: «Pyh? Petri vereksill?!», а щучью челюсть (которая была оберегом) клали над внутренней дверью избы, чтобы злые силы не могли проникнуть в дом. Перед рыбалкой очень боялись сглаза, поэтому шли тайком, чтобы никто не увидел. К удаче было встретить ворону, и к неудаче – черноволосую, черноглазую женщину (карелы называли ее «pahaverine», «с плохой кровью»). Перед рыбалкой, чтобы предотвратить сглаз, проносили через мотню невода зажженные сухие коряги и отпускали их в озеро: «чтобы сгорели глаза завистников» (здесь в качестве оберега используется и огонь, в котором сгорает все плохое, и сухие коряги, найденные на берегу, в которые так же мог перевоплощаться хозяин воды, т. е. как бы отдавали хозяину то, что ему принадлежит). Карелы никогда не считали количество пойманной рыбы. Это правило основано на архаичных представлениях о счете: «Фольклорный счет транзитивен… выступает как номинация, создающая объект, на который она направлена… несосчитанный – не существует… то, что получает имя, – обретает бытие»[618]. Рыбаки прятали улов от посторонних глаз, чтобы человек «с плохой кровью» не спугнул удачу, при этом щедро одаривая бедных и немощных односельчан.

Весенний лов начинали с Юрьева дня. Считалось, что у кого в этот день был хороший улов, тот весь год был с рыбой. Говорили: «Pyh? Jyrki Kormelittsa, Karjalan kalajumala! Святой Егорий-Кормилец, карельский рыбный бог!» Рыбным богом считался и Святой Петр. Когда весной шли первый раз на рыбалку, просили, чтобы он дал рыбы: «Anna, Pyh? Petri, kaloa!». А когда ели первую весеннюю уху (обязательно из рыбы, до которой не касался нож), ее крестили и говорили: «Pyh? Petri vereksill?s, n?it? sy?m?h – toista soamah. Святой Петр – на свеженькое, это есть – новое давать!» В данном случае интересно рассмотреть сочетание «vereksill?», т. е. на «свеженькое, на свежую уху». До первой пойманной рыбы нельзя было дотрагиваться ножом, т. е. в рыбе оставалась вся кровь, оставались жизненные силы, душа (veri – кровь, veres – свежий). И вот на эту уху свежую, полную энергии, приглашался хозяин вод, который, так же как древний дух, изображался похожим на рыбу (в данном случае с круглыми глазами): «Pyh? Petri, py?r?silm?! Anna kaimallas kaloa!».

Особым способом, чтобы все пришлось по вкусу водяному, и он расщедрился, готовили рыболовные снасти. Во-первых, коптили сети и неводы: «Пропитанные дегтем тряпки клали в огонь, вот дым и проходит через сети. Так это надо делать… Мы вроде еще, старые, коптим, а молодые, те не знают ничего» (251). Особым образом обрабатывали грузила: клали в них летучих мышей, лягушек, овес, собранный под тремя ригами, ветки от печного помела, взятые из трех разных домов. А также отрезали грузила с неводов, в которых был большой улов, и прикрепляли к своим. Когда шли на тоню, зажигали огонь, проносили его через мотню невода (povi), проделывали это трижды, шепча при этом заговоры. Иногда раздевались донага и проходили через мотню с ножом во рту. Могли проносить хлеб и икону Святого Петра, прося у него при этом рыбы. Если рыба вдруг прекращала ловиться, коптили невод, и уже все рыбаки проходили с ножом во рту через мотню, пронося огонь. В качестве грузила вешали замок, чтобы рыба не уходила. Во время забрасывания сетей говорили: «Иди в море черной, поднимайся на землю белой!», то есть полной рыбы.

По-особому готовили воду перед рыбной ловлей, тем самым демонстрируя самые древние верования, обожествлявшие саму воду. Кадили ее вереском, опускали муравьев и смолистые щепочки. А также брали бересту с трех пней вкруговую, три саженца рябины, три – сосны и муравьев с трех муравейников, клали все это в берестяной короб, зажигали и проносили трижды этот зажженный короб через мотню. Затем все это высыпали за спину в озеро и уходили, не оглядываясь назад. Жгли в костре кости от съеденной рыбы и относили их в ламбу, чтобы рыба стала лучше. Или приносили воду из рыбной ламбы в безрыбную, веря при этом, что переносят и щедрого хозяина воды.

Особым образом благодарили хозяев воды за богатый улов. Карелы раньше никогда не говорили, что поймали или наловили рыбу, ее кто-то дал (antau kalua): озеро, Ахти, хозяин воды, позже святые Петр и Георгий. Повсеместно в Карелии, но особенно широко на севере, был распространен обычай делать карсикко. Встречаются самые разнообразные его виды, некоторые из них стоят рядом с тоней, на месте, где поймали особенно много рыбы. Делались карсикко чаще всего на сосне: например, за каждого пойманного лосося отрубали по большой ветке; могли оставить только верхушку и нижние ветви, а остальное все срубить. Делали на деревьях и особые зарубки (пуали) в благодарность хозяйке воды, давшей много рыбы. Изначально эти зарубки были самой разнообразной формы, срезанные ножом или топором, но позже их чаще стали вырезать в виде креста и посвящать Святому Петру-Кормильцу – Pyh? Petri Kormelitsa (400). «И когда попадался большой улов, на берег выйдем, на дерево поднимемся и верхушку обрубим красиво. И вот это навсегда останется, красиво обрубленная засохшая верхушка. Это и называют карсикко. Мы снимали только с одного дерева. Одно дерево только да еще большую зарубку-пуали делали, вырезали там в сторону озера, чтобы видно было место тони… Это был знак, вроде как в благодарность делали за улов в этом месте. Это рыбной тони делали подарок. А потом как еще раз приходили, и специально варили здесь, приносили к дереву маленькие камни, цветы садили. Да еще просили: дай мне еще рыбы, и еще сделаем тебе другое карсикко. Если еще поймали большое количество, то еще делали рядом другое. Такие у нас были карсикко» (399). «Пуали – это был знак. Когда он даст нам рыбы, мы сделаем крест и скажем, что помни нас и в следующий раз» (400).

Обряды, аналогичные карсикко, существовали и у других народов. Так на территории Грузии зафиксированы представления о существовании матери воды (представляющейся в виде рыбы, а иногда – женщины), матери рыбы (говорящей на человеческом языке), а также культ бога-рыбы Ларса, которому совершалось воздаяние вином. В Южной

Грузии и Армении у рек, озер и источников встречаются каменные стеллы в форме рыб (вешапи), достигающие нескольких метров в высоту. Это культовые памятники, поставленные божеству воды и плодородия[619].

А. Конкка пишет, что в Северной Карелии на месте лова рыбы на высоте одного-двух метров «на дереве или жерди устанавливали изображение человеческого лица в виде маски из двойного слоя бересты с вырезанными глазницами, носом и ртом, называвшееся kalajumala – „рыбий бог“». Изображению приписывали способность ограждать место и орудия лова от сглаза и прочих напастий, т. к. человек, пришедший с недобрыми намерениями, сначала, независимо от собственного желания, видел изображение, а потом уже сети или мережи. Вероятно, оберег существовал как от нечестных людей, так и от «нечистых» духов, насылаемых, по поверьям, колдунами. Изображение, таким образом, служило апотропеем, притягивало и «нейтрализовало» злую силу. Здесь функции «рыбного бога» соотносятся с подобным же значением карсикко на тони, которое выступало в роли «хозяина» (и охранителя) конкретного рыбного места[620].

Таким образом, мы видим, что к хозяевам воды у карелов было очень почтительное отношение. Весь обряд задабривания водных жителей показывает огромный диапазон обрядового действа. Здесь присутствует числовая магия (частое трехкратное повторение, использование трех предметов, с трех мест), вербальная (заговоры), магия уподобления (вешание замка на мотню, перенос воды из рыбного озера). В качестве оберега выступают и предметы, связанные с духом огня и духом первопредков, некогда похороненных под печкой (ветки от печного помела), и железо (нож во рту), и более поздние сакральные предметы (вплоть до иконы Святого Петра).

Интересную, отличающуюся от традиционной, точку зрения о целях жертвоприношения высказывает в своей монографии Н. А. Криничная. Она считает, что, когда приносят в жертву хозяевам воды какое-либо животное (собаку, лошадь), «душа ее в данном случае становится духом-водяным. Иначе говоря, в жертве содержится та бесплотная нетленная субстанция, которая служит „материалом“ для возникновения духа-„хозяина“, воссоздания, обновления или восполнения его жизненной энергии. Нашей концепции противоречит общераспространенное, ставшее традиционным мнение, что принесение жертвы – это кормление, угощение духа либо способ его умилостивления и даже платы за улов»[621]. Материал карельской мифологии подтверждает правоту обеих точек зрения. Еще в Библии сказано: из праха сделаны, и прахом будете. Природе и всему сущему свойственна цикличность; то есть, к примеру, духу воды приносят в жертву лошадь, а потом его самого видят в этом образе.

Мифологическая проза о хозяевах воды демонстрирует нам всю динамику развития верований карела от почитания самой воды и обожествление духов, населяющих ее, вплоть до веры в помощь и благословение христианских святых.

И все эти разновременные пласты переплелись и наложились друг на друга. Но все хозяева до самого последнего времени в карельской мифологии несут, в подавляющем большинстве случаев, положительное начало. Водяной не воспринимается карелами в качестве нечистой силы, куда стремилось перевести его христианство. Вода осталась той же древней прародительницей, создавшей саму землю и давшей жизнь этой земле. Поэтому даже то, что люди тонут, т. е. водяной забирает их к себе, объясняется необходимостью приношения жертвы или приобщения к древнему роду.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.