Глава V Москва. Появление кабака около 1555 года. Корчемство становится контрабандой

Глава V

Москва. Появление кабака около 1555 года.

Корчемство становится контрабандой

Киевские князья ищут простора своей деятельности в дремучих лесах северо-востока. За князьями двигается народ, несёт с собой киевский эпос, создаёт себе новый Киев — Владимир, строит в нём киевские церкви, киевские Золотые ворота, украшает новые места дорогими именами киевских урочищ, как, например, Печерский монастырь, река Лыбедь и так далее; но отросток южной жизни вырастает на чужой почве иным деревом. Князья, переселявшиеся на север, первым делом считали закрывать веча и «избивать вечников». Жизнь, заложенная на северо-востоке, всецело сказалась в Москве…

Когда Киев и Новгород считали свою историю рядом столетий, Москвы ещё не было, на месте Москвы жила чудь, но впоследствии поселилось здесь русское племя, которое окрепло среди жесточайших невзгод и стало потом центром всего русского мира. Возникновение Москвы, получившей своё имя от финского названия Моск-ва, то есть мутная река, по наивному замечанию летописца, совершилось так: «Дiавол вложи в сердце князем татарским, сводиша братью, ркуще великому князю Юрью Даниловичу, оже ты даси выход больши князя Михаила тверского, а мы тебе княженiе великое дадим».

Побратавшись с татарами в тени этого «антинационального развития» (Буслаев), Москва начинает собирать около себя области новгородскую, псковскую, тверскую, рязанскую, пермскую, киевскую.

И здесь-то, в Москве, оторванной от южной Руси, возникает и крепнет московская жизнь. С XV столетия, когда все другие славянские народности оживают, когда у поляков, хорватов, хорутан, сербов (лазарица) и в южной Руси начинает зарождаться народная литература, в Москве открывается период окончательного упадка русской народности. К половине XVI века всё уж было кончено. В двадцать каких-нибудь лет, от 1592 до 1611 года, невидимо выросло жёсткое крепостное право. Не вчера началось так делаться, говорит неподкупная народная память, началось это с началом каменной Москвы:

В старые годы, прежние,

При зачине каменной Москвы,

Зачинался тут и грозный царь,

Грозный царь Иван сударь Васильевич.

Грамотность, просвещение, словесность, искусства, добрые международные отношения, возникшие некогда в Киеве в XII веке, в Москве погибли. К московской жизни вполне можно было приложить известные слова Геннадия: «Земля, господине, такова, не можемъ добыта, кто бы гораздъ грамот?!»[88] Стоглавый собор 1551 года по поводу всеобщей безграмотности московского духовенства — учиться им негде! — с сожалением вспоминал о прежнем времени: «А преже сего училища бывали въ россiйском царствiи на Москв? и въ Великом Нов?град?, и по инымъ градомъ многiе грамот? писати и п?ти и чести учили, потому тогда и грамот? гораздыхъ было много. Но писцы, и п?вцы, и четцы славны были по всей земли и до днесь».

Русская Правда, улетев на небеса, сменилась в Москве Шемякиным судом и московской волокитой. Мужи, княжеские думцы, перейдя в поместцыков (с 1499), писались теперь холопами, а своё старинное имя мужей отдали всему народу, получившему имя мужиков…

До сих пор замечание Карамзина о явных следах татарщины в характере русского населения, в обычаях и языке стояло одиноко, и, мало того, наука даже отвергала возможность всякого (дурного) влияния татар. Но исследования памятников истории и языка, совершённые преимущественно трудами русской Академии наук, и затем некоторыми другими учёными[89] и, кроме учёных исследований, опыт жизни и достаточное развитие самопознания успели уже бросить свет на элементы, вошедшие в состав московской жизни. Стоит проследить день за днём возникновение и историческое развитие народных учреждений, как мы пытаемся сделать это на кабаке, и тогда откроется, что татарщина сказалась у нас не в одном лишь случайном и лёгком заимствовании некоторых татарских слов, но и в заимствовании некоторой доли самой татарщины; что эти заимствованные слова были полным выражением того зверства диких татарских орд, которым сменилась правда, выработанная народом. Татарщина откроется, когда история расскажет нам смену древней русской одежды на ту татарскую, которая покрывала наших предков с головы до ног: башмак, азям, армяк, зипун, чедыги, кафтан, учкур, шлык, башлык, колпак, клобук, тафья, темляк и так далее; когда увидим, как «правда по закону святу» вытесняется битьём и ругательствами, унаследованными от татар и живущими доселе в словах нам уже близких и родных: дурак, кулак, кулачное право, кандалы (кайданы), кат (палач), катувать, катать, бузовать, башка, карга и так далее; когда узнаем, как в русские обычаи входят: казна, казначей, караул, сундук, сарай, ям (откуда ямщик), харч (откуда харчевня); обращение права в правёж, заимствованный от татар; установление тархан, ярлыков, чинов, чиновников,[90] тамги (откуда таможня), и наконец кабака, сменившего корчму. Шевырёв[91] нашёл, что от той же татарщины произошла даже известная господская игра, называемая ералаш.

Ошибкой было бы, если б мы всё влияние монгольского востока ограничили одним лишь временем татарского ига. Влияние это началось в незапамятной старине и продолжалось в течение всего периода жёсткой борьбы русского племени с дикими ордами, напиравшими с востока. В это время вошли в русскую жизнь кнут — орудие казни, и ура, что у монголов значит — бей, колоти, а у нас возглас народной радости. Затем наступило татарское иго. Не будем распространяться о насилиях и жестокостях татар, на которые плакался Серапион,[92] и о которых дошли до нас и предания и свидетельства памятников. В летописи под 1262 годом записано: «Въ л?то 6770 бысть в?чье на бесермены по вс?мъ градомъ русскимъ, и побиша татаръ везд?, не терпяще насилiя отъ нихъ, занеже умножишася татаровъ во вс?хъ град?хъ руских, ясащики живуще не выходя. Тогда жь и Зосиму убиша злаго преступника въ Ярославл?; а на Устюз? город? тогда былъ ясащикъ Буга богатырь, и взялъ у н?коего крестьянина дщерь д?вицу насилiемъ за ясакъ на постелю».

Новые волны насилия и жестокостей нахлынули на русскую землю в XVI веке с нашествием казанских, астраханских (Естер-хан) и сибирских царей, цариц и царевен, князей, князьков и царевичей, которые, предложив свою услугу Московскому царству и поженившись на русских боярышнях, сделались сберегателями русской земли, получили во владение города (Касимов, Звенигород, Каширу, Серпухов, Хотунь, Юрьев), множество сёл и деревень, и один из них, Семион Бекбулатович, был даже великим князем «всея Русiи», а другой, Годунов, цареубийцей и царём.[93] Некрещёные мурзы безнаказанно владели крестьянами, и только два века спустя после так называемого освобождения от татар в 1682 году их заставили креститься. Перед татарщиной отступал даже обычай церкви. Бояре, приходя в церковь, стояли в татарских тафьях, и собор 1551 года по поводу вошедших в жизнь «преданий проклятого и безбожного Махмета» указывал, что «священныя правила возбраняютъ и не повел?ваютъ православнымъ поганскихъ обычаевъ вводити». Ясные следы злого татарского влияния проявились особенно тотчас же после взятия Казани: «И то приiде гр?хъ ради нашихъ Богъ милосердiе свое показалъ надъ Казанью, а в насъ явились гордыи слова и учали мудры быть». В это время появился и кабак — место для продажи водки.

С XVI века на Руси делается известною водка, открытая арабами: арабские al-kohol, ?raky; турецкое raky — водка; болгарское — ракия; русское — арак. Рагез, родившийся в 860 году и бывший потом врачом большого госпиталя в Багдаде, первый указал способ приготовления алкоголя из очищенного от негашёной извести винного спирта. В XIII веке водка является в Европе и до XVI века употребляется как лекарство или эссенция и продаётся по аптекам. В 1330 году она известна в южной Германии, в 1460 году в Швеции, в конце XIV века (1398) от генуэзцев, торговавших с Переяславом и Ромном, переходит в южную Русь, и затем в первой половине XVI века распространяется по всему северо-востоку.[94] Воротившись из-под Казани, Иван IV запретил в Москве продавать водку, позволив пить её одним лишь опричникам, и для их попоек построил на Балчуге[95] особый дом, называемый по-татарски кабаком. У татар кабаком назывался постоялый двор, где продавались кушанья и напитки.[96] В 1545 году царское войско сожгло в Казани ханские кабаки, которые в летописи названы царскими: «И кабаки царевы пожгли». В самой Казани, во время взятия её Грозным, стояли Кабацкие врата, находившиеся близ нынешней Засыпкиной улицы. Кабак, заведённый на Балчуге, полюбился царю, и из Москвы начали предписывать наместникам областей прекращать везде торговлю питьями, то есть корчму, корчемство, и заводить царёвы кабаки, то есть места продажи напитков, казённой или откупной.

С появлением кабаков явился и откуп. Пример откупной системы мог быть заимствован из Византии, где издавна императоры отдавали напитки на откуп, или от татар. В Крыму при Шахан-Гирее[97] мы встречаем, странным образом, русского откупщика из Калуги — Хохлова! Первые следы откупа мы находим ещё в 1240 году в Галицкой области, когда боярин Доброслав, овладев Понизьем, отдал Коломыю на откуп «двум беззаконникам от племени смердья».[98] Откуп знала и Москва. В то время, как московский царь в Новгороде «в?чо сказилъ», то наместники его секли народ, грабили дома или брали откуп. И вот стали писать по городам, чтоб заводили кабаки. В книге сошного письма под 1579 годом сказано: «Въ Усольи на посад? держати нам?стнику кабакъ, а на кабак? — вино, медъ и пиво». — «А въ Чердын? на посад? держать нам?стнику кабакъ, а на кабак? держать на продажу вино, медъ и пиво». Мы знаем, что у греков и римлян, у германцев и даже у татар — везде питейные дома были в то же время и съестными домами. Такова была и древнеславянская корчма, где народ кормился. Теперь на Руси возникают дома, где можно только пить, а есть нельзя. Чудовищное появление таких питейных домов отзывается на всей последующей истории народа.