Глава 10 ВЕЛИКИЕ ИМПЕРСКИЕ ГОРОДА

Глава 10

ВЕЛИКИЕ ИМПЕРСКИЕ ГОРОДА

Если и справедливо, что, вопреки всем ностальгическим и идиллическим представлениям, римская цивилизация в наших глазах предстает прежде всего как городское явление, не следует удивляться тому, что во времена империи города на Западе, как и на Востоке, процветали. В представлении римлян основной реальностью политической жизни является город, а империя (imperium) с юридической точки зрения является федерацией городов. Эта концепция объясняется завоевательной политикой и сохранялась вплоть до конца римской империи.

Когда Рим начал свои первые войны против соседей в Лациуме, он столкнулся с такими же городами-государствами. Целью этих войн было не завоевание и разрушение, а превращение потенциальных врагов в друзей и союзников или же ликвидация возможной опасности. Изредка бывали исключения, но их всегда можно объяснить. Так, завоевание Альбы сопровождалось ее разрушением; население было перевезено в Рим, дома уничтожены. Дело в том, что Рим не мог допустить, чтобы сохранилась старая метрополия, центр латинской конфедерации; желая стать ею сам, он должен был уподобиться ей. По этой причине Альба прекратила существование, или, скорее, этот город материально и духовно был встроен в Рим, который занял его место, взял на себя его религиозные функции и поклонение его культам. Намного позже, в середине II века до н. э., сенат поручил Сципиону Эмилиану разрушить Карфаген, стереть его с лица земли и засыпать солью[461]. Римляне не могли забыть, что целью Второй Пунической войны являлось уничтожение Рима, «римского имени», и поскольку сенат был уверен в том, что Карфаген готовится взять реванш, то единственное решение состояло в уничтожении соперника, ослепленного ненавистью. Судьба, очевидно, была против существования обоих городов одновременно.

Если не принимать во внимание эти два примера, то все по обыкновению регулировалось договором в форме, которая обычно клала конец враждебности. Это был foedus[462], о котором мы сказали, что он был юридической основой отношений между Римом и подчиненными городами. Каким бы ни было его содержание, он имел один результат — гарантировать сохранение завоеванного города, и Рим считал одной из своих первостепенных обязанностей в случае опасности оказывать помощь присоединенным или подчиненным поселениям. Вряд ли завоеванные полисы были обращены в состояние рабства или стали управляться римскими чиновниками. Чаще всего (если упомянуть особо еще несколько абсолютно исключительных случаев, таких как префектура в Капуе) завоеванный город продолжал пользоваться большой самостоятельностью, он избирал своих должностных лиц, которые сохраняли свое традиционное название (например, meddix — у осков, в Галлии — vergobrets, в особенности в Сенте), обеспечивали правосудие, поддерживали общественный порядок, управляли местными финансами, как и раньше, Рим осуществлял лишь нечто вроде опеки, и его влияние ощущалось только в определенных случаях, когда следовало принять меры, связанные с интересами федерации, такие как реквизиция сырья для армии или флота, продовольствия для столицы, сбор вспомогательных военных контингентов, запрещение религиозной практики, признанной противостоящей общественному порядку. Таким образом, союзнические города должны были в 189 году до н. э. ликвидировать на своей территории любое объединение последователей Вакха, а позже императоры запретили человеческие жертвоприношения в Галлии и Африке, где местные традиции продолжали их сохранять. Римские власти, то есть наместник и его служащие, оставляли за собой право внутри каждой провинции регулировать отношения городов друг с другом, в судебном порядке разрешать споры, выслушивать жалобы, направленные против местных должностных лиц и главным образом гарантировать коммерческие или юридические привилегии римских граждан. Армия почти никогда не вмешивалась, даже если в провинции и дислоцировалась римская армия. Во времена империи только в императорских провинциях (за исключением Африки, хотя эта провинция и управлялась сенатором, она имела легион) стояли гарнизоны. Эти провинции либо соседствовали с границами, либо были недостаточно спокойными. В остальных местах царил полный мир, и наместники наблюдали за жизнью провинции, опираясь исключительно на престиж Рима.

Ощущали ли жители империи, что они являются римлянами? Считали ли они себя подданными, чья свобода была ограничена, и чувствовали ли они, что их насильно удерживают в рабстве? Невозможно дать на этот вопрос простой и ясный ответ относительно всех эпох и всех социальных классов. Богатый горожанин в Милете или Сенте чувствовал себя, разумеется, ближе к римскому сенатору, чем к греческому крестьянину или итальянскому земледельцу. Но несомненно и то, что Рим столкнулся с небольшим количеством национальных восстаний. Как только жители провинций достигали (этот процесс разворачивался все более и более вширь) юридических привилегий римских граждан, они действительно начинали себя чувствовать «римлянами» скорее, чем галлами или нумидийцами. Рамки нации, которые нам представляются столь фундаментальными, тогда едва существовали, чаще всего это было понятием неясным и не употреблялось на деле.

Когда римляне наконец завоевали Грецию, первое, о чем они позаботились, — освобождение полисов. Современные историки обвиняют этих «освободителей» в лицемерии и подчеркивают, что так называемая свобода была фактически рабством, потому что Рим оставался верховным и высшим арбитром. Между тем надо признать, что римское завоевание действительно восстановило если и неполноценную свободу полисов, то, по крайней мере, их автономию. Римский режим никак не походил на то, что было установлено эллинистическими правителями, преемниками Александра[463]. В то время как македонские цари просто присоединяли старинные полисы — города и их территории — к своим царствам, римляне ограничивались тем, что объединяли их в империи. Афины, Спарта и множество других полисов восстановили свои законы.

Положение стран с менее древней культурой, где полисов не было, отличалось. Здесь договор о федерации заключался с местными властями, иногда с царями (и тогда имелись дружественные царства, положение которых было аналогично статусу союзнических полисов), иногда с олигархией, готовой получить поддержку Рима, который защищал ее от недовольного плебса. Очень скоро эти народы и союзнические царства создали у себя города, которые их приблизили к «полису». Туземные цари сами принимали меры для осовременивания своих царств. Так, например, в Мавретании, во времена царствования Юбы[464], появляется множество городов, среди которых наиболее прославленным становится Волюбилис[465]. В других местах примером становились римские колонии — населенные пункты по образу Рима — и населяющие их граждане, которые обосновывались на завоеванных землях. Процесс романизации Северной Италии был активно продолжен Августом, который основал такие колонии, как Суза, Турин и Аквилея[466], и в то же время занимался развитием существующих городов. Италийская буржуазия, на которой основывалось главным образом благополучие этих городов, поощрялась, ее элита вскоре была выбрана в сенат. Такая же политика проводилась в Испании, Галлии, Британии. Очень важно, что в крупных городах Запада, в большинстве своем основанных как раз в период завоевания, местная аристократия рассматривалась всегда как римская. Таким образом, с времен Тиберия благородные галлы отказываются от своих туземных имен, чтобы принять tria nomina[467] римского гражданина. Галлы и испанцы становятся риторами, поэтами и в Риме собираются реализовать таланты, которыми хотят прославить свою малую родину. Римская империя не знала колониальных проблем. Истории известны немногие восстания, окрашенные национальным чувством, но они всегда были неудачны. Можно согласиться с ритором Элием Аристидом (середина I века н. э.)[468], который в хвалебной речи Риму подчеркнул, что вся империя является упорядоченной совокупностью свободных городов, находящихся под властью принцепса. Превышение власти, часто имевшее место во времена республики, когда наместники подвергались малоэффективному контролю, практически исчезает. С другой стороны, местный партикуляризм также быстро стирается; один идеал или сходные концепции распространяются повсеместно скорее всего не под воздействием сильной центральной власти, а благодаря увеличению количества провинциальных городов, выражающих образ Рима.

На Востоке, где полисный режим существовал с древности и во многих отношениях походил на организацию самого Рима, жизнь муниципиев[469] развивалась в традиционных рамках. Александрия, Антиохия, Милет, Эфес продолжили процветать в Египте и в Азии, их блеск объяснялся успешной материальной и напряженной интеллектуальной деятельностью, театром, в которой она реализовывалась. Города, какой бы ни была их значимость, обладали автономным бюджетом, который пополнялся, как и во времена независимости, довольно сложной прямой и косвенной системой пошлин (аренда коммерческих заведений, налог на собственность, городская ввозная пошлина, патенты и т, д.). Император вмешивался (через посредничество наместника) только тогда, когда местные финансы оказывались в затруднительном положении. К концу республики эллинизированные города были обременены очень тяжелыми долгами, что было следствием займов, предоставленных крупными римскими капиталистами. Городские доходы снижались в ходе многочисленных войн, которые разрывали средиземноморский Восток в течение двух последних веков до нашей эры. Для пополнения финансов Август использовал, все, что только было возможно, поскольку он и его окружение к концу гражданских войн концентрировали в своих руках почти все движимое и недвижимое имущество аристократии. Большая часть огромного трофея вкладывалась в восстановление разрушенных городов. Известно, например, что некоторые города Азии, опустошенные различными катастрофами, получили значительные субсидии. Восстановив свое благополучие, местная аристократия вскоре была в состоянии вновь играть свою традиционную роль и финансировать главные потребности города: строительство или восстановление общественных зданий, организацию игр, бесплатное масло для гимнасия, обучения и воспитания эфебов, оплату учителей, в случае неурожая — покупку продовольствия во избежание голода и, следовательно, бунтов и беспорядков. Эпиграфы[470] знакомят нас со многими примерами подобного великодушия, размах которого в литературных памятниках вполне не отражен. Пример Герода Аттика из Афин был исключителен не столько из-за его богатства, сколько благодаря роли, которую он играл на своей родине.

Происхождение этих больших состояний следует искать, главным образом, в развитии торговли. Без сомнения, как мы это уже подчеркивали, представители крупной буржуазии восточных городов являлись и земельными собственниками; и именно на них по большей части работало сельское население, свободные труженики и рабы. Однако не только доходы от земель приносили огромные деньги, даже если они и не дополнялись доходами от торговли. Богачи стояли во главе крупных коммерческих заведений, которые образовывали торговую сеть в провинции. Провинциальная аристократия повсюду на Востоке не знала ограничений, навязанных римской традицией сенаторам; торговля им не запрещена. Если римским сенаторам удавалось обойти закон, благодаря обществам, образованным вольноотпущенниками, тайными владельцами которых они являлись, то купцы имперских городов открыто занимались своей деятельностью.

Одним из самых важных, существенных для жизни империи видов торговли была торговля зерном. Она велась судовладельцами-торговцами, объединенными в мощные корпорации. Их главным клиентом являлось государство, но они делали поставки и для провинциальных городов. Существовали местные рынки, не менее прибыльные, чем рынок столицы. Кроме того, те же торговцы занимались и другими товарами, которые мало интересовали общественные службы. Ими поставлялось сырье для ремесленного производства в городские мастерские (кожи, воск, лен, конопля и шерсть, смола и строевой лес и т. д.). Готовая продукция продавалась на месте в лавочках на базарах (торговые улицы, специализирующиеся на частной торговле, были правилом в римских городах Востока и Запада) или экспортировалась за пределы провинции. Вторичные сельскохозяйственные продукты (кроме зерна, масла и вина, которые входили в поставки для анноны) также становились предметом разнообразного и прибыльного обмена. Мы уже упоминали компании, которые в Гадесе[471] изготовляли garum, существовали и другие на Востоке, на Черноморском побережье; помимо гарума они экспортировали сушеную рыбу, различные виды икры; продавцы из Дамаска специализировались на экспорте чернослива и других сухофруктов. В Сирии и Малой Азии важными источниками богатства являлось текстильное ремесло: изготовление тканей, добыча пурпурных раковин[472] и получение из них краски. К этому добавлялась, по крайней мере в Сирии, транзитная торговля пряностями и шелком. В эти времена продукция ремесленного производства была высокоспециализированной, что обеспечивалось определенной фактической монополией того или иного города. Например, имелись ткани из Лаодикеи[473], сукно и подушки из Дамаска, шелковые ткани из Бейрута и Тира. Наконец-то обеспеченная безопасность на море и умиротворение огромных территорий на Западе открывали значительные каналы сбыта для восточной торговли, несмотря на то что Запад и стремился все больше к созданию конкурирующей промышленности. Однако богатая клиентура предпочитала товары, произведенные на Востоке.

На Востоке только Египет не считался ближней территорией. Он был присоединен к империи только после Акция и являлся не провинцией, как другие, а личной собственностью принцепса, преемника Птолемеев. Единственным городом Египта была Александрия: она, созданная Александром, столица Птолемеев, относилась к крупным эллинизированным городам Средиземноморья, но в целом вся страна была заселена туземным населением, проживающим в деревнях. Благоустроенность жизни, характерная для римской цивилизации, там отсутствовала. Вся жизнедеятельность была сконцентрирована в руках нескольких важных должностных лиц: торговцами, владельцами транспортных средств были прямо или косвенно государственные чиновники. Жизнь страны, за исключением Александрии, очень отличалась от жизни в других странах Востока. Крестьяне были невежественны и нищи. Египтяне, поклонявшиеся своим странным божествам, подчиненные своим жрецам, во всем римском мире слыли варварами. Ювенал в пятнадцатой «Сатире» с ужасом рассказал о том, как жители двух египетских деревень Омбоса и Тентира сражались друг с другом, как жители Омбоса захватили и съели жителя Тентира. Без сомнения, говорит поэт, жители Калагура в Испании также ели человеческое мясо, однако они находились в осаде, их мучил голод, они не имели никаких других ресурсов — это было последним средством города защититься, и Ювенал их извиняет. Крестьяне Египта в его глазах — кровожадное варварство, не ведающее чувств, которые формируют человечность и которые могут развиться только в городах.

На Западе условия жизни вначале сильно отличались; между тем картина существования в провинциях в эпоху Антонинов не слишком удалена от той, которую представляют восточные провинции. Очень быстро города догоняют свое опоздание. В Галлии, например, в течение лишь одного или двух поколений многочисленное местное городское население сумело удовлетворить свою потребность в жилище и создало городские ансамбли, украшающие жизнь муниципия, в которых обитало многочисленное население. Чаще всего место прежнего oppidum не сохранялось: в этом проявилась предосторожность от случайных восстаний, а также сознательное желание создавать новые условия жизни, изменяя характер города. Речь шла не о том, чтобы сохранять старую традицию, но порождать новую. Галло-римский город впредь не должен быть только религиозным центром и крепостью. Он должен был стать местопребыванием нотаблей[474] и центром экономической и общественной деятельности. Этого было легче достигнуть на равнине, чем на холмах, столь милых старым оппидумам. Эта политика не была новой: после завоевания Капуи римскими армиями она была перемещена далеко от ее первоначального местонахождения, был построен новый город для размещения остатков населения. Эта политика регулярно применялась в Галлии, где столицы галльских «народов» в большинстве случаев возводились заново, чтобы интегрироваться в римский мир.

Некоторые города были новостройками. Так, Лион, Лугдунум (то есть Ясная Гора), практически был возведен на новом месте, которое привлекло внимание Цезаря во время кампании 50 года до н. э. против Гельветов. Понимая стратегический интерес этого места, Цезарь намеревался основать там город, но у него не нашлось времени осуществить это намерение. Город был основан в 43 году до н. э. (известна точная дата — 11 октября), и власть в нем стала принадлежать Мунацию Планку, который управлял «Косматой Галлией»[475] (той, что завоевал Цезарь). Первые колонисты были римские торговцы, изгнанные из Виенны за несколько лет до этого аллоброгами[476], которые поселились у слияния рек Соны и Роны; Планк переселил туда ветеранов Цезаря. Вокруг этого ядра стали селиться местные племена. Лион вырастал за счет своей соседки Виенны, бывшей столицы аллоброгов, которая также стала римским городом. На месте слияния рек Соны и Роны вокруг святилища Рима и Августа был установлен федеральный культ Галлии. Именно туда ежегодно прибывали представители других галльских поселений, чтобы подтверждать свою принадлежность к римскому миру.

Провинциальные поселения Запада основывались по образу Рима. Как и сам Рим зародился вокруг Форума, так, видимо, было достаточно форума для образования любого римского города. И действительно вдоль дорог можно встретить множество небольших местечек с многозначительным названием «Форум». В Провансе город Фрежюс при своем основании назывался «Форумом Цезаря» (Forum Julium). Эти городки, похоже, начинались с появления рынка, где собирались крестьяне, жившие по соседству, на котором они обменивались товарами и где вершилось правосудие. Там обосновывались несколько римских или итальянских торговцев, объединялись в conventus, ассоциации римских граждан, и создавали для себя учреждения, подобные учреждениям метрополии: администрация для управления «коллегией», «декурионы», образующие совет, и жрецы. Понемногу туземные почетные лица допускались к участию в этой общественной жизни. Новый римский город родился.

Когда местность позволяла, городу придавали рациональный геометрический план с форумом в центре, на пересечении двух перпендикулярных улиц, которые назывались cardo и decumanus maximus. Cardo была ориентирована с севера на юг, decumanus maximus — с запада на восток. Другие улицы прокладывались с учетом правильного прямоугольника; крепостная стена имела форму прямоугольника. Такое расположение напоминало устройство военного лагеря, но не похоже, что основатели города следовали примеру армии. Его истоки, вероятно, восходят к восточному градостроительству, которое легло в основу гипподамовой системы[477] и распространилось в Италии одновременно при этрусках и по образцу колоний Великой Греции и Сицилии. Возможно, что геометрический план, систематизированный Гипподамом из Милета, соответствовал определенной практике в Италии, в особенности географическое расположение города, зависящее от представления людей, под каким углом божество обозревало городок и человеческое сообщество в нем, чтобы быть замкнутыми в templum. В течение долгого времени историки бездоказательно полагали, что ориентация decumanus и cardo, предпочтение квадратного плана крепостной стены происходят от цивилизации террамара. Но более точные исследования показали, что факты, на которых основывается эта теория, неубедительны. Намного более верно считать, что на местоположение поселения, скорее всего, влиял обряд гадания авгуров, главным образом этрусский, а на градостроительство — итальянские образцы, которым с VI века до н. э. примером служили греческие колонии Юга. Мы видим, как эволюционирует Форум в самом Риме с момента основания храма Кастора, который стал новым архитектурным образцом.

Как бы там ни было, строгий прямоугольный план встречается у немногих римских городов. Наиболее законченный вид представлен Тимгадом[478], в древности Тамугади, основанным во время правления Траяна в 100 году н. э. для усмирения Ореса[479]. Но чаще всего рельеф местности и уже существующее туземное поселение ограничивали право использовать земельный участок и препятствовали строительству города по строгим правилам. Довольно часто первоначальное сооружение в рамках прямоугольных стен вырывалось за городские стены благодаря развитию поселения. Так образовывались кварталы extra muros[480], которые слабо контролировались существующими религиозными предписаниями и развивались совершенно свободно. Пример можно найти в Остии, где старинный castrum[481] послужил ядром имперского города, а новые магистрали уже не могли пролагаться по задуманному плану шахматной доски.

Два особенно типичных африканских города позволяют нам проследить эволюцию провинциальных городов. В Лептис Магне[482], городе в Триполитании, раскопки обнаружили существование форума, восходящего к началу римской оккупации. К этому первоначальному форуму впоследствии во времена Септимия Севера добавился второй: форум Северов послужил центром для нового квартала, словно второй город, расположившийся рядом. Аналогичное явление наблюдается в Джемиле[483] (Куйкул), городе, основанном Траяном в 97 году н. э. на пересечении дороги, идущей из Цирты (Константины) к Ситифису (Сетифу)[484], и южной дороги, ведущей в Ламбезис[485]. Место не было абсолютно новым; там находился нумидийский поселок, высоко расположенный на треугольном отроге в соединении двух долин. Римляне вначале превращают этот отрог в крепость; cardo пролагается вдоль оси этого отрога, затем через форум. Из-за узости места населенный пункт удлинился, поскольку не имел возможности развиваться ни влево, ни вправо от главной улицы. Очень скоро город стал процветать. Спустя три четверти века после основания жители за пределами крепостной стены выстроили театр; двадцатью годами позже построили огромные термы, которые по своим размерам и богатству орнамента напоминают термы самых больших городов Африки. Вокруг театра и терм поднялись новые кварталы, среди которых в правление Северов был выстроен новый форум, прилежащий к старой крепостной стене как раз посередине между театром и термами. Наконец, в городе, продолжавшем расти, на юге квартала Северов обосновался христианский квартал со своими базиликами, баптистериями[486] и епископским дворцом.

Как видно, для провинциального градостроительства не существовало жестких рамок: Рим нисколько не навязывал готовые формы; местным архитекторам предоставлялась полная свобода для развития и украшения и города. Безусловно, здания возводились по аналогии со столичными сооружениями: термы, театры и амфитеатры, триумфальные арки, базилики, присоединенные к форуму, портики, крытые рынки, курии для собраний муниципального совета — все, что служило для функциональности важных сфер общественной, политической и коммерческой жизни, согласовывалось с римскими образцами. Также верно, что над форумом обычно господствует Капитолий, храм, в котором объединялись культы Капитолийской троицы — Юпитера, Юноны и Минервы. Он часто строился на искусственной террасе (если не было естественного возвышения); также по краю городской площади находились святилища в честь божеств царствующих императоров. Например, в Куйкуле храм в честь Венеры Прародительницы (Venus Genitrix), покровительницы рода Юлиев, в Ниме — Квадратный дом, посвященный двум молодым принцам Гаю и Люцию Цезарям; в Виенне находится храм, посвященный Августу и Ливии, все эти памятники не были навязаны провинциалам. Строительство алтарей и храмов в честь покровителя-величества вызывалось чувством признательности принцепсам; кроме того, городские сооружения Рима всем казались красивейшими, выдающимися творениями человеческого разума, поэтому и старались их воспроизводить. Не следует также забывать о том, что образец, которым пользовались провинции Запада, диктовался традицией строительства эллинистических городов, римские завоевания не разрушали древнюю цивилизацию, но способствовали ее дальнейшему развитию и распространению во всем мире. Богатые горожане провинциальных городов станут считать своим долгом украшение родины памятниками, уравнивающими ее не только с Римом, но и знаменитыми метрополиями Востока.

Романизация городов могла создать некоторое однообразие. Однако среди развалин можно обнаружить следы характерных черт, благодаря которым африканский город отличался от галльского, испанского или британского. Сохранились остатки старинных алтарей, культовые обряды которых диктовали архитектурные черты, чужие римскому искусству и обычаям. На востоке провинции Африки (современный Тунис) встречаются римско-пунические святилища, посвященные Ваалу — Сатурну и Юноне Небесной (Танит). Первые включали просторный двор, окруженный портиками, где проходили процессии, и окаймленный алтарями. Чаще всего такие храмы строились на окраине города, а храмы римского типа возводились вокруг форума. Известны многочисленные примеры подобного расположения, а именно в Дугге в Тунисе и Тимгаде.

В галльских городах известны некоторые архитектурные типы туземного происхождения: такие как храмы с круглой или многоугольной cella[487], окруженные перистилем или без него, например знаменитая Везонская башня в Перигё, храм Януса в Отене или храм Санксей в Виенне. Эта исключительная планировка, не известная за пределами кельтской области, адаптировала римские архитектурные формы к потребностям туземных культов.

В провинциях даже частные жилища свидетельствовали о значительных изменениях. На первый взгляд возникает искушение найти общие черты частных домов в Джемиле, Волюбилиса или тингитанской Мавритании (Марокко) и классических домов с атриумом и перистилем. Частные постройки в провинции действительно имеют центральный двор, окруженный колоннами, как в итальянском доме. Но в то время как итальянский дом характеризуется расположением по оси, африканский дом включает, главным образом, небольшой вестибюль, двор — настоящий патио[488], на который выходят все жилые помещения и службы. Кажется, что гораздо в большей степени, чем дом в Помпеях, образцом для него был эллинистический дом, каким он появляется на Делосе во II веке до н. э. Но даже если речь идет о типе, возникшем именно здесь и восходящем к пунической архитектуре частной застройки (о которой мы почти ничего не знаем), все равно мы видим его черты в современном арабском доме.

На другом конце империи, в Бретани, частный дом не менее интересен. Он очень отличается от средиземноморского жилища. Можно заметить, что этот дом, в отличие от построек в Африке и Италии, не занимает весь участок; он всегда окружен просторным садом, на который всегда выходит часть дома — нечто вроде веранды, окружающей зал, разделенный перегородками. В самых просторных домах два прямоугольных зала или даже три крыла, подобная планировка явно напоминает грандиозные загородные виллы периода ранней империи в Италии. Вероятно, этот тип жилища представлял собой тип сельского дома, перемещенного в город и приспособленного не без усилий к новым потребностям.

Плотность городов дает достаточно точное представление о достижениях романизации на Западе: если в давних провинциях, таких как, например, Нарбоннская Галлия, города процветали, то в Северной Галлии, на границе по Рейну, в Британии, существовали главным образом деревни, образованные вокруг крупных владений. Когда наступит эпоха варварских вторжений, города окружат себя укреплениями, и ради их возведения римляне станут жертвовать частью своих памятников и даже своей территорией. Используя все доступные материалы, жители разрушат в пригороде многочисленные могилы вдоль дорог, станут использовать в укреплениях мрамор и тесаный камень, цилиндрические основания колонн, фрагменты фризов, так, благодаря вторичному применению, сохранятся до наших дней многочисленные надписи. Но в своем желании действовать быстро они станут возводить стены буквально впритык и оставят снаружи кварталы, которые невозможно защищать. Средневековый городок сменит, таким образом, римский город, и если римский город был просторным, то средневековый город будет вынужден существовать внутри слишком тесных для него стен; в этом измененном пространстве городские площади, как и арки театров, очень быстро заполнятся жилыми домами, жилища пристроят к стенам портиков, улицы сделаются извилистыми и узкими, и сами формы общественной жизни будут трансформированы: старая civitas исчезнет, в то время как исчезнет свобода и мир.