Глава 4 «Макбет»
Глава 4 «Макбет»
24 марта 1603 г. королева Елизавета I Английская умерла, не оставив наследника. (Более того, она никогда не была замужем.) Ее тетя, Маргарита Тюдор, старшая сестра отца Елизаветы Генриха VIII, была замужем за Яковом IV Шотландским. Во время правления Генриха VIII в Англии Шотландией правил сын Маргариты и Якова IV Яков V. Таким образом, Яков V приходился Елизавете I двоюродным братом по материнской линии.
Яков V умер в 1542 г. в возрасте тридцати лет, еще до начала правления Елизаветы I. Он оставил после себя шестидневную дочь — ту самую, которой предстояло стать знаменитой Марией Стюарт, королевой скоттов. Восставшая знать заставила Марию в 1567 г. отречься от престола, после чего королем стал ее сын двух с половиной лет.
Этот сын, правивший под именем Якова VI, был праправнуком Генриха VII Английского (между ними были два наследника женского пола), в то время как Елизавета приходилась Генриху VII внучкой. Когда Елизавета I умерла, Яков VI все еще оставался королем Шотландии. Поскольку он был ее ближайшим живым родственником (внучатым племянником), то унаследовал английский трон и стал Яковом I, королем Великобритании и Ирландии.
В 1589 г. Яков VI женился на Анне Датской, дочери Фредерика II Датского, умершего годом ранее, и старшей сестре нового короля, Кристиана IV (которому было суждено процарствовать неправдоподобно долгий для того времени срок — целых шестьдесят лет).
В 1606 г. Кристиан IV нанес визит своему зятю, Якову I Британскому; считается, что Шекспир написал пьесу «Макбет» именно по этому торжественному поводу.
Пьеса была написана по августейшему заказу; чтобы удовлетворить короля, Шекспиру пришлось использовать не только все свое искусство драматурга, но и талант дипломата. В пьесе описан ранний период истории скоттов, это единственное творение Шекспира, посвященное подобной теме. Ясно, что это сочинение — дань шотландскому происхождению Якова.
«(Входят три ведьмы)»
Угождая вкусам нового монарха, Шекспир насытил пьесу колдовством; «Макбет» — единственная пьеса, в которой изображены ведьмы.
Начало нового правления ознаменовалось расцветом охоты на ведьм. И не всегда это было безумием. Кое-где в Западной Европе у крестьян еще сохранялись дохристианские верования и ритуалы; несомненно, были люди, пытавшиеся заниматься магией и всерьез считавшие себя ведьмами и колдунами, как их называли другие.
Некоторых ловили и обращались с ними как с величайшими грешниками, действительно обладавшими магическими способностями. Но вместе с ними подвергали пыткам и убивали многих старух, вся вина которых состояла в том, что они были старыми и уродливыми. Подобную практику обычно оправдывали, приводя страшную строку из Библии, гласившую: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исх., 22: 18).
Так уж случилось, что Яков I считал себя ученым. Он писал теологические трактаты, имел твердые убеждения, которые обстоятельно аргументировал, и утомлял окружающих своим напыщенным педантизмом. Этот человек был о себе слишком высокого мнения, но где найти смельчака, который дерзнет спорить с королем и доказывать, что тот не прав? Это может позволить себе только другой король. Генрих IV Французский (куда более способный человек) однажды саркастически сказал о Якове: «Это самый мудрый дурак во всем христианском мире»; большинство людей считает, что Генрих был прав.
Однако это вовсе не значит, что Яков в самом деле был дураком. Кое в чем Яков действительно разбирался. В 1604 г. он написал анонимную брошюру «О вреде табака», в которой энергично боролся с новой привычкой табакокурения; с некоторыми ее утверждениями охотно согласится современный некурящий, тем более что открытия новейшей медицины их подтверждают.
Яков I считал себя крупным специалистом в области колдовства. В 1597 г. он написал книгу под названием «Демонология», в которой оправдывает применение против ведьм самых крутых мер.
«Что ж, если Яков I интересуется ведьмами, будут ему ведьмы», — решил Шекспир. Придумывать что-то от себя ему не пришлось. Драматург ознакомился с источниками и обнаружил ведьм в рассказе о древнем шотландском короле Макбете. Возможно, единственной причиной выбора этого эпизода шотландской истории было именно то, что он позволил Шекспиру вывести на сцену ведьм.
Поэтому «Макбет» начинается в таинственном «пустынном месте». Первая же авторская ремарка гласит:
«(Гром и молния. Входят три ведьмы)»
Акт I, сцена 1 (перевод Б. Пастернака)
Они появляются на сцене гротескные — таинственные, предвещающие несчастье. Легко представить себе, как Яков I откидывается на спинку кресла и бросает довольный взгляд на своего августейшего шурина. Он получит возможность изучить театральных ведьм, а после окончания пьесы дотошно объяснит бедному Кристиану все места, доказывающие, что Шекспир на самом деле совершенно не разбирается в ведьмах.
«Мурлычет кот…»
Первое появление ведьм (если не считать удовольствия, доставленного Якову) служит только одной цели: создать соответствующую атмосферу. Они собрались лишь для того, чтобы решить, когда состоится следующая действительно важная встреча. Из быстрого обмена вопросами и ответами мы узнаем, что вскоре произойдет битва и что ведьмы намерены встретиться с неким человеком по имени Макбет.
Вслед за этим ведьмы вынуждены расстаться, потому что их зовут. Первая ведьма восклицает:
Мурлычет кот, зовет. Иду!
Акт I, сцена 1, строка 8[37]
Вторая ведьма[38] говорит:
Зов жабы слышу я в пруду.
Акт I, сцена 1, строка 9
Считается, что ведьмы продают душу дьяволу, а взамен получают злых духов в качестве компаньонов и слуг. По-латыни слуга famulus. Поэтому дух-слуга называется «фамильным духом», или просто «фамильяром».
Существовало поверье, что эти фамильяры принимают облик животных, чтобы незаметно жить рядом с ведьмой, не вызывая подозрений. Охотнее всего они принимали облик кошки (возможно, это поверье основывалось лишь на том, что старые дамы, пережившие всех своих родных и оставшиеся в одиночестве, считали кошек созданиями тихими и удобными в общежитии. Если в старости эти дамы становились ведьмами, то кошки являлись их фамильярами).
Видимо, Греймалкинами в свое время часто называли серых кошек: grey означает «серый», а Малкин — уменьшительное от популярного тогда (и теперь) кошачьего имени Матильда.
У фамильяра Второй ведьмы облик жабы (видимо, тоже привычного облика злого духа, поскольку это создание маленькое, широкое и уродливое).
«Кто этот окровавленный солдат?»
Ведьмы допевают последний куплет и исчезают, но гадать, что будет дальше, нам не придется. Предсказание о предстоящей битве сбывается сразу же. На сцене появляется старый король и его двор. Навстречу им попадается раненый солдат. Король спрашивает:
Кто этот окровавленный солдат?
Мне кажется, мы от него узнаем
О ходе мятежа.
Акт I, сцена 2, строки 1–3
Короля, задающего вопрос, зовут Дункан. Он занял престол в 1034 г. В то время шотландцы еще только формировались как нация. Всего два века назад эту территорию заселяли дикие племена, искавшие в горах спасения от римлян, которые управляли южной частью острова до 410 г. н. э., и саксов, начавших проникать туда столетием позже.
Однако к 800 г. н. э. север Британии утратил свою безопасность. Угроза пришла со стороны восточных и северных морей: набеги совершали викинги. Не меньше страдали от этих набегов Англия и Ирландия.
Викинги захватили северную часть острова и удерживали ее до тех пор, пока скотты, обосновавшиеся в более южных районах, не начали объединяться в целях самообороны. В 840 г. сформировалось ядро нации, впоследствии названной шотландцами, но еще долго за титул короля боролись несколько родов (чаще всего проливая немало крови), таким образом, ранняя история Шотландии покрыта туманом.
Шотландская история стала обретать некие контуры только после воцарения Дункана и появления одной правящей династии. Сохранились династические междоусобицы и постоянные войны с Англией на юге, но с этого времени все шотландские короли были потомками Дункана (за одним-единственным исключением, которое и послужило основой этой пьесы).
Фактически о Дункане I мы знаем только одно: что он правил. Холиншед, который являлся источником для Шекспира, говорит, что Дункан был «мягким и добрым по природе». Возраст Дункана не указан, но похоже, что король был довольно молод. Он сменил на троне своего деда, Малькольма II (1005–1034). Даже если Малькольм II дожил до семидесяти лет (для того времени возраст неслыханный), можно предположить, что его внуку Дункану во время коронации было около тридцати. Он правил всего шесть лет, так что в последний год его царствования (1040 г. — начало пьесы) королю было всего тридцать шесть лет. Еще одним доказательством относительной молодости Дункана является то, что он оставил после себя двоих сыновей, старшему из которых было только девять лет.
Тем не менее Шекспир изображает его стариком. Частично это должно подчеркнуть ужас кровавого преступления, положившего конец его царствованию, а частично объясняется боязнью оскорбить короля Якова I. Отец Якова, лорд Генри Дарнли, тоже был убит; многие верили, что к этому преступлению имела отношение мать Якова. Напоминать об этом Якову было бы верхом глупости. Однако лорд Дарнли погиб в возрасте двадцати двух лет, поэтому, изображая Дункана почтенным седобородым старцем, Шекспир уменьшал сходство с исторической личностью.
(Поскольку события «Макбета» происходят в 1040–1057 гг., его главные герои — современники Гамлета.)
«…Избегнуть плена»
Один из прибывших с королем узнает раненого и говорит:
Он — тот сержант,
Который мне помог избегнуть плена.
Акт I, сцена 2, строки 3–5
Это Малькольм, старший сын Дункана. Он родился около 1031 г., так что в начале «Макбета» ему должно быть всего девять лет. К концу пьесы принцу уже двадцать шесть, и в последнем акте он вполне может играть предназначенную ему роль. Но «сценическое время» у Шекспира никогда не соответствует реальному историческому. На самом деле он преднамеренно развертывает действие пьесы в ураганном темпе, создавая впечатление, что прошло очень мало времени. Поэтому в пьесе возраст героев не меняется; в конце пьесы Малькольму столько же лет, как в начале.
У Малькольма есть младший брат, Дональбайн (он же Дональд Бейн, или Дональд Бонни, то есть Красивый); он тоже появляется на сцене, но в действии практически не участвует.
В пьесе Дункан и Малькольм изображены симпатичными и очень привлекательными; возможно, потому, что Яков I являлся их дальним потомком. От Дункана его отделяло восемнадцать поколений (причем в этих поколениях были три наследницы-женщины), а от Малькольма — семнадцать.
Дональбайн играет в пьесе третьестепенную роль. За все время действия он произносит семь строк. Частично это происходит потому, что он действительно играл незначительную роль в событиях этой пьесы. Частично же потому, что он не был, как мы можем подозревать, прямым предком короля Якова.
«Безжалостный Макдональд…»
Сержант (который в списке действующих лиц издания Signet значится как Капитан) описывает битву:
Безжалостный Макдональд, сочетавший
В себе все низости бунтовщика,
Набрал отряд ирландских копьеносцев
И поднял западные острова.
Акт I, сцена 2, строки 9–13[39]
Шотландское королевство, по-настоящему объединившееся только при Дункане и его ближайших преемниках, было далеко не прочным объединением. Вожди некоторых племен стремились не только сохранить независимость, но и захватить верховную власть, хотя в те времена она стоила немногого. Западные острова, находившиеся у северо-западного побережья Шотландии и в то время чаще называвшиеся Гебридами (от искаженного названия, использовавшегося греческими географами), с 900 г. попали под власть викингов. Фактически викинги владели как этими островами, так и всей северной частью острова (Хайлендс, или Северо-Шотландским нагорьем). Такое положение сохранялось не только во время действия пьесы, но и через двести лет после Дункана.
«Керны и галлоуглассы» (так называли ирландских солдат легко и тяжеловооруженных пехотинцев соответственно) пришли с Гебрид и, согласно Холиншеду, из самой Ирландии, которая в то время также находилась под сильным влиянием викингов.
Следовательно, Макдональд с помощью викингов воюет против нового шотландского королевства, созданного на Равнине (Лаулендс) и грозившего покончить с властью викингов на севере. В конечном, счете так и произошло.
«Храбрец Макбет…»
Согласно свидетельству сержанта, сначала исход битвы складывался в пользу Макдональда:
Судьба старалась поддержать повстанца,
Но ничего поделать не могла.
Храбрец Макбет (он назван так по праву)
Пробил себе отважно путь мечом,
Дымившимся кровавым воздаяньем,
И, став с изменником лицом к лицу…
Акт I, сцена 2, строки 14–20
Получается, что Макбет, о котором мельком упомянули ведьмы в первой сцене, — это преданный вассал Дункана, сражающийся на стороне своего суверена.
Однако на самом деле Макбет не просто полководец. Похоже, он приходится внуком Кеннету II (971–975), отцу Малькольма II; возможно, его мать была сестрой Малькольма. Поскольку Дункан был внуком Малькольма II, Макбет приходился правящему королю двоюродным дядей. Исторический Макбет старше короля; в то время ему было около сорока лет. Однако в пьесе Макбет изображен могучим воином в расцвете лет, а Дункан — пожилым человеком.
В пьесе прямо говорится о наличии родственной связи между Макбетом и Дунканом. Услышав рассказ сержанта о том, как Макбет прорвался к Макдональду и убил его, Дункан восклицает:
Наш храбрый родич!
Акт I, сцена 2, строка 24[40]
Можно возразить, что во времена Шекспира кузенами называли не только родственников, но и близких друзей. Однако позже о кровном родстве с Дунканом говорит сам Макбет:
Я — родственник и подданный его…
Акт I, сцена 7, строка 13
Этот факт родственной связи очень важен. Макбет, как «кузен» (точнее, двоюродный дядя) Дункана, принадлежит к царствующему роду. Нельзя забывать, что в ту эпоху не существовало официальной системы «законного» престолонаследия, согласно которой один член правящей семьи имеет общепризнанное преимущественное право на трон перед другими.
В идеале престол доставался самому сильному и способному члену королевской семьи. Дункан был добрым и мягким, но правил небрежно и неэффективно. Такой король непригоден в трудные времена; при Дункане в стране воцарилась анархия; восстания вспыхивали одно за другим. Макбету это не нравилось. Как сказано у Холиншеда, «…Макбет часто выступал против мягкости короля и его неумения наказывать обидчиков…».
Макбету можно только посочувствовать. Слабость Дункана позволила Макдональду поднять восстание, и Макбету пришлось рисковать жизнью, чтобы компенсировать неудачу Дункана. Видимо, многие замечали инертность Дункана и неуемную энергию Макбета и жалели, что на троне находится племянник, а не дядя. (Видимо, так же думал и сам Макбет.)
Конечно, ничего этого у Шекспира нет; права Дункана (предка Якова I) на престол бесспорны, в то время как притязания Макбета (который предком Якова не являлся) совершенно беспочвенны.
«Король Норвежский…»
Превосходство Макбета как полководца становится ясным уже после победоносного сражения с Макдональдом, потому что с гибелью предводителя восстание не закончилось. Сержант говорит, что не успела завершиться битва, как на поле боя появился новый соперник:
Король Норвежский, улучивши миг,
На нас повел нетронутые силы.
Акт I, сцена 2, строки 31–33
Согласно Холиншеду, это был «Свено, король Норвежский». Возможно, это был Свен II Датский, ставший королем в 1047 г., основавший новую династию после смерти сына Кнуда Хардкнуда и сменивший последнего Магнуса I Норвежского. Если так, то использование имени Свена незначительный анахронизм, хотя в последние годы своего правления он предпринял две тщетные попытки напасть на Англию, которой в то время уже надежно владел Вильгельм Завоеватель.
Вполне вероятно, что в Шотландию вторглись не норвежцы, с которыми пришлось столкнуться Макбету, а датчане, как бы ни звали их предводителя. Во всяком случае, Шекспир предпочел назвать этого человека норвежцем. В конце концов, среди публики присутствовал Кристиан IV Датский, шурин нового короля, поэтому упоминание о поражении датчан было бы аполитично.
Возможно, вторжение норвежцев было не второй битвой, а скорее продолжением первой. Макдональд, воевавший с помощью викингов, мог быть разбит применившим искусный маневр Макбетом, который благодаря поразительной быстроте встретился с Макдональдом еще до того, как тот успел соединиться со своими норвежскими союзниками. Сначала Макбет разбил мятежного тана, а потом напал на норвежцев.
«…Банко и Макбета?»
Расстроенный вестью о новом вторжении, Дункан спрашивает:
И что ж, скажи, он этим устрашил
Командующих — Банко и Макбета?
Акт I, сцена 2, строки 33–34
Это первое упоминание о Банко. Его имя встречается у Холиншеда, но есть основания считать, что это персонаж не исторический. Похоже, его придумали в политических целях.
Яков I Британский принадлежал к роду Стюартов. Первым шотландским королем из династии Стюартов был Роберт II, взошедший на трон в 1371 г.
Роберт II унаследовал трон, потому что его мать была младшей сестрой предыдущего короля, Давида II. По матери Роберт II (а впоследствии и Яков I) считал себя отпрыском старых шотландских королей, в том числе Дункана и его предшественников. Но по отцу он был всего лишь наследником Уолтера Фицалана, норманнского барона, стюарда шотландского короля Давида I, правившего через семьдесят пять лет после Дункана.
По мужской линии род Стюартов идет не дальше Давида I; в ту пору он был представлен иммигрантом из Англии (извечного врага Шотландии), занимавшим не военный, а унизительный для того времени гражданский пост, о котором говорит его прозвище, со временем ставшее фамилией (Steward — Stuart). Конечно, в то время должность стюарда была намного более важной, чем сейчас. В Средние века стюард, или мажордом короля, управлял имением и всеми домашними торжествами. В наше время его называли бы министром двора.
В результате пришлось сочинить легенду о Банко, потомками которого якобы были Стюарты. Во времена Дункана этот мифический Банко принадлежал к благородному шотландскому роду. Более того, он был храбрым и победоносным полководцем. Такой основатель рода годился Стюартам куда больше, чем незначительный Уолтер Фицалан.
К времени Холиншеда легенда о Банко успела пустить корни; именно поэтому он упомянут в хронике. Однако Холиншед творил в эпоху Елизаветы, а потому не имел оснований петь дифирамбы какой-то малоизвестной личности. Положение Шекспира было совсем другим. Поскольку Яков I считал себя потомком не только Дункана, но и Банко, с последним следовало обращаться в лайковых перчатках. Что и было сделано.
«…Новую ль Голгофу»
Предположение о том, что Макбета и Банко может что-то напугать, вызывает у сержанта смех. Он сам покинул поле боя, потому что был ранен, и не знает, чем закончилась битва, но полководцы «удвоили решительность ударов»:
Омыться ль жаждали они в крови,
Увековечить новую ль Голгофу.
Не знаю…
Акт I, сцена 2, строки 39–40
Голгофа (буквально: «лобное место») — название местности, в которой был распят Иисус (см. Мф., 27: 33). Сержант имеет в виду, что честолюбивый Макбет устроил настоящую бойню, после которой поле сражения приобретет такую же печальную известность, как Голгофа.
«…Росский тан»
Сержант слабеет и не успевает закончить рассказ. Его уводят к врачу. Однако прибывают еще двое, и Малькольм узнает одного из них:
Почтенный росский тан.
Акт 1, сцена 2, строка 45
Тан — производное от слова, означающего «сторонник» или «слуга». Поскольку ближайшими сторонниками, или «слугами», короля были аристократы, впоследствии это слово превратилось в дворянский титул, эквивалентный графу.
Росс — область в северной Шотландии; возможно, использование этого названия анахронизм. Похоже, в то время Росс еще принадлежал викингам, а потому первый граф Росский мог появиться лишь через век с лишним после смерти Дункана.
Вместе с росским таном приходит и тан Ангуса (название графства на востоке центральной Шотландии). А короля сопровождает тан Леннокса[41]. Эти титулы также являются анахронизмами. Они были хорошо известны позднее, но не во время Дункана.
«…Кавдорским таном»
Король спрашивает, откуда прибыл Росс, и тот отвечает:
Я, государь, из Файфа,
Где небо овевал норвежский стяг…
Акт I, сцена 2, строки 48–49
Файф — графство в юго-восточной Шотландии, находящееся на противоположном от Эдинбурга берегу залива Ферт-оф-Форт. Высадившимся там викингам удалось нанести удар в самое сердце Шотландии. Более того, они получили помощь от шотландского ренегата:
Там полчища норвежские слились
С отпавшим от тебя кавдорским таном
И завязали с нами страшный бой.
Но подоспел Макбет, жених Беллоны,
В своей непроницаемой броне,
Сошелся с ними в жаркой рукопашной…
Акт I, сцена 2, строки 51–55
Кавдор — маленький город в северной Шотландии, примерно в 10 милях (16 км) к востоку от Инвернесса[42]. Видимо, там и проходила северная граница территории, которой правил Дункан. Севернее находились викинги.
Возможно, кавдорский тан считал, что победу одержат викинги, и переметнулся к ним. Видимо, на поле боя его не было, потому что позже выясняется, что Макбет (который там сражался) не знает об измене кавдорского тана. Скорее всего, этот тан помогал викингам припасами, людьми или как минимум информацией, а доверенные лица короля узнали об этом.
Беллона — римская богиня войны; иногда ее считали женой Марса. Следовательно, женихом Беллоны был именно Марс; иными словами, Макбета, который выиграл вторую битву так же, как первую, величают Марсом. Норвежцы разбиты и вынуждены платить репарации.
Дункан выносит приговор изменнику, поставившему не на ту лошадь:
Поправший верность нам кавдорский тан
Наказан будет смертью за обман.
А с областями вражьего клеврета
И титулом его поздравь Макбета.
Акт I, сцена 2, строки 63–65
Иными словами, движимое и недвижимое имущество, а также титул кавдорского тана отныне переходят к Макбету.
«Роковые сестры…»
На сцене снова появляются три ведьмы. Они находятся в выжженной степи, или пустоши — месте необитаемом и нераспаханном.
Примерно тридцать строк посвящено их разговорам о колдовских проделках вроде мора свиней или напускания порчи на моряков. Строки не имеют отношения ни к событиям пьесы, ни к самим ведьмам. Они явно сочинены для того, чтобы доставить удовольствие королю Якову.
Но внезапно раздается барабанный бой, сообщающий о приближении Макбета. Ведьмы быстро произносят вслух заклинание:
Взявшись за руки, бегом
Вкруговую впляс пойдем.
Замелькает хоровод,
Из-под ног земля уйдет.
Акт I, сцена 3, строки 32–34[43]
Обобщающее имя, которое дал этим созданиям Шекспир (впрочем, с подачи Холиншеда), означает, что они не просто ведьмы.
Со временем слово «weird» стало означать «жуткий, зловещий, отталкивающий». Использование его в этом смысле оправданно, но первоначально его значение было иным. Это слово происходит от англосаксонского wyrd, что значит «судьба, рок, фатум».
Роковые сестры — это три создания, которые правят судьбой. В скандинавской мифологии их называли норнами. Поначалу была лишь одна норна (Судьба), однако со временем она разделилась на три части, символизирующие Прошлое, Настоящее и Будущее. (У греков их тоже было три.)
Норны — неумолимые судьи, перед которыми бессильны даже боги. Они воплощали то, Что Было, Что Есть и (самое страшное) Что Будет.
Таким образом, перед нами не старые карги, что-то помешивающие в котелках и визгливо хихикающие при этом, а наводящие ужас сверхъестественные создания, олицетворяющие неотвратимую Необходимость, которая ожидает Макбета.
«…До Форреса?»
На сцене появляются Макбет и Банко, и Банко спрашивает:
Далеко ли до Форреса?
Акт I, сцена 3, строка 39
Два полководца в одиночку едут на север от места недавней битвы с викингами. Форрес находится примерно в 90 милях (144 км) к северу от Файфа и примерно в 20 милях (32 км) к востоку от Кавдора.
Видимо, после сражения король и его двор отправились на север вершить суд над кавдорским таном. Согласно Холиншеду, Кавдора судили и приговорили к смерти в Форресе. В любом случае шотландский двор был вынужден проводить некоторое время в Форресе у северных пустошей, чтобы наблюдать за постоянной войной с викингами, которая велась в Хайленде.
Очевидно, король вызвал Макбета и Банко в Форрес, на подступах к которому путешественники и встретили роковых сестер.
«…Королю в грядущем!»
Каждая из роковых сестер по очереди воздает хвалу Макбету.
Первая ведьма
Хвала тебе, Макбет, гламисский тан!
Вторая ведьма
Хвала тебе, Макбет, кавдорский тан!
Третья ведьма
Хвала Макбету, королю в грядущем!
Акт I, сцена 3, строки 48–50
Различия соблюдаются четко. Первая ведьма — это Что Было: Макбет был гламисским таном. (Гламис — город в графстве Ангус, в 10 милях (16 км) к северу от Данди.) Вторая ведьма — Что Есть: сейчас Макбет кавдорский тан, хотя еще не знает ни об этом, ни, судя по всему, об измене предыдущего тана, носившего этот титул. Конечно, Третья ведьма — это Что Будет.
Зачем роковые сестры говорят это Макбету? Достаточно одного предсказания о том, что ему предстоит стать королем. Если воспринимать пьесу поверхностно, то слова Третьей ведьмы зародили в голове Макбета мысли о троне, что обусловило остальные события. Если так, то ведьм следует считать демонами, единственная цель которых — навлечь на Макбета проклятие.
Но что, если роковые сестры олицетворяют темные мысли, бродящие в мозгу самого Макбета? Одержанные победы, вероятно, заставили его остро почувствовать, что на троне находится не тот человек. Может быть, он уже представлял себя на месте короля, а ведьмы лишь донесли его мысли до публики.
Но Шекспир не сам придумал трех ведьм; их можно найти у Холиншеда, так что не следует считать норн выдумкой великого драматурга.
После описания встречи Макбета с роковыми сестрами у Холиншеда следует комментарий, который Шекспир принимает без всяких возражений: «Впоследствии говорили, что эти женщины были либо роковыми сестрами (которых я сам назвал бы богинями судьбы), либо некими нимфами или феями, обладавшими пророческим даром благодаря занятиям некромантией».
Видимо, Холиншед, а вслед за ним Шекспир приняли на веру не подвергавшуюся сомнению легенду о том, что Макбет действительно встретился с чем-то сверхъестественным. Как возникла эта легенда? Может быть, это и чистая выдумка, однако за ней кое-что кроется.
В VI в. в Ирландии началось нечто вроде Возрождения. Эта эпоха длилась до IX в.; затем пришли викинги, после чего остров вновь вернулся во времена варварства. С XI по IX в. ирландские монахи распространяли свое учение не только на Британских островах, но и на континенте. Это было христианство, но не римско-католическое; имелись существенные различия в деталях.
Рим боролся с этим «кельтским христианством», причем очень успешно. В 664 г. согласно решению собора в Уитби Англия официально отмежевалась от кельтского христианства и перешла в католичество. Кельтское христианство искореняли даже в самой Ирландии.
Поэтому последним оплотом кельтского духа и национальной идеи стала Шотландия, упорно защищавшая его вплоть до времен Дункана. Мы очень мало знаем о подробностях этой борьбы, потому что после своего триумфа Римско-католическая церковь уничтожила все упоминания о том, что она считала дьявольскими культами и ересями.
Католичество одержало окончательную победу, а кельтское христианство исчезло лишь после правления Макбета. Шотландская церковь могла считать Макбета одним из последних представителей старого кельтицизма и отождествлять его с туманными древними магическими и языческими обрядами. Может быть, смутные воспоминания о том, что он якшался с темными силами (под которыми подразумевалась всего лишь преданность кельтицизму), в конце концов превратились в легенду о связи Макбета с ведьмами?
«Ты предок королей…»
Пораженный происходящим Макбет застывает на месте, но Банко (менее впечатлительный, чем его товарищ) ведет себя так, словно перед ним ярмарочные гадалки. Он спрашивает, могут ли сестры предсказать и его будущее. Третья ведьма (Что Будет) проясняет туманные пророчества сестер, сказав:
Ты предок королей, но не король.
Акт I, сцена 3, строка 67
Это намек на легенду о том, что Банко — основатель рода Стюартов. (Можно представить себе, что творилось на премьере «Макбета», когда Третья ведьма декламировала эти строки в присутствии самого короля Якова.)
«Если умер мой отец…»
Наконец Макбет обретает дар речи и выражает свое изумление:
Понятно, если умер мой отец,
Гламисский тан, я, значит, тан гламисский.
Но жив и здравствует кавдорский тан…
Акт I, сцена 3, строки 71–73[44]
Сайнел был отцом Макбета и предыдущим гламисским таном. Этот титул Макбет унаследовал автоматически после смерти отца.
Но как только Макбет просит дополнительных объяснений, роковые сестры исчезают. Сразу вслед за этим появляются Росс и Ангус, разыскивающие полководцев. Они приносят известие от короля, и Макбет впервые узнает об измене Кавдора и о том, что его титул передан Макбету.
Изумленный Макбет понимает, что роковые сестры не солгали как минимум в одном. И тут его осеняет: он действительно может стать королем.
«Которых ужас…»
Для того чтобы Макбет стал королем, нужно, чтобы им перестал быть Дункан. Поэтому единственный способ выполнить пророчество — убить Дункана. В стране, еще не испорченной цивилизацией, прийти к такой мысли нетрудно; вплоть до описываемого времени история Шотландии представляла собой бесконечную череду междоусобных войн, в ходе которых тот или иной тан пытался убить того, кто в данный момент называл себя королем, чтобы занять его место. Макдональд был лишь последним из многих.
Однако для Макбета эта мысль вовсе не легка. Он восклицает:
Они[45]
не могут быть
к добру; иначе
Я б разве мог внушеньям уступать,
Которых ужас волосы мне дыбит
И заставляет сердце в ребра бить?
Акт I, сцена 3, строки 134–137
Столь сильную реакцию Макбета при мысли об убийстве Дункана следует понимать в свете моральных норм, принятых во времена Шекспира, а не Макбета.
В эпоху феодализма (к которой, несомненно, относится макбетовская Шотландия) король был всего лишь первым среди равных. Часто король был слабее своих главных вассалов, и неповиновение этих вассалов королю, а то и прямые мятежи были скорее правилом, чем исключением.
С приходом нового времени феодализм начал разваливаться, и титул короля стал более важным, чем прежде. Короля выбирали уже не на совете вельмож (как в «Макбете» и «Гамлете»); был разработан принцип «законного престолонаследия». Каждый новый король получал свой титул по жесткой очередности рождения, даже если он был тираном, больным или слабоумным.
Считалось, что законный король избран Богом, поскольку именно Бог позволил ему родиться в нужное время, чем сделал его правление неизбежным. Право на престол получают от Бога; не зря Он даровал его именно этому человеку, а не кому-то другому. Иными словами, это была доктрина «божественного права королей».
В любом обществе, признававшем это право, убийство короля становилось самым страшным святотатством. Совершавший это преступление убивал Божьего ставленника, а следовательно, и самого Бога.
В Англии доктрина божественного права королей никогда не пользовалась такой популярностью, как на континенте, и была не слишком эффективна. На протяжении почти всей своей истории Англия имела парламент, который все более решительно настаивал на участии в принятии управленческих решений и считал, что король отвечает перед дворянством не меньше, чем перед Богом.
Божественное право королей и, следовательно, абсолютизм достигли наивысшей точки при Генрихе VIII, правившем с 1509 по 1547 г. Его неукротимая воля и дьявольская жестокость сочетались с необычным стремлением к популярности у подданных. Елизавета I, вторая дочь Генриха, правившая с 1558 по 1603 г., также стремилась к популярности, но не была такой жестокой. Хотя и Генрих, и Елизавета действовали так, словно считали себя помазанниками Божьими, но внимания на этом не акцентировали.
Яков I был человеком совсем другого рода. Он был шотландцем, обладал омерзительными привычками (даже по елизаветинским моральным нормам не отличавшимися суровостью) и вовсе не стремился завоевать популярность у народа, которому не нравились ни его происхождение, ни его произношение, ни его характер. Он гордился собственной ученостью, настаивал на своих принципах управления страной и громко восхвалял доктрину божественного права королей.
Впрочем, осуждать его не приходится: время для королей было опасное. 1517 г. начало протестантской Реформации, и народы Европы разделились на два непримиримых лагеря: католиков с одной стороны и протестантов — с другой. Некоторые страны (в том числе и Англия) были частично католическими, частично протестантскими, так что к угрозе внешних войн прибавлялась угроза внутренних.
В такой обстановке было невероятно легко убедить людей в том, что убийство короля — дело не только законное, но и богоугодное. Для этого требовалось только одно: убийца должен был считать, что король исповедовал не ту религию.
Родную мать Якова I, Марию Шотландскую, казнили в 1587 г. как по политическим, так и по религиозным соображениям. В 1589 г. монах-фанатик Жак Клеман заколол кинжалом французского короля Генриха III, считая, что король слишком «мягко» относится к протестантам.
Поскольку «Макбета» играли в присутствии Якова I, взгляды которого на божественное право королей были хорошо известны, а вопрос о цареубийстве витал в воздухе, это заставило Шекспира изменить исторической правде и изобразить возможное убийство Дункана куда более чудовищным деянием, чем оно считалось во времена Макбета.
«…Судьба мне хочет дать корону»
Макбет со священным ужасом, достойным начала XVII в., отвергает идею цареубийства и пытается найти другой способ. Он продолжает монолог:
Когда судьба мне хочет дать корону,
Пусть и дает без помощи моей.
Акт I, сцена 3, строки 143–144
А почему бы и нет? Судьба (точнее, Рок) уже сделала Макбета кавдорским таном без всякого вмешательства с его стороны. К тому же между ним и троном нет бездонной пропасти. Чуть раньше Макбет ответил Третьей ведьме:
И сделаться им (кавдорским таном) так же невозможно,
Как трудно стать шотландским королем.
Акт I, сцена 3, строки 73–74
Однако это явное преувеличение. В более поздние времена, когда восторжествовал принцип законного престолонаследия, наличие У Дункана двоих здоровых сыновей явилось бы гарантией того, что боковой ветви трон не достанется ни в коем случае. Но во времена Макбета дела обстояли не так.
В тот век недолгой жизни и насильственных смертей Дункан мог умереть в любой момент — в бою или от болезни, — даже если бы он был так же молод, как был в действительности, а если бы он был таким старым, каким его изобразил Шекспир, то тем более. После смерти Дункана его преемника выбрали бы из королевского рода. История свидетельствует, что в то время его сыновья были еще детьми, а Макбет не только принадлежал к правящему роду, но был великим и победоносным полководцем. Преемником наверняка избрали бы его. Таким образом, Судьбе было легко сделать его королем, без особых усилий со стороны Макбета.
Возможно, таким образом Макбет пытается избавиться от задумчивости и присоединиться к королю и двору, которые все более нетерпеливо ждут его в Форресе.
«…Принца Комберленда»
Тем временем в Форресе казнили кавдорского тана. Король радостно приветствует Макбета, восхваляя его подвиги. Макбет клянется королю в верности, однако делает это вяло и рассеянно.
Но тут Дункан, осчастливленный двойной победой над внутренним и внешним врагом, решает обезопасить свое государство и назвать имя наследника. Он говорит:
Мы право на престол передаем
В наследство сыну старшему, Малькольму,
Который этим самым возведен
В сан принца Комберленда.
Акт I, сцена 4, строки 37–39
Камберленд[46] — одно из северных графств Англии, которое присоединилось к Англии лишь в 1092 г., при сыне Вильгельма Завоевателя Вильгельме II Рыжем, спустя полвека после смерти Дункана. Ранее оно находилось под относительно крепкой властью шотландцев.
Титул принца Камберлендского принадлежал наследнику шотландского престола (так же, как наследнику английского принадлежал титул принца Уэльского). Действительно, говоря о «наследстве», Дункан имеет в виду то, что следовало бы прямо назвать жестким порядком престолонаследия.
Для Макбета это звучит как гром среди ясного неба. Желание предыдущего короля (возможно, любимого народом) оказывало сильное влияние не только на общественное мнение, но и на отношение знати. Если бы все привыкли считать Малькольма наследником престола, то после смерти Дункана он стал бы королем автоматически.
Внезапно становится ясно, что Судьба не коронует Макбета без его собственных усилий. Если Макбет хочет стать королем, ему придется что-то предпринять. Он размышляет:
Принц Комберленд мне преграждает путь.
Я должен пасть или перешагнуть.
Акт I, сцена 4, строки 48–50
«…В Инвернес»
Но пока наступает время для праздника и ликования. Король собирается посетить замок Макбета, чтобы устроить совместный пир со своим великим полководцем и любимым родственником и укрепить дружеские связи с ним. Он говорит Макбету:
Мы едем в Инвернес к тебе
В залог скрепленья нашей тесной дружбы.
Акт I, сцена 4, строки 42–43
Инвернесс находится в 50 милях (80 км) к западу от Форреса. Именно там находится замок Макбета, в котором живет его жена, леди Макбет.
«…Пусть женщина умрет во мне»
Макбет посылает жене письмо; в следующей сцене леди Макбет читает его. Это ее первый выход. Мы знаем эту женщину только как леди Макбет, что, может быть, и неплохо, потому что жена исторического Макбета носила не слишком благозвучное имя Груох.
Леди Макбет реагирует на рассказ о роковых сестрах совсем не так, как ее муж. Без малейшего промедления она тут же приходит к выводу, что необходимо расчистить путь к трону как можно скорее. Женщина размышляет вслух:
Сюда, ко мне, злодейские наитья,
В меня вселитесь, бесы, духи тьмы!
Пусть женщина умрет во мне. Пусть буду
Я лютою жестокостью полна.
Акт I, сцена 5, строки 41–44
После этого пассажа можно подумать, что леди Макбет воплощение злодейства в женском облике. Но Шекспир был к ней несправедлив.
Согласно дошедшим до нас фрагментарным сведениям о ранней истории скоттов, леди Макбет была внучкой шотландского короля Кеннета IV, который принадлежал к роду, соперничавшему за трон с родом Дункана. Кеннет IV погиб в битве с Малькольмом II, дедом Дункана.
В клановом обществе первобытной Шотландии историческая леди Макбет была кровным врагом Дункана. (Ее муж был сыном сестры Малькольма II, а потому кровная месть на него не распространялась.) В таких обстоятельствах леди Макбет могла (и, возможно, делала это) подбивать мужа на мятеж против беспечного короля.
Именно это и произошло. Если Макбет, поощряемый женой, действительно стремился завладеть троном, то, с точки зрения тогдашних шотландских нравов, в этом не было ничего необычного. Он собрал войско и поднял восстание.
Так, Холиншед сообщает: «Он (Макбет) сразил короля у Энверса [47] или, как говорят некоторые, у Ботгосуана в шестой год его (Дункана) правления». Холиншед пишет не «убил», а «сразил» (slew), что означает гибель в бою. Кстати, Ботгосуан — поле в 30 милях (48 км) к северо-востоку от Инвернесса.
Однако восстание и гибель Дункана в бою не соответствовали целям Шекспира. Он хотел написать кровавую трагедию об ужасном убийстве, ведьмах и отчаянии. В поисках подобной истории он перерыл всего Холиншеда и нашел краткое упоминание об убийстве шотландского короля Дуффа одним из его вассалов Дональдом. Дональд не собирался убивать короля, но его толкнула на это жена. Дональд совершил убийство, когда король спал, находясь у него в гостях.
Шекспир позаимствовал этот сюжет, но сделал убийцей именно Макбета, навсегда заклеймив человека, который, возможно, ничего подобного не замышлял и не совершал. Более того, Шекспир на веки вечные осудил леди Макбет за преступление, которое на самом деле совершила леди Дональд.
Перед нами наглядный пример того, как может исказить истину перо гения. Впрочем, у Шекспира можно найти и более красноречивые примеры вопиющей несправедливости. Наверно, самой прискорбной является история Ричарда III.
«…Он — гость»
Но вернемся к Макбету, описанному Шекспиром. Макбета все еще мучает совесть.
Дункан прибыл в замок Макбета, познакомился с леди Макбет и теперь обедает. Но Макбет, который не может найти места от неуверенности и тревоги, ушел из-за стола и что-то бормочет себе под нос, подыскивая доводы против убийства. В конце концов, кроме божественного права королей и вассальной клятвы существует еще и третий фактор, куда более древний и в некотором отношении более страшный. Макбет спорит с собой:
Я — родственник и подданный его,
И это затрудняет покушенье.
Затем он — гость. Я должен был бы дверь
В его покой стеречь от нападений,
А не подкрадываться к ней с ножом.
Акт I, сцена 7, строки 13–16
Священный долг гостеприимства уходит корнями в доисторические времена. В эпоху, когда человек мог рассчитывать на безопасность только в пределах своей деревни или места обитания своего племени, путешественники были вынуждены полагаться на гостеприимство незнакомых людей; инстинкт самосохранения диктовал жесткие правила, запрещавшие хозяевам применять силу по отношению к незнакомому гостю, который завтра мог оказаться твоим хозяином. Долг обязывал хозяина; причинить гостю вред или позволить сделать это другим считалось тягчайшим преступлением.
Так, когда Лот из Содома принимал гостей (которые были ангелами, но сам Лот об этом не знал), нечестивые содомиты решили «познать» незнакомцев силой. Согласно священному долгу гостеприимства, Лот готов был скорее отдать на поругание толпе своих невинных дочерей, чем позволить дотронуться до гостей (Быт., 19: 1–8).
Таким образом, на Макбета обрушивается лавина запретов. Человек, которого он хочет убить, его суверен, его король, его родственник и его гость. Более того, он стар, слаб и добродетелен. Но самое страшное предательство — это убить спящего человека.
«…Как кошке»
Леди Макбет тоже выходит из-за стола и ищет мужа, боясь, что его странное поведение может показаться подозрительным.
Супруги отлично ладят и были бы вполне симпатичной парой, если бы не их злодейский замысел. Они спорят, но действуют заодно и защищают друг друга. Ясно, что брак у них по любви.
Но в данный момент леди Макбет должна передать свою решимость колеблющемуся мужу. Когда Макбет говорит, что от плана следует отказаться, жена резко спрашивает его:
Но совместимо ль жаждать высшей власти
И собственную трусость сознавать?
«И хочется и колется», как кошке
В пословице.
Акт I, сцена 7, строки 43–45
Эти строки часто цитируют, когда речь идет о нерешительном человеке, который и хотел бы что-то сделать, но у него не хватает смелости. Однако при этом мало кто помнит поговорку, на которую ссылается леди Макбет.
Средневековая латинская пословица в буквальном переводе гласит: «Кошка любит рыбу, но не хочет мочить лапы». С легкой руки Чосера поговорка настолько вошла в обиход, что Шекспиру не требовалось ее цитировать. Нарисованная леди Макбет картина, как кошка тянется за рыбой, но раз за разом отдергивает лапу, настолько наглядна, что Макбет только поеживается и в конце концов говорит:
Прошу тебя, молчи!
Решусь на все, что в силах человека.
Кто смеет больше, тот не человек.
Акт I, сцена 7, строки 45–47
«Кормила я…»
Но леди Макбет беспощадно продолжает:
Кормила я и знаю, что за счастье
Держать в руках сосущее дитя.
Но если б я дала такое слово,
Как ты, — клянусь, я вырвала б сосок
Из мягких десен и нашла бы силы
Я, мать, ребенку череп размозжить!
Акт I, сцена 7, строки 54–59
И в пьесе, и в исторических источниках говорится, что супруги бездетны. Однако можно догадаться, что у леди Макбет был как минимум один ребенок (либо умерший в младенчестве, либо родившийся от предыдущего брака). И в самом деле, после смерти Макбета его пасынок Лулах попытался продолжить династию.
Однако похоже, что леди Макбет еще в том возрасте, когда можно думать о новых детях, потому что Макбет, потрясенный ее неистовой решимостью, говорит:
Рожай мне только сыновей. Твой дух
Так создан, чтобы жизнь давать мужчинам!
Акт I, сцена 7, строки 72–74
«… И прославляют бледную Гекату»
Наступает ужасная ночь. Во двор замка выходят Банко и его сын Флинс и объявляют, что миновала полночь и король уснул. Появляется Макбет, и Банко вручает ему последний подарок монарха со словами:
А этим вот алмазом
Велел пожаловать твою жену,
Как лучшую хозяйку…
Акт II, сцена 1, строки 15–16
Эта реплика подчеркивает тяжесть преступления, совершенного по отношению к гостю.
Когда Макбет остается один, в его воспаленном воображении возникает призрачный кинжал. Он так описывает предстоящую жуткую ночь:
Полмира спит, природа замерла,
И сновиденья искушают спящих.
Зашевелились силы колдовства
И прославляют бледную Гекату.
Издалека заслышав волчий вой,
Как вызов собственного часового,
Убийство к цели направляет шаг,
Подкрадываясь к жертве, как Тарквиний.
Акт II, сцена 1, строки 49–56
Ужасы громоздятся друг на друга: смерть, кошмарные сны, колдовство, убийство, вой волков, привидения… Геката — таинственная богиня подземного мира; позднее ее считали повелительницей ведьм, так что она соответствует духу пьесы. Предстоящее убийство сравнивается с преступлением Тарквиния, изнасиловавшего добродетельную Лукрецию.
Закончив монолог, Макбет быстро уходит в замок, чтобы совершить убийство.
Все происходит за кулисами, но слова, которыми обмениваются супруги по пути в спальню короля, красноречиво описывают совершенное преступление.
Леди Макбет успешно выполнила свое дело. Она подпоила слуг, которые должны были охранять короля, и удостоверилась, что дверь в спальню не заперта.