ДАВАЙТЕ СЛУШАТЬ ТИШИНУ
ДАВАЙТЕ СЛУШАТЬ ТИШИНУ
Вечером, когда появилась Натали, она сразу заметила, что дети очень взволнованы. Да и как это было не заметить! Они говорили громкими голосами и в основном сразу вместе, не слушая друг друга. Щёки у обоих горели, а глаза они всё время таращили и размахивали руками.
То и дело было слышно: «злобы», «ружьё», «выстрел», «экран», «робы»…
Натали тихо села на скамейку и, подняв глаза к репродукции картины Леонардо да Винчи «Джоконда», сказала:
— Какое удивительное лицо!
— Где? Что? — так же громко и яростно выкрикнул Миша.
— Посмотрите, господа, — и Натали показала на Джоконду. — Улыбка или есть, или её нет, или она тает прямо на наших глазах.
Миша и Даша почти с неудовольствием слушали Натали, готовые каждую секунду опять сорваться в свой горячечный крик. Также нехотя они посмотрели на лицо Джоконды и впервые стали его рассматривать.
— Вы видите, как оно светится, какая тишина вокруг этого лица. Какой покой! Мне очень нравится эта картина.
Надо сказать, что мама Миши и Даши считала, что надо детей развивать серьёзной живописью, а не только Чебурашками. Поэтому в детской висели репродукции картин разных известных художников, но дети их так же не замечали, как узор на обоях.
— А вот ещё картина. Как это хорошо. Ах, как это хорошо! — и Натали сняла со стены картину Левитана «Над вечным покоем».
Натали взяла пальчик Даши и палец Миши и своей рукой приложила их к картине, а другой рукой взмахнула своим пушистым веером.
Дети глубоко вздохнули и опустились на траву. Воздух, напоённый травами, был таким вкусным, что его хотелось только вдыхать, а выдыхать было жалко.
Кругом царила тишина, она как бы струилась с неба и сразу проникала в душу. И от этого душа становилась больше, расширялась и устремлялась к небесам.
Дети и Натали тихо сидели на траве и слушали — слушали тишину. Издалека доносился звон колокола — вечерний звон, но, казалось, что этот звон тоже из тишины.
…Натали начала очень тихо читать стихи, и слова растворялись в этой всеобъемлющей тишине и в то же время оставались цветами, травой, шорохом крыльев бабочек.
Когда волнуется желтеющая нива
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зелёного листка,
— звучал голос Натали и дети заворожено слушали…
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студёный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он,
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.
Натали замолчала. Дети не двигались.
— Вот бы маму сюда. Посидела бы с нами. Послушала стихи Натали, — мечтательно произнесла Даша.
— Это Лермонтов, Михаил Юрьевич. А я думала, вам будет скучно, — изумилась и обрадовалась одновременно Натали.
— Я не всё поняла, конечно, но когда ты говорила, во мне что-то сильно волновалось, даже горло сдавливало, — призналась Даша.
А Миша закивал головой, он чувствовал то же самое, но не мог подобрать слов, да к тому же побаивался, что так выражать свои чувства слишком по-девчоночьи…
Посидели молча. Говорить не хотелось, даже Даше, а хотелось только смотреть и смотреть и не глазами, а как бы впитывать всем телом, всей душой и умом.
…Но вот что-то произошло неуловимое. Как-то всё вокруг изменилось в воздухе. Замелькали птицы. И только теперь дети поняли, что раньше птицы пели, но при этом только подчёркивали, а не уничтожали тишину. А теперь тишина изменилась, стала совсем другой. Прекратили травы свой тихий-тихий шелест, спрятался куда-то лёгкий ветерок. Всё замерло, притихло. Это было именно замертвение, зловещее и предупреждающее.
— Ой, — воскликнула Натали, — сейчас начнётся ураган или гроза. Надо выбираться отсюда…
Действительно, тучи тёмные, тихие, как колпаком накрыли плёс.
— Я хочу посмотреть, есть ли в воде рыба, — опомнился Миша и бросился к воде.
— Мишель, куда вы? Конечно, есть, где же ей быть, не на берегу же? — страшно удивилась Натали. — Нам надо уходить. Вернитесь…
— Я догоню-у-у… — закричал Миша и голос его замер вдалеке.
— Ничего, Натали, он быстро бегает, его никто не может догнать в детском саду.
— Ну, хорошо, Дашенька… — и её последние слова унёс настоящий шквал… Веер в руках Натали стал сам собой трепыхаться… и через полсекунды они уже были в комнате, но… какой ужас! Без Миши. Он остался на волжском плёсе, в картине Левитана.
— Господи! — воскликнула Натали. — Никуда не двигайтесь с места, — сказала она Даше и, взмахнув веером, уже крошечной фигуркой появилась в картине.
Через некоторое время Натали опять появилась в комнате. Но она успела уже немного промокнуть.
— Там Мишеля нет, — Натали была очень расстроена. Даша обмерла. Ей даже страшно было подумать, что теперь будет.
— Не впадайте в отчаяние, Дашенька, — успокаивала её Натали. — Мы его найдём — он не пропадёт в мире прекрасного искусства. Знаете, Мишель мог попасть, убегая от грозы в какую-нибудь другую картину, из тех, что висят у вас дома. Давайте посмотрим все.
И девочки отправились рассматривать картины. О, как же внимательно они вглядывались в каждую из них!
— Вот он! Вот он! — оглушительно завопила Даша, показывая на одну из картин. — Он всегда любил пускать мыльные пузыри. Надо же куда забрался?! И даже не подумал, что мы тут с ума сходим.
— Так он же без меня не может выбраться. Сейчас он будет здесь, не беспокойтесь, Дашенька, — и Натали взмахнула веером.
Даша увидела, что в картине что-то неуловимо изменилось. Через секунду весёлый Миша и слегка уставшая Натали были уже в комнате. Даша его ощупала. Да, живой и невредимый брат!
— Ну, что, как? — торопилась спросить Даша.
— Здорово. Только вот мне эта тётя, которая стирала, всё время что-то говорила. Мне кажется, она запрещала пускать пузыри. Но я ничего не понимал и повеселился вволю.
— Как же ты про нас-то не подумал? — рассердилась Даша, видя, что брат совсем не испуган и не переживает своё самостоятельное путешествие по картинам.
— Я думал, но ведь вы должны же были найти меня в этой картине, — уверенно заявил мальчик.
— А ты нас видел оттуда? — задала Даша давно мучивший её вопрос.
— Нет, конечно. Ты что, совсем? Знаешь, сколько там пару было? Только поэтому тётя меня не узнала, она думала, что там сидит всё тот же её мальчик.
От Миши слегка пахло мылом и стираным бельём.
…Даша вдруг что-то вспомнила и подошла к окну. За ним широко распахнулось небо, звёзды смотрели на землю и как будто удивлялись, что люди так редко поднимают к ним глаза.
— Они оказывается дрожат, — сказала Даша, и все поняли, что она говорит о звёздах. — И мне кажется, что я слышу очень далёкую музыку сверху, и что всё это — Тишина.
— Музыка… тишина, — передразнил Миша, но он чувствовал что-то очень похожее, но никак не поддающееся словам.
— Натали, а ты слышишь музыку звёзд? — спросила, оглянувшись, Даша, но Натали в комнате и в этом веке не было. А в постели Даши как всегда «спала» кукла Натали.