На телевидении доказывают не отсутствие вины подсудимого, а незаконность обвинения
На телевидении доказывают не отсутствие вины подсудимого, а незаконность обвинения
Много писали о процессе над О. Дж. Симпсоном[166]. В Америке придумали десятки «О. Джей-баек», которыми обмениваются в Интернете. Вот, например, судья говорит Симисону: «Мистер Симпсон, суд оправдал вас, вы свободны, идите получите ваши личные вещи». На что Симпсон отвечает: «А нож мне тоже вернут?» Вот, для тех, кто привык к электронной почте, адрес Симисона; сначала его нужно записать: О.J.@\/Esc, — а потом прочитать: „slash, slash, slash, backslash, escape“[167]. Черный юмор, признак недовольства.
Американцы в большинстве своем недовольны потому, что считают Симпсона виновным, а оправдательный приговор приписывают политическому оппортунизму и расовой солидарности. Но недовольство должно было бы присутствовать и в том случае, если, как я того желаю ради блага Симпсона и ради блага правосудия, обвиняемый и в самом деле невиновен. Ибо Симпсона оправдали не потому, что он невиновен, и даже не потому, что защите удалось блистательно доказать, что улики, собранные обвинением, ничего не стоят (во всяком случае, не только поэтому). Симпсона оправдали потому, что защите удалось признать обвинение незаконным: доказать, что полицейские — расисты, вруны и взяточники, а генеральный прокурор необъективен.
Теперь заметьте: процесс, в ходе которого доказано, что обвинение необъективно или противоречит закону, сам по себе был бы прекрасным проявлением демократии, и хорошо бы было, если бы кто-нибудь использовал такую тактику во время стольких процессов, сфабрикованных диктатурами разных мастей. Но эту тактику нужно использовать лишь в исключительных случаях. Если в каком-то обществе не только обвинение заранее признается незаконным, но и систематически выражается недоверие всей судебной коллегии, в этом обществе явно что-то не так.
Но именно это мы и наблюдаем в последнее время не только в Америке, но, представьте себе, и в Италии тоже. Первое действие подследственного — не доказать, что он невиновен или что улики обвинения несостоятельны, а продемонстрировать общественному мнению, что сами обвинители не находятся вне подозрения, как должна находиться жена Цезаря. Если подследственному это удается, дальнейший ход процесса уже ничего не значит. Ибо во время процессов, которые транслируются по телевидению, все решает общественное мнение, а оно, лишив доверия обвинителя, тяготеет над каждым присяжным, который понимает, что всякое самостоятельно принятое решение будет непопулярным. Таким образом, процесс, транслируемый по телевидению, уже не представляет собой прения двух сторон, имеющих доказательства вины или невиновности; он представляет собой, еще до своего начала, массмедийный поединок между будущими подследственными и будущими обвинителями (возможно, судьями), право которых судить его оспаривает подозреваемый. А приговор выносит общественное мнение (полное предрассудков), а не присяжные (этим предрассудкам следующие).
Когда в 1993 году начались телевизионные суды над взяточниками (хотя «судебные хроники» стали показывать по телевизору еще раньше), я выступил с протестом против процесса Вальтера Арманини. Цвет демократической интеллигенции принялся поливать меня грязью, будто бы я взялся покрывать продажную плутократию. Меня превратили в сообщника Кракси[168]. А результаты налицо. Процесс Кузани[169] увенчался успехом, потому что обвинение (Ди Пьетро), гениально проникнув в природу средств массовой информации, завоевало симпатии зрителей (но, следует добавить, также и потому, что адвокат Спаццали не пытался ни перед процессом, ни во время него поставить под сомнение его законность). Но потом этот урок усвоили все. Спаццали проиграл процесс, потому что играл по правилам, принятым среди порядочных людей дотелевизионной эры, все еще копаясь в уликах и донимая свидетелей. Наивно, если не сказать хуже. Нужно было менять тактику. Выиграть процесс, транслируемый по телевидению, очень просто: достаточно доказать, что представитель обвинения (а возможно, и судья) — сами преступники.
Нынче этот урок усвоили все. Если у тебя получится доказать, что твой обвинитель — прелюбодей, что за ним числятся грешки, легкомысленные поступки или даже преступления, ты выиграл. Все решается заранее, через средства массовой информации. Есть опасность, что ритуал правосудия сведется именно к ритуалу, подтверждающему приговор, вынесенный во время всенародной медийной кампании.
Вы этого хотели, вы добивались присутствия телевидения в зале суда. Теперь не ропщите, видя, как униженное правосудие вынуждено подтверждать приговор, вынесенный общественным мнением. И помните: в следующий раз, когда вас поймают с поличным, в тот момент, когда вы пытаетесь подкупить полицейского, который видел, как вы топором проломили череп вашей бабушке, не пытайтесь замыть кровь или доказать, что в эту самую минуту вы вели душеспасительную беседу с кардиналом. Достаточно продемонстрировать, что тот, кто поймал вас с поличным (и вынул из ваших рук топор) десять лет назад не включил в налоговую декларацию подарок, полученный от любовницы (любовника). И вы останетесь уважаемым членом общества.
1995
Данный текст является ознакомительным фрагментом.