Глава 8. Предпосылки введения энергетических налогов

Глава 8. Предпосылки введения энергетических налогов

Счёт на табло: промышленность — 5, окружающая среда — 1

Экономику часто называют мрачной наукой, но никто не может превзойти по мрачности защитников окружающей среды. Предсказания катастроф и кризисов — это смысл их существования, потому что, если на мир не надвигается экологический кризис, то кто же тогда обратит на них внимание. По сравнению с ними экономисты производят гораздо более приятное впечатление. Они считают, что метафорические бомбы с часовым механизмом (экологические, демографические или какие-нибудь ещё) никогда не взорвутся, потому что человечество и экономика, отвечая на растущее давление, постоянно перестраиваются.

Примером подобного расхождения между экологическим пессимизмом и экономическим оптимизмом было знаменитое пари, заключённое в 1980 г. между Полом Эрлихом, биологом и активным защитником окружающей среды, и Джулианом Саймоном, знаменитым специалистом по свободному рынку. Современное движение защитников окружающей среды (инвайронментализм), возможно, началось именно с публикации в 1972 г. его работы под названием «Пределы роста» (The Limits to Growth), в которой предсказывалось, что при существующих темпах выработки невозобновляемые природные ресурсы истощатся в течение ближайших 100 лет. В этот момент экономические системы потерпят крах, и повсюду воцарятся безработица и голод, а уровень смертности взлетит вверх. Более того, даже если мы найдём другие ресурсы, запасы которых вдвое превышают имеющиеся сейчас, то последующий рост приведёт к неконтролируемому загрязнению окружающей среды, экономическим и социальным катастрофам, массовой 6езработице и т. д. Этот подход получил большую поддержку, и в первой половине 1970-х годов цены на нефть резко подскочили. В то время все считали, что через пятьдесят лет мировые запасы нефти закончатся.

Вот почему Эрлих был уверен в своём выигрыше, когда заключал с Саймоном пари о том, что через десять лет цены на пять металлов с учётом инфляции повысятся. Он сказал, что цены вырастут в совокупности на 1 тыс. долл.: по 200 долл. за медь, хром, никель, олово и вольфрам. На самом же деле, цены на указанные металлы в период 1980–1990 гг. сократились вдвое, а общая сумма в 1 тыс. долл. в 1990 г. стоила меньше даже без учёта инфляции. Цена на металлы колебалась между 56 и 193 долл. Эрлих отправил Саймону чек на сумму 576,07 долл., заявляя, что подобное специфическое пари было не слишком важным. Один из его аргументов состоял в том, что спрос на некоторые металлы упал. Именно об этом и говорил его оппонент.

Оба говорили о том, что если спрос на товар растёт гораздо быстрее предложения, то цена поднимается. Эколог остановился на этом утверждении. Предположение же экономиста, позднее подтвердившееся, состояло в том, что в ответ изменится и поведение людей. Высокие цены сами по себе сократят спрос. Они побудят поставщиков производить большее количество — добывать больше руды или искать новые запасы, — потому что убыточное прежде производство станет прибыльным. Это подвигнет остальных предпринимателей на поиск альтернативы дефицитным товарам и на освоение новых технологий. Так, в телефонных кабелях медь заменили стекловолокном, на автомобили больше не ставят дорогие хромированные детали и т. д. Хотя в краткосрочной перспективе количество специфического товара может, быть ограниченным, в долгосрочной перспективе способность человечества к адаптации и изобретательности делает ресурсы практически бесконечными.

Таким образом, экологи в своих часто вызывающих раздражение призывах к монополии высоких моральных принципов не всегда правы. Я бы даже сказала, что обычно они не правы. Большинство из них ничего не знает о фундаментальных экономических принципах, и это их совершенно не беспокоит. Подобная безграмотность обрекает многие их политические советы на провал.

Однако это не значит, что они не нравы всегда. Ведь вполне возможно, что изменение климата происходят из-за человеческой деятельности, а точнее из-за использования энергии, в результате которого в атмосферу выбрасывается двуокись углерода (СО₂). Окружающая среда слишком сильно загрязнена, и это наносит вред здоровью и благополучию человечества. Большинство экономических инноваций продолжает реализовываться, а об их влиянии на окружающую среду и не задумываются. Другими словами, экономисты не замечают некоторые экологические внешние эффекты, вызванные экономической деятельностью, до тех пор, пока движение «зелёных» вновь не привлечёт внимание общества к этому вопросу.

Ирония состоит в том, что загрязнение окружающей среды является хрестоматийным примером внешних эффектов. Фабрика, выбрасывающая в атмосферу загрязняющие вещества, перекладывает на окружающих материальные затраты, во много раз превышающие расходы владельцев, которым не приходится платить за это. Так, например, из-за загрязнённого воздуха, вызывающего многие виды астмы, падают цены на дома вокруг фабрики, и домовладельцам приходится, таким образом, «платить» за загрязнение окружающей среды. Домашним хозяйствам и предприятиям, расположенным на этой загрязнённой территории, приходится много платить за очистку воды из загрязнённых рек и водоносных горизонтов. Доля виновной фабрики в затратах на очистку мизерная. Поскольку фабрика не оплачивает внешние издержки, то она продолжает «перепроизводство» загрязняющих веществ, а все связанные с этим расходы перекладывает на потребителей.

Окружающую среду загрязняют не только фабрики и электростанции. Все домашние хозяйства выбрасывают огромное количество отходов, а водители индивидуальных транспортных средств производят огромное количество выбросов в атмосферу. От пролетающих над нами самолётов и водителей, включающих на полную громкость радио на дорогах, исходит шумовое загрязнение. Жители города Таксон, шт. Аризона, жаловались на световое загрязнение от электрического освещения по ночам. Каждый из нас осложняет жизнь окружающим, если приходит в многолюдные места, присоединяется к дорожным пробкам или посещает переполненные картинные галереи.

Существует ещё один известный пример проявлений неэффективности рыночного механизма, которые отражаются на состоянии природной среды. Это — трагедия общественной собственности. Почему в мире численность косяков некоторых океанских видов рыб сократилась до опасного уровня, но при этом нет недостатка в цыплятах? Ответ таков: рыба принадлежит всем, а куры — частным владельцам. Если бы вся рыба в океане принадлежала какому-нибудь мировому диктатору, он бы стал следить за тем, чтобы не было чрезмерного вылова рыбы, чтобы сохранить ресурсы для будущих продаж. Он повысил бы цены, потому что ему приходилось бы вкладывать средства в поддержание численности ресурса с идеально неэластичным предложением.

У частных рыболовов нет причин ловить меньше рыбы, потому что их участие в проблеме невелико. Если несколько рыбаков добровольно сократили бы свой улов, это не решило бы проблему, а сами они пострадали бы от того, что другие рыбаки «проехались бы за их счёт» (т. е. воспользовались бы их самоограничениями).

Таким образом, государства должны вмешаться и установить квоты для рыбаков каждой страны, но даже этого будет недостаточно, потому что государства борются за национальные интересы, а не за глобальные общественные интересы. При дальнейшем сокращении поставок рыбы в действие вступит механизм цен, при котором высокие цены приведут к сокращению потребительского спроса. В идеале цены должны стать ещё выше, чтобы полностью отражать общественные издержки от исчезновения рыбных косяков.

Экологические внешние эффекты встречаются повсюду. В мире нет рынка свежего воздуха или тихих пустых улиц, или разнообразия биологических видов. (Сколько бы вы заплатили за сохранение конкретных видов насекомых из тропического дождевого леса?) Данные о масштабах внешних эффектов собирают правительства очень небольшого числа стран. Национальное статистическое агентство Великобритании ежегодно публикует отчёт о данных со спутников с целью определения масштабов различных видов воздействий на окружающую среду, но для этого требуется ещё больше точных данных. Экологическая политика страдает от нехватки надёжной и точной информации.

Что же должно государство делать с этими внешними эффектами? Можно запретить выбросы различных загрязняющих веществ сверх предельно допустимого уровня. Однако важно установить правильный уровень. Полный запрет может привести к тому, что затраты будут во много раз превышать масштабы экологических внешних эффектов — например, в настоящее время только атомные электростанции (АЭС) могут производить энергию без каких-либо выбросов в атмосферу, причём по цене, приемлемой для потребителей. Однако прямое регулирование — это лишь одно из решений.

Экономисты предпочитают альтернативный подход, который вынудит компании-загрязнители взять на себя внешние затраты и подключит к решению проблемы рыночные силы. Он подразумевает использование так называемых экономических инструментов, т. е. налогов, субсидий и торговли квотами на выбросы.

В качестве примера рассмотрим государство, которое, в соответствии с Киотским протоколом за декабрь 1997 г., собирается сократить выбросы парниковых газов своих компаний и потребителей. Отдельные страны обязались сократить на 30 % выбросы в атмосферу углекислого газа по сравнению с возможными будущими показателями, определяемыми с учётом существующих тенденций. (Страны Европейского союза сократили выбросы в среднем на 11,5 %, по сравнению с 24,5 % — в США. Не удивительно, что первым президентским решением Джорджа В. Буша стал выход из этот соглашения, вызвавший возмущение европейцев.)

Страны, подписавшие Киотский протокол, договорились об использовании новой схемы торговли квотами на выброс парниковых газов. Компании должны устанавливать целевой уровень выбросов ниже существующего, но если им удаётся понизить уровень своих выбросов ниже целевого, то они могут продать излишки той компании (стране), которая достигла своего целевого показателя или превысила его. Стоимость разрешения на дополнительные выбросы должна устанавливаться рынком. Самое большое сокращение выбросов двуокиси углерода было бы достигнуто там, где квоты были бы самыми дешёвыми, что позволило бы добиться суммарного глобального целевого показателя с наибольшей эффективностью по затратам. Киотская схема основывалась на успешной американской схеме торговли квотами на выбросы двуокиси серы, которая действовала с 1995 г. в рамках Программы по кислотным дождям и Схемы торговли квотами на выбросы окислов азота и серы в Южной Калифорнии.

США первыми использовали продажу квот. Европейские правительства пытались придерживаться практики налогообложения. В течение 1990-х годов девять стран предложили или ввели свои варианты налогообложения энергоносителей, которое должно было поднять цены на энергию и тем самым учесть расходы, связанные с выбросами СО₂ и других парниковых газов, возникающими при её производстве. Первыми энергетический налог начали использовать Норвегия, Швеция, Финляндия, Дания, Австрия и Нидерланды, их примеру последовала Великобритания (где его назвали «налогом на изменение климата» — в отчаянной попытке повысить популярность этого налога среди компаний, вынужденных его выплачивать). Последними его приняли Италия и Германия.

У энергетического налога на изменение климата есть три преимущества. Во-первых, он работает с помощью механизма цен и, таким образом, более эффективен, менее разрушителен и проще в управлении по сравнению с прямым регулированием, хотя установление эффективных налоговых ставок представляет собой сложную проблему. Во-вторых, благодаря этому налогу компании начнут со временем использовать более энергосберегающие технологии. И, в-третьих, в качестве дополнения, он может послужить для многих компаний сигналом к тому, что надо серьёзно относиться к охране окружающей среды при планировании долгосрочных инвестиций.

Существуют два способа использования энергетического налога. Первый способ предполагает облагать налогом использование электроэнергии компаниями и частными потребителями (для бытовых нужд) и взимать определённую сумму за использованный Квт/ч. Второй вариант (специально для политиков, которые боятся взимать налог со счетов за электричество каждого избирателя) предусматривает применять эту систему к поставщикам электроэнергии, что, в конечном итоге, всё равно перейдёт на потребителей. Это — так называемый «нисходящий налог», который проще контролировать, так как поставщиков электроэнергии меньше, чем конечных потребителей. С другой стороны, он меньше влияет на изменение поведения потребителей в отношении энергосбережения, так как его действие будет не столь заметно. Ставки налога можно установить и в зависимости от типа топлива, используемого для получения энергии, а также от уровня содержания углерода, поскольку именно углекислый газ считается основным парниковым газом.

В Великобритании был применён вариант работы только с промышленными и коммерческими компаниями, который не учитывал частных потребителей электроэнергии. Облагать налогами использование электричества в домах было нецелесообразно с политической точки зрения. Правительство лейбористов, напротив, унизило своих предшественников-консерваторов, отменив этот налог на том основании, что он был чрезвычайно несправедливым. У бедных семей на электричество уходила большая доля их бюджета, чем у богатых, и налог на бытовое топливо посчитали чрезвычайно регрессивным.

Тем не менее, ограничения на взимание энергетических налогов вызвали большое недовольство среди компаний, даже несмотря на то, что их доходы снова выросли благодаря сокращению других налогов на деловую деятельность. Ведь объёмы электроэнергии, потребляемой для домашних нужд, превышают её объёмы, используемые в обрабатывающей промышленности, и составляют примерно треть от общенационального потребления электроэнергии. Самым активным промышленным потребителям электроэнергии показалось совершенно несправедливым то, что им придётся платить больше, и они потребовали специального освобождения от налогов, которое отражало бы их потребности в электроэнергии. Они не поняли, что задача как раз и состояла в том, чтобы ограничить подобное избыточное использование электроэнергии. Я знаю один печальный пример, когда местному музею пара пришлось поднять плату за просмотр их замечательной коллекции действующих паровых двигателей 18–19 вв.

Энергетическая отрасль Великобритании предпочла бы воспользоваться американской схемой торговли квотами. К тому же склонны и инвестиционные банки Лондона, которым нравятся принципы работы нового рынка. Но многие европейские государства не решаются прибегнуть к практике торговли квотами — из-за недостатка опыта использования подобных схем и отсутствия американской любви к рыночным решениям.

Другим примером экологического налога является налог на бензин. В разных странах взимают разный налог: от 22 % от его оптовой цены в США до 58 % в Ирландии (занимающей второе место среди промышленно развитых стран) и 76 % — в Великобритании. В октябре 2000 г. водители грузовиков парализовали жизнь во всей Великобритании, заблокировав оптовые склады бензина в знак протеста против продолжающегося повышения налогов на топливо. Этим они добились приостановки повышения этого налога на следующий год. Но правительство пошло на другие меры: понижение налогов на более «чистые» разновидности бензина. Например, налог на топливо со сверхнизким содержанием серы на 3 пенса за литр ниже налога на обычное топливо. Изначальная разница в один пенс за литр, установленная в 1997 г., была слишком мала, чтобы нефтяные компании были заинтересованы в повышении степени очистки топлива, однако вскоре после увеличения разницы до 3 пенсов в 1999 г. доля топлива со сверхнизким содержанием серы увеличилась на рынке с 20 до 100 %. Это подвигло правительство повысить разницу в налогах и на другие виды топлива, в том числе и на жидкий нефтяной газ и сжатый природный газ. Предполагалось, что это позволит в дальнейшем перейти на использование топлива со сверхнизким содержанием серы в недизельных двигателях, когда в 2002 г. появятся первые новые машины с подобным двигателем.

Наиболее эффективные экологические инструменты позволяют определить внешние эффекты и создать налоговую схему или любой другой механизм, который напрямую будет заниматься нарушением баланса на рынке. Косвенные методики в любом случае будут неэффективны. Так, например, многие специалисты говорят о том, что свободная торговля не столь хороша, так как она игнорирует различные расходы, связанные с нанесением ущерба окружающей среде, в особенности энергию, использованную для перевозки грузов на дальние расстояния. Кроме того, свободную торговлю подвергают критике за то, что компании переносят производства в развивающиеся страны, где допустимые уровни загрязнения гораздо выше. История знает ужасные примеры работы многонациональных компаний в странах с высокими допустимыми уровнями загрязнения, такие как печально известный несчастный случай на заводе Union Carbide в г. Бхопале (Индия).

Таким образом, защитники окружающей среды хотели бы ограничить торговлю или, по крайней мере, включить в торговые соглашения пункты об экологических стандартах. Но торговля приносит потребителям огромные экономические выгоды, и её ограничение означало бы потерю некоторых из них: в результате могут возникнуть большие альтернативные издержки. Более того, свободная торговля приведёт к перемещению производства на те территории, где достигается наибольшая эффективность использования ресурсов, что в результате будет способствовать более эффективному и менее затратному использованию природных ресурсов на глобальном уровне. Однако если всё-таки можно говорить о том, что использование энергии для перевозок вредит обществу в форме различных выбросов парниковых газов, и это не отражается на стоимости перевозок, то с политической точки зрения будет правильно поднять цену на энергию, обложив её налогами. Это позволит справиться с внешними эффектами, не прибегая к дополнительным и неизвестным экономическим издержкам от ограничения торговли.

В целом, экологические проблемы следует решать экологическими методами, а не торговыми или инвестиционными. Но экономические инструменты могут оказаться более эффективными для решения экологических проблем.

Однако защитники окружающей среды редко во всеуслышание высказываются в пользу повышения налогов. Они знают, что это совсем не по душе избирателям. В США даже в большей степени, чем в Европе, дешёвая энергия является одной из основных потребностей населения. Ведь политики из Калифорнии не позволят компаниям-производителям электроэнергии установить высокие розничные цены на электричество после того, как расходы на его производство выросли одновременно со скачком цен на нефть в 2000 г. В тот год, когда повысились цены на нефть, водители грузовиков блокировали заправочные станции и склады в Европе, чтобы обратить внимание властей на высокие налоги на бензин, продающийся на бензозаправках. Это означает, что защитники окружающей среды решили ставить перед собой более мягкие политические цели, такие как свободная торговля, на основании которых они могли бы объединить профсоюзы и промышленных лоббистов. Это гораздо проще, однако указывает на то, что «зелёным» не удалось убедить общественность в том, что мы используем слишком много энергии.

К сожалению, экономические аргументы не всегда пользуются популярностью. Они предлагают слишком жёсткие и ясные действия. Например, одним из камней преткновения при составлении Киотского соглашения об изменении климата был вопрос о степени участия развивающихся стран в сокращении выбросов в атмосферу. Представители развивающихся стран говорили, что именно промышленно развитые страны несут ответственность за большую часть выбросов парниковых газов в мире, и именно они должны взять на себя основную долю сокращения, поскольку если заставить бедные страны понизить текущие уровни выбросов, то они не смогут развивать промышленность и никогда не достигнут уровня жизни западных государств. Поэтому, по мнению развивающиеся стран, пункт об их участии в сокращении выбросов звучит лицемерно и для них неприемлем. Однако с другой стороны баррикад кажется совершенно необходимым не позволить миллиардам бедных ещё больше увеличить выбросы в атмосферу.

У этой, на первый взгляд, неразрешимой дилеммы есть экономическое решение: торговля квотами на выбросы. Выделить, согласно международному соглашению, каждой стране определённое количество квот, которые в сумме будут составлять общий допустимый уровень и будут сокращаться из года в год, с дипломатической точки зрения считается сложным, но вполне возможным. Тогда бедные страны смогут выбирать между увеличением объёмов экономической деятельности, загрязняющей окружающую среду, и продажей квот на выбросы богатым странам, которые смогут меньше заботиться о сокращении выбросов. Бедные страны выиграют в любом случае, а мировой объём выбросов постепенно будет сокращаться.

Однако многие защитники окружающей среды считают использование любых рыночных механизмов аморальным. Схожее с этим предложение Всемирного банка, которое было опубликовано в его исследовательском докладе и предполагало перевод загрязняющих производств в развивающиеся страны, вызвало бурное возмущение среди сторонников экологического движения.

Но именно это происходит, когда западные производители перемещают заводы в Восточную Азию и Латинскую Америку, и не только потому, что в этих странах дешёвый рабочий труд, но и потому что в них дешевле загрязнять окружающую среду, поскольку в развивающихся странах государственное регулирование выбросов значительно слабее. Каждый получает то, что он хочет: одни государства — искомый свежий и чистый воздух, другие — растущую промышленность.

Действительно, существует взаимосвязь между уровнем ВВП на душу населения и показателями чистоты окружающей среды (качеством воды и воздуха и уровнями загрязнённости). В богатых странах природа чище. И это не удивительно, ведь, когда людям не приходится заботиться о еде и жильё, они начинают думать об окружающей среде. Конечно, в развивающихся странах существуют серьёзные экологические проблемы, например нехватка чистой воды, эрозия почв или суровые погодные условия. Кроме того, промышленность в развивающихся странах отличается меньшей энергетической эффективностью и загрязняет атмосферу сильнее, чем западные заводы, на которых действуют более высокие технологические стандарты. Таким образом, существует вероятность, что состояние окружающей среды в этих странах, только вступающих на путь экономического роста, ухудшится раньше, чем у них появятся возможности решать экологические проблемы. Но сама по себе охрана окружающей среды — это предмет роскоши, который люди могут себе позволить по мере роста своих доходов. Возможно, в развивающихся странах экономический рост (т. е. когда становится всё больше процветающих людей) станет обязательным требованием для принятия высоких экологических стандартов. Если так, то экономисты из богатых стран ошибаются, делая высокие экологические стандарты обязательным условием для разрешения бедным странам развивать свою экономику.

Помогут ли подобные аргументы защитникам окружающей среды? Сомневаюсь. Экономика и охрана окружающей среды (инвайронментализм) слишком отличаются по своим философским принципам, которые лежат в их основе.

Экономика — это эмпирическая наука. Она ищет политические законы, которые приносят измеримые выгоды. Важно то, что работает. Конечно, в экономике сильна идеология, но мировоззрение экономистов возникло из скепсиса эпохи Просвещения. Хороший экономист всегда открыт переменам. Однажды Джон Майнард Кейнс в ответ на обвинение в непоследовательности сказал: «Когда меняются факты, я меняю своё мнение. А Вы, сэр?»

Движение в защиту окружающей среды (инвайронментализм) появилось в 19 в. в результате реакции романтизма на рациональный подход. Оно скорее идеалистично, чем скептично. Поэтому некоторые его постулаты догматичны (по крайней мере, с точки зрения экономиста). Один пример: защитники окружающей среды считают, что использование пестицидов всегда вредно. Почему? Потому что во фруктах, почве и грунтовых водах остаются канцерогенные остаточные количества пестицидов. Кроме того, благодаря им фрукты выращиваются в достаточных количествах и становятся дешевле, а значит, люди охотнее их покупают. Это, в свою очередь, может привести к росту заболеваемости раком. Для экономиста здесь всё упирается в конкретные данные. Действительно ли растёт или падает уровень раковых заболеваний, связано ли это с использованием пестицидов? Существуют ли другие вероятные причины возникновения этих форм рака? Сколько их? Возможно, защитники окружающей среды правы в своих предположениях, но они должны приводить в качестве доказательств эпидемиологические данные, а не голословные утверждения. Аналогичным образом, в соответствии с экологической догмой, повторная переработка бумаги и стекла считается правильной практикой. Возможно, это и так, но большое количество поставщиков дешёвых переработанных материалов приведёт к тому, что у производителей стекла и бумаги не будет стимула высаживать деревья или разрабатывать альтернативные способы упаковки товаров.

Воздействие человека на планету неизбежно. Но обеспечить положительное влияние очень сложно. Фундаментальный принцип экологии, который гласит, что любое человеческое воздействие наносит природе неприемлемый ущерб, практически равен утверждению в защиту нулевой экономической деятельности. Даже взгляды менее радикальных «зелёных» могут повлиять на всех нас как на покупателей, хотя о них редко говорят вслух.

Любые действия всегда имеют альтернативные издержки. Если экономическая деятельность часто игнорировала ущерб, наносимый окружающей среде, то защитники окружающей среды часто не принимали во внимание экономические издержки своих предложений. Подобные издержки есть даже в самых безобидных случаях. Заменить поездки на машине велосипедами или пешими прогулками? Это потребует затрат времени, которое можно было бы потратить на другие вещи.

Романтические идеалы или рациональный выбор? Мне не кажется, что есть перевес в одну из сторон. Но, как и многих других экономистов, меня волнует состояние окружающей среды, поэтому я надеюсь, что правительства будут разрабатывать свою экологическую политику на основе экономических принципов. И я с радостью буду платить энергетический налог.