Отражение нового и законы наследования в искусстве
Отражение нового и законы наследования в искусстве
Иногда представляют развитие литературы как поток, то. есть в виде последовательной цепи фактов, между которыми нет взаимоотрицания, потом переходящего в новое утверждение.
Есть люди, думающие, что история литературы — это тот бесстыковый, из сваренных рельсов построенный железнодорожный путь, о котором мечтают путейцы.
Такой взгляд на историю особенно присущ западноевропейским литературоведам. Теория заимствования создавалась как выражение этого факта, как будто очевидного. В ее анализе все переходит одно в другое настолько непрерывно, что даже как будто ничего не развивается.
Тогда становятся непонятными вечные поиски художников, их десятилетние попытки выразить себя.
В искусстве время хочет выразить себя и себя увидеть:
Из меня,
слепым Вием,
время орет.
— Подымите,
подымите мне
веков веки!
Художник подымает веки на новое человечество, чтобы человечество выглядело по-новому.
Чтобы представить себе размер этого труда, возьмем два произведения драматургии, следующие друг за другом с промежутком в несколько десятилетий и являющиеся истолкованием одного и того же мифа: я говорю о «Жертве у гроба» Эсхила и «Электре» Софокла. Содержание обеих вещей — возвращение Ореста-мстителя и убийство им матери, Клитемнестры.
У Эсхила Орест является тайно и оставляет на могиле отца прядь волос — обычное приношение скорби. Приходит Электра, она видит волосы и вступает в диалог, условно построенный, с предводительницей хора:
Электра
Я на могиле прядь волос увидела.
Предводительница хора
Мужские это локоны иль девичьи?
Электра
Загадка не из трудных. Разгадать легко.
Предводительница хора
Должно быть, молодые старых сметливей.
Электра
Кто, кроме нас, мог прядью одарить отца?
Предводительница хора
Могли б другие, да они враги ему.
Электра
Но погляди, как схожи эти волосы…
Предводительница хора
С чем схожи? Говори! Узнать не терпится.
Электра
С моими волосами! Погляди, сравни!
Дальше узнавание развертывается так.
Электра видит отпечатки ног и считает, что след, как слепок, точно повторяет отпечаток ее ноги.
Затем является Орест, и узнавание завершается в ряде реплик.
Софокл берет то же положение, но он вводит новое действующее лицо — сестру Ореста и Электры, Хрисофемиду. Это любящая женщина, хорошая сестра, но это человек, лишенный моральной силы Электры.
Электра только что узнала о гибели брата. Хрисофемида приходит с радостной вестью:
Так знай же! Здесь Орест наш, здесь, так явно,
Как пред тобою я теперь стою.
Электра не верит сестре. Хрисофемида рассказывает, что она пришла на могилу отца, увидала следы жертвоприношения:
………. и у края
Сжигальницы — прядь молодых волос,
Ножом отрезанных внезапно вижу я.
И как увидела ту прядь я — вдруг
Меня как молньей озарило: образ,
Душой взлелеянный Ореста явно,
Из смертных всех любезнейшего, встал
Передо мной: он эту прядь оставил!..
Но Электра не верит сестре, она думает, что дары принесены вестником о гибели Ореста.
Перед нами на первый взгляд полемика двух писателей, отделенных друг от друга очень незначительным временем, почти современников (считают, что Софокл участвовал в хоре юношей на одном из праздников, когда давалась трагедия Эсхила).
Но для чего же нужен спор? Является ли он только внутренней литературной полемикой?
Посмотрим, как развивается действие дальше.
Электра, думая, что брат погиб, обращается к сестре с предложением взять вдвоем дело мести на себя:
Ты смелою рукою
Должна со мной, сестрой твоей, повергнуть
Эгисфа…
Электра считает, что дочери должны стать мстительницами за отца, если сын погиб. Электра произносит большой монолог. Хрисофемида отказывает ей, последовательно опровергает доводы сестры и заключает монолог словами:
Бессильная, всесильным уступи!
Тогда Электра решает:
Итак — своей рукою
Должна исполнить дело я, одна…
Старое узнавание отвергнуто для того, чтобы раскрыть характер Электры, ее упорство в жажде мести, способность решать и действовать; одновременно утверждается равноценность женщины в трагическом конфликте.
Родился интерес к личности, к воле человека и к его выбору поступков.
Сцены трагедий Эсхила и Софокла тематически совпадают, но они различны: 1) по предмету художественного анализа, 2) по цели анализа.
Кажущиеся совпадения в искусстве очень часто включают в себя внутренние отрицания для нового построения.
Несомненно, что Софокл учился у Эсхила, как несомненно и то, что Пушкин учился у Батюшкова, но разность той действительности, которую выражают эти ученики сравнительно с учителями, сказывается во внутренней разности их будто бы совпадающих художественных средств — того, что теперь живет под псевдонимом «мастерство».
Вероятно, Софокл относился почтительно к Эсхилу, хотя спор его с Эсхилом явен.
Как относился к Софоклу Еврипид, мы не знаем, но зато мы знаем, как толковал это отношение Аристофан; он раскрывал его как противодействие, как спор.
Мы можем считать, что в искусстве мира — прямой преемственности нет.
Сейчас мы еще не все видим со всей ясностью разницу между социалистическим реализмом и критическим.
Художественные решения у Шолохова и Л. Толстого часто близки друг другу; в то же время мы чувствуем разность намерений авторов: разницу метода, основанную на разнице мироотношений.
Новые литературные решения создаются прежде, чем они находят для себя определение и название.
Новые литературные сцепления часто ищут в прошлом себе предков, переосмысливая то, что до них существовало.
Старое не исчезает, но начинает восприниматься иною, оно существует, но измененным и переосмысленным.
Литературное явление, выражая себя, приходит к самоотрицанию, и следующее литературное направление часто опирается не только на своих непосредственных предшественников, но и на те направления, которые, казалось, оставлены, но для новых вопросов воскресли в ином выражении, понадобились для нового отражения действительности.
Так, для эпохи Некрасова выросло значение Тютчева; так, для начала эпохи социалистического реализма воскресли проблемы романтизма.
По-новому встала мечта, люди стали писать и о том, что должно быть.
М. Горький в 1928 году говорил: «…слияние романтизма и реализма особенно характерно для нашей большой литературы…»[318]
Социалистический реализм не сотворен, а рожден, найден уже существующим, он оконтурен на натуре.
Спор Софокла с Эсхилом, как и противопоставление Некрасова Пушкину, не ошибка, а ощущение нового качества. Это не значит, что Софокл вытеснил Эсхила или Некрасов Пушкина. Они измененными войдут в сознание человечества.
Отношения между людьми в старых романах были связаны как бы классической механикой; действие передавалось от одного человека к другому через прямое столкновение; оно определялось или любовью к себе, или любовью к близким.
В новом романе действующие силы создаются социальным полем; и те, кто были хором в античной трагедии, теперь не только говорят — они действуют, они носители энергии, они выделяют из себя героя: этому герою они передают слова, но не решения; не он и не его единичная судьба — причина действия.
Все завершается не сразу, хотя и не постепенно: завершается превращением, изменяющим качество.
Смена школ, их спор и взаимоотрицание является не столько спором творцов, сколько осознанием накопившихся изменений.
Социалистический реализм — реализм нового качества, вобравший в себя элементы прошлого для того, чтобы увидеть и выразить новую эпоху, которая без него не могла полностью осознать себя в искусстве.
Старый реализм перестал удовлетворять художников уже с начала нашего века. Настоящее содержит в себе будущее, еще не осознав его.
Для того чтобы показать новые связи жизни, надо было изменять все, изменить цели действия.
Изменить представление о возможностях человека.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.