Эпилог

Эпилог

Еще и в наши дни феномен проституции не устает возбуждать любопытство как мужчин, так и женщин. Сексуальные отношения здесь сведены к своим элементарным составляющим и одновременно исчислены. Для этого и служат деньги. Между полами существует своего рода договор. В случае проституции этот договор основан на насилии, на желании, на жестокости, на обладании, на презрении, на отвращении, и прежде всего на неудовлетворенности. Ведь проститутка никогда не принадлежит клиенту целиком. Она принадлежит всем клиентам сразу. Возможно, именно это заставляет сходить по ней с ума. Эта девка ничего не стоит, раз я могу ее купить, но даже занимаясь с ней любовью, я ею не обладаю. Кто такая проститутка? Публичная девка, женщина для удовольствий. Пусть ее сердце принадлежит ее возлюбленному, а ее половые органы — клиентам, она сама принадлежит только самой себе. Пусть в ее тело проникают многие, она все равно сохраняет за собой свою силу и свою тайну. Она умеет отделить любовь от акта любви. Как мы видели, проститутка никогда не испытывает удовольствия с клиентом: она "лучится" — так они говорят — только со своим возлюбленным. По той же причине она и забеременеть может только от человека, которого любит: и не надо смеяться, как это делают моралисты, не верящие в эти бредни. А что, если это правда? Что, если эти искусницы любви в самом деле постигли все тайны желания, любви и радости?

Проститутка выше всего. Она выше стыда и интимности. Она интригует других женщин своими умениями, она интригует их своим профессиональным, сиречь отстраненным, отношением к "половым штучкам". Многие проститутки в конце XIX века стали самыми воинствующими феминистками, и для некоторых из них они сами — идеальное воплощение женщины, самой униженной, самой замаранной, самой мерзкой. С начала семидесятых годов в Англии образовались лиги под предводительством Жозефины Батлер, поставившие своей целью защищать проституток и изменить это ужасное положение вещей. В ту эпоху их стали называть "белыми рабами", человеческими осколками, игрушками разврата. В начале XX века г-жа Авриль де Сент-Круа переняла эстафету и призвала, от имени всех женщин, положить конец проституции: "Женщины, в полном сознании насилия, совершенного над самым их полом, насилия, воплощенного в регламентаризме, требуют справедливости для всех, даже для тех, кто пал ниже других. Женщины — именно они должны сражаться за свои права! Они должны мечтать, они должны радоваться уюту и радости, которые создает вокруг них не только семья, но самая уверенность в своем материальном будущем, но они должны думать о тех несчастных, у которых нет крыши над головой, которые умирают от голода и холода, которые вынуждены терпеть оскорбления от мужчин, которые вынуждены скрываться от полиции и которые, чтобы попросту выжить, вынуждены зарабатывать свой хлеб проституцией. Те, кому праведная и счастливая жизнь далась легко, должны помнить, что все еще существует, с их собственного молчаливого согласия, ужасное рабство порока, рабство более ужасное, чем во времена Рима". Настоящая пропагандистская кампания, поддержанная социалистами и либералами, нашедшая свой рупор во многих газетах, среди которых "Фронда", "Трещина" и даже "Аврора", воплощенная в таких людях, как Жорес и Золя, заставила власти признать, что проститутки находятся в рабстве, и отменить его. Так исчезли полиция нравов и регламентаризм.

Разделение полов стало более соответствовать принципу равенства, и нужно было, чтобы родилась новая мораль; нужно было создать, прежде всего в мужчинах, так как именно они — источники проституции, "корень бесчестия", — новое сексуальное сознание. Эта попытка провалилась… Законодательное молчание в сфере проституции продолжалось и стало со временем крайне тягостным, при этом страх перед распространением венерических заболеваний никуда не делся; и в момент, когда был проведен опрос мэрий разных городов относительно пользы запрета публичных домов, оказалось, что в глазах местного самоуправления эти заведения играли важную роль, они все еще рассматривались как полезные, если не необходимые. На самом деле борьба за "правильный" бордель только начиналась. Закон от 14 февраля 1900 года, принятый при префекте Лепине, легализовал дом свиданий, который сразу же включился в санитарную и регламентационную систему. Бордели же должны были избавиться от своих красных фонарей и никоим образом не делать свою деятельность достоянием общественности. Власти перешли к новой политике — разрешать, чтобы более эффективно очищать и контролировать. Одновременно новое законодательство позволило проституткам вести легальную жизнь — под контролем держательницы дома свиданий, реже подвергаться полицейскому произволу и требовать к себе лучшего отношения в больницах. Когда вслух высказывали идеи создания домов свиданий, которыми бы управляли сами проститутки, это вызывало только пожатие плечами. Проститутку продолжали считать "необходимым злом": лучше не давать этому злу выходить за рамки, чем пытаться его искоренить.

Кампания по защите уличных проституток, которая на какое-то время захватила всю прессу и значительную часть литературы, перед началом Первой мировой войны уступила место кампании против порнографии, против уличных пороков, против проституции несовершеннолетних и против торговли женщинами. Агрессивные моралисты снова захватили лидирующие позиции, и образ проститутки снова был вымаран в грязи… Но грянула война, и сексуальное поведение мужчин резко изменилось.

"Мужчины, которые прежде наслаждались супружеской верностью, оказались внезапно оторваны от своих семей и, зная, что им ежеминутно угрожает смертельная опасность, забыли осторожность, свойственную им в мирное время. Они стали вступать в поверхностные и непродолжительные связи, которых они тщательно избегали когда-то в своей гражданской жизни, и так снова стали распространяться зерна разврата и венерические болезни. С другой стороны, и их жены, предоставленные сами себе, часто живущие впроголодь, позволяли себе на некоторое время находить отсутствующему мужу замену".

Анонимность, частые переезды, желание получать радость от жизни, не надевая на себя пут, снова привели к возникновению борделей, которые процветали вплоть до начала наступления немецкой армии в 1918 году. В некоторых борделях имелись даже бомбоубежища! Эта бешеная сексуальная активность сопровождалась необычайным ростом числа заболевших венерическими болезнями; за первые два года войны число мужчин, страдающих от сифилиса, увеличилось на две трети. Контроль был усилен, и на фронтах были открыты венерические центры. Однако сифилис еще никогда не мешал солдату быть бравым и бесстрашным! Так что, несмотря на патриотические призывы к воздержанию, бордели жили своей счастливой жизнью вплоть до последнего сражения — для того лишь, чтобы в двадцатые годы XX века снова умереть, на этот раз почти окончательно. Бордели не пережили послевоенного экономического кризиса, большинство превратились в отели или в дома для сдачи внаем под бюро. В 1920 году в Париже насчитывалось всего двадцать борделей…

Бордель умер, да здравствует бордель. Ностальгирующие старики плачут, в то время как новые клиенты никак не могут сделать свой выбор. Париж, несмотря ни на что, как был, так и остался гигантским публичным домом, так что в нем сотнями процветали дома свиданий и им подобные заведения… Продажная любовь стала индустрией. Все протекает в быстром темпе, в этих новых храмах любви акты длятся лишь короткое время — ведь оно и есть деньги. Теперь уже и речи нет о том, чтобы пропустить стаканчик, перед тем как заняться делом… Бандерши прежних времен отправились на свои виллы доживать старость, новые бандерши умело управляют новыми домами, где поддерживается гигиена. После открытий Вассермана сифилис перестал быть неизлечимой болезнью, и каждый клиент теперь мог удовлетворить свою страсть без опасений за будущее… Меньше темных фантазий, конечно, но больше безопасности. Нет больше таинственных ожиданий, охватывавших мужчину при виде женщины, нет больше магической атмосферы ночной любви, в которую так любили окунаться все…

Нет, мы не собираемся плакать по ушедшим временам и верить романтическим сказкам о проституции прежних времен. Но, на наш взгляд, бордель, возможно, вовсе не был, как говорили моралисты, своего рода Карфагеном, который должен был быть разрушен. Его существование, в конце концов, никогда не мешало возникновению скандалов, не предотвращало ни проституцию несовершеннолетних, ни порабощение женщин. Закон Марта-Ришара, запретивший бордели в 1946 году, ставит своей главной целью поддержание общественной жизни на высоком моральном уровне. Этот закон дает проститутке право выставлять себя напоказ, дает ей право быть хозяйкой своей собственной жизни. После этого презрение к проституткам стало постепенно сходить на нет. Проститутка из воплощения порока превращается в половых дел мастера. Тем хуже для господ, которые ищут острых ощущений в сфере похоти, они больше их не найдут:

"Месье, делайте ваш выбор!

Ведется вежливый разговор о том, что сегодня напечатали в газетах. Никакого цинизма. Да и зачем? Все привычно — костюм, место, профессия; в них больше нельзя увидеть ничего экстраординарного.

Они стоят здесь, как продавщицы за прилавком, ждут постоянных клиентов. Просто они торгуют, скажем, не овощами, а собой. Ничего тут такого нет. Если закрыть глаза, то можно легко представить их себе в комнате за чаем с консьержкой дома, где они живут".

Грех, каковым является акт любви, становится все легче взять на душу, и тело от этого взрослеет; от этого и спорт, и купания, и солнечные ванны. Свобода распоряжения собственным телом влияет и на отношения в законных супружеских парах. Наступило новое время в сексе, как остроумно написал Ален Корбен. Девушки отправляются "на работу" и считают заработанные ими деньги. Секс — это бизнес. Проститутки, когда-то бывшие отбросами общества, начинают восприниматься как модели для эмансипации! В 1923 году из печати вышла следующая листовка, подписанная неким Робером Кайла: "В проститутке есть красота, она, возможно, в ней от ее цинизма, от ее полной беспечности, дерзкого игнорирования порабощения всякого рода. Она отрицает, она признает, она провоцирует, она свободна от всех условностей. Именно поэтому художники так любят этих парий, которые так звонко смеются, в бесстыдстве которых так много чего-то насмешливо-животного, наличие чего в себе другие не готовы признать". А Хавелок Эллис писал так: "Главный мотив, по которому женщины временно или постоянно занимаются проституцией, — это отыскать средства для собственного личного роста, который наше общество, основанное на механической работе, жестко сдерживает. Огромное большинство наших молодых девушек инстинктивно становятся проститутками по той простой причине, что они чувствуют неясный призыв стать самими собой, найти себя, в чем они порой сами себе стыдятся признаться".

Культурная ценность проституции также начинает осознаваться… Кажется, что проституция — сознательный выбор, символ свободы. Желание стать проституткой перестает быть позорным. В 1925 году среди писателей и интеллектуалов был проведен опрос на эту тему. Карко воспевал проституцию, а Лафушардьер утверждал: "Проституция — единственная честная форма любви, та, которая не питается ложью. В общении с проституткой тот, кто платит, будь он последний мерзавец, находит именно то, что ищет, потому что его желание ведет его к вещам возможным. В общении с равнодушной любовницей никто не может проявить страсти, любовник никогда не найдет в ней то, что ищет, потому что он ищет другое".

Мужчина, эта знаменитая фигура умолчания литературы о проституции, наконец оказывается вызван на нравственный суд. Ведь без него, читаем мы в результатах опроса, не было бы никакого рынка любви. "Публичную девку клеймили каленым железом, тем самым она оказывалась во власти тех, кто хотел ее преследовать; и лишь она одна — но никогда не мужчина, ее равный партнер, который должен был нести равную ответственность", — пишет Флекснер.

Мужчина больше не хозяин, он больше не источник спроса, он больше не источник желания. Некоторые женщины требуют создания специальных борделей для себя, общество робко начинает при- знавать, что женщина тоже имеет право испытывать половое желание. Да, женщина тоже может хотеть заняться любовью! И проституток начинают меньше бояться, потому что оказывается, что не они одни воплощают в себе порок, зло, разврат. "Нужно хорошо понимать, что непостоянные половые отношения не только могут быть совершенно свободны от всякого расчета, от всякого промискуитета, но — по меньшей мере со стороны женщины — сопровождаться самым высоким напряжением чувств, будь она любовница или подруга сердца".

Кажется, секс начинает неплохо уживаться с любовью и законные жены начинают полагать, что имеют право на то, чтобы их мужья их хотели так же, как они хотят проституток. Это новое направление буржуазной сексуальности еще неокончательно сформировалось, но оно, как мне кажется, сформируется со всей неизбежностью. В этом свете образ проститутки утрачивает свою таинственность и становится образом уважаемым. Но переходить границу между женщиной честной и женщиной публичной опасно: от последней исходит беспокойство, любовь с ней очень остра, но от нее идут трещины в отношениях, она стоит дорого. Вспомним о Дневной Красавице, которая излечивается от своей фригидности, но взамен, в результате своих проказ, получает мужа, который парализован и нем!

Проститутки, конечно, больше не расплачиваются жизнью за свою грязную профессию. Кто может без отвращения и возмущения читать, даже сегодня, рассказ об агонии Наны, брошенной всеми, в буквальном смысле разлагающейся от накопленного ею в своем теле порока, превратившейся в комок вонючей плоти, бывшей отравительницы общества, которая тяжелейшими страданиями расплачивается за свою злобу, за свою красоту, за свое презрение? Кто готов смириться с концом Люси Тираш, тоже обратившейся в мешок с гноем, бесформенную массу, которая ложится на кровать в больнице, умирая от сифилиса, и мечтает о любви? Кто согласен презирать гонкуровскую Элизу, сходящую с ума в своей каморке, ничего не соображающую, впавшую в детство, с бегающими глазами, губами, с которых готовы сорваться миллионы слов, но которые остаются немы, которые никогда больше не заговорят…

Презрение и ненависть, впрочем, никуда не делись. Структуры, статус и экономика проституции значительно изменились с тридцатых годов по сегодняшний день. Тейлоризация[25] секса и новое отношение к телу потрясли многих, но проституция хотя и изменила свой статус, не изменила своей природы. Некоторые проститутки до сих пор живут в ужасающих условиях, в рабстве у своден; их насилуют, пытают, выставляют как товар на международный рынок против их воли. Само слово "проституция" все еще связано с массой запретов, подавлением, насилием. Так зачем же о ней говорить? Зачем рассказывать историю проституции и историю проституток, которые, как мне не устают повторять многие, не имеют истории? Я постаралась восстановить некоторые фрагменты этой истории, которой у них якобы нет. К счастью, на сегодняшний день они этим занимаются сами — и занимаются уже два десятка лет…