* * *

* * *

Эта кротость Плотина – сознательное отношение к жизни, обусловленное всем его духовным опытом.

Следует мириться с существованием материального мира, ибо в нем находит свое проявление мир Форм:

«Быть может, гностики скажут, что их доктрина побуждает нас отрешаться от тела и ненавидеть его, тогда как наша теория привязывает душу к телу. Но это подобно тому, как два человека живут в одном доме. Один критикует постройку и все же остается в доме. Другой не критикует. Он даже говорит, что архитектор построил его с большим искусством, и ждет времени, когда уйдет оттуда и не будет больше нуждаться в пристанище» (II 9, 18, 1). «Тот, кто жалуется на то, как устроен мир, не знает, что делает и на что посягает. Ибо он не ведает непрерывного порядка вещей, связи между первыми и вторыми, между вторыми и третьими, и так далее, вплоть до самых последних. Так не будем же гнушаться некоторыми творениями из?за того, что они ниже первых: надо с кротостью принимать природу всех существ»

(II 9, 13, 1)

Надо принимать собственное тело со смирением: действительно, мудрец знает, что достаточно сосредоточиться, чтобы низменная сторона его существа пребывала в мире и не мешала созерцанию. Но если тело снова будет его отвлекать, он перенесет это терпеливо:

«Чтобы отрешиться от тела, душа должна замкнуться в себе и пребывать свободной от всех страстей. Конечно, существуют неизбежные удовольствия. Но душа будет воспринимать их только как отвлеченные ощущения; они будут подобны для нее лекарствам или средствам, предупреждающим страдания, чтобы они не смущали душу. Что до самих страданий, душа должна подавлять их. Если она не в силах это сделать, она будет переносить их со смирением и ослабит их, стараясь, чтобы они не задевали ее»

(I 2, 5, 5)

Затем Плотин уточняет, как душа должна оставаться независимой от присутствующей в ней низшей стихии, чьи силы – желание и агрессивность – переполняют тело. Затем он продолжает:

«Короче говоря, сама душа останется незапятнанной всем этим. Но она захочет также подвергнуть очищению слабейшую свою часть, чтобы даже эта низшая часть не испытывала более волнений, идущих извне, или же, если это случится, чтобы эмоции эти не были сильными; тогда такие потрясения станут редки и будут быстро стихать благодаря воздействию души»

(I 2, 5, 21)

Глубокий смысл этого кроткого отношения к самому себе открывается нам в следующих строках:

«Низменная часть души уподобится человеку живущему вблизи мудреца. Соседство это приносит свои плоды: либо он становится похож на него, либо так его почитает, что не посмеет сделать что?то, чего мудрец не пожелал бы. Поэтому внутренней борьбы не будет. Присутствия Разума достаточно: низшая часть души склонится перед ним. Если ее что?то смущает, она сама будет досадовать, что не пребывает в покое в присутствии своего властелина и сама же будет обвинять себя в слабости»

(I 2, 5, 25)

Здесь мы подходим к пониманию того, в чем секрет доброты Плотина. Мудрец силою своей духовной жизни преображают низшую часть своей души, как преображает и людей, которые с ним общаются. Ибо в существующей действительности самым эффективным действием является чистое присутствие. Благо воздействует на Дух самим своим присутствием, и Дух воздействует на душу, а душа на тело одним своим присутствием. Итак, в плотиновском аспекте нет борьбы с самим собой, нет духовною «конфликта». Для преображения всего человеческою существа вкупе с его низшими проявлениями достаточно, чтобы душа сосредоточилась на созерцании, чтобы она обратилась к Богу.

Может возникнуть мысль, что его созерцание поглощает душу и мешает обращать внимание на события внешнего мира. Но – тому свидетельство жизнь Плотина – при достижении определенного уровня внутренней чистоты, когда созерцание стало постоянным, а взгляд чистым и как бы изучающим свет, устремленность к Духу не исключает внимания к ближнему, к окружающему миру, к собственному телу. Одновременная открытость для Духа и для других людей порождается все той же свободой, все тем же любовным ожиданием. Внимание, о котором говорилось, – это и есть доброта. Преображенный взгляд, озаряя своим сиянием все окружающее, впивает благодать, идущую от Бога. Утвердившись в Благе, взгляд Плотина проникает в то, что вещи как бы порождаются Благом. Итак, нет больше понятий «извне» и «вовне», есть единый свет, и душа проникнута к нему благим чувством:

«Чем лучше ты сам, тем более ты доброжелателен по отношению ко всему окружающему и к людям»

(II 9, 4, 44)

Плотин чувствовал, – и в этом вся его жизнь, – что доброта, как и благодать, возвещают о присутствии Единого:

«Благо полно нежности благосклонности и кротости Оно всегда открыто тому, кто его ищет»

(V 5, 12, 33)