ЧЕРНАЯ КАРТИНА ИЗ «АЛА МОАНЫ»

ЧЕРНАЯ КАРТИНА ИЗ «АЛА МОАНЫ»

Прежде чем продолжить свой путь по Вайкики в поисках многочисленных легенд и преданий, я зашел туда, куда обычно почти не заглядываю и о чем никогда не пишу, – в огромный местный торговый центр, носящий благозвучное гавайское название «Ала Моана» («Морской путь»).

Гавайская «Ала Моана» во многом отличается от торговых центров крупных городов; это скорее парк, украшенный многочисленными скульптурами, сочетающими в себе элементы традиционного и современного искусства, фонтанами и разноцветными бассейнами с золотистыми китайскими карпами. На многочисленных скамейках сидят люди, многие приходят сюда просто отдохнуть. Магазины, рестораны и культурные заведения, ради которых создан центр, скромно отступают на второй план. Я очень не люблю ходить по магазинам, но сюда заглядывал с удовольствием, может быть, из-за особой атмосферы, царящей в «Ала Моане». Здесь мне даже удалось записать одну интересную историю. Трудно сказать, добрая она или злая, «белая или черная».

Пожалуй, стоит начать с «черного цвета». Знаменитый художник, о котором пойдет речь, писал свои картины всегда только на темном фоне – на черном бархате. Прежде чем познакомиться с этими черными картинами, рассказывающими о жизни полинезийцев, в «Ала Моане», я встречался с ними на Таити. Тогда отметил про себя необычность двух пейзажей, которые видел в одном доме. Хозяин этих картин, по-видимому, не слишком высоко ценил их. Там я впервые услышал имя этого художника – Эдгара Литега – второго вайкикского человека-легенды.

Я мог бы рассказать об этом художнике, верном полинезийским мотивам, в книге «Последний рай», где шла речь о Таити. Однако, мне кажется, о нем следует говорить именно в связи с «Ала Моаной», где я обнаружил настоящий храм, целиком посвященный творчеству Литега.

В «Ала Моане» можно купить все, но меня привлекла единственная надпись над одним из магазинов: «Блэк Вэлветс» – «Черный бархат». Строчкой ниже стояла фамилия художника: Литег из Таити. Здесь были выставлены для осмотра и на продажу богатым покупателям картины этого художника. Насколько же прочно вошел он в жизнь Полинезии, если к его имени, как правило, прибавляют название полинезийского острова, словно речь идет вовсе не об американском самоучке, случайно заброшенном на острова Южных морей!

Я зашел в магазин и сразу почувствовал себя как дома. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что именно такие картины на полинезийские сюжеты, написанные на черном бархате, я уже видел у моего таитянского друга. Когда-то они были куплены хозяином дома за несколько долларов – у бедного, как церковная мышь, начинающего художника, и он хранил их, свернув трубочкой. Сегодня такой «сверток», проданный когда-то Литегом так дешево, стоит в тысячи раз дороже. Цена их продолжает расти, чему немало способствует легенда вокруг имени их создателя.

В отличие от Дюка Каананоку, с которым мне довелось познакомиться лично, ко времени моего первого приезда на Гавайи Литега, «человека-легенды номер два», уже не было в живых. Но в храме, где царил культ Литега, я подружился с Барни Дейвисом, создателем и владельцем этой галереи, «верховным жрецом» поклонников покойного художника. Его судьба созвучна прошлому и настоящему неповторимого Вайкики.

Барни Дейвиса в детстве звали Бранислаусом. Он родился в Литве, но страшная нищета первых десятилетий нашего века вынудила семью литовского крестьянина покинуть родину и отправиться за, океан, в Америку. Не знаю, как сложилась судьба родителей Бранислауса в Новом Свете, но сын их, носивший теперь имя Барни, быстро приспособился к американскому образу жизни и воспринял все американское – и хорошее и плохое. На теле появилась татуировка. На жизнь зарабатывал игрой на гармошке, пока в конце концов не попал в руки вербовщиков и не оказался на службе в военно-морском подводном флоте США. Так американский литовец Барни Дейвис попал на Гавайи, в Пёрл-Харбор, и, демобилизовавшись через много лет, навсегда остался на прекрасных островах.

Мастер на все руки, моряк с подводной лодки нанялся подсобным рабочим в гонолулский театр.

В этом же театре художником по декорациям работал потомок немецких иммигрантов Эдгар Литег. Он был продолжателем семейной традиции Люттагов (так звучала эта фамилия по-немецки): его дед делал прекрасные надгробные памятники, прадед был архитектором. Молодой Литег, единственный сын своих родителей, начинал в Америке «с нуля» – работал подручным у мясника, рабочим на сталелитейном заводе в Иллинойсе, был ковбоем в Техасе. В Калифорнии он рисовал рекламы. Скопив немного денег, молодой Литег предпринял «королевское» путешествие на Таити. Как и многие другие, он был сразу очарован «последним раем». Затем судьба забросила его на Гавайи, где он познакомился с Дейвисом. Когда Литег вернулся на Таити, он обосновался на красивейшем острове Южных морей – Муреа. Здесь он построил сначала маленький, а позднее и большой дом и каждый вторник на лодке «Митиаро» отправлялся на весь день в столицу Таити Папеэте. Об этих «вторниках» в Папеэте рассказывают до сих пор. Худой, низкорослый (всего полтора метра), невзрачный Эдгар был пьяницей и забиякой. В порту он дрался с кем угодно и по любому поводу, волочился за портовыми девчонками, а к вечеру, обессиленный от драк и любви, возвращался в свой «рай» на острове Муреа, в свой дом на берегу «прекраснейшей в мире бухты» Пао-Пао. Там он усердно, до изнеможения работал в течение шести дней, создавая одно полотно за другим.

Сначала Литег рисовал на обычном холсте. Но однажды в магазине Папеэте кончились белые холсты и все, что могло их заменить. Продавщица-китаянка предложила ему черный бархат, который в тропиках никто не покупал. Литег скупил весь бархат. Очень скоро он понял, что краски на таком «холсте» по-особому светятся, а черный фон придает картинам необычное настроение. Литег принялся за работу с еще большим энтузиазмом. За шесть дней одиночества он писал столько картин, что, похоже, создавал их одним взмахом кисти. На седьмой день, во вторник, он, как обычно, продавал свой товар в Папеэте по пять – десять долларов за штуку, выменивал на еду, выпивку, а чаще всего на любовь.

Однажды в Гонолулу приехал миссионер-мормон с Таити, рассказавший Дейвису, чем промышляет его приятель на Таити и какой разгульный образ жизни он ведет. Барни Дейвис решил, что он должен что-нибудь сделать для заблудшего друга, и предложил тому попробовать продавать его картины на Гавайях по более высокой цене, с тем, чтобы прибыль делить пополам. Дейвис обладал тонким художественным вкусом и чутьем. Он стал хорошим советчиком своему другу, жившему на другом конце Полинезии. К тому же Дейвис оказался непревзойденным «рекламным агентом» и писал о Литеге статьи. Он подарил мне написанную им самим, прекрасно изданную в Японии книгу о Литеге. Распознав в своем друге большой талант, он причислил его к крупнейшим мастерам изобразительного искусства. Один мой гонолулский знакомый вспоминал, как Барни Дейвис много раз приглашал его посетить выставку картин Литега. Так, в 1950 году он сообщил, что «открыл художника рембрандтовского масштаба», в 1951 году утверждал, что «Литег волнует больше, чем Гоген», добавляя: «Это новый Рубенс». В 1952 году Дейвис сравнивал Литега с «великим Гойей». Но приглашенный не появился и на этот раз. В 1953 году Дейвис коротко и с грустью сообщал своему другу: «Литега больше нет. Ты слишком долго собирался. Теперь он уже среди бессмертных».

Вряд ли можно отнести картины Литега к бессмертным творениям. Более чем смело было бы сравнивать его с Гойей или Рубенсом. Но факт остается фактом: полинезийские картины Литега волновали зрителей и до сих пор возбуждают большой интерес. Каждое его полотно стоит несколько тысяч долларов. Творчество художника воспето крупным гавайским поэтом Блэндингом. Тот оценивал Литега более трезво, чем татуированный моряк, американский гармонист литовского происхождения Барни Дейвис. Однако, по мнению поэта, Литег достоин сравнения с Гогеном.

Слава Литега подогревалась легендами о его бесконечных любовных похождениях. Были у него подружки и на Гавайях, но его постоянным окружением стали вахине с островов Таити и Муреа. Литег похож на Гогена тем, что еще при жизни стал человеком-легендой Южных морей. Так же как и Гоген, он в конце концов заразился от одной подружки дурной болезнью. Художник трагически погиб в 1953 году: возвращаясь с очередной пьянки, он на мотоцикле врезался в бетонную стену и разбился.

Барни Дейвис навсегда остался в Вайкики. Каждый раз, приезжая сюда, я заставал его в полном здравии и довольстве. Даже в своем преклонном возрасте он продолжает оставаться большим оригиналом. Барни по-прежнему верен памяти друга. Он тщательно отбирает картины и письма, которые тот писал ему с Таити, для экспозиции в своем магазине-галерее, где можно увидеть также таитянские фотографии художника. Как и прежде, пишет о нем статьи и репортажи и искренне верит в его исключительный талант. По-доброму он относится ко всем, кто, подобно ему и Литегу, по достоинству оценил и полюбил полинезийцев. Он подарил мне свою книгу о Литеге с надписью: «Я дарю эту книгу именно тебе, Мило, одному из нас, истинных друзей Полинезии. С алоха твой друг Барни». Передавая мне книгу, он не преминул еще раз заметить:

– И помни, Мило, Литег действительно был новым Гогеном!

Я мог лишь поблагодарить его за подарок, за честь осмотреть музей и картины Литега, но судить о них я не вправе. Оценку художнику, его искусству, его жизненности, как и всему в нашем мире, может дать только время, только мудрая и бескомпромиссная история.