Глава 4 Проституция
Глава 4
Проституция
В конце Средних веков и в эпоху Ренессанса люди еще были чрезвычайно далеки от теоретического проникновения в сущность и условия существования гражданского брака. Тем лучше понимали они тогда логику событий. Так как эпоха отличалась крайней эротической напряженностью, то люди очень хорошо уясняли себе практические нужды времени. Было ясно, что без проституции не обойдешься, если только брак хотел с грехом пополам достигнуть своей цели, а именно производства законных наследников.
Люди знали, что в их жилах течет кровь, что она течет бурно и кипуче, воспламеняя горячими желаниями стариков и молодых. Все были убеждены, что держать в объятиях хорошенькую женщину или ласкать удалого молодца — высшее наслаждение в жизни, которому далеко уступают все другие. И потому желание «грешить» было у всех велико. Бес сладострастия сидел на каждой крыше, нашептывал каждому изо дня в день самые страстные желания. Десятки примеров ежедневно доказывали тому, кто умел смотреть, что это было так. Каждый день можно было видеть, как добрый молодец подстерегает девицу, как сосед обнимает служанку, как подмастерье заигрывает с женой мастера, если того нет дома, как соседка приводит в порядок платье, когда молодой монах выходил из дома, и многое другое. Само собой понятно, в своем доме никто ничего подобного не видел или только очень редко, так как большинство верило в незапятнанность своей домашней и семейной чести.
Если на добрые нравы своей семьи и можно было рассчитывать, то все же в эту эпоху существовало нечто, перед чем и они не могли устоять, — насилие. Перед дикой жаждой наслаждения, не совращающей словами, а прямо прибегающей к силе, были беспомощны и самая нравственная девушка, и самая честная жена. А подобная опасность подстерегала их на всех перекрестках и углах. Всюду массами проходили ландскнехты и всевозможный бродячий люд, нищие и паломники. Во многих городах их насчитывались сотни, даже тысячи.
Эта опасность, подстерегавшая около каждого дома, протягивавшая руки за каждой женщиной, вызывала всеобщий страх. Нужен был надежный громоотвод для страстей, ежеминутно готовых вспыхнуть. Уже одной этой опасности достаточно, чтобы объяснить, почему эпоха Ренессанса относилась повсеместно с такой широкой терпимостью к проституции.
Сознание этой опасности укреплялось, однако, еще одним обстоятельством, быть может, наиболее важным из всех, — чрезвычайно сильными социальными потребностями, обусловленными всей структурой общества. Мы уже указали раньше на тот факт, что тогда во многих странах и во многих ремеслах подмастерья не имели права жениться. Для этой значительной части населения во многих городах и городках оставалось только внебрачное удовлетворение половой потребности, притом в продолжение почти всей их жизни. Чем больше росла индустрия, а с ней и число занятых в ней подмастерьев — часто они составляли половину населения, — тем, естественно, увеличивалась опасность, грозившая женщинам и девушкам от этой холостой части населения. Из-за узости жизненных условий и местной связанности, ввиду малого развития путей и средств сообщения, благодаря тому, что все знали друг друга и постоянно сталкивались друг с другом, эта опасность достигала размеров, которые мы, ныне живущие, можем легко недооценить, но едва ли переоценить.
Ввиду этого обстоятельства интересы семьи требовали прямо чрезвычайной охраны. В этом никто не сомневался. А подобную охрану обещала именно проституция, эта продажа и купля любви в розницу и за сдельную плату. Под влиянием всех этих причин в эпоху Ренессанса решили не только узаконить проституцию, но и оказать проститутке такое снисхождение, отвести ей в общественной жизни такое место, которое наложило в конце концов на эпоху очень своеобразный отпечаток.
В эпоху Ренессанса прямо и откровенно заявляли, что проститутка и дом терпимости — необходимая защита брака и семьи. В течение всего этого периода во всех странах дома терпимости считались созданными «для лучшей защиты брака и девичьей чести»; так говорилось не только в хрониках и литературных трактатах, но и в указах властей, разрешавших открытие дома терпимости или санкционировавших уже совершившееся открытие подобного учреждения.
Организуя и систематизируя разврат, люди не только говорили, но и искренно верили, что делают это в интересах священнейших идей, каковыми являются брак и женское целомудрие. И, однако, эта вера была в значительной степени просто великим благочестивым самообманом. Охрана семьи была, конечно, важной, но отнюдь не важнейшей причиной своеобразной терпимости к проститутке. Главным, хотя и неосознанным мотивом этого стремления избежать большее зло путем меньшего было желание мужчины обеспечить свое господское право.
Мужчина хотел беспрепятственно удовлетворять свои желания, а это было бы невозможно, если бы строго относились к требованию мужской верности и мужского целомудрия или если бы захотели придать ему законную силу. Вот почему и узаконили проституцию, тем более что она к тому же позволяла мужчине удовлетворять изо дня в день свою потребность в разнообразии чувственных удовольствий, свою повышенную потребность в разврате.
Вот почему тот факт, что проститутка была включена в рамки общественной организации, и особенно тот способ, каким проституция была легализирована, представляли вместе с тем и один из величайших триумфов господского права.
В глаза бросается тот факт, что тогда даже самый ничтожный городок имел свой дом терпимости, свой «женский дом», как его тогда называли, а подчас и целых два. В более значительных городках существовали целые улицы, заселенные проститутками, а в крупных и портовых городах даже целые, порой значительные кварталы, где публичные женщины жили или вместе в домах терпимости, или в одиночку, одна рядом с другой. Клиентов проститутки искали не только на улице, их они ожидали не только дома, они отправлялись за ними и в другие места. Так, трактиры были тогда часто синонимами домов терпимости, а также в еще большей степени многочисленные общественные бани — во многих городах излюбленная арена действия проституток. А там, где сами посетительницы и не были проститутками, эту профессию исполняли банщицы.
Римская куртизанка Рисунок с картины Тициана
Чтобы обрисовать степень развития проституции в некоторых городах, укажем на следующие данные современных хроник и других источников. В Лондоне, как сообщают, уже рано существовало «невероятное количество домов терпимости».
Аналогичные не менее достоверные сведения имеются у нас относительно Парижа.
В своей истории проституции Гюгель пишет: «Многочисленные бани, существовавшие в Берлине в XIV в., были также домами терпимости. Проституток называли городскими девицами». В соседнем Кёльне в 1400 г. возникло первое такое учреждение.
Хуже всего обстояло дело, по-видимому, в Риме. Здесь всегда насчитывались многие тысячи проституток, и притом сюда включались только «честные проститутки», те, которые не скрывали своего ремесла. Не меньше было, однако, и число бесчестных. Как раз в Риме очень многие женские монастыри были вместе с тем наиболее бойкими домами земной любви. Можно не придавать безусловной веры грязным эротическим фантазиям «божественного Аретино», в особенности его сатирическим описаниям римской монастырской жизни, но бесспорным остается то, что в его диалогах в преувеличенных очертаниях отражается реальная действительность, и уже одно это оправдывает поговорку: «Все пути ведут в Рим, а в Риме — к безнравственности».
К. де Пасс. Искушение. Гравюра. XVI в.
Это состояние нравов вполне объясняется особой исторической ситуацией Рима. Надо принять во внимание, что нигде не было такого благоприятного для проституции стечения обстоятельств и что эти условия были совершенно своеобразными и исключительными. Подобное стечение обстоятельств никогда больше не повторялось в культурной истории: в Риме жил в эту эпоху наибольший процент холостых и незамужних. Из года в год сюда стекались десятки тысяч клириков, и каждый из них проживал здесь целыми неделями, даже месяцами. Как бы ни было велико войско этих холостых клириков, оно совершенно терялось в бесконечных вереницах паломников всех стран, ежедневно прибывавших в Рим, большая часть которых состояла из временных холостяков и незамужних. Здесь легче, чем где бы то ни было, могли они заработать деньги, необходимые для обратного путешествия. Это было настолько обычное, настолько бросавшееся в глаза явление, что оно отразилось также и в соответствующих карикатурах. Как ни примитивны многие из этих картин, их смысл не подлежит сомнению: паломница не более как ходячее орудие любви, само собой понятно — земной.
Очень наглядное представление о большом количестве проституток в эпоху Ренессанса дают далее сообщения хронистов об имперских съездах, церковных соборах и т. д. Проститутки подобны навозным мухам: где есть падаль, туда они слетаются. Во все времена поэтому на соборы и съезды стекалась масса проституток.
То безусловное понимание, которое земные потребности высшего духовенства находили в таких случаях у бюргерских жен, иллюстрируется циническим выражением кардинала Гуго. В 1241–1251 гг. папа Иннокентий IV находился со своим двором в Лионе. Когда он покидал город, упомянутый кардинал сказал горожанам: «Друзья, вы многим нам обязаны. Мы были вам полезны. Когда мы прибыли сюда, здесь было только три или четыре публичных дома. А теперь, уезжая, мы оставляем только один, охватывающий зато весь город от восточных и до западных его ворот».
Среди проституток, стекавшихся на церковные соборы, находились самые красивые и знаменитые куртизанки всех стран. Торговля любовью была, по-видимому, в таких случаях очень выгодна. О Констанцском соборе сообщается, что многие первоклассные куртизанки, находившие своих клиентов среди епископов и кардиналов, заработали состояние, доходившее до сотни тысяч.
Особую разновидность проституток представляли совершенно неизвестные нашему времени, но игравшие почти до конца XVIII столетия очень большую роль солдатские девки, огромными массами сопровождавшие войска. Уже в «Парцифале» говорится: «Было там немало женщин, иные из которых носили на себе двадцать поясов от мечей, заложенных им за проданную ими любовь. Они совсем не походили на королев. Эти публичные женщины назывались маркитантками».
Известно, что во время осады Нейса Карлом Смелым в его войске находилось «около четырех тысяч публичных женщин». В войске немецкого кондотьера Вернера фон Урслингера, состоявшем в 1342 г. из трех тысяч пятисот человек, насчитывалось, по имеющимся у нас данным, не менее тысячи проституток, мальчиков и мошенников. К войску, которое в 1570 г. должен был привести в Италию французский полководец Страцци, присоединилась такая масса галантных дам, что ему было трудно передвигаться. Полководец вышел из этого затруднительного положения весьма жестоким образом, утопив, по сообщению Брантома, не менее восьмисот этих несчастных особ.
Первоначально солдатские женщины были не паразитами, питавшимися, ничего не делая, от избытка добычи, а очень важной составной частью организации войска, организации вооружения, интендантства и т. д., что объясняется продолжительностью войны. Отдельный солдат нуждался в помощнике, который носил бы за ним ненужное в данный момент оружие, кухонные принадлежности, который заботился бы о его пропитании, помогал бы ему делить и уносить добычу и который бы ухаживал за ним во время болезни или когда он бывал ранен, защищал бы его, иначе он мог легко очутиться в самом беспомощном положении и погибнуть. Эти обязанности исполняли мальчики и проститутки. Рядом с такими разнообразными обязанностями роль солдатской женщины как проститутки отступала на задний план. Ничто не подтверждает это лучше народных песен, в которых отражается жизнь проституток и мальчиков, сопровождавших войско.
Одна из таких песен, относящаяся к XV и XVI вв., гласит: «Мы, проститутки и мальчики, обслуживаем по собственному желанию наших господ. Мы, мальчики, уносим все, что можно продать. Мы приносим им еду и питье. Мы, проститутки, почти все из Фландрии, отдаемся то одному, то другому ландскнехту, но мы и полезны войску: мы стряпаем обед, метем, моем и ухаживаем за больными. А после работы мы не прочь повеселиться. Если бы мы вздумали ткать, мы немного заработали бы. И хотя ландскнехты часто нас колотят, все же мы, проститутки и мальчики, предпочитаем служить им».
По мере того как война принимала все более разбойничий характер и все более росла возможность делить добычу, увеличивалось и число проституток, сопровождавших войска. Все меньше женщин боялось неудобств военной жизни. Зато все больше женщин манила перспектива богатой жизни. Несмотря на всевозможные жестокости, которым они ежечасно подвергались, их увлекала за собой мечта о добыче. Ткать, пока кровь не пойдет из пальцев, тоже не было особенным удовольствием и едва доставляло нужное для жизни. Так не лучше ли «служить ландскнехту»?
Естественным последствием такого массового наплыва проституток к войску было то, что их уже рано организовали, включили как составную часть в организм войска и старались в самом широком масштабе использовать в интересах военного дела.
При тогдашних условиях военного дела проститутка была прежде всего работницей, и притом очень важной. Разумеется, это нисколько не мешало ей усердно отдаваться и своей исконной профессии, позволявшей ей выманивать у ландскнехта награбленные дукаты, к чему она в конечном счете главным образом и стремилась.
Другим характерным доказательством огромного развития проституции в эпоху Ренессанса служат значительные доходы, получавшиеся от эксплуатации публичных женщин, на которых смотрели как на доходную податную статью. В податных книгах разных городов сохранилось на этот счет немало интересного материала. Ни городские, ни церковные, ни княжеские кассы не упустили из виду, что из карманов проституток можно выудить немало денег, и они поэтому с самого начала обирали проституток по всем правилам утонченного финансового искусства.
Начальник отряда солдатских девок
Сохранившиеся податные списки города Парижа показывают, как рано проституция была обложена податью. Из этого документа видно, что уже в XIII в. налог на проституцию давал городской казне изрядный доход. О Сиксте IV сообщают, что он получал от одного только дома терпимости не менее двадцати тысяч дукатов. Тот же папа часто передавал священникам в виде синекуры налоги, вносившиеся известным числом проституток. Агриппа фон Неттесгейм сообщает, что доходы одного церковного сановника состояли из «двух бенефиций, одного курата в двадцать дукатов, одного приората, доставлявшего сорок дукатов, и трех проституток в доме терпимости». Не менее интересные данные имеются у нас также и об обложении проституции и ее доходов в Гамбурге в конце XV в. По имеющимся у нас сведениям, «городское управление совершило договор с двумя содержателями домов терпимости, в силу которого они должны были платить ежегодно за каждую девицу таксу от пяти до девяти талантов». Кое-какие данные имеются у нас и относительно Нюрнберга. Правда, точных цифр в данном случае нет, но известно, что в силу указа 1487 г. содержатель дома терпимости был обязан выплачивать по неделям выговоренную плату за наем помещения и за концессию.
Когда проститутка старится и красота ее уже не находит спроса на рынке любви, она, если только не погибнет в нищете и больнице, принимается за еще более доходную профессию сводни. «В молодости — девка, под старость — сводня».
Войско своден рекрутировалось, однако, не только из проституток в отставке, а также из значительного числа женщин, всегда исключительно занимавшихся только этим ремеслом или публично для всех желающих, или под той или другой маской для отдельных лиц. Такие женщины встречались во всех классах. Наиболее обычным покровом, под которым сводня исполняла свою деятельность на службе отдельных лиц, был чин камеристки.
В Испании прикомандированная к жене или дочери знатных людей дуэнья, или «блюстительница чести», была в огромном большинстве случаев не чем иным, как сводней, доставлявшей любовников своей осужденной по испанскому обычаю на затворническую жизнь госпоже. Сводне, находящейся на службе у всех и каждого, посвятил целую главу Аретино. По его описанию, выходит, что она порой наиболее занятая особа. Особенно ночью у нее часто ни минуты отдыха. Выведенная Аретино сводня рассказывает: «По ночам сводня ведет образ жизни летучей мыши, которая ни на минуту не садится. Главная ее деятельность начинается, когда совы и филины вылетают из своих нор. Тогда и сводня покидает свое гнездо и бегает по женским и мужским монастырям, дворам, притонам и трактирам. В одном месте она приглашает с собой монаха, в другом монахиню. Одного она сводит со вдовой, другого с куртизанкой, одного с замужней, другого с девушкой; лакею она подводит камеристку, мажордома соединяет с госпожой. Она заговаривает раны, собирает растения, заклинает духов, вырывает мертвецам зубы, снимает с повешенных сапоги, пишет формулы заклинания, сводит звезды, разъединяет планеты и порой получает изрядную встрепку».
Эти отряды проституции были всегда безмерно велики, особенно в эпохи всеобщей разнузданности. Никто их не считал, да и никогда не сочтет!
Еще значительнее было войско мужских паразитов, живших за счет проститутки, войско сводников — сутенеры. Профессия сводника весьма напоминает ремесло сводни. Подобно тому как камеристка часто исполняла обязанности сводни — при знатной даме, так камердинер — при знатном барине. Гораздо больше было, однако, число тех, кто занимались этим ремеслом на собственный риск и страх и сбывали одну или несколько проституток для временного или более продолжительного пользования. Уже и тогда публичная женщина, промышлявшая на воле, нуждалась во всегда готовом к ее услугам заступнике, который мог бы защитить ее от нападений и грубого обращения, а также вовремя предупредить ее о появлении городских стражников, ловивших тайных проституток.
П. Флетнер. Ландскнехт и проститутка
Проститутка была одним из главных центров тогдашней общественной жизни. Наиболее ценны ми и характерными доказательствами в этом отношении являются, несомненно, празднества эпохи Ренессанса. Можно без преувеличения сказать, что в большинстве случаев проститутка была главным фактором, создававшим праздничное настроение, так как она вносила больше всех жизнь в эти увеселения. И это было вовсе не случайностью и не было простым сопутствующим явлением: именно создание такого настроения было в данном случае главной целью. Специально ради этой цели проституток привлекали ко всем праздникам, и устроители, т. е. отцы города, сознательно выдвигали их для повышения настроения.
Это прежде всего доказывается той выдающейся постоянной ролью, которую эти женщины играли на таких празднествах. В большинстве случаев, когда торжество происходило в теплую пору года, в эпоху Ренессанса господствовал обычай передавать букеты, бросать к ногам торжественного шествия цветы, забрасывать ими присутствовавший народ. Эту обязанность возлагали в большинстве случаев на проституток. Этим, однако, еще не исчерпывалась их роль в деле возбуждения известного настроения. Они отнюдь не исполняли обязанности простых статисток; не уступали потом своего места порядочным женщинам, дабы те тем ярче сияли своей благовоспитанностью и добродетелью. Нет, они действовали часто в продолжение всего празднества и являлись гвоздем всей увеселительной программы.
Мы имеем в виду довольно распространенный обычай, по которому одна или несколько красивых нагих куртизанок встречали или приветствовали высокого княжеского гостя. Именно этот пункт программы был всегда главной частью торжественного приема. Когда начинались танцы, то проституткам не отводились места простых зрительниц за оградой. Напротив, именно с ними обыкновенно плясали придворные и дворяне, тогда как гордые патрицианки смотрели на пляску с высоты балкона или эстрады. Во время таких празднеств устраивались далее всевозможные представления, турниры, бега и т. п., участницами которых бывали исключительно «вольные дочери» города. Одни из прекраснейших куртизанок изображали группы мифологического или символического характера, другие исполняли вакхические танцы, или они состязались между собой из-за премии красоты, назначенной городом. Особенной популярностью пользовались так называемые «бега проституток», ибо здесь случай всегда являлся услужливым сводником чувств зрителей.
Когда праздничный день кончался, то и тогда роль проститутки еще не была сыграна до конца. Напротив, как раз теперь начиналась ее истинно активная роль, также относившаяся к официальной программе. Только теперь место действия прямо переносилось в «женский переулок», в «женский дом». На средства города дорога туда празднично освещалась во все время пребывания в стенах города высоких гостей, на средства города все придворные гости могли там веселиться сколько душе было угодно. Самым красивым куртизанкам города далее приказывалось в любой момент быть готовыми к приему находившихся в городе гостей и «обслуживать их всех своим искусством». И, несомненно, куртизанки старались и в этом отношении постоять за репутацию города.
Даже и во время чисто семейных увеселений, во время народных праздников, на свадьбах патрициев и т. д. проституткам отводилась довольно значительная роль в целях повышения общего праздничного настроения. На народных праздниках и специально для этого придуманных торжествах они участвовали в таких же представлениях, как в дни княжеских посещений. Были и такие увеселения и праздники, которые устраивались исключительно проститутками, как, например, танец Магдалины, а также и такие, которые посещались главным образом ради представлений, устраиваемых проститутками. Необходимо заметить еще, что проститутки иногда получали от городской общины известные повинности, например вино и дичь. На свадьбах патрициев или городских дворян публичным женщинам города порой устраивался особый стол, где их угощали за счет жениха. А во время так называемой вечерней пляски, обыкновенно завершавшей свадьбу, проститутки всегда составляли главную часть женского элемента.
Таковы некоторые наиболее яркие формы, в которых обитательницы «женского переулка» активно содействовали общему праздничному настроению.
Протоколы городских советов и городские счета дают немало иллюстраций и доказательств в пользу вышеизложенного.
На основании протоколов бернского городского совета историк Швейцарии Иоганн Мюллер сообщает по поводу пребывания в городе императора Сигизмунда в 1414 г., проездом в Констанцу на собор: «Городской совет постановил, что за все это время каждый может получать вино из постоянно открытого погребка (вообще двору и свите устраивалось роскошное угощение), а также был отдан приказ, чтобы в домах, где прекрасные женщины торговали собой, придворные принимались гостеприимно и даром».
А император путешествовал на восьмистах лошадях. Свита была, следовательно, немала. Император остался, по-видимому, весьма доволен оказанным приемом, и в особенности куртизанками, ибо в другом месте говорится: «Впоследствии в обществе князей и господ король не мог нахвалиться этими двумя ему оказанными почестями: вином и женской лаской. Городу пришлось тогда заплатить по счету, предъявленному «красавицами из переулка»!»
О существовании разных обычаев, о том, как они претворялись в жизнь, мы часто узнаем из запрещений, которым они подвергались. Об упразднении «бега проституток» в Мюнхене мы узнаем из примечания к протоколам городского совета от 10 июля 1562 г.:
«Решено в городском совете, чтобы отныне падшим женщинам возбранялось устраивать бега ввиду их непристойности, бегают они отвратительно, почти оголяются, подают молодым людям плохой пример и возбуждают их пойти за ними вниз (т. е. в «женский переулок»)».
В Вене такие ежегодно устраивавшиеся бега были упразднены уже в 1531 г., или, вернее, в этом году они были устроены в последний раз.
Изображая роль, которую проститутка играла в общественной жизни Ренессанса, мы должны сказать, естественно, несколько слов и об отношениях к проституции отдельной личности.
Так как половое общение считалось тогда главным содержанием, самой сущностью всякого увеселения и развлечения, то холостяк, желавший весело провести день или вечер, отправлялся в большинстве случаев прежде всего в «женский переулок». Для многих «женский дом» был местом свидания, где каждый легче всего мог встретить знакомых и где собиралось постоянно самое интересное общество. Все, кто только легко зарабатывал деньги и потому так же легко их тратил, встречались здесь: праздные ландскнехты, авантюристы, всякие искатели счастья, всякий опустившийся люд. Очень часто туда отправлялись в компании, подобно тому как ныне отправляются в компании кутил. В «женском доме» веселились, как ныне веселятся в ресторанах и трактирах: пели, играли, плясали, позволяли себе скабрезные шутки и выходки с его обитательницами.
Иначе относился к проституции женатый, семейный мелкий буржуа. Если холостяку знакомство с проститутками официально разрешалось, то семьянину оно строго запрещалось, и не только неписаными законами, а обыкновенно даже прямо специальными постановлениями городских советов, целый ряд которых дошел до нас.
Вдовец снова имел официальное право сходиться с проституткой. Для последнего проститутка часто становилась так называемой «тайной женой», т. е. экономкой, необходимой для ведения хозяйства, очень часто также его сожительницей. Что это нередко бывало, что в этом опять-таки видели нечто естественное, явствует из частых указаний на то, что, вступая в брак, такой-то мужчина имел ребенка от своей «тайной жены».
Что конкубинат часто существовал наряду с браком, что муж часто содержал наряду с женой в своем же доме еще наложницу, этот факт также подтверждается достоверными документами. Впрочем, более распространенным этот обычай был не в мелкой буржуазии, а в восходившей крупной буржуазии, в среде богатого купечества, которое в качестве революционного класса смело игнорировало суровые требования патриархальной семьи и обнаруживало свою революционность особенно именно в сексуальной области.
Еще положительнее, притом с уклоном в сторону рафинированности, относилось к проституции дворянство, как городское, так и придворное. Здесь открытые связи с красивыми куртизанками вполне обычное дело. Здесь красивая куртизанка становится высшим предметом роскоши. В этих кругах возродился поэтому до известной степени античный гетеризм, разумеется, именно только до известной степени.
Представители знати открыто содержали красивых куртизанок, подобно тому как они содержали редких, драгоценных зверей. Они нанимают им дома или отдают в их распоряжение свой дом, окружают их прислугой, лошадьми, колясками, покупают им роскошные платья, драгоценности и т. д., превращают их дом в блестящий предмет роскоши. Здесь они бывают совершенно открыто, приводят сюда своих друзей, устраивают общие празднества. Связи с куртизанкой, безумная на нее трата денег являются даже одним из способов демонстративного выставления напоказ своих богатств. Порой несколько друзей сообща покрывали расходы по содержанию куртизанок.
Наряду с куртизанками, содержавшимися одним человеком или целым кружком, в эпоху Ренессанса, как некогда в античном мире, возник тип первоклассной кокотки, тип гетеры, зарабатывавшей своей красотой и изысканностью столько, что могла освободиться от экономической зависимости, превращавшейся из рабыни в госпожу, за которой ухаживали самые богатые и могущественные люди. Этот тип впервые в большом количестве появился в Италии. В одной Венеции насчитывалось полтораста первоклассных куртизанок, соперничавших в смысле блеска и роскоши с принцессами. Характерной их представительницей, и притом наиболее знаменитой, была венецианка Вероника Франке. Опытная в любви, эта куртизанка имела среди своих клиентов высшую родовитую и умственную аристократию второй половины XVI в. Ее спальня была своего рода первоклассной гостиницей на самом бойком перекрестке Европы, связывавшем Рим с Востоком, в ней останавливались пестрой вереницей князья и короли, платившие порой огромное состояние за одну ночь любви. Вероника была долгое время подругой великого Тинторетто и принимала в своем салоне знаменитейших писателей и художников Италии, а также тех французских и немецких, которые путешествовали в Италию. О ней не без основания говорили: «Если эта новая Аспазия меняла местожительство, то ее переезд напоминал переезд королевы, причем посланники распространяли весть о ее отъезде и приезде».
Ради славы содержать знаменитую и дорогую куртизанку разорился не один аристократ.
Ради обладания знаменитой куртизанкой люди рисковали не только состоянием, но и жизнью. Кондотьер Джованни де Медичи насильно похитил некую Лукрецию у Джованни делла Стуфа во время праздника, устроенного последним в Реканати. В 1531 г. во Флоренции шесть рыцарей вызвали на поединок каждого, кто осмелился бы отрицать, что куртизанка Туллия Арагона «прекраснейшая и удивительнейшая дама во всем свете». Такое кувыркание разума на службе культа проституток было тогда обычным явлением в среде праздных классов.
Необходимо здесь указать еще на те приемы, которыми в эпоху Ренессанса куртизанки обращали на себя внимание мужчин.
Одни гуляли на улице, провоцируя прохожих, другие сидели в неглиже у открытого окна или в дверях домов, привлекая к себе внимание мужчин. Третьи, отличавшиеся особенной красотой, совершали у окна самый интимный туалет, делая прохожих его свидетелями, или, как уже упомянуто, выставляли свою красоту напоказ в публичных банях. Наконец, самые важные вели образ жизни настоящих великосветских дам, возбуждая желания даже в князьях и королях.
Рафинированностью костюма проститутки также делали себе рекламу, и притом каждая публично или в «женском доме». Несмотря на все запреты, они выбирали самые роскошные материи и, пока еще были сносны, страшно злоупотребляли декольте.
Так как видная куртизанка была провозглашена эпохой самым драгоценным предметом роскоши, самым желанным предметом наслаждения, то она по необходимости должна была щеголять всеми теми ценностями, которые повышали тогда значение человека. А этими ценностями прежде всего были искусства и науки. Хотя каждая куртизанка усерднейшим образом позировала в требуемой эпохой роли, зная, что публика хотела, чтобы даже и продажную любовь ей подносили на золотом блюде, все же поведение ее было не более как подделкой, видимостью. Гетера уже не могла стать тем, чем она была в античном мире, так как содержание брака значительно изменилось. В имущих и господствующих классах законная жена уже перестала быть простой производительницей законных наследников, чем она была в Греции, она сама стала предметом роскоши. С того момента, как совершился этот переворот, куртизанка была и оставалась только суррогатом. Оба явления тесно связаны между собой, а сущностью суррогата всегда является поддельность.
Венецианская куртизанка
В заключение укажем еще на одно далеко, впрочем, не второстепенное доказательство в пользу чрезвычайной роли, которую куртизанка играла в общественной жизни Ренессанса, — на искусство. Куртизанка была мотивом, которым тогда занимались все отрасли изобразительного искусства, и притом все с одинаковым усердием.
Первое изображение куртизанки в немецкой живописи принадлежит кисти великого Гольбейна. Написанная Мурильо сеньора Галлегас — куртизанка. В Италии превосходные изображения куртизанок созданы Карпаччо, Тицианом и другими гениями, в Нидерландах — решительно всеми великими мастерами: Массисом, Лукой Лейденским, Вермером, Хальсом, Рембрандтом. Так как тогдашнее искусство было первым историком своего времени, то все затронутые нами подробности находят в нем свои иллюстрации. Безусловно подтверждая все эти детали, искусство своими многочисленными изображениями куртизанки во все моменты ее жизни и деятельности, из которых ни один не забыт, дает самое неопровержимое доказательство в пользу той громадной роли, которую она играла в тогдашней жизни.
Широкая официальная терпимость к проституции в эпоху Ренессанса скоро привела к необходимости ее регламентации, отчасти в интересах урегулирования разнообразных подробностей, отчасти — и это была, без сомнения, главная причина вмешательства властей — в интересах предупреждения или улаживания постоянно грозивших со всех сторон конфликтов. В этой области постоянные эксцессы были неизбежны.
Первоначальные подобные меры имели повсеместно в виду локализацию рынка любви. «Городские девушки» имели право промышлять и жить только на известных улицах. Так, часто церковь требовала, что бы они не жили на улицах, которые вели к храму. Церковь видела насмешку над благочестием прихожан, если разврат «открывал свой рынок» непосредственно возле церковной паперти.
Существовали, далее, определенные улицы и кварталы, где специально предписывалось жить жрицам любви. Это были обыкновенно улицы, лежавшие в стороне от городской жизни, тупики, выходившие в ров или упиравшиеся в городскую стену. Около последней находилось большинство «женских переулков» и домов.
Жриц любви не только вытесняли в местожительство за черту почтенных бюргерских кварталов, каждую в отдельности еще хотели отметить особенным признаком. Конечно, мужчины охотно прибегали к услугам проституток и ни за что не желали отказываться от даруемых ими радостей, при каждом удобном случае проститутки обязаны были доставлять удовольствие и развлечение и т. д. Но именно потому, что в них видели только предмет наслаждения, их хотели сразу распознать среди десятка других женщин. Еще в большей степени, впрочем, это делалось для того, чтобы их отмежевать от порядочного общества. Между ним и ими воздвигалась непреодолимая преграда, дабы порядочная женщина из мещанства не рисковала запятнать свое платье.
Дворяне и проститутки
Этот жестокий обычай публичного клеймления проститутки практиковался везде, а именно путем регламентации ее костюма. Каждая официальная публичная женщина должна была носить на своем костюме какой-нибудь в глаза бросающийся знак. В одном указе города Цюриха от 1313 г. говорится: «Каждая публичная девушка, а также содержательница публичного дома должна на улице носить красную шапочку в виде капюшона. Если в церкви они хотят снять его, то они должны откинуть его на плечи, а потом снова надеть».
Меранский городской совет постановил в 1400 г.: «Публичным женщинам запрещается носить пальто или шубу и участвовать в танцах с женами бюргеров и другими почтенными женщинами. На башмаках они обязаны носить желтый бантик, чтобы их легко можно было распознать, носить же серебряные украшения им возбраняется».
Регламентация костюма содержала еще ряд других постановлений, направленных против проституток и служивших той же тенденции клеймления. Подобно тому как им предписывалось носить особые отличительные знаки, так часто им запрещалось одеваться в определенные материи, носить то или другое украшение. Ношение этих тканей и украшений было неограниченной привилегией почтенных и благородных дам. В основе таких постановлений лежало убеждение, что все, чего ни коснется проститутка: мода, которую она выбирает, драгоценность, которой она украшает себя, — становится также нечистым.
Те же причины, которые привели к локализации проституции, привели очень скоро и к регламентации этих бирж любви. Очень рано встречаются уже и так называемые «регламенты публичных домов». Древнейшие, подлинность которых не подлежит сомнению, восходят к XII в.
К числу самых интересных и подробных таких регламентов, сохранившихся до нас, принадлежит «Устав женского дома в Улеме». Уже второй пункт, исполнение которого содержатель дома подтверждал под присягой перед бургомистром и советом, чрезвычайно поучителен:
«Во-вторых, пусть он присягнет, что будет содержать свой дом в порядке и снабжать его хорошими, опрятными и здоровыми женщинами и что он никогда не будет иметь менее четырнадцати, если же он лишится одной из них вследствие болезни или по какой-нибудь другой причине, то обязан в течение месяца возместить их другой или другими опытными, опрятными и здоровыми женщинами так, чтобы не уменьшалось вышеозначенное число четырнадцать».
Из этого пункта явствует, что спрос на проституцию был весьма велик. Требуется не менее четырнадцати женщин, чтобы удовлетворить спрос на любовь, и потому их число никогда не должно быть меньше. Кроме того, они обязаны быть годными, опрятными и здоровыми. Видно, что ульмские бюргеры требовали за свои деньги хороший товар!
Годность к любви является требованием, которое очень часто повторяется. Под этим словом подразумевали прежде всего соответствующий возраст. Во многих таких постановлениях содержателю прямо запрещается принимать очень молодых девушек, хотя, впрочем, возраст никогда точно не определялся: исхоили из соображений «способна ли она уже к любви», из соображений индивидуального развития… Подобные указания интересны еще потому, что подтверждают частые сообщения хроник, что в «женских домах» было много совсем юных девочек. Из этого факта следует выводить не то, будто существовал недостаток во взрослых проститутках, а то, что хозяева заведений стремились удовлетворять требования всяких посетителей, даже и развращенных сладострастников.
В концессии, данной вюрцбургскому содержателю дома терпимости Мартину Гуммелю в 1444 г., подробнее указаны все признаки «годности»:
«Содержатель дома не должен иметь в них беременных женщин… А если у него найдется девочка, слишком молодая, то ее следует наказать розгами и изгнать из города под страхом смерти, пока она не достигнет нужного возраста!» Итак, бедная жертва еще награждалась розгами! Подобно тому как хозяину заведения было запрещено принимать слишком «юных дочерей» для потехи развращенных гостей, так не имел он и права принимать замужних. Подобное запрещение мы встречаем повсюду: во Франции, Англии, Германии. Не менее часты, однако, и сообщения о том, что запрещение это нарушалось и что все большее количество замужних женщин тайком служили в домах терпимости, в особенности когда собирался имперский съезд или в городе находилось много войска, так что не грозила особая опасность разоблачения.
В доме терпимости. Немецкий рисунок. XV в.
У нас очень мало положительных данных о посещении таких заведений молодежью. Из того факта, что среди разнообразных пунктов, исполнение которых было для содержателя обязательно под присягой, часто встречается и параграф о запрещении входа в такие заведения мальчикам, можно с уверенностью заключить, что подобные случаи бывали, и, очевидно, не редко. Время посещения также регламентировалось уставом. Во Франции для этого предназначались часы от восхода до захода солнца. После захода солнца уже нельзя было ни войти, ни выйти из такого дома. В Голландии и Англии заведения должны были быть закрыты по воскресеньям. В одной английской хронике говорится по поводу этих разнообразных пунктов:
«В заведениях не должно быть замужних женщин, а также женщин, страдающих каким-нибудь серьезным недугом. Так же точно было запрещено открывать их по воскресеньям, обычай, до сих пор сохранившийся у благочестивых кальвинистов Голландии. Вывески не вывешивались, а писались на стенах, часто над ними красовалась кардинальская шляпа».
Как опасно посещать публичный дом. XVII в.
Бок о бок с этой регламентацией проституции со стороны властей стояла цеховая организация самих проституток, при помощи которой они отстаивали и защищали свои права. Воздействие этой организации ясно сказывается в разных пунктах устава, носящих социальный характер, говоривших об уходе за больными и ограничивавших права и претензии хозяев. Так, например, проститутка имела право в известное время не принимать мужчин; далее, ее нельзя было насильно удерживать в заведении, наконец, у нее была и некоторая защита против чрезмерной эксплуатации хозяина.
Все эти социальные меры, развитые, между прочим, подробно и в вышеупомянутом ульмском уставе, по всей вероятности, объясняются именно организацией самих проституток, т. е. коллективным и серьезным протестом тех, кто лучше всех знали, в какой защите нуждалась проститутка.
При помощи своей организации «честные девки» вели еще другого рода борьбу, а именно в интересах нравственности, против нечестной конкуренции на рынке любви. Они хотели, чтобы тайные проститутки не портили им дела, не сбивали цен, не отнимали у них из-под носа клиентов. Мужчины, по их убеждению, были обязаны посещать только «честных девок», только «женский переулок». Они поэтому систематически доносили на тайных городскому совету, прося его «во имя Господа и милосердия» подвергать их наказанию за то, что те отнимали у них хлеб.
Моралисты-проповедники не переставали ни на минуту громить проституцию. Они беспрестанно изображали ее самыми мрачными красками как источник всех зол, как глубочайшую пропасть ада, в какую только может упасть женщина или мужчина. Главный их довод постоянно состоял в том, что проститутки интересуются исключительно кошельком тех, кто их посещает. Бесконечное множество из тех поговорок, в которых отражается нравственное негодование на проституток, порождено именно этим взглядом. «Кто водится с публичными женщинами, того общиплют, как курицу»; «Проститутка охотно принимает, но только деньги»; «Публичная женщина любит лишь до тех пор, пока ей платят»; «Проститутка и вино выметают дочиста ящик с деньгами»; «Когда публичная женщина ласкает, она имеет в виду не сердце, а только деньги в кармане» и т. д. Такими пословицами хотели возбудить в мужчине отвращение к проститутке.
«Будьте осторожны. Не ходите в притон. Там я потерял свои бриллианты». Голландская гравюра.
Что именно эта философия лежала в основе отрицательного отношения к проституции, еще лучше доказывает изобразительное искусство. Главнейшая мысль морализующих картин всегда — покушение проститутки на кошелек ее, временного любовника. Заметьте: не то считается позорным, что женщина продает себя за деньги, что она связывает самый интимный акт с самым скверным и грязным торгом. Сатира направлена лишь на то, что проститутка украдкой врывается в права собственности мужчины.
Наряду с борьбой против проституции путем нравственного негодования, рядом с не менее частыми, но редко исполнявшимися угрозами кары встречаются уже довольно рано практические попытки ограничения проституции. Так как люди не понимали социальных причин этого явления, так как они усматривали в прирожденной испорченности, в лени и похотливости единственный мотив, побуждавший женщин становиться проститутками, то они воображали, что совершенно достаточно заставить проституток покаяться в своем грехе. С этой целью основывались монастыри «кающихся», бегинажи, как их называли во Франции, орден, распространенный во всех странах.
В одной шпейерской хронике так описывается основание в 1302 г. общины бегинок: «Кающимися называются женщины, незамужние или состоящие в браке, которые предавались греховной плотской любви, а потом почувствовали раскаяние и сожаление. Для них в имперских городах в это время были выстроены особые дома, где они могли бы покаяться в своей безнравственной жизни, оберегаться от греха и находить себе пропитание уходом за больными из мирян и духовенства. В Шпейере орден бегинок был основан в 1302 г. или немного раньше одним богатым горожанином, который построил для таких кающихся особое помещение, где они могли совместно жить, дал необходимые для их содержания деньги и постановил, чтобы они носили грубое белое полотняное платье».
Возможностью покаяния исчерпывалось все, что общество сделало для ограничения проституции. Проститутка была заклеймена и должна была на всю жизнь сохранить это клеймо. Возвращение в ряды гражданского общества было для нее закрыто. Прошлого ничем нельзя было искоренить, даже браком с почтенным и уважаемым человеком. Достаточно привести один документ. В 1483 г. в Гамбурге было постановлено: «Публичная женщина не имеет права носить украшения. Если она выйдет замуж за честного человека, то ей все-таки возбраняется знаться с честными женщинами. Такая женщина должна носить чепец и никакого другого головного убора».
При таких условиях немудрено, что опыт с кающимися не приводил к желанному результату. В шпейерской хронике говорится, например, что «эти женщины (кающиеся), по общему мнению, весьма вредные сводни». Также безуспешны были вообще все попытки поднять нравственность. Все негодующие слова были сказаны на ветер.
И все-таки постепенно — особенно заметным это становится со второй половины XVI в. — люди становились нравственнее.
Было бы, однако, нелепо приписать этот положительный результат нравственному влиянию Реформации, как часто делается, или вообще влиянию нравственных проповедей. Главной причиной являлся экономический упадок, задержавший дальнейшее развитие капитализма, начавшееся в таком грандиозном масштабе.
Когда сокращается прибыль имущих классов и под влиянием серьезного экономического кризиса рушатся многочисленные состояния, когда в дверь мещанина и пролетария стучится нужда, по необходимости ограничиваются все формы наслаждения, и прежде всего в области половой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.