Хозяева Кореи

Хозяева Кореи

Борьба с неуловимыми шайками «краснобородых», наводнявшими Маньчжурию и Уссурийский край, долгие годы шла с переменным успехом. Нечасты были случаи, когда власти обеих стран могли похвастаться безоговорочным успехом на «хунхузском фронте». Приходя в себя после очередной вылазки «братьев», жители русского Приморья и их китайские соседи могли, по крайней мере, утешаться тем, что, несмотря на все поражения, их начальство не прекращает попыток обуздать разбойников. Гораздо хуже обстояли дела на севере Корейского полуострова, где хунхузы были полными хозяевами жизни и смерти мирных жителей.

Корея, с конца XIV в. находившаяся под властью королей из династии Ли, во второй половине XIX столетия продолжала придерживаться правила жесткой самоизоляции, всячески ограничивая любые контакты со всеми иностранными державами, кроме Поднебесной. Китайские императоры считались сюзеренами корейских монархов. В 1860 г. Корея стала соседкой России, причем граница двух стран была проведена без участия корейских представителей: их роль взяли на себя китайцы. Уже спустя три года в Уссурийском крае появились корейцы, переправлявшиеся через пограничную реку Туманган, чтобы поселиться во владениях русского царя. Переселенцы рассказывали о невыносимой жизни на родине, о налогах, выбивавшихся властями, несмотря на неурожаи и отсутствие заработков. С ужасом рассказывали корейцы о хунхузах, спокойно приходивших в их страну из Маньчжурии и бесчинствовавших в крестьянских селениях. На севере полуострова «краснобородые» чувствовали себя как дома. Королевский двор, худо-бедно поддерживавший порядок на юге страны, совершенно не интересовался судьбой своих подданных, живших вдоль китайско-корейской границы. Последствия такого пренебрежения для всего севера страны были ужасающими. Корреспондент газеты «Владивосток» в конце 1896 г. писал: «Нам передают из Кореи, что китайские хунхузы положительно поселились среди корейцев в округах, прилегающих к русско-китайской границе, и хозяйничают там как у себя дома, занимаясь грабежом и разбоем. Не довольствуясь этим, хунхузы целыми бандами переходят из фанзы в фанзу, пожирая все у них, как голодные волки, пируя на хозяйский счет, насилуют и женщин и девушек, даже уводят их с собой, и корейцы бессильны противиться этому».

Любимым прибежищем хунхузов в Корее были непроходимые леса, покрывавшие базальтовое плоскогорье Чанбайшань, увенчанное снежной короной священной горы Пэктусан (Байтоушань). Горная страна, где берут свое начало крупнейшие реки Кореи и Маньчжурии — Сунгари, Амноккан (Ялуцзян) и Туманган (Тумэньцзян или просто Тумэнь), — долгое время оставалась белым пятном, где не ступала нога европейца. К концу XIX в. в этих местах удалось побывать нескольким путешественникам — миссионеру-иезуиту Дю Гальду, а также англичанам Джеймсу, Фульфорду и Янгхазбенду. В последние годы столетия, после того как границы Кореи приоткрылись для иностранцев, полковник русского Генерального штаба П.П. Стрельбицкий задался целью найти прямой путь из китайского города Хуньчунь в Мукден через горы Чанбайшаня. Стрельбицкому удалось пройти вдоль реки Туманган до самого Пэктусана. Полковник даже совершил восхождение на вершину горы [15], оказавшейся потухшим вулканом, однако с этого момента его отряд стали преследовать неудачи. Местные жители убедили Стрельбицкого, что прямой дороги с Пэктусана в долину реки Амноккан нет, и русский путешественник повернул обратно.

На пути к священной горе отряд Стрельбицкого едва не подвергся нападению большой шайки хунхузов. К счастью, шпионы «краснобородых», следившие за передвижением русских, донесли атаману о хорошем вооружении отряда. Разбойники предпочли не связываться с путешественниками и скрылись в тайге, оставив на пути отряда Стрельбицкого следы бивака: шалаши, костры и деревянные таганы, на которых «краснобородые» устраивали свои походные котлы.

Рассказы полковника о природных богатствах полуострова заинтересовали русское правительство, и осенью 1898 г. в Корею отправилась большая экспедиция А.И. Зве-гинцева, участники которой должны были наметить каналы распространения в стране русского влияния. Один из отрядов экспедиции, изучавший пути сообщения вдоль маньчжуро-корейской границы, возглавил Н.Г. Гарин. Талантливый писатель, известный в истории отечественной литературы под псевдонимом Михайловский, Н.Г. Гарин по своей основной специальности был инженером-путейцем. Много и плодотворно трудился Н.Г. Гарин при подготовке строительства Транссибирской магистрали. Способный инженер наметил точку пересечения «Великого Сибирского пути» с рекой Обью, положив начало истории города Новосибирска. Кроме того, именно Гарин разработал проект строительства магистрали в обход Томска, что позволило сэкономить огромные средства государственной казны. Для изучения путей сообщения Кореи кандидатура инженера Гарина подходила идеально.

14 сентября 1898 г. партия Н.Г. Гарина покинула пределы Российской империи, переправившись через Туманган у пограничного знака «литер Г». Потратив несколько дней на изучение судоходных условий устья реки, путешественники выступили в западном направлении и, миновав города Кёнгхынг, Хойрёнг и Мусан, 24 сентября углубились в горы близ китайской границы. В каждом селении жители жаловались начальнику партии на хунхузов. Корейские деревни жили в постоянном страхе перед набегами маньчжурских разбойников. К тому же нехватка плодородной земли заставляла корейцев арендовать поля на китайской территории, где «краснобородые» часто похищали земледельцев, требуя уплаты выкупа. Опасность нападения бандитов заставляла маленький русский отряд держаться вместе. Путешественники были неплохо вооружены: помимо нескольких винтовок армейского образца, в их распоряжении были охотничьи ружья и револьверы. Сам Гарин еще в Петербурге обзавелся многозарядным карабином системы Маузера. 26 сентября отряд достиг Тянпэ — последней деревни на пути к Пэктусану. Местные жители рассказали Гарину, что в окрестностях горы действует шайка численностью до 40 разбойников. Несмотря на то что «промысловый сезон» хунхузов подходил к концу, «краснобородые» и не думали покидать горы. За несколько месяцев до появления русских хунхузы похитили двоих местных жителей и теперь ожидали уплаты выкупа в 500 лян серебра. Гарин и его спутники не подозревали, что их экспедиция уже давно попала в поле зрения «краснобородых», почуявших новую добычу. В ожидании удобного момента разбойники установили за отрядом слежку.

29 сентября в лесу у подножия горы отряд встретил двоих китайцев, назвавшихся охотниками. Облик выдавал в них бродяг: «грязный костюм, нечистоплотная коса, закоптелый таежный вид». Китайцы охотно беседовали с начальником отряда и указали Гарину дорогу, которая, по их словам, должна была вывести отряд прямо в долину Амноккана. Новые знакомые настойчиво пытались выяснить планы русских. Особенно интересовало китайцев направление дальнейшего движения отряда. По совету корейцев, сразу же заподозривших в «охотниках» хунхузов, Гарин сказал, что после восхождения на Пэктусан собирается вернуться в Тянпэ. На самом деле, завершив изучение окрестностей вулкана, русский отряд выступил на запад, направляясь к селению Шандарен в 60 верстах от Пэктусана. Каково же было удивление Гарина, когда 4 октября его отряд вновь столкнулся на тропе со знакомыми «охотниками». Было ясно, что новая встреча с ними отнюдь не случайна. Следовало быть начеку: переводчику Гарина уже удалось выяснить, что «краснобородые» выслеживают отряд от самого Мусана. Китайцы заявили русским, что идут в одном направлении с отрядом, и вызвались быть проводниками. «Охотники» настойчиво рекламировали свои услуги, обещая удобную дорогу и ночлег в китайских фанзах. Вскоре на пути экспедиции попалось первое жилье — одинокий хутор, хозяин которого, по словам корейцев, был бывшим «капитаном хунхузов» и скупщиком разбойничьей добычи. Рассказы корейцев и подозрительное поведение самозваных проводников заставили Гарина изменить маршрут движения отряда. Эта новость словно громом поразила китайцев, один из которых под благовидным предлогом тут же исчез. Окончательно убедившись, что перед ним шпионы, Гарин велел второму китайцу оставаться при отряде и вечером 4 октября благополучно прибыл в Шандарен, лежавший на китайской территории. Утомленные путешественники решили, что опасность встречи с разбойниками миновала, однако, как оказалось, их радость была преждевременной.

Глубокой ночью тишину спящей деревни разорвали выстрелы. Вся шайка хунхузов, раздосадованная провалом затеи с «охотниками», окружила деревню и вела огонь по фанзе, в которой остановились русские путешественники. В своих путевых заметках Гарин эмоционально описал свои впечатления от внезапного пробуждения: «Хунхузы?! Где ружье?! Где хунхузы?! В фанзе уже перерезали всех, и только я почему-то еще жив. Стреляют в бумажные двери, стоя перед нами? Ночь, хоть глаз выколи. Зажечь свечку? Откроешь им все… Откроют и так… Так вот как это все кончается… Что же, как-нибудь да должно же когда-нибудь кончиться… Поздно, поздно… Теперь одно мужество смерти…»

Бой разгорался. На фоне ружейной трескотни выделялись гулкие выстрелы ручных пушек, стрелявших разрывными бомбами. Вскоре несколько таких снарядов подожгли кровлю фанзы. Гарин и его спутники уже собрались было по-пластунски выбираться из дома, как вдруг пальба на улице стихла. Стало ясно: укрывшиеся в лесу хунхузы ожидают появления русских, надеясь легко перестрелять всех при свете пожара. К счастью, в лучах занимавшейся зари начальнику партии удалось разглядеть вблизи от дома небольшой овраг, спасший исследователям жизнь. Укрывшись в этой ложбинке, путешественники открыли ответный огонь. Под пулями разбойников спутникам инженера удалось увести в укрытие лошадей и спасти из горящей фанзы отрядное имущество. Обескураженные стойкостью путешественников, явно не собиравшихся сдаваться, «краснобородые» отступили.

Сопровождавшие Гарина солдаты насчитали за время боя около трехсот хунхузских залпов. В результате нападения был тяжело ранен хозяин фанзы, еще один кореец — переводчик Сапаги — пропал без вести. Отряд потерял четырех лошадей, а фанза, в которой ночевали русские, сгорела дотла. Опасаясь, что хунхузы могут повторить нападение, путешественники быстро отправились в путь и спустя два дня вышли к реке Амноккан. На каждом ночлеге солдаты выбирали фанзу «с удобной позицией» — на случай нового нападения. Несмотря на постоянную опасность встречи с разбойниками, отряд продолжал исследовательскую работу. Пройденный путь наносился на карту, Гарин постоянно делал измерения высот и вел барометрический журнал. Кроме того, начальник партии не забывал вести дневник, записывал корейские сказки и даже ухитрялся находить время для уроков английского языка. О том, насколько ответственно и хладнокровно относился Гарин к принятым обязанностям, говорит письмо, отправленное им 8 октября 1898 г. из города Таянсхан на имя начальника экспедиции Звегинцева. В этом послании нет и намека на тревожные нотки. В спокойном будничном стиле Гарин пишет: «Железные дороги можно строить, и направления их намечены у меня. Из Маоэршаня на Гирин строить дорогу нельзя, а обходя Пектусан и оставляя его к западу, соединение с Гирином возможное и легкое…»

В городе Маоэршань (Линьцзян) началось путешествие русского отряда по реке Амноккан. Расположившись на борту ветхой китайской шаланды, которую солдаты тут же окрестили «бабушкой», экспедиция отправилась в долгое плавание вниз по течению. По рассказам местных жителей, здесь также орудовали хунхузские шайки. «Краснобородые» добывали в окрестных горах золото. На берегу Амноккана шайки выставляли дозорных, которые, завидев «интересную добычу», выстрелами созывали «братьев». 12 октября произошел курьезный случай, едва не обернувшийся бедой: путешественники, еще недавно спасавшиеся от «краснобородых», сами были приняты китайским караулом за хунхузов. Солдаты в панике обстреляли лодку и даже вытащили на берег ручные пушки. Во многих прибрежных селених — и китайских, и корейских — жители создавали для защиты от хунхузов отряды «милиции». Гарина удивило, что и «милиционеры», и солдаты внешне ничем не отличались от хунхузов…

17 октября опасное путешествие инженера Гарина и его спутников по Корее завершилось в пограничном городе Ыйчжу. Два дня спустя отряд уже был в пределах китайской Маньчжурии. Последние 400 верст пути до Порт-Артура также дались путешественникам нелегко. Ненависть китайцев к иностранцам, два года спустя вылившаяся в кровавое Боксерское восстание, уже давала знать о себе. На третий день путешествия случайная встреча с буддийскими священниками, принявшими русских за миссионеров, едва не окончилась стычкой с местными жителями. Науськиваемые бонзами, китайцы так распалились, что путешественники вынуждены были спасаться бегством… На всем протяжении пути внимание Гарина привлекали клетки, подвешенные на высоких шестах вдоль дороги:

«— А это что за ящики из прутьев, с написанными дощечками, там, вверху, на этих шестах?

— Это головы хунхузов; на дощечках написано, за что им отрубили головы.

О ужас, полусгнившая голова равнодушно смотрит своими потухшими глазами.

— Если бы их не убивали — жить нельзя было бы, надо убивать.

— Но хунхуз и есть следствие жестоких законов.

— Да, конечно, — равнодушно соглашается мой кучер-китаец. — А тела их, — говорит он, — зарывают в одной яме, спиной вверх, с поджатыми под себя ногами и руками так, чтобы обрубленной шеей один труп приходился к задней части другого.

— Зачем это?

— Чтобы все смеялись.

Я возмущен до глубины души.

— Такой закон…»

Вечером 25 октября 1898 г. путешествие Н.Г. Гарина по Корее и Маньчжурии завершилось в Бицзыво (Синь-цзинь) — первом городе занятой русскими войсками Квантунской области. Инженер с гордостью мог заявить начальнику казачьего гарнизона: «Мы — первые сухим путем прибывшие к вам из Владивостока…»

Говоря о бедствиях, причиняемых хунхузами мирным корейцам, нельзя не сказать, что даже переселение на территорию России, увы, не спасало от опасного «внимания» разбойников. Несмотря на строжайший запрет сеульского королевского двора, в январе 1864 г. в Уссурийском крае возникла первая корейская деревенька Тизинхэ. Уже в 1867 г. в крае проживало около 1800 «каулей» — таким прозвищем наградили корейцев русские поселенцы. Число иммигрантов из Страны утренней свежести стремительно росло. В отличие от «манз», предпочитавших торговлю и промыслы и не признававших русскую власть, лояльные и трудолюбивые корейцы занимались в основном земледелием и охотно принимали русское подданство. Русское начальство быстро подметило эту особенность и, за исключением единственной попытки ограничить корейскую иммиграцию в 1880-х гг., всегда охотно принимало корейцев на своей территории. В Уссурийском крае корейцы селились в городах, а также в деревнях, лежащих к западу от Амурского залива. Именно эти деревни, расположенные вблизи от маньчжурской границы, особенно страдали от набегов хунхузских шаек. Разбойники часто похищали зажиточных корейцев ради выкупа, сумма которого могла достигать 2 тысяч рублей. Многие «мирные» китайцы, жившие в корейских деревнях, были связаны с хунхузами и представляли их интересы. Терроризируя корейцев угрозой бандитской расправы, китайцы добивались выполнения различных требований. В 1895 г. газета «Владивосток» писала о корейском селе Синельникове в Суйфунском участке: «.. Мы с большим удивлением замечаем, что тут господствует китайский дракон, который найдется и в маленьких кумирнях православных корейцев, и на больших постоялых дворах, содержимых здесь китайцами. Китайцы… пользуются влиянием на корейцев тем, во-первых, что если здешние китайцы не все хунхузы, то они во всякое время могут напустить хунхузов, припугнуть хунхузами не поддающихся их влиянию корейцев…»

Засилье китайцев в корейских селениях и постоянная угроза хунхузских набегов беспокоили русские власти. В 1886 г. император Александр III даже вынужден был подписать положение, запрещающее новым выходцам из Кореи селиться вдоль русско-китайской границы. Уже осевших в приграничной полосе «каулей» предполагалось переселить во внутренние районы края.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.