Психотерапия в эмиграции: ностальгия по любви

Психотерапия в эмиграции: ностальгия по любви

С началом Первой мировой войны издание журнала «Психотерапия» прекратилось: все редакторы, за исключением Осипова, ушли в действующую армию. Осипов, потерявший отца, не мог быть призван как единственный сын и поддержка своей матери. Публикация «Психотерапевтической библиотеки» также остановилась на четырнадцатом выпуске — к этому времени кроме работ Фрейда и Дюбуа вышли переводы О. Бумке, JI. Вальдштейна, П. Дюбуа, Я. Марциновского. Благодаря публикации журнала и его приложений была создана русскоязычная терминология по психотерапии. Война приостановила эту работу, как и выход уже подготовленной к публикации книги Осипова о повести Толстого «Детство».

Осипов продолжал читать лекции на Высших женских курсах, работал главным врачом Рукавишниковского приюта для малолетних преступников, консультантом частной клиники Баженова, а также имел собственную клиентуру. Временное правительство, по словам Осипова, «одело его в военный мундир», а большевики для него были «абсолютно неприемлемы»98. В 1918 году он покинул Москву и, как тысячи других последовавших за Белой армией, стал пробираться на юг в надежде через Крым добраться до Европы. Но сесть на корабли британского или французского флота Осипову не удалось, и он остался в Константинополе. Он не смог купить визу и билеты для отправки в Европу и вернулся в Россию, чтобы сделать в 1920 году новую попытку эмигрировать.

Третьей волне эмиграции пришлось, пожалуй, тяжелее всего. В книге Г. Федотова с говорящим названием — «Путешествие без сантиментов (Крым, Галлиполи, Стамбул)» — эмигрант, бывший студент-юрист, рассказывает, как беженцы без пищи и воды много дней ждали на кораблях разрешения сойти на турецкий берег. Затем они были отправлены в военные лагеря Белой армии, где половина погибла от недоедания, армейской муштры и болезней. Автору воспоминаний удалось бежать из военных лагерей, но жизнь в лагерях гражданских беженцев была не лучше. Потом в Константинополе он перепробовал всякую работу: был клоуном, гадалкой, посудомойкой, уличным торговцем, работал в прачечной и фотоателье. В конце концов, ему удалось добраться до Праги, где правительство Чехословакии предложило бывшим студентам из России стипендии и возможность закончить образование". Подобно ему, Осипов через Белград и Будапешт попал в 1921 году в Прагу.

Чехословацкое правительство оказало щедрую помощь эмигрантам из России, предложив им жилье и денежные пособия; бывшим университетским профессорам были обещаны пожизненные стипендии. Инициатором так называемой «Русской акции» был тогдашний президент Т.Н. Масарик (1850–1937) — философ по образованию, интересовавшийся русской литературой. Он хорошо знал Россию и дважды посетил Толстого в Ясной Поляне. К Октябрьской революции он относился негативно. Вначале все ожидали, что большевики не удержатся у власти и их режим сменится на более либеральный, при котором России вновь понадобятся специалисты старого образца — прежде всего юристы. С целью их подготовки в Праге был создан Русский юридический факультет. К концу 1924 года финансовая помощь, которую правительство Чехословакии выделило на российских беженцев, превысила сумму расходов по этой статье всех других европейских государств, вместе взятых100.

Несмотря на поддержку, жизнь эмигрантов в постоянных поисках денег и борьбе с депрессией была не слишком радужной. Беженцы не могли поступать на государственные должности, а найти работу в частном секторе было очень трудно из-за высокой конкуренции. Эмигранты старались сами организовывать рабочие места, открывая свои предприятия, в том числе образовательные заведения. Школы и вузы давали работу профессорам и преподавателям, предоставляя русской молодежи образование и тем самым повышая их шансы на получение места. Русская община имела множество общественных объединений — всего около ста сорока политических, общественных и профессиональных ассоциаций. Самой важной из них, выполнявшей функции посредника между эмигрантами и местной властью, был Союз земских и городских союзов — Зем-гор. Существовали также молодежные, студенческие, женские общества, организации инженеров, врачей, шоферов и других профессий, землячества и религиозные группы.

Практические нужды были не единственным, что побуждало к столь активной деятельности. Другой ее целью стало сохранение собственной идентичности. Многие эмигранты верили, что через какое-то время смогут вернуться на родину и принять участие в восстановлении ее культуры. Спасаясь от ностальгии, они находили в добровольных обществах и культурных ассоциациях смысл их сегодняшней жизни и надежду на будущее. Как когда-то в России, в эмиграции существовали вечерние школы для рабочих, популярные лекции для широкой публики и кружки для любителей литературы. Бывший секретарь Льва Толстого В.Ф. Булгаков основал в Зброславе Русский культурный и исторический музей-архив. По образцу Народного университета Шанявского был создан Русский народный университет; его возглавил бывший ректор Петроградского университета М.М. Новиков. Академическую и преподавательскую работу в Праге продолжали бывший ректор Киевского университета Е.А. Спекторский, философы Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский, И.И. Лапшин, П.И. Новгородцев, историки А.А. Кизеветтер, С.И. Гессен, Е.Ф. Шмурло и многие другие. Наряду с академическими учреждениями в Чехословакии существовали русские театры, издательства, студии и клубы; организовывались благотворительные вечера, утренники, чаепития. Выходило около восьмидесяти журналов и более пятидесяти газет и бюллетеней на русском языке, в том числе «толстый» литературный журнал «Воля России». Благодаря эмигрантской интеллигенции культурная жизнь Праги была настолько оживленной, что в 1920-х годах город называли «славянскими Афинами»101.

Несмотря на трудности эмигрантской жизни, Осипов с его общественной жилкой чувствовал себя в русской общине как дома. Сразу по прибытии в Чехословакию он получил предложение занять должность главного врача психиатрической клиники в новом университете имени Масарика в Брно. Но он не согласился, — отчасти сознавая, что исполнение административных функций в незнакомой стране может натолкнуться на подводные камни, а отчасти потому, что большинство его соотечественников, друзей и знакомых осели в Праге102. Вместо этого он стал преподавать в Карловом университете (это было еще до введения ограничений на прием эмигрантов на государственную службу). Осипов был одним из немногих русских, получившим звание доцента. Ему также удалось открыть психиатрическую консультацию-амбулаторию для приходящих пациентов при университетской поликлинике, продолжив начатую в Москве работу с невротиками. Он выучил чешский язык, приобрел частную практику и широко публиковал статьи по-чешски, немецки и русски. Общительный и обаятельный человек, любимый друзьями (которые ласково звали его «кораблик» за полноту и раскачивающуюся походку), Осипов быстро превратился в хорошо заметную фигуру в эмигрантских и местных интеллектуальных кругах. Он посещал собрания Общества русских врачей в Чехословакии, семинары по философии и литературе, а в 1925 году начал вести свой собственный семинар при поликлинике, заседания которого постепенно переместились на его квартиру. Посещавшие этот семинар студенты, как русские, так и местные, считали его превосходным учителем103. Он также преподавал в Русском народном университете в Праге и часто выступал с публичными лекциями по всей стране на психиатрические и литературные темы.

В середине 1920-х годов политическая ситуация в Советском Союзе стабилизировалась и надежды эмигрантов на возвращение стали таять. Установление дипломатических отношений между Советским Союзом и Чехословакией отрицательно повлияло на «Русскую акцию» правительства Масарика: в 1931 году выплаты профессорам постепенно уменьшались, а стипендии студентам окончательно прекратились. Еще ранее, в 1928 году, правительство издало закон о защите национального рынка труда, и в результате эмигранты должны были либо принять чехословацкое гражданство и соревноваться с местными за рабочие места, либо покинуть страну. Некоторые переехали в другие страны или вернулись на родину под влиянием советской кампании за репатриацию. Тем, кто оставался, становилось все труднее сохранить свою идентичность. Одни, как персонаж романа Набокова «Защита Лужина», привезли с собой из России шали, матрешек и украшения. Другие, как поэтесса Марина Цветаева, одно время жившая в Праге, «носили Россию в себе» и могли «потерять ее только вместе с жизнью». Для некоторых символическое значение имел сам статус беженца, связывавший их с родиной. «Помни, что ты беженец, — писала эмигрантская газета в 1933 году, — будь терпелив, надейся, работай, ходи на благотворительные спектакли, в клубы беседуй, танцуй, но не забывай, что ты — русский. И не имей никакого другого гражданства, кроме русского»104.

Особой чертой жизни эмигрантов были празднования всевозможных памятных дат, включая юбилеи членов царской династии, выдающихся российских деятелей, писателей и поэтов. Отмечались День русской культуры, приуроченный ко дню рождения Пушкина, столетие Льва Толстого, пятидесятилетие смерти Достоевского, юбилеи Грибоедова, Гончарова и других писателей. Съезд русских академических союзов за границей обычно заканчивался пленарным заседанием, посвященным какому-нибудь писателю-классику: на четвертом съезде в 1928 году отмечали юбилей Толстого, на пятом — Тургенева. Литературе были посвящены несколько постоянных семинаров при Русском народном университете: семинар А.Л. Бёма по Достоевскому, Е.А. Ляцкого по Толстому, кружок ревнителей русского слова под руководством С.В. Завадского; на заседаниях других кружков и семинаров также затрагивались литературные темы. Литература — дело столь же общественное, сколь и интимно-индивидуальное — обладала способностью хотя бы отчасти удовлетворить ностальгию по родине и объединить во многих отношениях разобщенное эмигрантское сообщество. Не случайно самыми читаемыми книгами в русской библиотеке в Праге были романы Толстого и Достоевского105.

В Праге в эмиграции оказалось много врачей. Друг Осипова, врач и бывший глава Оренбургской городской думы М.П. Полосин, добрался до Праги вместе с Чехословацким легионом в 1918 году. Он стал заведовать русским туберкулезным санаторием, находившимся недалеко от города. В свободное от занятий медициной время он писал автобиографические повести — «Детство» и «1918», а также литературную критику «Ошибки Пушкина»106. Психиатр Г.Я. Трошин, которого мы упоминали в связи с его попыткой «демократизировать» больницу Св. Николая в Петербурге в 1906 году (см. гл. 1), писал в эмиграции о музыкальном и литературном творчестве, посвятив одну из книг Пушкину. Из семидесяти публичных лекций, прочитанных Осиповым между 1922 и 1931 годами, более дюжины посвящались писателям и литературе. Он выступал с докладами в обществах русских студентов и врачей, в клубе поэтов, Русской библиотеке и в других аудиториях. В конце концов Осипов стал считаться экспертом по русской литературе — настолько, что его участие в организации юбилея Льва Толстого считалось «абсолютно необходимым». Сам он относился к таким событиям серьезно и тщательно готовил каждый свой доклад107. Он также продолжЬл начатое в России исследование Толстого с точки зрения психиатрии и психоанализа.

Психоанализ продолжал занимать важное место в психотерапевтической и педагогической работе Осипова. Он начал преподавать курс психоанализа в Карловом университете, в результате чего Прага стала вторым после Будапешта городом Центральной Европы, где психоанализ был включен в университетскую программу. Один из участников психиатрического кружка Осипова, Ф.Н. Досужков (1890–1982), основал в 1936 году Чехословацкое общество по изучению психоанализа и подготовил несколько поколений психоаналитиков в этой стране108. Доклады Осипова, в которых он давал интерпретацию известным писателям и их персонажам, — как и другие эмигрантские встречи, сопровождавшиеся неизбежным чаепитием из самовара, — способствовали популяризации психоанализа. Его слушатели были поражены тем, что фантасмагорические повести Гоголя и Достоевского можно интерпретировать по примеру сновидений и найти ключ к их иррациональному содержанию. Осипов утверждал: неважно, насколько фантасма-горично содержание этих произведений — в их основе лежит реальный мотив или идея. Он обнаружил иллюстрации эдипова комплекса в повестях Достоевского «Хозяйка» и «Вечный муж», анализировал психологические причины ревности в «Анне Карениной» Толстого, объяснял патологическую лень гончаровского Обломова его невротическими комплексами и исследовал «приключения либидо» в романе Тургенева «Первая любовь»109.

Став своим в среде литературоведов, Осипов убедил многих из них в плодотворности психоаналитического подхода к литературе. Е.А. Ляцкий (1868–1942), историк и критик, писал Осипову: «По Вашему внушению, я, между прочим, занялся Фрейдом и во многом уяснил себе Вашу точку зрения»110. А исследователь Достоевского А.Л. Бём стал интерпретировать его произведения по примеру сновидений: так, он считал «композицию, стиль и манеру» повести «Вечный муж» близкими «психологии сновидений», а ее персонажей — проекцией личности автора. В свою очередь, Осипов поддержал «новый подход Бёма к Достоевскому», заверив, что его «положение о про-изведениях-снах… правильное и удачное» и что «весь стиль Достоевского есть стиль мечтаний, грез, сновидений, бреда, подвергнутых вторичной обработке»111. Оба они считали, что пользуются радикально новым методом — анализом деталей, которым обычно не придается значение, но которые для понимающего взгляда многое говорят о сознательных и бессознательных намерениях автора. Посылая Осипову только что законченную статью о Грибоедове, Бём сообщает дополнительные штрихи: «Для себя я называю свой метод работы методом “мелких наблюдений”. Для каждого, кто внимательно вчитается в мою последнюю работу, будет ясно, что, хотя о Фрейде здесь нет ни одного упоминания, тем более нет ничего “сексуального”, в сущности, метод Фрейда в ней сыграл большую роль. Это именно то, что он понимал под “повседневным”, то есть мелкие оговорки и описки писателя, которые выдают с головой его творческие импульсы»112. Бём называет способ своей работы также «дифференциальным методом» в литературе и выражает надежду, что кто-нибудь подведет под него теоретическую основу и покажет, насколько он еще может быть полезен. Для российской литературной критики метод «мелких деталей» был новым словом. Начиная с Белинского, критики воспитывались в традиции реализма и судили о произведениях по личности автора, а еще точнее, по тому, какой вклад тот внес в общественную жизнь и насколько сознательно относился к своему гражданскому долгу. Новый подход сближал литературу с бессознательным. По выражению Карло Гинзбурга, этот подход был сплавом психоанализа и литературной критики — анализом «мельчайших деталей», позволяющим объяснить и стиль, и мотивацию автора113.

Революция и вынужденное бегство из России вызывали у эмигрантов разные реакции: у одних — обращение к стоицизму и экзистенциализму, у других — к философии любви как абсолютной ценности и источнику возрождения. Толстовская версия христианства, над которой подсмеивались радикалы предшествующего поколения, в эпоху катастроф многим казалась единственным спасительным средством. Религиозный ренессанс начался в России еще до революции и привел, в частности, к созданию Религиозно-философского общества. После 1917 года это движение продолжалось — теперь уже в эмиграции — при участии Н.А. Бердяева, В.В. Зеньковского, Д.С. Мережковского, Льва Шестова. К ним присоединились и философы, прежде мало интересовавшиеся религиозно-этической проблематикой. Так, Е.В. Спекторский (1875–1951), после революции оказавшийся, как и Осипов, в Праге, опубликовал работу «Христианство и культура» (1925), где исследовал значение религии для самых разных областей духовной, общественной и материальной культуры — философии, науки, искусства, личности, законодательства и государства. Бывший профессор Московского университета И.И. Лапшин (1870–1950) в книге «Феноменология религиозного сознания в русской литературе» показал, что даже те, кого принято считать самыми фанатичными нигилистами 1860-х годов, включая Чернышевского, Добролюбова и Писарева, были в юности глубоко религиозны114.

Психоанализ обсуждался в этом контексте как еще одна теория любви. Реакции на него были, однако, разными. В.В. Зеньковский (1881–1962) — эмигрант, возглавивший Педагогический институт в Праге, — возражал против попыток выводить религиозные переживания из каких-либо других — чем, по его мнению, грешили Фрейд и Дюркгейм. В отличие от него, эмигрировавший во Францию Б.П. Вышеславцев (1877–1954) в работе «Этика преображенного эроса» толковал христианскую любовь как результат сублимации эроса. Эрос в платоновском смысле гораздо шире, чем libido sexualis, — это «влюбленность в жизнь, жажда полноты, воплощения, преображения и воскресения, богочеловеческая жажда»115. «Низменный эрос» можно сублимировать, если есть высшие источники сублимации, среди которых — творчество, а выше всего — Бог. Сублимация может быть полной, только если существует Живой Бог — абсолютная цель любви. Ему вторил кантианец Лосский, назвавший свою философию интуитивизмом: «Пребывание вне Царства Божия есть следствие неправильного использования свободы воли» и поэтому ведет к эгоизму и обеднению бытия. «Наивысшую ценность имеет Бог, и поэтому Он должен быть любим больше всего на свете»116.

Для этой дискуссии была очень важна позиция Осипова — единственного среди ее участников специалиста по психоанализу. Фрейд уже после первого знакомства стал считать Осипова одним из наиболее серьезных своих последователей в России и ввел в состав редколлегии журнала, который он издавал в Вене. Переписка между ними велась по меньшей мере до конца 1920-х годов (известно письмо Фрейда, датированное февралем 1927 года). В ознаменование семидесятилетнего юбилея отца психоанализа Осипов вместе с чешскими коллегами Ярославом Стучликом и Эммануэлем Виндхольцем предлагал установить мемориальную доску на доме в Пржиборе (Фрайбург, Моравия), где родился Фрейд117.

Но Осипов не был слепым адептом психоанализа. Люди были для него интереснее теорий: он однажды признался, что из-за этого никогда не читает в трамвае, потому что «каждый входящий в трамвай человек интереснее и ценнее всякой книги»118. Его называли мастером «интуитивной диагностики». А Лосский также считал, что Осипов смотрел на психоанализ глазами философа и интерпретировал его в духе религиозной метафизики. Лосский приводит цитату из Осипова: «Эмпирическое значение исследований Фрейда не изменится, если в центре поставить не физиологическое влечение, а Любовь в эйдетическом смысле, как абсолютную ценность. В нашем вре-менно-пространственном мире Любовь воплощается в различных степенях, начиная с самой низшей: идентификация (я люблю яблоко и в силу этой любви ем его, т. е. уничтожаю). Затем Любовь выражается в чувственности — экстра-гениталь-ной и генитальной — и нежности. Наконец, Любовь выражается в особых состояниях близости людей, — высшая форма проявления любви среди людей». Очевидно сходство этих идей с взглядами русских философов, товарищей Осипова по эмиграции Бердяева, Вышеславцева, Лосского. Этот последний приписывал Осипову идею о том, что любовь раньше, чем страсть, стала базовым условием человеческой жизни и не может быть сведена к чисто физиологической привлекательности. Он сожалел о том, что болезнь, а затем смерть не позволила Осипову «развить во всех подробностях учение о любви как основном космическом факторе, объясняющем связи людей друг с другом иначе, чем фрейдисты, склонные к пансексуализму»119.

Одной из последних работ Осипова была статья «Революция и сон» (которую он написал в год 10-летия Октябрьской революции и намеревался послать Фрейду). Он сравнил революцию со сном — на том основании, что и здесь, и там происходит реализация вытесненных импульсов, — или с регрессией в нарциссизм, т. е. отсутствием любви, уходом в небытие, смерть120. Осипов намеренно смешивал категории нравственные с психологическими, Фрейда — с Толстым. Сам Фрейд, вероятно, критически отнесся бы к такому толкованию психоанализа: известен его скепсис в отношении метафизики как «пережитка религиозного миросозерцания»121. Но с точки зрения русской культуры такое философствование было уместно и даже необходимо: поколение «детей» должно было совершить переход от идеологии «отцов» к новой психотерапии, не забыв «на той стороне» ни деятельного гуманизма земских врачей, ни учения Льва Толстого, ни психологизма русской литературы. Посреднические функции, взятые на себя Осиповым и его современниками, заключались не только в том, чтобы перевести и издать западную литературу, создать русскоязычную терминологию, воспитать новое поколение психотерапевтов, но и в том, чтобы «перевести» психоанализ и психотерапию на язык русской культуры. Эта роль (престиж которой в науке, увы, невысок) Осипову и его коллегам замечательно удалась. Залогом успеха было то, что психотерапия и воспринималась, и подавалась им через литературу, с иллюстрациями и комментариями, взятыми из произведений Толстого, Достоевского, Гоголя, Гончарова. Сам Осипов признавал за литературой глубокий психотерапевтический эффект. Так, он считал, что в «страшных рассказах» Гоголя и Достоевского «утверждается преодоление всяких страхов путем признания абсолютных ценностей», и советовал невротикам читать эти произведения122.

Осипов не написал законченной работы с изложением своей концепции психотерапии, как вообще не издал ни одной монографии. Вплоть до смерти он работал над рукописью, озаглавленной «Поликлиника неврозов», в которой хотел обобщить более тысячи изученных им случаев и дать новую классификацию неврозов (в частности, расширив область психоневрозов и отнеся к ним, наряду с истерией и неврозом навязчивых состояний, еще и неврастению, ипохондрию, циклотимию и наркоманию). Но закончить рукопись не смог — «очень допекали живые невротики»123. В эмиграции он продолжал и свой философский труд «Органическая натурфилософия в современной русской науке». Из него опубликован лишь один отрывок, озаглавленный «Жизнь и смерть», — размышления ученого о вечных вопросах в духе Толстого. В свое время Толстой написал эссе, которое сначала назвал «О жизни и смерти», но затем решил опустить слово «смерть». Он объяснял: «для меня это слово потеряло совершенно то значение, какое я ему придавал в заглавии»124. Осипов оставил «смерть» в названии своей работы, но утверждал в ней то же, что Толстой: жизнь сама по себе есть не абсолютная ценность, а возможность осуществления абсолютной ценности. «А смерть? Смерть в биологическом смысле неизбежна, но ничего страшного не представляет. Наполеон говорил, что только врачи и священники делают смерть мучительной»125.

1 Безумное желание исправлять мир (нем.).

2 Составлением таких шутливых «скорбных листов», — выражаясь современным медицинским языком, историй болезни — развлекалась семья Толстых в Ясной Поляне. Цит. по: Толстой C.JI. Очерки былого. Тула: Приокское книжное изд-во, 1965. С. 175.

3 Цит. по: Бирюков П.И. Биография J1.H. Толстого: В 4 т. М.: Госиздат, 1922. Т. 3. С. 296–297.

4 Письмо от 1 ноября 1891 года, цит. по: Апостолов Н.Н. Живой Толстой: жизнь Льва Николаевича Толстого в воспоминаниях и переписке. СПб.: Лениздат, 1995. С. 375–376.

5 Розанова С. Переписка Толстого с русскими писателями // Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями. М.: Худож. лит-ра, 1962. С. VII.

6 Письмо С.А. Толстой ее сестре, цит. по: Толстой С.Л. Очерки былого. С. 72; Н. Ч. Психопатологические проявления новой веры графа Льва Толстого // Южный край. 1890. № 3378, 3381, 3383.

7 Михайловский Н.К. Литературные воспоминания и современная смута. СПб., 1900. Т. 1.С. 201, 221.

8 Berlin Isaiah Russian Thinkers / Ed. H. Hardy, A. Kelly. London: Penguin Books, 1994. P 52.

9 В.И. Ленин (1908), цит. по: Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого. Т. 3. С. 50–51.

10 См.: Lombroso С. The Man of Genius. London, 1891. С. 50.

11 Цит. по: Апостолов Н.Н. Живой Толстой. Т. 5. С. 129–131,414—415.

12 Nordau М. Entartung. Vol. 2, pt 4. Berlin, 1892.

13 Осипов H.E. «Записки сумасшедшего», незаконченное произведение Л.Н. Толстого (к вопросу об эмоции боязни) // Психотерапия. 1913. № 3. С. 6–9.

14 Там же. С. 11–12.

15 Российский государственный архив литературы и искусства (РГА-ЛИ). Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 13. Л. 26.

16 РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 18. Л. 28. Психоаналитический диагноз Осипова выглядел «щадящим» по сравнению с «аффективной эпилепсией», которую приписывали Толстому другие патографы (см. ниже, гл. 6). Интересно, что Толстой читал и обсуждал с домашними статью психиатра А.А. Токарского «Страх смерти». См.: Толстая С.А. Дневники. М.: Худож. лит-ра, 1978. Т. 1. С. 363.

17 Письмо редактора журнала «Современные записки» В.А. Руднева М.П. Полосину от 21 октября 1927 г. // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 88.

18М.О. Вульф — Н.Е. Осипову, 1927 г. // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 44. Л. 2.

19 Толстой Л.Н. Война и мир. М.: Изд-во ACT, 2005. Кн. 2. С. 69.

20 Tolstoy’s Diaries / Ed. and trans. Christian R.F. London: HarperCollins, 1994. P. 6.

21 Ibid. P. 322.

22 Цит. по: Апостолов Н.Н. Живой Толстой. Т. 5. С. 466; Чернышевский, цит. по: Розанова С. Переписка. С. IX.

23 Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого. Т. 3. С. 13–14, 32–36.

24 Об отношениях Толстого с медициной существует огромная литература, написанная главным образом врачами. См., напр.: Гомон М.Л. Л.Н.

Толстой и Харьковское медицинское общество // Клиническая медицина. 1993. Т. 7. С. 174–179; Коструба Н.Н. Психиатрия в творчестве и жизни Л.Н. Толстого // Журнал невропатологии и психиатрии им. Корсакова. 1992. № 2. С. 110–115; Заблудовский П.Е., Кониус З.М. Лев Николаевич Толстой и вопросы медицинского дела // Клиническая медицина. 1985. Т. 63. С. 140–143; BasomA.M. Anna Karenina and Opiate Addiction // Pharmacy in History. 1994. Vol. 36. P. 132–140; Benezech M. La sonate a Kreutzer ou la jalousie homicide selon Tolstoi // Annales m6dico-psychologiques. 1994. № 5. P. 12–23; Hurst M.J., Hurst D.L. Tolstoy’s description of Tourette syndrome in «Anna Karenina» // Journal of Child Neurology. 1994. № 4. P. 366–367; Pike D. Vronsky’s teeth// Lancet. 1994. № 344. P. 1784; Sanford A.F. etal. Reading literary theory, reading Ivan Ilych: Old wine in new wineskins // Caduceus. 1994 № 3. P. 161–178.

25 Цит. no: Simmons E.J. Leo Tolstoy. London: John Lehmann, 1949. P. 719.

26 Berlin I. Russian Thinkers. P. 45.

27 Цит. по: Осипов H.E. Психотерапия в литературных произведениях Л.Н.Толстого. С. 17.

28 Осипов Н.Е. Толстой и медицина // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 14. Л. 42.

29 Там же. Л. 49.

30 Полосин М.П. Доктор медицины Н.Е. Осипов. Биографический очерк // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е. Осипова / Под ред. А.Л. Бема, Ф.Н. Досужкова и Н.О. Лосского. Прага, 1935. С. 10.

31 Автором был В.О. Португалов, народник и земский врач в 1870-е годы. См.: Пирумова Н.М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе до начала XX века. М.: Наука, 1986. С. 91–92.

32 См.: Там же. С. 92.

33 Эрисман, цит. по: Базанов В.А. Ф.Ф. Эрисман (1842–1915). Л.: Медицина, 1966. С. 139; Досужков Ф.Н. Николай Евграфович Осипов как психиатр // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 28.

34 Полосин М.П. Доктор медицины Н.Е. Осипов. С. 8–9.

35 Розенштейн Л.М. В.П. Сербский — классик Московской психиатрической школы (К 10-летию со дня смерти) // Московский государственный невро-психиатрический диспансер. Психогигиенические и неврологические исследования / Под ред. Л.М. Розенштейна. М.: Изд-во НКЗ РСФСР, 1928. С. 7–16.

36 См.: ГеришА.Г. П.Б. Ганнушкин. М.: Медицина, 1975. С. 26–28.

37 Полосин М.П. Доктор медицины Н.Е. Осипов. С. 9.

38 Осипов Н.Е. Корсаков и Сербский (первые профессора психиатрии Московского университета) // Московский университет. 1755–1930. Юбилейный сборник. Париж: Современные записки, 1930. С. 424.

39 Там же. С. 410. Об отклике Сербского на смерть Толстого см.: Розенштейн Л.М. В.П. Сербский — классик Московской психиатрической школы. С. 12. Хотя общее восхищение Корсаковым было искренним, его авторитет использовался для укрепления статуса московской школы психиатрии; см.: Brown J.V. Heroes and non-heroes: recurring themes in the historiography of Russian-Soviet psychiatry // Discovering the History of Psychiatry / Ed. M.S. Micale, R. Porter. New York and Oxford: Oxford U.P., 1994. P. 297–307.

40 Цит. по: Досужков Ф.Н. Николай Евграфович Осипов. С. 27.

41 Rickert Н. Kulturwissenschafl und Naturwissenschaft. Tiibingen: Mohr, 1921. P. 63.

42 Осипов Н.Е. Московский психиатрический кружок «Малые пятницы» // Журнал невропатологии. 1912. № 2/3. С. 465.

43 Там же. С. 460; Осипов Н.Е. Двуликость и единство медицины // Русский народный университет в Праге: Научные труды. Прага: Русский народный университет, 1929. С. 175–192.

44 Осипов Н.Е. Психотерапия в литературных произведениях Л.Н. Толстого. С. 5.

45 Осипов Н.Е. Неврастения // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е. Осипова. Прага, 1935. С. 106.

46 Сухотина-Толстая Т.Л. Воспомнинания. М.: Худож. лит-ра, 1976. С. 434–435.

47 Толстой Л.Н. О безумии // Полн. собр. соч. М.: Худож. лит-ра, 1936. Т. 38. С. 411; о чтении Толстым книг по психиатрии см.: Там же. С. 584–585; замечание сына Толстого см. в: Толстой С.Л. Очерки былого. С. 110.

48 См.: Brown J. V. The Professionalization of Russian Psychiatry. Ph.D. diss.: University of Pennsylvania, 1981. P. 255.

49 Имя врача — А.И. Алмазов; см.: Толстая С.А. Дневники. Ч. II. 1891–1897. М.: Сабашниковы, 1929. Примеч. 44 к с. 211.

50 Софья Андреевна жаловалась в своем дневнике: «Лева уехал в санитарную колонию Ограновича и не пишет ни слова!». Этой колонией была «гигиеническая лечебница для неврастеников Алеухово», основанная доктором Ограновичем в 1888 году близ Звенигорода. Кроме свежего воздуха и правильного питания, клиентам предлагали обтирания, ванны, массаж, гимнастику и электризацию. См.: Там же. С. 108 и примеч. 334 на с. 236.

51 Foucault М. Histoire de la folie a Page classique. Paris: Gallimard, 1972; Parry-Jones W.H. The Trade in Lunacy: A Study of Private Madhouses in England in the Eighteenth and Nineteenth Centuries. London: Routledge and Kegan Paul, 1972.

52 ЦГИАМ. Ф. 1. On. 1. Д. 3141. Л. 83.

53 Так, Корсаков, придя в 1871 году после окончания университета в городскую Преображенскую больницу, услышал от старого и уважаемого врача: «В университете ведь вас мало учили психиатрии; вы, вероятно, даже не знаете, как связывать» — и первым его уроком был урок связывания. См.: Эдельштейн А.О. Сергей Сергеевич Корсаков. М.: Медгиз, 1948. С. 5.

54 Статистику за 1886 год см. в: Дома умалишенных в империи. Приложение к Списку статей свода законов, сенатских указов и правительственных распоряжений, касающихся быта умалишенных в России. СПб.: Изд. Медицинского департамента МВД, 1886. Подсчет роста лечебниц к 1917 году производился мною по источнику: Щиголев И.И. История московских частных учреждений для душевнобольных: конец XIX — начало XX столетия // Социальная и клиническая психиатрия. 1992. № 4. С. 92–95. Статистику занятости врачей психиатров см. в: Довбня Е.Н., Розенштейн Л.М. Первый съезд Русского Союза психиатров и невропатологов // ЖНПК. 1911. № 5/6. С. 132.

55 Свидетельство о политической благонадежности Н.Е. Осипова // ЦГИАМ. Ф. 1. Оп. 2. Ед. хр. 3097. Л. 10.

56 Осипов Н.Е. Корсаков и Сербский.

57 Корсаков С.С. К вопросу об устройстве частных лечебниц // ЖНПК. 1901. № 1.С. 938–940.

58 Рот В.К. Общественное попечение о нервнобольных. Устройство общественных санаторий. Киев: Изд-во Кульженко, 1907. С. 5.

59 Б-р В. М. «Гамлет» Шекспира с врачебно-психологической точки зрения («Скорбный лист» его душевного состояния) // АП. 1987. Т. 30. № 2. С. 107.

60 Список статей свода законов, сенатских указов и правительственных распоряжений, касающихся быта умалишенных в России. СПб.: Изд. Медицинского департамента МВД, 1886.

61 Щиголев И. И. История московских частных учреждений для душевнобольных. С. 90–96.

62 Корсаков С.С. К вопросу об устройстве частных лечебниц. С. 944.

63 См., напр.: Яковлев А.А. Санатории для нервнобольных и их ближайшие задачи. М.: Кушнерев, 1902. С. 5.

64 Дрознес М.Я. Основы лечения нервных и душевнобольных в частных лечебницах. С приложением описания частной лечебницы для нервно- и душевнобольных доктора М.Я. Дрознеса в Одессе. Одесса, 1891.

65 ЦГИАМ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2989; Щиголев И.И. История московских частных учреждений для душевнобольных. С. 94.

66 Корсаков С.С. К вопросу об устройстве частных лечебниц. С. 947.

67 Дрознес М.Я. Частная лечебница (санатория) для нервных и душевнобольных доктора М.Я. Дрознеса в Одессе. Одесса, 1902. С. 11.

68 Яковлев А.А. Санатории для нервнобольных. С. 8; Рот В.К. Общественное попечение о нервнобольных. С. 5.

69 Ступин С.С. К вопросу о народных санаториях для нервно-больных // ЖНПК. 1904. № 3. С. 374; Хроника // Психиатрическая газета. 1916. № 21. С. 447.

70 Цит. по: Ступин С.С. К вопросу о народных санаториях для нервнобольных. С. 367.

71 Толстой Л.Н. Анна Каренина. М.: ОГИЗ, 1947. Т. 1. С. 158.

72 Толстой Л.Н. Война и мир. Кн. 2. С. 70–71.

73 Осипов Н.Е. Психотерапия в литературных произведениях Л.Н.Толсто го. С. 7.

74 Осипов Н.Е. Мысли и сомнения по поводу одного случая «дегенеративной психопатии» // Психотерапия. 1911. № 5. С. 189–215.

75 Реклама санатория «Крюково» // Современная психиатрия. 1909. № 1. Вторая сторона обложки.

76 Осипов Н.Е. О навязчивой улыбке // ЖНПК. 1912. № 4. С. 578; Он же. Неврастения. С. 106.

77 Ellenberger Н. The Discovery of the Unconscious. The History and Evolution of Dynamic Psychiatry. New York: Basic Books, 1970. P. 804.

78 Грейденберг B.C. Психологические основы нервно-психической терапии // Труды Первого съезда Русского союза психиатров и невропатологов. М.: Штаб Московского военного округа, 1914. С. 137; отзыв Бехтерева (1913 год) цит. по: Иванов Н.В. Возникновение и развитие отечественной психотерапии: Дисс… д-ра мед. наук. М., 1954. С. 307.

79 Осипов Н.Е. Беседа с Dubois // ЖНПК. 1910. № 5/6. С. 1781.

80 Фельцман О.Б. К вопросу о психоанализе и психотерапии // Современная психиатрия. 1909. № 1. С. 269.

81 Осипов Н.Е. Психотерапия в литературных произведениях Л.Н.Толсто го. С. 12.

82 Осипов Н.Е. О навязчивой улыбке //ЖНПК. 1912. № 4. С. 578; Грейденберг Б.С. Психологические основы нервно-психической терапии. С. 138.

83 Яроцкий А.И. Идеализм как физиологический фактор. Юрьев: Изд-во Маттисена, 1908. С. 29; Юрман НА. Рецензия на книгу К.Я. Гринберга «Вопрос о “нравственном помешательстве” в свете панидеалистической психологии совести» // Вопросы философии и психологии. 1916. № 1. С. 127.

84 Вырубов Н.А. Психотерапевтические взгляды С.С. Корсакова // Психотерапия. 1911. № 3. С. 4.

85 Овнаренко В.И. Первая волна российских психоаналитиков // Российский психоаналитический вестник. 1994. № 3/4. С. 32–38, и устное сообщение В.И. Овчаренко.

Досужков Ф.Н. Николай Евграфович Осипов как психиатр. С. 44.

87 Miller М.A. Freudian theory under the Bolsheviks’ rule // Slavic Review. 1985. V. 44. № 1/4. P. 625–646; Фрейд упоминал следующие статьи: Осипов Н.Е. Психология комплексов и ассоциативный эксперимент по работам Цюрихской клиники // ЖНПК. 1908. № 6. С. 1021–1074; Он же. Последние работы Freud’oBCKoft школы // ЖНПК. 1909. № 3/4. С. 586.

88 Осипов Н.Е. Беседа с Дюбуа. С. 1773.

89 См.: Иванов Н.В. Возникновение и развитие отечественной психотерапии. С. 248.

90 Осипов Н.Е. Еще о психоанализе // Психотерапия. 1910. № 4/5. С. 153–172; Он же. О «пансексуализме» Фрейда // ЖНПК. 1911. № 5/6. С. 749–760.

91 Дежерин Ж.-Ж., Гоклер Э. Функциональные проявления психоневрозов и их лечение психотерапией / Пер. В.П. Сербского. М.: Космос, 1912.

92 РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 3. Л. 69 (выделено Осиповым).

93 Осипов Н.Е. Еще о психоанализе // Психотерапия. 1910. № 4/5. С. 171.

94 Осипов Н.Е. О больной душе // ЖНПК. 1913. № 5/6. С. 657–673.

95 Осипов Н.Е. Анализ романа гр. Л.Н. Толстого «Семейное счастье» // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 19. Л. 17, 26.

96 Осипов Н.Е. Анализ повести гр. Л.Н. Толстого «Детство» // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 21. Л. 6, 9 (эта работа была опубликована на немецком языке как «Tolstois Kindheitserinnerungen. Ein Beitrag zur Freud Libidotheorie». Wein: Imago-Bucher, 1923).

97 Сербский, цит. no: Marti J. La psychanalyse en Russie et en Union Sovietique de 1909 a 1930 // Critique. 1976. № 346. P. 216–217; сообщение о намерении Осипова участвовать в конкурсе см. в: The Freuds/Jung Letters: The Correspondence between Sigmund Freud and C.G. Jung // Ed. W. McGuire. London: Hogarth Press and Routledge, 1974. P. 283

98 Полосин М.П. Доктор медицины Николай Евграфович Осипов. С. 12.

99 См.: Пивовар Е.И. и др. Российская эмиграция в Турции, Юго-восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). М.: РГГУ, 1994. С. 91–93.

100 См.: Серапионова Е.Р. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20—30-е годы). М.: Наука, 1995. С. 6.

101 См.: Постников С.П. Русские в Праге, 1918–1928. Прага: Изд. автора, 1928; Новиков М.М. От Москвы до Нью-Йорка: Моя жизнь в науке и политике. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1952.

102 См.: Fischer Е. Czechoslovakia // Psychoanalysis International: A Guide to Psychoanalysis throughout the World / Ed. P. Kutter. Stuttgart: Frommann, 1992. Vol. 1. P. 36.

103 Верещака С. Русский психиатрический кружок в Праге // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 55–57.

104 Цит. по: Серапионова Е.Р. Российская эмиграция в Чехословацкой Республике. С. 166.

105 Там же. С. 83.

106 См.: М.П. Полосин. Биографическая справка // Архив русской эмиграции при Московском культурном фонде.

107 См.: Ляцкий Е.А. Письмо к Осипову // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 47. Л. 1; Осипов Н.Е. Достоевский и психиатры // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 1.Л. 7.

108 Fischer Е. Czechoslovakia. Р. 39–41.

109 Библиография работ Н.Е. Осипова // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 60–64.

110 Ляцкий Е.А. Письмо к Осипову. Л. 1.

111 Осипов Н.Е. Новый подход к Достоевскому// РГАЛИ. Ф. 2299. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 14; БёмА.Л. Развертывание сна («Вечный муж» Достоевского) // Ученые записки, основанные Русской учебной коллегией в Праге. Прага, 1924. С. 45–59.

112 Бём А.Л. Письмо Осипову // РГАЛИ. Ф. 2299. On. 1. Ед. хр. 42. Л. 40.

113 Ginzburg С. Morelli, Freud and Sherlock Holmes: Clues and scientific method // History Workshop Journal. 1980. № 9. P. 5—36.

114 См.: Спекторский Евгений Васильевич // Философы России XIX–XX столетий: биографии, идеи, труды / Под ред. П.В. Алексеева и др. М.: Книга и бизнес, 1993. С. 173; Лосский И.О. История русской философии. М.: Изд. группа «Прогресс», 1994. С. 180–184.

115 Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М.: Республика, 1994. С. 46. Комментарий Лосского о Вышеславцеве см в кн.: Лосский И.О. История русской философии. С. 387. О Зеньковском см.: Там же. С. 422–425.

116 Лосский И.О. История русской философии. С. 257.

117 Fischer Е. Czechoslovakia. Р. 37. Переписка Осипова и Фрейда опубликована в приложении к книге: Miller М. Freud and the Bolsheviks: Psychoanalysis in Imperial Russia and the Soviet Union. New Haven and London: Yale University Press, 1998.

118 Лосский И.О. Доктор Н.Е. Осипов как философ // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 50.

119 Лосский И.О. История русской философии. С. 358.

120 Осипов Н.Е. Революция и сон // Русский народный университет в Праге. Научные труды. Прага, 1931. Т. 4. С. 201.

121 Фрейд 3. Письмо Вернеру Ахелису // Неудовлетворенность культурой. Аналитическое повествование. М., 1990. С. 158.

122 Осипов Н.Е. Жизнь и смерть // Жизнь и смерть: Сборник памяти доктора Н.Е.Осипова. Прага, 1935. С. 67–78.

123 Полосин М.П. Доктор медицины Н.Е. Осипов. С. 15.

124 Цит. по: Бирюков П.И. Биография Л.Н. Толстого. Т. 3. С. 68.

125 Осипов Н.Е. Жизнь и смерть. С. 78.