Аристократия

Аристократия

Были ли во Флоренции времен Данте, в период ее наибольшего демографического роста, социальные классы разграничены более четко, чем при его прадеде Каччагвиде? Если верить поэту, Флоренция во времена его прадеда отличалась исключительной этнической однородностью, богачи, столь же нетребовательные, как и бедняки, жили в полной гармонии со своими слугами (Рай, XV, 97 и след.). Он прославляет эту общность нравов и чувств:

Такой прекрасный, мирный быт граждан,

В гражданственном живущих единенье,

Такой приют отрадный был мне дан.

(Рай, XV, 130–132)

Что можно сказать об этом «прекрасном мирном быте», «гражданственном единении», изображенном неисправимым хвалителем былых времен (laudator temporis acti), каким был Данте? Ответ прост. Вся история Флоренции опровергает такое видение поэта, доказывая обратное: это было общество, полное контрастов, соответствующее классической схеме (те, кто молится, те, кто сражается, те, кто трудится), уходящей в глубь веков и применимой ко всему периоду западного Средневековья.

Историческая правда текста Данте проявляется лишь в детальном воссоздании аристократии — древней и новой. Каччагвида представляет нам почти исчерпывающий перечень знатных фамилий своего времени (середина XII века): те, которые канули в небытие (Уги, Кателлини, Филиппи, Гречи, Орманни, Альберики), которые занимали главенствующее положение (Саннелла, Арка, Сольданьери, Ардинги, Бостики, Равиньяни, Галли, Кьярамонти, Донати, Уберти, Ламберти, Висдомини, Тосинги, делла Преза, Галигаи, Пильи, Саккетти, Джуокки, Фифанти, Баруччи) и которые только начинали свое восхождение (Адимари, Капонзакки, Джуди, Инфангати и все потомки маркиза Уго, в том числе Джано делла Белла, инициатор принятия «Установлений справедливости»), Короче говоря, перед нами проходят все персонажи справочника «Кто есть кто» той эпохи.

В главном Данте прав. Флоренция его времени видела, как приходит в упадок старая землевладельческая аристократия и возвышается пополанство, занятое торговлей и производством. Поворотным моментом в ходе этой эволюции был 1293 год, принятие «Установлений справедливости». Тогда завершилась целая эпоха — история сельской землевладельческой аристократии, роль которой заметно уменьшилась еще в середине XIII века, когда во Флоренции приняли постановления, традиционно именуемые «Первой народной конституцией». Однако смертельный удар по ней нанес Джано делла Белла своими «Установлениями справедливости». Данте не выказывает ни малейшей симпатии ни к «Установлениям», ни к их инициатору, которого порицает за связь с народом и считает предателем (род делла Белла принадлежал к старинной аристократии; Рай, XVI, 131–132). После принятия «Установлений справедливости» аристократия практически была лишена своих традиционных привилегий. Отныне гранды не только не подлежали суду равных, но и в силу самой принадлежности к грандам (или магнатам) к ним применялись более тяжелые наказания, чем те, что были предусмотрены за такое же правонарушение для пополанов (горожан). Что касается политической власти, то аристократия полностью лишилась ее: принадлежность к одной из ремесленных корпораций становится обязательным условием для участия в делах государства (правда, чтобы выполнить это условие, достаточно было формально вступить в цех). Именно поэтому Данте записался в цех врачей и аптекарей, хотя он не был ни тем, ни другим. Еще более чувствительным для родовой аристократии было лишение ее наиболее древней, исконной привилегии — военной власти, основы ее господства над обеспеченными горожанами и простым народом. Когда-то знать объединялась в «военные сообщества» (societates militum) и в «сообщества башен» (societates turrium), включавшие в себя представителей одного и того же семейного клана (или консортерии). Они имели возможность устанавливать свои порядки в городе, сводить друг с другом счеты в ходе настоящих уличных боев или нападая на конкретных людей (самый известный пример, о котором уже говорилось, — убийство в 1215 году юного Буондельмонте да Буондельмонти). Правда, консортерии продолжали существовать. Они объединяли членов одного и того же феодального семейства на основе совместного землевладения. Перенесенные внутрь города, они состояли из тех, кто, связанный друг с другом узами кровного родства или брачного альянса, выражал это родство или союз в материальной форме, возводя дома-башни (case-torri), и сплачивал одних против других. До принятия в 1250 году закона, ограничившего высоту домов-башен 29 метрами, эти сооружения возвышались порой на 75 метров! Хотя закон лишил дома-башни существенной доли их значения как оборонительных объектов, он не подорвал сплоченности консортерии как семейной группы. Неписаная, но нерушимая древняя заповедь солидарности была даже узаконена: «Установления справедливости» вменили консортерии в обязанность коллективную ответственность за совершенные ее членами правонарушения.

Сколько же было этих аристократов, могущественных, но поставленных под контроль городской коммуны? В 1338 году насчитывалось, по данным хроники Джованни Виллани, около 1500 глав семейств, что дает, вместе с женами и детьми, от пяти до шести тысяч человек, при общей численности населения города 100 тысяч человек. Среди самых древних консортерий, названных Данте (Рай, XVI, 46 и след.), две наиболее могущественные состояли из десятков и даже сотен человек, учитывая, как обычно для той эпохи, слуг, дальних родственников и свойственников. Так, Висдомини в 1323 году представляли собой консортерию из тридцати пяти семей, а Тосинги — из тридцати девяти. Относящийся к тому же году официальный документ о консортерии Висдомини находит в ее составе 94 представителя мужского пола и отмечает наличие у нее значительной собственности.

Знать, сколь бы многочисленна и состоятельна она ни была, утратила политическое значение, но еще долго не оставляла надежды на реванш. В 1301 году судьба дала ей шанс — Корсо Донати. Типичный представитель родовой аристократии, необузданный, воинственный, властный и самоуверенный, Корсо не смирился с политическим унижением, которым для него и людей его круга были «Установления справедливости». Кроме всего прочего, он был не намерен безропотно терпеть то, что в республике торгашей ни в грош не ставили немалые услуги, оказанные им и другими аристократами на полях сражений, где решалась судьба Флоренции (особенно в 1289 году на Кампальдино, где он сыграл решающую роль).

Ввязавшись в кровавые распри между белыми и черными гвельфами, он после поражения черных гвельфов в 1300 году оказался среди изгнанных из Флоренции. Данте занимал тогда должность приора. Позднее, в ноябре 1301 года, когда помощь папы Бонифация VIII и французского принца Карла Валуа позволила его группировке прийти к власти, Корсо возглавил черных гвельфов и в течение недели осуществлял террор против белых гвельфов. Но этот жестокий и мстительный человек столкнулся с еще более жестокими и мстительными людьми, чем он сам. Начались преследования, длившиеся годами, но в 1308 году наступила развязка. Гонения со стороны его бывших союзников, ставших врагами, вынудили его спасаться бегством. Не сумев уйти от погони, не в силах снести унижение и не дожидаясь жестоких пыток, он бросился с лошади, чтобы умереть. О трагической судьбе Корсо Донати поведал Данте, живописно изобразив, как волочилось по земле привязанное к хвосту лошади тело (Чистилище, XXIV, 82–87).

Из всех привилегий родовой знати («дворянства шпаги») не осталось ни одной, которая не лишилась бы прежнего блеска — все прерогативы перешли в руки буржуазии. Что стало, например, с древней привилегией посвящения в рыцари, о которой с нескрываемой гордостью вспоминал Каччагвида, прадед Данте, рассказывая, что рыцарское достоинство было пожаловано ему самим императором Конрадом III во время Второго крестового похода (1146–1148) (Рай, XV, 139–141). Во времена Данте эта некогда исключительная привилегия родовой знати становится достоянием нуворишей, представителей торговой буржуазии. Позднее войдет в обычай жаловать ее каждому, кого разбирала охота носить титул dominus, мантию, отороченную беличьим мехом, золотые шпоры, шпагу с серебряным эфесом и пользоваться правом быть изображенным верхом на коне в церкви, где этот самый dominus обретал вечное упокоение.

Хотя, ради некоего уважения к иерархии, различали четыре разновидности рыцарей (рыцари из знати имели некоторое предпочтение перед рыцарями коммуны), Республика в конце концов дошла до того, что титул покупался шутами и жонглерами. Государство торговцев и банкиров столь бережно хранило ностальгические воспоминания о феодальных порядках, что в 1378 году, в самый разгар восстания чомпи, флорентийского пролетариата,[76] на площади перед Дворцом синьории состоялось коллективное посвящение более шестидесяти человек в рыцари коммуны,[77] среди которых были поденные рабочие и мелкие ремесленники.

«В ходе этой эволюции рыцарство итальянских коммун лишилось всех изначально присущих ему свойств; оно потеряло свое юридическое и моральное значение, лишилось своего аристократического и военного характера».[78] Не за горами время, когда новоявленные рыцари станут предметом насмешек, как, например, в «Декамероне» Боккаччо или, в еще большей мере, в «Трехстах новеллах» Франко Саккетти (конец XIV века). Данте, заставший деградацию рыцарства, вспоминал героев классической античности (Парис, Ахилл) или рыцарских романов (Тристан), но имел в виду «дам и кавалеров былых времен» (Ад, V, 71).