Культ и проповедь[173]

Культ и проповедь[173]

Флорентийцы, похоже, не слишком прилежно посещали воскресную мессу (в принципе, обязательную для добрых прихожан), хотя женщины по будням присутствовали на утреннем богослужении. Впрочем, мессу можно было заказать, уплатив всего несколько динаров для поминовения усопших и за собственное здравие. Однако бывали настолько важные службы, что верующие до отказа наполняли не только церковь, но и прилегающие к ней улицы. Так было по случаю перенесения во Флоренцию мощей святого Дзаноби в январе 1301 года, когда торжества продолжались целых десять дней. Этому не следует удивляться: с XI века в обязанность христиан было вменено присутствие на мессе с начала до конца; обязательным было и причащение на Пасху — требование, введенное Латеранским собором 1215 года. Ослушникам грозило отлучение от церкви, влекущее за собой запрет на погребение в освященной земле. Флорентийцы, однако, пренебрегали этими обязанностями. Предоставив женам и детям ежедневно славить Господа, они появлялись в церкви изредка, обычно по воскресеньям. Исключениями были Пасха, День святого Иоанна Крестителя и торжественные церемонии, в которых священное состязалось с мирским: въезд в город прелата или празднества по случаю победы.

В повседневной жизни на верующих возлагаются только две обязанности: воздержание от мяса по пятницам и соблюдение сорокадневного поста. Что касается молитвы, то она лишь рекомендуется. Короче говоря, религиозная жизнь Флоренции времен Данте знала два апогея: Пасху и День святого Иоанна Крестителя, но зато уж праздновались они со всеми надлежащими церемониями, долго и пышно. Повседневность отмечена некоторым безразличием к религии. Такова особенность Флоренции, неизменная на протяжении веков, хотя флорентийцы способны к мистической экзальтации, которая воспламенит Савонаролу в конце XV века. Но исключение лишь подтверждает правило.

Культ отражает это безразличие. От его древних форм не остается ничего, кроме нескольких проявлений, особенно на Святой неделе. В пятницу клир и верные преклоняли колена и целовали распятие, поставленное на коврике перед главным алтарем; в субботу свечу, зажженную в храме Санта-Мария Сопра Порта, приносили в сопровождении большой процессии в Баптистерий, затем, после благословения, переносили в храм Санта Репарата, колокола которого после мессы начинали перезвон.

Зато проповеди[174] в рассматриваемую эпоху стали придавать особое значение. Прежде она являлась прерогативой епископа, который, однако, брал слово лишь в редких случаях (Пасха, Майский праздник, праздник святого Дзаноби, являвшегося, наряду со святой Репаратой, покровителем Флоренции). Что касается каноников, то они были обязаны читать проповедь тридцать два раза в год, в частности во время Рождественского и Великого постов.

С 1250 года проповеди произносят регулярно и часто. Проповедь была доверена доминиканцам и в меньшей мере францисканцам. Была ли проповедь исполнена благочестия? Если верить Боккаччо, «проповеди монахов в наши дни чаще всего изобилуют остротами, пустой болтовней и всяческой ерундой» (Декамерон, заключение). Мне возразят, что Боккаччо отнюдь не беспристрастен в вопросах религии. Однако Данте не менее суров. Он произносит те же слова, что и Боккаччо:

Теперь в церквах лишь на остроты падки

Да на ужимки; если громок смех,

То куколь пыжится, и все в порядке.

(Рай, XXIX, 115–117)

Впрочем, мы знаем, что даже лучшие, наиболее благочестивые проповедники, чтобы понравиться публике, не стеснялись щеголять показным, заимствованным знанием (за это их и упрекает Данте). Они разглагольствовали, например, об астрологии, о переселении душ, о языческой мифологии, или, как нередко случалось, о дожде и о погоде. Немало в проповеди «красивостей»: фамильярных сравнений, острот, намеков на известных лиц или события городской жизни.

Важно отметить разницу в проповедях доминиканцев и францисканцев. Доминиканцы, подготовленные лучше, специально обученные, строго держались правил композиции и следовали типовому плану: тема (thema), введение (introductio), изложение по пунктам (divisio), иногда также вводные разъяснения к предмету изложения (prothema) и дробная разбивка материала (subdivisio). Францисканцы, верные духу учителя, говорили совершенно свободно, предаваясь вольной импровизации и не стесняясь, дабы тронуть сердца смиренных слушателей, вместо введения предаться шутовству и юродству, рискуя предстать чудаками в глазах разумных, здравомыслящих людей: пример был подан самим Франциском Ассизским.

Не стесненная жесткими рамками риторического периода, проповедь лилась совершенно свободно, изобилуя безыскусными притчами, поражая воображение простолюдина примерами чудесного и назидательного. Всеми этими приемами умело пользовался один из самых знаменитых проповедников брат Ремиджио Джиролами, возможность слушать которого была у Данте. Настоятель и преподаватель монастыря Санта-Мария Новелла, ученик и друг святого Фомы Аквинского, восприимчивый к различным наукам, философ, историк, поэт, Ремиджио умер в 1319 году в возрасте 84 лет, окруженный всеобщим уважением. Но, может быть, именно чрезмерная тяга к знаниям, риторическим приемам, лести, расточаемой в адрес высокопоставленных персон, и навлекла на проповедника критические упреки Данте. Зато у последнего не было возможности послушать преемника Ремиджио, доминиканца Джордано да Ривальто (1260–1311), проповедовавшего во Флоренции в 1303, 1304, 1305 и 1309 годах. Его ценили за эрудицию (он знал древнееврейский и немного древнегреческий язык), начитанность в латинской и древнегреческой литературе, умение овладеть аудиторией благодаря ученому, но вместе с тем и понятному стилю изложения. В своих проповедях он обличал роскошь и распутство, порицал ростовщичество и страсть к наживе, превозносил великие достоинства бедняков…[175] О нем можно сказать, что «даже если бы оказались утраченными все прочие исторические и культурные документы […], в боговдохновенных речах брата Джордано мы нашли бы исчерпывающую картину общества конца XIV века».[176]