Одежда

Одежда

Данте, предаваясь воспоминаниям о «добрых старых временах», оставил незатейливый рассказ о том, как одевались обитатели Флоренции:

Флоренция, меж древних стен, бессменно

Ей подающих время терц и нон,

Жила спокойно, скромно и смиренно.

Не знала ни цепочек, ни корон,

Ни юбок с вышивкой, и поясочки

Не затмевали тех, кто обряжен…

На Беллинчоне Берти пояс был

Ременный с костью…

На Нерли и на Веккьо красовалась

Простая кожа, без затей гола…

(Рай, XV, 97-116)

Текст Данте не нуждается в комментариях, он хорошо показывает простые нравы древней Флоренции, которым поэт противопоставляет нравы тех времен, в кои довелось жить ему, — после произошедшего незадолго до его рождения, в середине XIII века, великого исторического переворота в обычаях города. Что сказал бы Данте, проживи он достаточно долго, чтобы увидеть второй переворот 40-х годов XIV века, когда Готье де Бриенн, герцог Афинский, занес во Флоренцию французские обычаи и моду? В этом отношении бесценны свидетельства хрониста Джованни Виллани, подтверждающие суждения Данте: «Во времена Первой народной конституции (1250 год) и еще долгое время спустя граждане Флоренции, мужчины и женщины, одевались в грубый драп и носили кожаную одежду, не подбитую мехом, надевая на голову простой колпак, а на ноги — сандалии. И женщины носили простую, лишенную украшений обувь; наиболее обеспеченные из них надевали очень узкие юбки из плотного драпа ярко-красного цвета с поясом на старинный манер, манто, подбитое беличьим мехом, с капюшоном на голове; женщины победнее довольствовались грубым зеленым драпом из Камбрэ».

Этой простоте он противопоставляет вычурные моды, пришедшие из Франции вместе с герцогом Афинским.

Несколько упрощая, скажем, что во времена Данте мужчины носят своего рода длинную рубашку (gonnella), доходящую до лодыжек, свободно ниспадающую или же перетянутую на талии поясом. На эту рубашку с узкими рукавами надевают нечто вроде кафтана (guarnacca, guamaccia или gamurra), шелкового для лета и шерстяного для зимы, с отворотами спереди и широкими рукавами, часто (у богачей всегда) подбитого мехом. Поверх рубашки, а иногда и поверх кафтана — манто, простое или подбитое мехом, знаменитое lucco, столь типичное для флорентийской моды, с остроконечным капюшоном, которое иногда заменяется по старинной моде хламидой. Если бедняки довольствовались грубой тканью, то богачи добывали тонкие сукна ярких расцветок, пестрые и полосатые, служившие внешним признаком социальных или профессиональных различий. Судьи и нотариусы носили красный драп, а рыцари — ярко-красный (пунцовый), иногда подбитый беличьим мехом. Однако те и другие надевали на ноги шоссы (calze), доходившие до середины бедер, с пришитыми к ним кожаными подошвами. Зимой носили сапоги (stivali) или кожаные башмаки (calzari), иногда с деревянной подошвой, украшенные или простые, как рассказывается в стихах Данте; их привозили из Франции или изготовляли во Флоренции. Бедняки надевали на босу ногу простые сабо (zoccoli). Их голени оставались открытыми, поскольку, за отсутствием манто, короткие рубашки едва прикрывали бедра.

Флорентийские бедняки чаще всего ходили с непокрытой головой. Обеспеченные горожане и знать носили своего рода фригийский колпак, верхушка которого свешивалась набок, или тюрбан, хвост которого свисал до плеч или даже еще ниже (в более поздние времена он почти касался земли), или же, в дождливые и снежные дни, капюшон своего манто. Обычай требовал брить бороду (но борода не была редкостью) и коротко стричь волосы. Тем не менее модники отращивали длинные бороды и волосы.

Верхом элегантности в мужском костюме считались вышеупомянутые шоссы, особенно рельефно подчеркивавшие атрибуты мужского достоинства, — мода, распространившаяся в эпоху Ренессанса и вызывавшая гневные выступления проповедников.

Женская одежда не отличалась существенно от мужской. Богатые и бедные надевали нечто вроде юбки (sottana или socca), доходившей почти до земли. Сверху носили платье (gonnella или gamurra), цельно сшитое или застегивавшееся спереди, более или менее декольтированное, также доходившее почти до земли, шелковое летом и шерстяное зимой. Кафтан (guarnacca или guarnaccia), подобный мужскому, но только более тесный, пригнанный по фигуре, надевали по погоде — то без рукавов, то на меху. В холодное время года носили манто (mantello), подбитое мехом, которое самые закаленные надевали прямо на платье. Дома ходили в одном платье (иногда называвшееся guarnello), более коротком или открытом спереди, с пуговицами по всей его длине.[12]

Детали женского наряда многочисленны и живописны. В первую очередь привлекает внимание декольте, столь глубокое, что, по утверждению Данте, оставляет обнаженной грудь[13] — очевидное преувеличение; однако справедливо то, что декольте особенно привлекало к себе внимание благодаря полукруглому вырезу, позволяющему видеть подмышки. За неимением настоящего бюстгальтера используются подушечки и корсет, придающие груди голубиную форму. Но право быть особенно экстравагантными предоставлено головным уборам. Если женщины из бедных семей довольствуются накрахмаленными полотняными повязками, белыми у замужних и черными у вдов, то зажиточные бюргерши носят весьма пышные тюрбаны. Щеголихи ввели моду на высокие остроконечные шляпы (infule), украшенные длинной шелковой вуалью. Писком моды были длинные шлейфы (strascico) манто, длину которых специальный закон против роскоши ограничит одним метром! Каблуки у модниц столь высоки, а подошвы толсты, что проповедники высмеивают женщин, точно взобравшихся на ходули. В оправдание модниц напомним, что на улицах была непролазная грязь, а посреди мостовой едва ли не постоянно текли помои.

Больше всего заботятся о лице и волосах. В то время как Данте прославляет женщин «старого доброго времени», не знавших румян, его современницы макияжем не пренебрегают. Давно миновали времена, когда их удовлетворял крем, изготовленный из животного жира, смешанного с соком лимонной мяты. Вот несколько рецептов, относящихся к концу XVI века, но, вероятнее всего, более древних, чем текст:

«Для удаления пятен на лице: пять кусочков хлебного мякиша размачивать в течение пяти часов в пяти бокалах молока, после чего смесь поместить в перегонный аппарат; водой, полученной от перегонки и с добавлением небольшого количества буры, вымыть лицо и, не вытирая, дать ему просохнуть».

«Для удаления волос, чтобы они больше не росли: в негашеную известь добавить пять частей воды и оставить на три дня. Как только смесь высохнет, добавить в нее шесть частей воды и одну часть мышьяка и выставить на солнце. Попробуйте полученное средство и слегка разбавьте его водой, если оно получилось слишком сильным, или добавьте извести, если оно покажется слишком слабым».[14]

Волосы, пожалуй, требовали большей, чем лицо, заботы. Их мыли раз в неделю (по субботам, которые целиком или почти целиком посвящали уходу за телом и еженедельному отдыху, о чем можно судить, в частности, по «Декамерону» Боккаччо), тщательно расчесывали тонкими гребнями из слоновой кости, которые везли из Франции. Затем им придавали модный тогда цвет — светло-золотистый. Для этого волосы часами держали на солнце, надев на голову соломенную шляпу с удаленной тульей. Чтобы добиться лучшего результата, использовали специальное средство, изготовленное по следующему рецепту: «Розовый мед перегоняется в перегонном аппарате на медленном огне. Водой, полученной от перегонки, мыть лицо, а оставшейся массой золотистого цвета намазать волосы, предварительно вымытые и тщательно высушенные».

Не пренебрегали и пилингом — очищением кожи с помощью деревянной или стеклянной лопатки — работа, выполнявшаяся профессионалом, которого специально приглашали на дом. По канонам красоты требовались высокий лоб, очень тонкие высоко посаженные и выгнутые углом брови, белый, как лебединые перья, цвет кожи, золотисто-светлые волосы, пирамидой уложенные на макушке и поддерживавшиеся специальной сеткой для волос; использовались также накладные волосы со светлой косой.

А драгоценности? Несмотря на законы против роскоши, украшения были многочисленны и изысканны: кольца, браслеты, колье, диадемы, пояса, инкрустированные драгоценными камнями и жемчугом, — все тонкой работы в соответствии с ремесленными традициями, составлявшими — и составляющими до сих пор — славу флорентийских золотых дел мастеров. Попытки обуздать с помощью законов против роскоши любителей дорогого удовольствия были тщетны. В 1330 году даже ввели должность муниципального чиновника, в сопровождении нотариуса ходившего по улицам в поисках нарушителей, модников-расточителей. Но не было предела находчивости флорентийцев, всякий раз дурачивших несчастного муниципала. Франко Саккетти, новеллист конца XIV века, оставил нам весьма забавные истории о неприятностях, постигавших не в меру усердного исполнителя постановлений. Увидев женщину, нарядившуюся в меха горностая, ношение которых было исключительной привилегией судей и нотариусов, он решил составить протокол. Нотариус уже взялся было за перо, как женщина остановила его со словами: «Ничего не пишите, ведь это не горностай, a lattizzi». — «А что такое lattizzo?» — спросил нотариус, не знавший смысла слова и обозначаемой им вещи. «Это баран», — ответила хитрая бестия.[15] Онемевший от удивления нотариус был полностью обезоружен столь необычной логикой. Хотя во времена Данте мода оставалась весьма незатейлива, тем не менее она уже становилась более изысканной: поэт возмущался «цепочками, венцами, поясами, дороже той, что их носила».[16] Судьба уберегла его от лицезрения безумств моды последующих десятилетий.