О методе
О методе
Итак, несколько слов предуведомления…
Специалисты и дилетанты – шекспироведы, литературоведы, писатели, режиссеры, психологи – бесконечно спорят, о чем же написан «Гамлет» Шекспиром. Все они ссылаются на текст трагедии и, толкуя его, доказывают (порой с неоспоримой убедительностью и блестяще аргументируя свою позицию) вещи, зачастую взаимоисключающие друг друга. И кажется, что ничего нового уже нельзя открыть в этой замечательной пьесе, что все уже открыто, все было, все сказано… Сказано так много, что под грудой слов и мыслей почти не видно самой пьесы.
Действительно, самое сложное во всяком широко известном классическом произведении оказывается не в самом этом произведении и не в тех глубинах, которые создал его автор (порой и не подозревавший, что он создает нечто сверхглубокое и философски значительное), а в тех традициях, догмах и представлениях, мешающих непосредственному восприятию, борьба с которыми становится неизбежным бременем для исследователя, стремящегося непредвзято подойти к произведению искусства и искренне понять замысел его создателя. И чем больше мы вчитываемся в текст, тем большее количество дополнительных – научных и художественных – привнесенных ассоциаций заслоняет от нас суть произведения, его первозданную красоту и непосредственность. «Гамлет» в этом смысле оказывается едва ли не самым «исследованным», а стало быть, и затуманенным комментариями, произведением мировой литературы.
Как же расчистить свое сознание и освободить чувство от груза этих бесчисленных напластований, как пробиться к авторскому письму, подобно тому, как реставратор снимает с древней фрески слои позднейшей записи? – Выход здесь один: попробовать поставить себя на точку зрения писателя и как бы вместе с ним прожить рассказанную им историю.
Нет надобности без особых на то причин вспоминать здесь свидетельства авторских перевоплощений писателей в образы их героев в момент создания произведения. Флобер, Пушкин, Толстой – все они могут помочь нам подтвердить факт этого удивительного феномена перевоплощения писателя в персонаж в момент творческого озарения. A раз писатель каким-то образом становится актером (а к Шекспиру это может быть отнесено особенно, ведь он сам был актером, писал для актеров), то можно предположить, что перевоплотившись в героев трагедии, взглянув на мир ее не с поверхности текста, не с уровня «слов», а изнутри, с позиции проживания действия, – мы можем приблизиться к тому чувству, что было испытано когда-то Шекспиром, а стало быть, и постичь истинный сюжет трагедии, истинное ее содержание. Такой «чувственный» анализ зиждется, на первый взгляд, на весьма зыбкой почве субъективизма и эмпирики. Но на самом деле он оказывается гораздо объективнее, чем какое-либо текстологическое исследование, способное как угодно повернуть и даже перевернуть смысл слов, фраз, всей структуры произведения.
Да и что такое слово? – Оно лишь материальная оболочка, за которой скорее скрывается (а не выявляется) смысл действий, поступков, целей и мотивов персонажей. Чтобы понять содержание, есть только один способ: «забыть» о словах, уйти от их видимой и примитивной кажимости смысла и рассмотреть пьесу в действии, пользуясь методом действенного анализа именно так, как этим методом в режиссуре пользовались Станиславский, Кнебель, Эфрос... И только потом, поняв действенно-мотивационную структуру вещи, можно вновь вернуться к тексту, к «словам», которые заиграют для нас новыми, доселе неведомыми красками, и откроют, наконец, свой подлинный смысл. Итак, не от текста к действию, а наоборот: от действия, от конфликта, от ситуации – к тексту! Только такой путь позволит нам непосредственно, без шор чужих трактовок и представлений, взглянуть на пьесу и понять ее.
Конечно, и здесь нет никакой гарантии, что мы обретем, наконец, знание желанной истины. Истина, как призрак, манит нас и грозит в любой момент ускользнуть. Но почему бы не попробовать поймать этот призрак, если нам кажется, что найден способ, позволяющий это сделать? При этом мы ни в какой мере не собираемся полностью отождествлять свое сознание с сознанием Шекспира: многое в его творчестве сегодня нам столь исторически чуждо, что не видеть это, не совершая над собой насилия, – просто невозможно. Мы будем пытаться, как это делалось при постановке спектакля, сцена за сценой восстанавливать ситуации, созданные Шекспиром, и пробовать осмысливать их, стремясь постичь мотивы, движущие героями.
Пусть наша попытка – всего лишь очередная погоня за призраком. Вперед, в погоню! Ибо, вероятно, в жизни важен не достигнутый результат, а борьба за его достижение. Результат – миг, погоня за ним – вся жизнь. Призрак манит нас.
Bсe манит он. Дорогу, господа!
Я в духов превращу вас, только троньте!
Прочь, сказано! – Иди. Я за тобой.