В.В. Руднев Шотландцы
В.В. Руднев
Шотландцы
Брак как одно из социальных явлений исторически тесно связан с образом жизни общества: с экономической, культурной, конфессиональной и демографической ситуацией. Рассматривая формы заключения брака у шотландцев, следует прежде всего обратиться к сложной исторической судьбе этого народа, населяющего север Великобритании и прилегающие острова.
На протяжении веков в формировании шотландской этнической общности, основу которой составляли кельтские племена, участвовали различные по происхождению этносы. Значительное влияние на язык и культуру шотландцев оказали англосаксонские переселенцы. Шотландский язык, включающий элементы англосаксонского (один из северогерманских диалектов) и кельтского (гэльского) языков, относится к германской группе индоевропейской языковой семьи; с XIV по XVIII в. он являлся государственным языком Шотландии.
Кельтский язык вместе с остатками традиционной культуры кельтов сохранился у гэлов — родственной по происхождению шотландцам этнической группы, населяющей северо-запад Шотландии, горный Хайленд. Север Шотландии испытал значительное влияние норвежской культуры. Замкнутость мелких изолированных общин Хайленда, сохранение патриархально-родового строя, долго сосуществовавшего с феодальными порядками, языковое и культурное своеобразие гэлов обусловили — на протяжении веков — их культурную обособленность от шотландцев Лоуленда, равнинной части Южной Шотландии, уже в XVI в. развитой в промышленном отношении. С середины XVI в. в католической Шотландии начинает распространяться протестантизм в виде пресвитерианства. В 1560 г. шотландский парламент принял закон о признании пресвитерианства государственной религией Шотландии. Новая церковь активно воздействовала на жизнь народа: гонениям пуританского духовенства подверглись обычаи и обряды шотландцев.
XVIII век ознаменовался значительными изменениями в жизни шотландского общества. Начало этому процессу положила англо-шотландская уния 1707 г., объединившая две страны в одно государство. Парламент страны был распущен, но сохранялась национальная церковь Шотландии, система образования (приходские школы находились под контролем пресвитерианской церкви), суд и некоторые законы. За вождями кланов Хайленда было оставлено право иметь свой двор и вооруженные отряды. Недовольство народа унией с Англией послужило причиной ряда восстаний — 1708 г., 1715 г., 1719 г. и др., которые были подавлены английскими войсками. После разгрома крупного восстания 1745 г., в котором участвовали кланы Хайленда, парламентским актом от 1747 г. клановая система была разрушена, многие вожди кланов казнены, а сами кланы выселены с их родовых земель; гэлам запретили носить традиционное платье, играть на волынке; началось гонение на кельтский (гэльский) язык.
Большие изменения, связанные с промышленным переворотом в Великобритании, произошли в XVIII–XIX вв. в экономике Шотландии. Достигли высокого уровня развития традиционные отрасли промышленности: угольная, текстильная, металлургическая, кораблестроительная.
Быстро индустриализировалась Южная Шотландия, Лоуленд. Расширялась внутренняя торговля. В сельской местности мелких фермеров сгоняли с их участков, превращая поля в пастбища для овец. Шел процесс «огораживания», или «очистки», как он назывался в Шотландии. Шерсть необходима была текстильной промышленности, и в результате «очисток» в 1771–1806 гг. около 30 тыс. фермеров Хайленда остались без земли.
Массовые миграции охватили в XVIII–XIX вв. все население Шотландии. Только из Хайленда во второй половине XVIII в. в Америку эмигрировали 40 тыс. гэлов, еще большее их число направилось в промышленные центры Шотландии. Население индустриального Лоуленда возросло со 147 тыс. человек в 1801 г. до 1 млн 330 тыс. в 1901 г. Массовой стала эмиграция шотландцев в Новый Свет, Южную Африку, Австралию, Океанию. Между 1825 и 1838 гг. Шотландию покинули 2 млн 332 тыс. шотландцев. Ускоренное развитие капитализма в Шотландии сопровождалось вытеснением мелких крестьян-арендаторов из сельскохозяйственного производства, разорением городских ремесленников и, следовательно, численным ростом свободной рабочей силы.
Рост численности рабочего класса, активизация внутренних миграционных процессов, широкое распространение английского языка — черты, отличающие жизнь шотландского общества XIX в. Эти факторы повлияли на механизм межпоколенной передачи элементов традиционной культуры, в частности на семейно-бытовую сферу. Наметилась диспропорция в демографической ситуации среди молодежи. Так, среди молодых людей в возрасте 25–29 лет в Хайленде в середине XIX в. на 100 женщин приходилось лишь 76 мужчин, а на севере Шотландии и еще меньше. В то же время в индустриальном Лоуленде мужская часть населения количественно преобладала над женской. Районы текстильных мануфактур стали центрами сосредоточения женского населения, а в центрах тяжелой промышленности, кораблестроения доминировали мужчины.{405}
Хотя о бракосочетаниях, проводившихся в шотландском селении Гретна Грин, в силу их своеобразия широко было известно в Европе, о чем свидетельствует и русская пресса XIX в.,{406} в целом брак и свадебные обычаи у шотландцев XIX в. освещены в этнографической литературе слабо. Особую ценность представляет капитальный трехтомный труд по истории брака Э. Вестермарка, в котором использован и шотландский материал. Фрагментарность освещения темы этнографами, сложность социально-культурных процессов в шотландском обществе XIX в. предопределяют трудность рассмотрения вопроса в этнографическом аспекте, мозаичность исследования, необходимость обращения к описаниям более раннего периода, к работам по истории пресвитерианской церкви Шотландии (К. Бойд), к воспоминаниям очевидцев.{407} Это обусловливает неравномерность освещения отдельных сюжетов.
Представления о благополучии жизни у шотландцев исторически связывались с домашним очагом, семьей и хорошим урожаем. Христианская святая Бригита унаследовала имя древней богини огня и плодородия в кельтской мифологии и приняла на себя ее функции: покровительствовать бракам, помогать женщинам при родах, заботиться об очаге.{408}
В шотландском обществе XIX в. преобладали простые семьи. Создавая семью, молодые чаще всего отделялись от родителей. Нередки были многодетные семьи. Традиция заключать браки по старшинству в шотландской семье подкреплялась «наказанием» для нарушивших ее. Так, на свадьбе у младшей сестры, старшая, не вышедшая до тех пор замуж, обязательно должна была надеть зеленые подвязки, которые ей давала невеста. Молодой человек, снявший зеленую подвязку у старшей сестры невесты, согласно обычаю, становился ее мужем. В горном Файфе зеленые подвязки тайно прикалывали к одежде старших холостых братьев или сестер невесты; позже, когда обнаруживалось это, подвязки завязывали на левой руке и «провинившиеся» носили их остальную часть вечера. В многодетных семьях браки следовали один за другим, чему способствовал и юридически узаконенный низкий возрастной ценз для вступающих в (14 лет для мужчин и 12 лет для женщин).{409} Конечно, конкретная демографическая ситуация, экономическое положение населения, другие факторы корректировали возраст вступавших в брак. Согласно статистике, высоким процентом брачности отличались жители промышленного Лоуленда в возрасте 20–24 лет, здесь он в 1871 г. составлял 18 % среди мужчин и 33,3 % среди женщин. В Хайленде в тот же период эти показатели были соответственно равны 4,7 % среди мужчин и 13,5 среди женщин.{410}
Вступление в брак, создание собственной семьи избавляло шотландскую женщину от незавидной участи старой девы, коротавшей свой век в семье старшего брата, если его жена не возражала предоставить ей кров. О том, что браку придавалось серьезное значение, свидетельствуют многочисленные гадания девушек о замужестве. Чаще всего о предстоящем браке гадали по кольцу. В Абердиншире и на северо-востоке Шотландии в сочельник на стол ставили кубок специального рождественского напитка соуенс (sowans). Готовили его из заквашенного и подвергшегося брожению ячменного зерна с добавлением меда и сливок. Разливали в небольшие деревянные чаши, на дно которых клали монеты, пуговицы, кольца. Кольцо предвещало брак, пуговица — холостую жизнь, монета — богатство.
Много гаданий было приурочено к наступлению Нового года. По кельтскому календарю его приход связывался с возвращением скота на зимовку в стойла 1 ноября (Новый год по кельтскому календарю до 1600 г.) В Хайленде верили, что если девушка, стоя перед зеркалом, разрежет яблоко на девять частей и съест восемь из них, а девятый кусочек бросит через левое плечо, она увидит в зеркале своего суженого. На Шетландских островах в ночь, предшествующую дню Хэллоуен (1 ноября), желавшая узнать о своем будущем муже, шла одна к задней стене амбара, влезала на верх печи для сушки и оттуда сбрасывала клубок шерсти. Держа в руке один его конец, она спрашивала: «Кто держит конец моей нити?» При этом девушка надеялась услышать голос будущего мужа, отвечавшего из темноты. В Хайленде существовало поверье, согласно которому девица, раньше всех набравшая воды в первый день нового года из ручья или реки, удачно выйдет замуж в наступившем году.
На Шетландских островах утром 2 февраля в «день свечей» (Candlemass day, соответствует празднику сретения по церковному календарю) девушки внимательно следили за первой, попавшей в поле зрения, вороной: где она сядет. Верили, что если это будет дом мужчины, то предстоит скорое замужество. Впрочем, доверять только гаданиям тоже не советовали, и на Шетландских островах считали, что лежебока не скоро выйдет замуж.{411}
Выбор брачного партнера определялся как личными качествами вступавших в брак, так и их социальным положением. Роберт Бёрнс в стихотворении «Два парня» рассказывает о судьбе соседей Сэнди и Джоки:
Сэнди был первым в застольной беседе.
Джоки — наследник отцовских поместий —
Мог бы понравиться каждой невесте.
Джоки женился на Мэджи богатой.
Сэнди — на Мэри без всякой приплаты.
Джоки женился на денежках тестя.
Сэнди нашел свое счастье в невесте.
В Шотландии по традиции, уходящей своими истоками в средневековье, формально не требовалось согласие родителей на брак их совершеннолетних детей, но зато родители могли косвенно влиять на выбор брачного партнера, определяя те или иные размеры приданого и наследства, причем значение данного фактора воздействия возрастало пропорционально состоятельности семьи. Иллюстрацией может служить помещенное в октябре 1758 г. в эдинбургской газете объявление родителей некой Джин, осмелившейся вступить в брак, не испросив их родительского согласия. За это она была отлучена от семьи на 12 месяцев.
«А впредь, — говорилось в объявлении, — из опасения, что другие члены нашей семьи осмелятся вступить в брак без нашего согласия, мы, относясь к делу особенно серьезно, предупреждаем их от такой попытки. В случае же, если они сделают предложение о браке кому-либо без нашего совета и согласия, то будут изгнаны из семьи на 12 месяцев; если же они пойдут дальше и заключат такой брак, то будут изгнаны из семьи на семь лет…» Очевидно, это был тот случай, когда победила взаимная любовь. Впрочем, считалось плохим знаком, если романтическая история начинается с чересчур большого жара. «…Холодна любовь, если вначале овладеет пыл», — говорили в народе.{412}
Как и в других странах Европы, традиция разрешала шотландской молодежи выразить свое чувство любви в день св. Валентина (14 февраля). В этот день в два ящичка складывались записки с именами юношей и девушек селения. Юноши вытаскивали бумажки из одного ящика, а девушки — из другого. Таким образом, каждый имел в течение года двух «Валентинов». Однако парень отдавал предпочтение той девушке, записку с именем которой вытянул он сам. Согласно народным верованиям, 14 февраля птицы-самцы выбирают себе подругу, и к этому дню было приурочено немало гаданий о браке. Так, девушки выходили ночью на церковный двор «сеять коноплю», которую должен подобрать будущий муж, или же, ложась спать, булавками прикалывали листья лавра к углам подушки и в центре ее, чтобы приснился жених.
Я в день Валентина гадала
О, как же мой жребий блажен!
Три раза я жребий кидала,
И вышло три раза: Тэм Глен.
Счастлива была пара, к которой жребий был добр. Нередко «судьбе» можно было и помочь. В некоторых районах Шотландии «Валентином» на весь год становилось лицо противоположного пола, которое первым встречали утром в этот день. Обычай требовал, чтобы свой союз на год «Валентины» скрепили дружеским поцелуем. И считалось особенно счастливым предзнаменованием, если одному из них случалось застать другого спящим и разбудить, выполняя этот приятный обряд (поцелуй в губы). В этом случае можно было невзначай встретиться влюбленным. Вальтер Скотт описывает такую ситуацию: «…едва начнет светать, стой под окном, что под крышей с восточного фасада нашего дома, и дай мне знать о своем приходе свистом… Я позабочусь, чтобы Кэтрин выглянула в окно, и тогда ты сделаешься ее полноправным Валентином до конца года. А уж если ты не сумеешь воспользоваться этим к своей выгоде, то я стану думать… (что ты глуп)».{413} Таким образом, умелое использование традиций могло привести к желаемому результату, но здесь уже имели значение и ценностные ориентиры отдельной личности.
Предназначенное за девушкой приданое не всегда способно было обеспечить ее счастье. Одних оно лишало надежды:
Была бы невеста чуть-чуть победней,
Я мог бы, пожалуй, посвататься к ней.
Как жадно я ждал бы заветного дня,
А жить без надежды нет сил у меня…
У других способно было вызвать восторг:
Долой красоты колдовское заклятье!
Не тоненький стан заключу я в объятья, —
Нужда необъятная мне красота:
Хорошая ферма и много скота.
… Любовь нам порою сулит наслажденье,
А вслед за победой идет охлажденье.
Но будят в душе неизменный восторг
Кружки, на которых оттиснут Георг.{414}
Выбор брачного партнера во многом зависел от круга знакомств, который определялся образом жизни: спецификой работы, характером досуга.
Например, зимними вечерами на Шетландских островах девушки собирались вместе прясть пряжу. Поболтать к ним заходили молодые люди. Работа сменялась танцами. Часа в три-четыре утра компания расходилась, те, чьи дома были далеко, оставались ночевать здесь же. Ухаживание на Шетландских островах было тайным делом. Известно, что юной паре разрешалось провести ночь вместе, в девичьей постели, лежа полностью одетыми в объятиях друг друга (так называемый обычай «связь» — bundling).
С XVIII в. в высших слоях шотландского общества — среди аристократии, крупной буржуазии — участились случаи национально-смешанных браков с англичанами. Такие браки уже не всегда соединяли людей, принадлежащих к одной конфессии, хотя по традиции единоверие супругов считалось счастливым предзнаменованием.{415}
В основе взаимоотношений между мужчиной и женщиной, собирающимися основать семью, лежит прежде всего личное согласие. Подобно любому контракту, такое соглашение у шотландцев издавна скреплялось клятвой, традиционно сопровождающейся рукопожатием (hand-fasting). Совершенное под камнем-мегалитом, оно закрепляло согласие на брак.
С формулой hand-fasting связано заключение шотландцами, пожалуй, наиболее древних, архаичных по своей форме — временных, испытательных форм браков. Заключаемые на осенних ярмарках, собиравшихся в праздник начала сбора урожая и первых плодов (Lammas day) 1 августа, они соединяли молодую пару на один год и один день. По истечении этого срока пара, не изъявившая желания продлить союз на всю жизнь, могла расстаться. Более ранняя разлука была равносильна нарушению клятвы.
Пресвитерианская церковь активно противилась такого рода союзам. К концу XVIII в. официально они считались искорененными. Так, в церковном отчете за 1794 г. говорилось, что заключение временных союзов на ярмарках совершенно изжито. Однако шотландцы продолжали следовать обычаю, нередко и состоятельные люди заключали на ярмарке временные браки, чтобы быть уверенными в прочности и счастье союза. В пограничных с Англией районах на подобных ярмарках столь часто заключали временные браки, что из окрестных монастырей сюда стали специально направлять монахов, чтобы они благословляли такие союзы.{416}
Обычай «рукопожатия», «рукобития» сохранился в контексте помолвки и стал ее условием. Наряду с обменом половинками серебряной монеты рукопожатие над ручьем или камнем также было залогом верности. В разных частях Шотландии есть немало священных камней, сохранивших свои названия: камни помолвки, клятвы, камень невесты («swearing-stone», «betrothal-stone», «bridal-stone»). Клятвы над ними нередко произносили в ночь на св. Иоанна — 24 июня. Вероятно, отголоском этого обычая является и то, что еще в наши дни во многих местах Британских островов июнь считается наиболее подходящим месяцем для заключения брака.{417}
Исследователи, занимавшиеся изучением вопроса о формах заключения брака в Шотландии, нередко сетовали на трудности, сопутствующие их работе. В разных частях страны по-разному представляли себе, что является законным браком. То, что считалось браком в одном месте, не считалось таковым в другом.
Законными в Шотландии признавались два рода браков: брак «регулярный», «обычный» (regular), когда молодые заключали после оглашения свой союз в церкви перед священником, и брак «иррегулярный» (irregular), основывавшийся на устном согласии супругов. Хотя «иррегулярный» брак имел силу в глазах закона, он часто расценивался как брак «тайный», и вступившие в такой брак согласно, например, постановлениям 1661 и 1698 гг. наказывались штрафом.{418}
С течением времени изменялось представление о том, что считать «регулярным» браком. До 1711 г. это был лишь брак, совершенный по обряду священником шотландской пресвитерианской церкви, с обязательным публичным оглашением перед прихожанами в церкви (предпочтительно в полдень в воскресенье) имен вступающих в брак, чтобы выявить, нет ли каких-либо препятствий к их браку. Венчание священник проводил в церкви или в частном доме. Если жених с невестой были бедны, венчание проходило в доме пастора. С 1711 г. статус «регулярного» брака получили браки, освященные в англиканской церкви, а с 1834 г. и браки, совершенные священнослужителями римской католической церкви.{419}
В отличие от «регулярного» брака, «иррегулярный», основываясь на соглашении, клятве между супругами, формально не обнародовался и не имел гласности, эквивалентной оглашению, — обязательному элементу церемонии заключения «регулярного» брака. Юридическая его сторона, сила, обычно обнаруживавшаяся при рассмотрении вопросов наследования имущества и выявлении степени родства, была более слабой по сравнению с «регулярным» браком. Возможно, именно с этим связано малое его распространение в среде наиболее состоятельного населения Шотландии.
Как правило, необходимость обеспечить юридические права лиц, состоявших в «иррегулярном» браке, а также их детей требовала официальной фиксации брака. Еще в 1562 г. церковная сессия в Абердине объявила, что лица, сожительствующие по нормам «рукопожатия», подлежат объединению «регулярным» браком.{420}
Если при заключении «иррегулярного» брака ограничивались клятвой или обещанием вступить в брак, желательно в присутствии свидетелей, то доказать его наличие можно было лишь при жизни супругов, подвергшись преследованию по суду на основании актов 1661 и 1698 гг. (такие случаи, правда, неизвестны); объясняясь у судьи (что было дорого) или в течение трех месяцев по заключении брака обратиться к шерифу графства и уплатив 5 шилл. зарегистрировать брак у архивариуса. Для сравнения укажем, что оглашение в церкви стоило вступающим в брак от 5 до 30 шилл. Наиболее веским доказательством в пользу реальности «иррегулярного» брака было совместное проживание и ведение общего хозяйства молодыми, т. е. наличие семьи и взаимное признание друг друга мужем и женой. Такая форма называлась «обычай и честь» (habit and repute).{421}
Постоянное сожительство с одним лицом в «иррегулярном» браке не рассматривалось в народе как аморальное деяние. В балладах Шотландии, отражавших воззрения народа, беременность невесты — явление довольное частое. Это считалось вполне естественным, и женщину не осуждали. По мнению исследователей, большая часть регистрируемых статистикой XIX в. рождений внебрачных детей была результатом заключения их родителями «иррегулярного» брака.{422}
С рождением ребенка возникала необходимость его регистрировать, и если родители не состояли в «регулярном» браке, ребенок регистрировался как внебрачный. При вступлении родителей в официальный брак положение ребенка, родившегося перед этим, узаконивалось. Возможно, такая форма отношений в семье способствовала появлению среди исследователей представления о существовании у шотландцев массовой «внебрачной рождаемости» (illegitimacy subculture), так как «незаконнорожденные» дети не были редкостью.{423}
В 1854 г. в Шотландии было создано бюро регистрации, положившее начало официальному оформлению «иррегулярных» браков. Парам, уплатившим налог, выдавалось брачное свидетельство.{424}
По мнению статистиков XIX в., число «иррегулярных» браков в XVIII в. составляло в Шотландии треть от заключаемых и снизилось до минимума к середине XIX в. В 1860 г. один «иррегулярный» брак приходился на тысячу регистрируемых и считался позором. Изданный в 1939 г. «Брачный акт Шотландии» положил конец прежним формам брака — словесному заявлению пары.{425}
Следует отметить, что, несмотря на весьма активные выступления с осуждением «иррегулярных» браков, особенно со стороны церкви, они просуществовали в Шотландии весьма долго. И по признанию деятелей церкви способствовали как предотвращению внебрачного сожительства, так и сокращению внебрачной рождаемости (в прямом смысле этого понятия). В Шотландии традиционно взаимному согласию сторон придавалось большое значение, что и способствовало эффективности такой формы заключения брака. При этом особо отмечалось, что в Англии в условиях «официальной системы» брачных законов было больше случаев двоеженства и двоемужия, чем в Шотландии.{426}
В связи с тем что в Шотландии вплоть до середины XIX в. процедура бракосочетания имела свои особенности, сюда нередко приезжали заключать браки молодые люди из Англии. Особой популярностью пользовалось селение Гретна Грин, расположенное в устье реки Эск на англо-шотландской границе. Приток в это селение английских женихов и невест для заключения супружеских союзов был связан с тем, что в середине XVIII в. в английском брачном законодательстве произошли изменения. В 1753 г. парламентским актом лорда Гардвика было постановлено, что все население Англии кроме евреев, квакеров и членов королевской семьи, должно заключать брачный союз в приходской церкви по месту жительства одного из вступающих в брак после оглашения их имен. Акт также требовал родительского согласия для не достигших 21 года женихов и невест. Одним из следствий этого акта и стало то, что юные английские пары устремились в Шотландию.
Первое селение за пограничным мостом — Гретна Грин. Форейтор сразу же доставлял молодых людей к «священнику». Им мог быть кузнец, моряк или хозяин гостиницы. Вместе со своим помощником — свидетелем (нередко в этом качестве выступал сам форейтор) они приступали к церемонии. У будущих супругов спрашивали их имена и место жительства, добровольно ли они пришли сюда и не состоят ли в данный момент в другом браке. Получив соответствующие ответы, «священник» разрешал жениху одеть обручальное кольцо на безымянный палец левой руки невесты, затем соединял их руки, говоря: «Так как эти мужчина и женщина пришли вместе и получили кольца, я провозглашаю их мужем и женой перед Богом и этими свидетелями во имя отца и сына и святого духа. Аминь». Молодым выписывали брачное свидетельство, и они, заплатив участникам церемонии за труды, возвращались домой уже законными супругами. С 1811 по 1839 г. здесь было обвенчано около 8 тыс. человек, в том числе и представители высших слоев общества. Предпринимавшиеся же родственниками попытки расторгнуть такой союз обычно заканчивались неудачей.{427}
В 1856 г. в Шотландии приобрел силу закона акт, лишавший правовой силы брак, если одна из сторон не проживает в Шотландии постоянно или хотя бы 21 день.{428} Этот акт создал препятствие на пути юных англичан, направлявшихся в Гретна Грин.
Для регулярного брака (шотл. regular marriage, англ. marriage) у шотландцев характерна свадьба (шотл. waddin, англ. wedding), которой предшествовал обычай помолвки (англ. betrothal, engagement). Как свидетельствуют описания XVIII в., девушка в знак того, что она принимает предложение своего возлюбленного, отправлялась вместе с ним к ближайшему ручью. Там, омочив в потоке руки, они скрепляли их в рукопожатии над ручьем, что было символом обета постоянства. В XIX в. молодой человек, решивший сделать предложение своей возлюбленной, приглашал ее в деревенский трактир, проинформировав заранее хозяйку трактира о своих намерениях. Девушка, зная о цели приглашения, надевала свое лучшее платье и шла к месту свидания. Здесь за стаканом эля происходило признание в любви, вслед за этим следовал акт официальной помолвки: облизав палец на правой руке, юноша и девушка соединяли их вместе, принося этим клятву верности друг другу.{429}
По традиции, представляясь семье возлюбленной, молодой человек на Шетландских островах, например, отправлялся в ее дом, надев лучший костюм и прихватив традиционный подарок — бутылку джина или бренди для отца девушки. Подозревая о цели визита, юношу приглашали к семейному очагу. После беседы за чаем на весьма далекие от сути дела темы, гость извлекал бутылку и просил принести бокалы. Оказываемый прием был ответом юноше на невысказанную просьбу. Впрочем, отказы случались крайне редко. Поощренный молодой человек мог быть уверен, что считается подходящим кандидатом на руку девушки. В таком случае в субботу — она называлась суббота Согласия (Contract Saturday) — невеста приглашала в свой дом жениха с родителями, друзей и соседей, чтобы за столом уладить «контракт». Уже на следующий день, в воскресенье, имена юной пары первый раз оглашались в церкви.
Следует, однако, отметить, что на Шетландских островах брак мог быть отложен на годы, пока молодой человек заработает в море достаточно денег, чтобы поставить свой дом. Несмотря на долгую разлуку, для девушки было немыслимо принимать ухаживания других юношей. Если же юноша погибал в море, девушка надевала траурное платье и продолжала носить его до конца своих дней, оставаясь верной жениху и не вступая в новый брак.{430}
В соответствии с нормами «регулярного» брака, церковь требовала оглашения имен жениха и невесты. Оглашения проводились в приходах по месту жительства пары или одного из вступающих в брак в течение трех недель, по воскресеньям. Доски с именами выставлялись в приходской церкви.
Обычай требовал, чтобы прошло девять недель от первого оглашения до бракосочетания. Этот срок мог быть сокращен при внесении соответствующей платы, и процедура оглашений ограничивалась одним воскресеньем. Однако позволить себе это могли лишь весьма состоятельные граждане.
Установление 9-недельного срока считалось необходимым для возможно более широкого оповещения о предстоящем бракосочетании, а еще и для того, чтобы молодые лучше ознакомились с Малым катехизисом и были бы в состоянии повторить наизусть Десять заповедей и Отче наш. Это испытание приводило к тому, что браки иногда откладывались, как это случалось и в XVII в. Позднее церковь разрешила вступать в брак без подтверждения знаний Библии.{431}
Подготовка к предстоящей свадьбе проходила повсюду согласно традициям и зависела от имущественного положения семей жениха (bridegroom) и невесты (bride). В среде аристократии и дворянства это был повод обновить гардероб всем членам семьи. Шили новые туалеты из шелка и вельвета. На Шетландских островах невеста с женихом в сопровождении друзей отправлялась в г. Леруик покупать необходимое приданое — платья и т. п. Многое в проведении свадьбы определялось материальным достатком, но повсеместно к ней тщательно готовились: особенно заботились о свадебном пире, для которого специально пекли хлеб, резали овец, запасали различную снедь. Гостей на свадьбу приглашали жених и шафер (best man). Они шли от дома к дому и звали в гости. В высшем свете Шотландии вместе с приглашением на свадьбу посылалась пара белых лайковых перчаток для каждого гостя.{432}
Особое внимание уделялось выбору времени проведения свадеб. Традиционно у земледельцев наиболее подходящим месяцем для празднования свадебных торжеств считался июнь, а на Шетландских островах у рыбаков, чья жизнь тесно связана с морем, обычно это были зимние месяцы. На выбор времени для заключения брака активно влияла церковь. Она запрещала вступать в брак в определенные периоды года, например во время Великого поста, чтобы впоследствии «не раскаиваться». В ежегодно печатавшихся альманахах сообщалось время, когда можно и когда нельзя вступать в брак. Например, в 1642 г. запреты коснулись периодов: с 27 ноября по 13 января, с 6 февраля но 18 апреля и с 16 мая по 6 июня. В 1655 г. удачными для свадеб были дни: в январе — 2, 4, 11, 19 и 21, в феврале — 1, 3, 10, 19 и 21, в марте — 3, 5, 12, 20, 23 и т. д. Браки, заключенные в эти «благоприятные» дни, обещали мужьям «привязанность жен и крепкую любовь».{433}
Особенно непопулярны среди шотландцев были майские свадьбы. Их старательно избегали. Вальтер Скотт в свое время спешно выехал из Лондона, торопясь на свадьбу своей дочери Софии, чтобы брак был заключен до начала зловещего месяца. По общему мнению следствием майских браков были смерть или безумие. Печальны воспоминания «счастливого» вдовца о таком браке, приведенные в стихотворении Р. Бёрнса:
В недобрый час я взял жену,
В начале мая месяца,
И, много лет живя в плену,
Не раз мечтал повеситься.{434}
Немало внимания уделялось и выбору подходящего дня недели для свадьбы. На северо-востоке Шотландии предпочтение отдавали вторнику и четвергу, реже субботе. На Оркнейских и Шетландских островах предпочитали вторник, но на Оркнейских островах браки допускались и в пятницу, как, впрочем, и в графстве Росс, вошедшем позднее в состав объединенного графства Росс-энд-Кромарти, на севере Шотландии, а также среди горцев графства Ланарк. Зато жители Лоуленда не склонны были вступать в брак в пятницу, день этот считался опасным из-за проделок дьявола. Особым в этой связи было внимание к фазам Луны. Предпочтение явно отдавалось новолунию, фазе увеличивающейся или полной Луны, что «гарантировало» удачу в браке на Шетландских и Оркнейских островах и в Шотландии. Брак же на исходе Луны, по мнению жителей Оркнейских островов, делает брачное ложе бесплодным, и ни одна пара не согласилась бы вступить в брак, пока Луна не начнет «увеличиваться».{435}
Повсеместно благоприятной приметой считалась свадьба в солнечный ясный день, тогда как дождь сулил неудачу.
Накануне свадьбы в домах жениха и невесты собиралась молодежь на традиционную символическую церемонию «мытья ног». Когда приносили лохань с водой, молодежь не упускала случая погадать о собственном браке. Прежде чем начать обряд, в воду бросали обручальное кольцо. Собравшиеся устремлялись к лохани и, соперничая друг с другом, старались выловить его. Выигравшую девушку (в доме невесты), как и юношу (в доме жениха), в руках которых оказывалось кольцо, ожидало скорое вступление в брак.{436}
Церемония «мытья ног» женихом и невестой была не единственной возможностью для холостой молодежи погадать о своем счастье и по возможности приобщиться, «почерпнуть счастья» от молодой четы. Немало значило для незамужней девушки получить за свадебным столом даже кусок сыра из рук невесты. Особым вниманием пользовалось все, что связано с юной четой, так как молодых, по мнению окружающих, окутывал буквально магический ореол счастья. Гости гадали о собственном браке и по кусочкам «пирога невесты» (положив их под подушку, они надеялись во сне увидеть своего суженого).
Молодежь стремилась к контакту с юной четой, к общению с ней, к обладанию хотя бы булавкой из платья новобрачных. Кроме того, гости обрывали ленту, называемую «благодать», или «благосклонность невесты», которой было расшито платье невесты. Так же поступали и с ее подвязкой. Эту белую с серебром ленточку друзья жениха снимали с ноги невесты и, разрезав на мелкие кусочки, распределяли среди гостей. Борьба шла и за перчатки жениха в церкви. Внимание к аксессуарам свадебного ритуала отличало не только гостей свадьбы, но и ее виновников. Особенно это касалось обручального кольца. Утрата кольца — символа связи супругов — означала смерть, распад союза и другие несчастья. На северо-востоке Шотландии считали, что женщина, потерявшая кольцо, потеряет и мужа.{437}
Имеющееся в литературе описание свадьбы на Шетландских островах свидетельствует, что утро дня свадьбы начиналось с завтрака друзей жениха в его доме и подруг невесты в доме ее родителей. После окончания завтрака мужчины шли к дому невесты, где невдалеке от входной двери выстраивались в линию, возвещая о своем приходе ружейными выстрелами. После третьего выстрела дверь открывалась и выходила невеста с подругами. Девушки старались идти по кривой (по движению Солнца) — действие, всегда ведущее к хорошему будущему. Выстроившись в две параллельные шеренги, молодежь образовывала затем пары на время свадьбы. Направлявшийся в церковь свадебный поезд на Шетландских островах возглавляла пара с большим стажем супружеской жизни, обычно родственники невесты (honest folk), за ними следовали жених с подружкой невесты, девушкой 18 лет (best maid), невеста с шафером, холостым другом жениха (best man), гости; замыкали процессию шедшие парой младшая сестра невесты и младший брат жениха. Свадебный поезд сопровождали скрипачи.{438}
Еще в XVIII в. в некоторых районах Шотландии и Ирландии прибывший поутру с друзьями требовать невесту жених встречал сопротивление со стороны ее родственников. Окружение жениха и невесты вступало даже в потасовку. Невесту увозил на коне ее ближайший родственник, и в погоню за похитителями бросался жених и его друзья.
В северо-восточных районах Шотландии бытовала примета, согласно которой невеста, направляющаяся с процессией в церковь, ни в коем случае не должна была оглядываться назад на родительский дом, ибо это влекло за собой бедствия самого дурного рода для ее будущей семейной жизни. Отвратить несчастья призван был и обычай развязывать на время церемонии венчания все узлы на одежде и обуви у жениха и невесты. Жених, стараясь защититься от злых сил, нередко стоял в расшнурованных башмаках с монетой под пяткой, а невеста в течение всего дня свадьбы ходила с непокрытой головой.{439}
Согласно старому шотландскому обычаю, церемония у приходского священника завершалась «пасторским поцелуем». Сразу после завершения официальной службы он целовал невесту в губы, что, по народным повериям шотландцев, предвещало ей счастье. Иногда этот обычай, как и право танца с невестой, интерпретируется в литературе как пережиток древнего права служителя культа на сексуальную связь с ней.{440}
После церемонии, которая выполнялась либо в церкви, либо в доме шотландского пастора, процессия вновь выстраивалась парами для возвращения домой (там, где позволяла возможность, это был новый отдельный дом, предназначенный для молодоженов). Как свидетельствует описание церемонии бракосочетания на Шетландских островах, возвращавшаяся процессия перестраивалась: возглавляли ее теперь новобрачные, за ними следовали шафер и подружка невесты, третьей парой шли супруги с большим стажем семейной жизни (honest folk). Сопровождавшие процессию вооруженные мужчины беспрестанно стреляли в воздух. В южных графствах Шотландии вошло в обычай устраивать соревнования. После церемонии у священника мужчины — родственники невесты ехали верхом или бежали к дому ее родителей. Первый, кто достигал дома, становился победителем и получал приз — чаще всего это была миска супа.{441}
На Британских островах повсеместно бытовала традиция особых обрядов в момент прихода новобрачных в дом, значительное место среди которых занимали действия, связанные с преодолением порога. В начале XVIII в. в некоторых районах Шотландии, когда свадебный кортеж прибывал в дом новобрачных, муж на руках переносил свою жену через порог или первые ступени у двери. Верили, что это спасет ее от действий злой силы, которая может навлечь на супругу болезнь, порчу и прочее. Переступив порог дома, молодая приобщалась к новому дому, хозяйству, семье. В Северо-Восточной Шотландии первоначально ее подводили к очагу и давали в руки очажные щипцы, чтобы развести огонь, или щетку — почистить очаг. Затем подходили к кадке с мукой и девушка «вжимала» как можно глубже руку в муку, оставляя след.{442}
Важное место в обычаях и обрядах встречи молодых после венчания у их дома отводилось действиям с зерном, мукой, хлебом — символами изобилия в семье и счастья будущих детей. Так, в графстве Абердин над ними разбрасывали ячмень. В Ирландии над головами новобрачных проносили сито, наполненное мукой крупного помола. На северо-востоке Шотландии в решете несли хлеб и сыр, затем куски их разбрасывали вокруг, а молодежь старательно ловила их. Следует отметить, что сыр на свадьбах, по народным верованиям, выступал в роли апотропея, могущего оградить от злой силы. Со временем решето с хлебом и сыром было заменено овсяной лепешкой, называемой «пирогом невесты» (bride’s cake). Ее разламывали над головой новобрачной, когда та переступала порог дома по возвращении из церкви, и кусочки разбирали гости. Особенно им была рада холостая молодежь. Кусочки этой лепешки — «благодать невесты» — гости тщательно хранили. Верили, что если положить такой кусочек под подушку, это гарантирует приятные сны и счастливую судьбу. В Северной Англии кусочки «пирога невесты» молодые люди несколько раз (иногда до 10 раз) пропускали через кольцо и потом клали под подушку, чтобы им приснились их возлюбленные или по крайней мере пророческие сны о любви и браке.{443} Сопровождавшие свадебную процессию дети обычно получали монетки на покупку лакомств.{444}
После всех этих действий гостей ожидал праздничный стол. Сидя за ним, не забывали и о «нечисти». Мощным, радикальным средством против злых духов на шотландской свадьбе считались соль и иголки. От дурного глаза жениха и невесту предохраняли специальные горшочки с солью, на дне которых был нарисован глаз. Немало имелось различных суеверий, предвещавших или счастливую жизнь, или несчастье в браке. Так, верили, что несчастье в браке может принести случайно разбитый стакан. Во время пира, когда пили за здоровье жениха и невесты, кто-то должен был бросить стакан через плечо и разбить его «на счастье».{445}
Изобилие, пышность пира определялись прежде всего достатком семей жениха и невесты, но нередко в организации застолья принимали участие и гости. В Шотландии различали три рода свадебных пиров.
Это «свободная» свадьба (free wedding), на которую приглашались лишь некоторые друзья. Организацию застолья на ней брали на себя молодожены. Гости могли принести в дар лишь дичь или домашнюю птицу. Несколько ниже (по социальной градации) стояла свадьба-обед (dinner wedding). Устраивали ее также новобрачные, однако напитки и музыку оплачивали гости. И наконец, наиболее распространенной являлась свадьба «пенни» (penny wedding). Такое название свадьбы сохранилось, по-видимому, с того времени, когда со всех желающих прийти на свадьбу взымался шотландский пенни (равный шотландскому шиллингу XIX в.). В конце вечера невеста по традиции обходила всех участников торжества, приветствуя каждого поцелуем. Гость при этом клал в блюдо свой «пенни». Обеспечивая угощение, молодые широко открывали двери для гостей, и число их доходило нередко до двух сотен. Устроителям на такой свадьбе часто достаточно было заплатить лишь за наем помещения. Нередко гости накануне сами отправляли на свадьбу мясо, дичь, сыр, яйца, молоко; учитель и священник давали кухонную утварь, посуду.{446}
На Шетландских островах гостями свадьбы были ряженые (guizers) — молодые люди в костюмах из соломы, украшенных цветными лентами. Исполнив танец, они обычно преподносили подарок невесте. Гости веселились долго, волынщик и скрипач играли до рассвета. Нередко компания, расходясь утром, возвращалась к вечеру, и так продолжалось не одну ночь.
Танцы на свадебном пиру начинались обычно с рила невесты (bride’s reel), быстрого шотландского танца, исполнявшегося невестой и женихом. Протанцевав первый тур с женихом, «пробежав с ним восьмерку», невеста второй тур танцевала с женатым мужчиной (married man), а третий — с шафером. Жених в это время танцевал с замужней женщиной (married woman) и подругой невесты (best maid). Первую ночь молодые проводили на соломе в амбаре или другой пристройке вне дома, куда они изгонялись гостями.{447}
В селениях Южной Шотландии, у границы с Англией, практиковался обычай испытывать поутру чувства молодой жены (шотл. wife; wyfe; англ. wife) к мужу (husband). Парню на спину водружалась корзина для рыбы, проткнутая метлой с длинным шестом. Экипированный таким образом, он должен был бежать. И по той готовности, с которой молодая жена старалась освободить мужа от этой ноши, судили о ее отношении к нему. В Хайленде в обычае было проверять и молодого мужа. Вскоре после свадьбы молодая садилась прясть свою первую пряжу в новом доме, и если муж продавал эту пряжу или закладывал, то приобретал тем самым славу человека распутного.{448}
Новобрачные, принадлежавшие к состоятельным слоям общества, отправлялись после свадьбы в путешествие, провожавшие их друзья и домашние бросали им вслед старые тапочки в знак «доброй удачи».{449} Но не все счастливые пары получали в приданое золото и драгоценности или могли позволить себе свадебное путешествие. Чаще с окончанием свадебных торжеств для молодой семьи наступала жизнь, полная повседневных забот. Особенно трудны были первые шаги семейной жизни для тех, кто начинал с пары лопат, коровы в хлеву, да принесенной девушкой из родительского дома прялки и деревянного кресла. Приданое (wedding needs) бывало и побольше, но состав его традиционно определялся степенью полезности вещей. Обычно это белье, одежда, утюг, неизменная прялка, продукты, но решающим фактором здесь являлась состоятельность семьи.
Многим молодым супругам приходилось прибегать к помощи ближайших родственников и друзей, живших в той же общине. Этот обычай, особенно характерный для Хайленда, получил название «сбор зерен, кусочков» (thigging). Один давал овцу, другой — корову, третий — семена и т. п. Собранного таким образом нередко хватало, чтобы приступить к семейной жизни.{450}
Пресвитерианская церковь Шотландии весьма жестко регламентировала свадебные торжества. Еще в 1645 г. Генеральная ассамблея осудила обычай свадьбы «пенни» и настояла на запрещении его как «рассадника скверны и опошления». Постановление предписывало не собираться на свадьбах более 20 человек (по другим данным более 40). Игра на музыкальных инструментах и танцы были запрещены. Суровому осуждению церковная сессия подвергла игру на дудках и скрипках на свадьбах. Лиц, виновных в «беспорядочных танцах», штрафовали и усаживали на «табурет раскаяния». Церковные трибуналы выявили, что причиной «беспорядочного» поведения на свадьбах являлось потребление спиртных напитков. В постановлении отмечалось, что свадебные торжества должны продолжаться не более одного дня. Запрещалось присутствие посторонних лиц из соседних приходов, за исключением тех случаев, когда после уплаты соответствующего взноса церковь разрешала их пригласить. Если свадебный пир устраивался в трактире, вносимая трактирщику сумма, по решению сессии, не должна была превышать шести шотландских шиллингов. Несмотря на такие строгости и в конце XVIII в. поступали сообщения, что отказ от употребления спиртных напитков в свадебную ночь «до сих пор не соблюдается в некоторых частях Шотландии».{451}
Безусловно, строгие меры церкви не могли не сказаться на жизни народа и на его обычаях. Как свидетельствует один из собирателей фольклора, посетивший в 1899 г. Гебридские острова, на свой вопрос, почему нет музыки и песен на свадьбах, он услышал от старой женщины: «Пусть Бог сохранит нас от этого. Вы, видно, чужеземец на Левисе, иначе бы вы не спрашивали об этом. Уже давно мы оставили все эти глупости… Добрые люди и священники, приехавшие к нам, покончили с песнями и рассказами, музыкой и танцами. Они заставили народ сжечь и сломать свои волынки и скрипки».{452}
Многочисленность и пестрота обрядов, связанных с заключением брака, разнообразие традиционных форм заключения брака, иллюстрируемые примерами из этнической культуры шотландцев XIX в., отражают сложную взаимозависимость такого социального явления, как брак с экономической, культурной, конфессиональной и демографической ситуацией в обществе.