Востоковедение и экономическая теория

Характер взаимоотношений между этими двумя направления обществознания достаточно сложен и неоднозначен. Более того, под воздействием целого ряда обстоятельств со временем он претерпевал значительные изменения. Если на стадии своего становления и востоковедение, и экономическая теория развивались, будучи практически полностью изолированными, то особенно на протяжении второй половины ХХ в. и последнего десятилетия мы наблюдаем очевидную тенденцию к нарастанию взаимопроникновения, активного взаимодействия и взаимообогащения, к распространению междисциплинарного подхода в изучении многих аспектов общественной жизни стран Азии и Африки.

В силу объективных причин формирование основ современной экономической теории протекало вне сколько-нибудь ощутимого востоковедческого контекста. Своеобразным воплощением такого подхода можно считать знаменитые строки Р. Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им вовек не сойтись». По сути дела, именно на этой основе стояла традиционная политическая экономия. Она с большей или меньшей степенью адекватности отражала некие ключевые тенденции и закономерности западноевропейского варианта развития.

Последние, как известно, воспринимались корифеями классической школы А. Смитом и Д. Рикардо как «естественные», иными словами, имеющие вневременную и внепространственную значимость. Соответственно все, что не вписывается в рамки этих универсальных правил, есть не что иное, как досадное исключение, подлежащее в конечном счете искоренению. В результате рано или поздно должно произойти «возвращение блудного сына» на магистральную траекторию хозяйственного функционирования. Подобный подход выглядит во многом парадоксальным. Ведь до начала XIX в. многие страны Востока находились на более высоком уровне экономического развития, чем европейские государства. Так, по имеющимся оценкам, в 1750 г. на долю Китая и Индии приходилось свыше 70 % мирового промышленного производства260.

Вера в то, что именно западная цивилизация в максимальной степени соответствует магистральному пути развития человечества и до сегодняшнего дня не просто сохраняется, но и активно культивируется. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на привычную географическую карту мира261, многократно растиражированную в бумажных форматах и электронных носителях (рис. 1).

Рис. 1. Карта мира (западноевропейский вариант)

Действительно, в данной проекции Атлантический океан воспринимается как гигантское «Средиземное море», на берегах северной части которого находится своеобразный центр мироздания. Все остальное выглядит как более или менее далекая периферия, призванная и обслуживать центр, и с благодарностью следовать его примеру.

И совсем другое впечатление складывается, если взглянуть на мир под иным углом зрения (рис. 2). Здесь уже роль «Мега-Средиземного моря» выполняет Тихий океан, а на периферии оказывается Западная Европа. При этом «транстихоокеанский взгляд» невольно выдвигает на передний план идею хозяйственного многообразия.

Рис. 2. Карта мира (китайский вариант)

Возвращаясь к эволюции экономической мысли, следует подчеркнуть, что распад классической школы и возникновение на этой основе во многих отношениях альтернативных парадигм не повлек за собой принципиального изменения указанного выше подхода. Можно утверждать, что на том отрезке развития экономической мысли акцент на единообразие был одновременно и объективно неизбежен, и необходим. Даже для немецкой исторической школы, по сути своей нацеленной на изучение национальной экономики, в конечном счете акцент на специфику есть отражение «временного лага», когда предпосылки приобщения к «единой системе ценностей» вызревают неравномерно.

В связи с этим неудивительно, что эпоха колониализма принесла в страны Востока структурную трансформацию. Со второй половины XIX в. в большинстве государств региона осуществлялись конституционно-демократические преобразования по европейскому образцу, перенимались система образования и другие общественные институты, в том числе культура частного предпринимательства, получали распространение европейские идеи и ценности262.

Конечно, было бы неверно полностью игнорировать определенные усилия, предпринимавшиеся экономистами Запада для выявления и осмысления того, что с некой долей условности можно назвать «восточной спецификой». Здесь в первую очередь следует отметить концепцию К. Маркса и Ф. Энгельса об «азиатском способе производства». На необходимости учета всего многообразия «неэкономических факторов» в хозяйственном развитии настаивали представители зародившегося на рубеже XIX–XX вв. нового направления в экономической науке – «институционализма» (Т. Веблен, У. К. Митчелл, Д. Р. Коммонс).

Однако вплоть до сравнительно недавнего времени эти и другие подобные им новации, что называется, погоды не делали. Стоит подчеркнуть и тот факт, что на протяжении большей части ХХ в. намного более весомым раздражителем для экономистов выступал Советский Союз и весь «социалистический эксперимент». Их претензии на формирование не просто альтернативной, но более прогрессивной, по сравнению с господствовавшей в Западной Европе и Северной Америке, социально-экономической системы не могли оставаться без внимания.

Аналогично экономической теории, для востоковедения, формировавшегося и развивавшегося в рамках «традиционной парадигмы», экономические сюжеты на протяжении достаточно длительного времени носили сугубо подчиненный, второстепенный характер. Основной акцент (может быть, в большей степени, чем в случае других страноведческих исследований) делался на изучении языка, культуры, истории. И в этом есть своя безусловная логика.

Действительно, в регионе, находящемся в центре изучения востоковедов, проживает большинство населения планеты, в результате чего он отличается чрезвычайным разнообразием. Страны Азии и Африки различаются по своему религиозному составу, культурным и историческим традициям. Для понимания особенностей развития расположенных в регионе государств необходимо глубокое знание истории, традиций, культуры и этнической психологии народов, их населяющих. Относительной недооценке экономической составляющей в функционировании Востока во многом способствовал тот факт, что начиная с XIX в. темпы хозяйственного роста Запада заметно возрастают и он действительно в данном отношении превращается в мирового лидера.

Вместе с тем принципы организации хозяйственной жизни, наблюдавшиеся в странах Востока на протяжении тысячелетий, обнаруживают иную от Запада траекторию развития. Она не укладывается ни в формационную концепцию К. Маркса, ни в рамки классической экономической теории, основанной на модели рационального человека и совершенного рынка. Восток, в отличие от Европы, не знал ни рабовладельческого строя в его чистом виде, ни феодализма в его европейском варианте. Там сложилась другая система общепризнанных ценностей с более сильными, чем на Западе, традициями коллективизма и государственности.

На специфику экономического развития стран Востока оказал влияние целый ряд факторов. В их числе в первую очередь следует отметить исторические условия жизни, природно-климатическую составляющую, а также цивилизационный фундамент, включающий такие религиозные доктрины и социальные учения, как индуизм, буддизм, конфуцианство и ислам. При всем разнообразии культур для государств региона с давних времен характерны следующие черты: ведущая роль государства в организации экономической жизнедеятельности, отсутствие или ограничение частной собственности на средства производства, ее слабая правовая защищенность, монополизация государством ряда отраслей хозяйства, зависимость экономических агентов от государства. Государственная регламентация производства и обращения сдерживала развитие товарного хозяйства и частной собственности263.

Большое влияние на общественную структуру, хозяйственный менталитет и функционирование экономики народов государств Востока оказали доминирующие религиозные доктрины и социальные учения. Цивилизационным фундаментом стран Восточной Азии является китайское конфуцианство, в котором наивысшим смыслом существования людей является достижение социальной гармонии в рамках мудро управляемого государства. Не богатый и знатный, но исполненный мудрости ученый-чиновник всегда занимал высшую ступень в социальной иерархии старого Китая. Идеи равенства и справедливости, ведущей роли государства, поиск социальной гармонии прочно укоренились в китайской традиции264. В то же время к частному предпринимательству, связанному с поиском выгоды и наносящим вред обществу, сложилось негативное отношение265. В связи с этим попытки связать современные экономические успехи Китая с влиянием конфуцианской традиции представляются некорректными.

Идеи эгалитаризма, равенства (перед Аллахом все равны) и сильного государства характерны также для исламской традиции. В исламе всегда реализовывался принцип социальной мобильности, при этом продвижение вверх было возможно либо по административной лестнице, либо в результате религиозного знания. Поиск выгоды, стремление к личному обогащению в мусульманских странах так же, как и в Китае, никогда не относились к числу высших ценностей. Здесь сложились особые принципы экономической деятельности и хозяйственная этика, строго соответствующие нормам ислама. Условия для частнопредпринимательской деятельности были неблагоприятны.

В Индии индуистская традиция была безразлична к политической власти и терпима к инакомыслию. Возможно, по этой причине Индия практически не знала сильного централизованного государства. Для индуиста бессмысленны призывы к равенству и социальной гармонии. Институционально индуизм как доктрина всегда был чем-то рыхлым, аморфным. Причины его жизнестойкости заключаются в том, что он опирался на общинно-кастовую структуру индийского общества266. Коренным отличием буддизма от индуистского учения является принцип социального равенства и справедливости: перед величием высшего спасения все равны. Для буддийской доктрины также была характерна определенная институционализация (буддийские монастыри) и более тесная связь с властью. В целом базовые установки буддизма близки индуизму.

Сигналом к серьезному пересмотру экономистами своего отношения к закономерностям развития Востока стали распад и крушение колониальной системы, подъем национально-освободительного движения в афро-азиатских государствах и последовавшие за этим разнообразные попытки преодоления экономической отсталости. Здесь важно подчеркнуть, что деколонизация закономерно привела к определенному отказу в странах Востока от заимствованных у Запада институтов и возрождению традиционных ценностей и подходов в хозяйственной деятельности. Происходит укрепление сферы государственного хозяйства, а на Ближнем Востоке усиливается влияние исламской традиции. В качестве примера можно привести Египет, где после ухода англичан был провозглашен курс на огосударствление экономики и ограничение частнопредпринимательской деятельности. Иными словами, традиционные институты, религиозные доктрины и стереотипы поведения оказались чрезвычайно устойчивыми, а попытки их быстрой трансформации практически повсеместно на Востоке потерпели неудачу.

В складывающейся ситуации для представителей самых разных школ экономической мысли феномен развития становится предметом самостоятельного исследования. В послевоенные годы проблема отсталости представлялась как технико-экономическая. Считалось, что достаточно добавить в традиционные модели дополнительные переменные, чтобы вывести страны периферии мирового хозяйства на магистральный путь развития. В качестве исходной предпосылки анализа предполагалось, что проблемы развивающихся стран аналогичны проблемам, которые в прошлом решали развитые страны.

Большое влияние на становление современных западных концепций модернизации «третьего мира» оказала теория перехода к «самоподдерживающемуся росту», которую выдвинул американский ученый У. Ростоу. В соответствии с его теорией решающим условием выхода отстающих стран на западную траекторию развития является наращивание инвестиций. Приверженцы кейнсианской теории «большого толчка» (Р. Нурксе, А. Хиршман) также исходили из того, что для модернизации отставших стран необходимо крупное вливание капитала, в результате которого начинается самоподдерживающийся рост. При недостатке собственных сбережений слаборазвитые страны могут сделать ставку на импорт капитала. Сторонники теории развития дуалистической экономики (У. Льюис, С. Окава, Дж. Фей и др.) видели свою задачу в том, чтобы показать, что для модернизации экономики необходим процесс перераспределения ресурсов из аграрного сектора в промышленный. В целом послевоенные теории модернизации идеализировали роль рыночного механизма и недооценивали сложность перерастания традиционной экономики в современную. Процесс оказался более трудным и болезненным, чем предполагалось изначально. Выяснилось, что одних экономических мер недостаточно.

Большое воздействие на теории развития третьего мира в послевоенный период оказали идеи М. Вебера, прежде всего его работа «Протестантская этика и дух капитализма»267, опубликованная в начале XX в. В этом труде М. Вебер связывает генезис рыночного хозяйства со спецификой европейской цивилизации, с уникальностью протестантской ментальности и ставит вопрос о традиционализме жизни на Востоке, о невозможности там быстрой капиталистической модернизации. В статье «Хозяйственная этика мировых религий» М. Вебер рассматривает вопрос о взаимосвязи религиозных воззрений и хозяйственного развития. В частности, он писал, что хозяйственная этика определялась условиями времени, места и социальной группы, где складывались устои, формировались постулаты той или иной религии.

Внимание к цивилизации как к сложной социальной системе сыграло роль в послевоенных институциональных концепциях. Большой вклад в исследование причин экономической отсталости стран Южной и Юго-Восточной Азии внес шведский ученый Г. Мюрдаль. В своем труде «Азиатская драма: исследование бедности народов»268 (1968) он выдвинул социологическую концепцию причин слаборазвитости стран этого региона, их низкого жизненного уровня, отсутствия достаточного прогресса. Согласно концепции Г. Мюрдаля, бедствия стран Южной и Юго-Восточной Азии обусловлены господством архаичных, устарелых институтов и воззрений, пронизывающих всю систему социальной, экономической и духовной жизни. Поэтому решающее значение для успешного технического и экономического развития в странах Востока имеет коренное изменение отсталых социальных и политических институтов.

В советской экономической науке в конце 1950-х–1960-е гг. сформировалось особое направление – политическая экономия развивающихся стран. Видную роль в этом сыграл профессор Ленинградского государственного университета С. И. Тюльпанов. Работы его самого и его учеников пользовались заслуженным авторитетом269. Развивая лучшие традиции своих предшественников, российский исследователь Н. Н. Зарубина выдвинула идею о том, что причиной срыва попыток экономической модернизации многих восточных стран стал неорганичный характер предлагаемых мер, не принимающий во внимание местные реалии. По ее мнению, любой процесс модернизации в традиционных обществах должен завершаться синтезом – созданием новых институтов и регулирующих механизмов, в то время как отсутствие подобного синтеза приводит к срыву модернизации, ее отторжению, как, например, в случае с провалом «белой революции» в Иране270.

В последние десятилетия ключевое влияние на рассматриваемые тенденции в эволюции экономической доктрины оказало развитие процессов глобализации. Страны Востока не просто вовлекаются на постоянной основе в систему международного хозяйственного взаимодействия. Существенно возрастает их роль в определении конечных результатов функционирования мировой экономики. Китай, Республика Корея, Индия и ряд других государств региона приобретают принципиальное значение и в качестве рынков сбыта, и в качестве ведущих производителей многих видов продукции, и как объекты инвестирования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.