Японская письменность в наши дни

Каково же реальное состояние японской письменности к концу XX в.? Мы говорили о реформе письменности, проведенной вскоре после войны. Сейчас, спустя четыре десятилетия, уже можно довольно определенно говорить о ее результатах, о том, что в ней оказалось жизненным, а что — нет.

Наиболее просто прошло изменение орфографии каны. Старые, исторические написания, в том числе отмененные четыре знака хираганы и катаканы, можно встретить лишь в наиболее традиционных текстах типа стихов на бунго (ХБ. 1984. № 8. С. 69) или как индивидуальные отклонения от нормы, например в написании некоторых имен [22], а также в переиздании довоенных книг (однако в массовых изданиях орфография меняется на современную). Успешно прошла реформа и в упрощении нормативных начертаний ряда иероглифов: старые варианты иероглифов уже забылись и встречаются в тех же случаях, что и старые написания каной.

Более сложной оказалась ситуация в связи с введением иероглифического минимума. В соответствии с реформой слова, записывавшиеся иероглифами вне минимума, должны были писаться каной или же похожими иероглифами минимума, если такие можно подобрать. При этом наряду с хираганой, выступавшей как общая норма, рекомендовалось пользоваться и катаканой: последнюю предполагалось употреблять в названиях животных и растений, наречиях, звукоподражаниях и некоторых других случаях. Таким образом, в результате реформы нарушалось обычное распределение функций между иероглифами и двумя видами каны. Еще больше оно нарушалось из-за того, что из минимума исключались не только многие иероглифы, но и ряд чтений оставленных иероглифов; в идеале ставилась задача сохранить для иероглифа не более одного онного и одного кунного чтения, однако, до конца осуществить не удалось; если же несколько иероглифов применялось для записи одного и того же корня, предлагалось писать этот корень лишь одним способом, в результате чего ряд иероглифов минимума сохранил только онные чтения.

Таковы были правила, введенные более полувека назад. Безусловно, во многом они оказали влияние на функционирование японского языка. Все сейчас признают, что возврат к довоенным письменным привычкам уже невозможен [Neustupny, 1978, с. 271]. Современный японец уже не может свободно читать художественную литературу конца XIX и начала XX века [Умэдзу, 1983, с. 145; Mizutani, 1981, с. 7]. Часто пишут, что некоторые лексемы, особенно канго, после отмены их иероглифического написания вышли из употребления; противники ограничения иероглифики заявляют, что это приводит к нарушению культурной преемственности, обеднению языка; например, Имаи Тадаси упоминает слово сирэцу 'яростный' [Имаи, 1980, с. 28]. Безусловно, общее число употребляемых иероглифов сейчас меньше, чем до войны. По данным Государственного института японского языка, зная 1500 иероглифов (т. е. меньше, чем в минимуме), можно прочесть в среднем 98,4 % газетного текста (К. 1983. № 4. С. 5). Таким образом, успех реформы несомненен. В чем-то реальная ситуация заходит дальше того, что намечено реформой: корни самых часто встречаемых глаголов агару 'поднимать', итадаку 'получать', какару 'висеть', 'попадать' в современном газетном тексте чаще всего пишутся хираганой, хотя их иероглифическое написание предусмотрено реформой (К. 1983. № 9. С. 3–5).

Однако многие нормы оказались слишком жесткими и не были приняты на практике. Количество реально употребительных иероглифов всегда было несколько больше минимума. По данным Государственного института японского языка, в 1966 г. в ведущих газетах Японии было употреблено 3313 иероглифов, примерно в 1,7 раза больше тогдашнего минимума [Имаи, 1980, с. 26]. Общее количество функционирующих иероглифов еще больше за счет книг писателей старшего поколения, и после войны не ограничивавших себя минимумом (много иероглифов, не входящих в минимум, например, у Мацумото Сэйтё, Исикава Тацудзо и др.), а также за счет переизданий довоенной и классической литературы, где оригинальная иероглифика сохраняется в большей степени, чем орфография каны.

Привычка пользоваться иероглифами, не вошедшими в минимум, особенно очевидна при написании имен собственных. Первоначально в его состав не включались иероглифы, употребляемые только в этих словах. Это, однако, часто никак не влияло на употребляемость таких иероглифов; так, в названиях 47 префектур Японии 14 иероглифов не вошло в минимум, но написания этих названий за 30 лет не изменились [Ниситани и другие, 1977, с. 22]. Сохранение иероглифики устойчиво при написании фамилий и особенно личных имен, поскольку при наречении ребенка до сих пор внимание обращается на подбор «хороших» иероглифов. В этих случаях минимум почти не влияет на практику [23].

В некоторых сферах продолжает поддерживаться существование редких, архаических иероглифов. Это, например, борьба сумо, сохраняющая средневековый ритуал. Особенно это видно в именах борцов, специально подбираемых по значению и часто передающихся от одного спортсмена к другому в течение нескольких веков; так, в списке имен 53 участников турнира (Асахи-симбун. 1986. 24 марта) присутствуют 26 иероглифов, не входящих в минимум; четыре из них даже отсутствуют в словаре [Фельдман, 1977]; см. такие имена, как Конисики 'Малая Парча' (второй иероглиф вне минимума), Тотиматои 'Каштановый Штандарт' (первый иероглиф в дополнительном списке современного минимума, второй — вне минимума), Сисихо: 'Наследник-феникс' (первый и третий иероглифы вне минимума). Имена борцов сумо, хорошо известные в Японии, никогда не пишут каной и даже не снабжают фуриганой.

Иероглиф, не входящий в минимум, может в связи с изменением ситуации перейти в разряд употребительных. Возведение около г. Цукуба крупного университета, а затем проведение ЭКСПО-85 сделали название Цукуба частым на страницах газет и на телевидении, несмотря на то, что оно записывается двумя иероглифами, первый из которых и сейчас не входит в минимум.

Таким образом, минимум «тоё-кандзи» далеко не соответствовал реальному употреблению иероглифов. Критику вызывала и его произвольность, см. традиционный вопрос противников этого минимума: «Почему иероглиф со значением «собака» вошел в «тоё-кандзи», а иероглиф со значением «кошка» нет?» [Ниситани и другие, 1977, с. 22] (в новый вариант минимума вошли оба иероглифа). Несовершенство минимума послужило причиной его неоднократного пересмотра, главным образом в сторону некоторого увеличения. Изменения производились уже в 50-е годы, а в 1981 г. минимум «тоё-кандзи» постановлением правительства заменен на новый минимум «дзёё-кандзи». В него вошло 1945 иероглифов, на 95 больше, чем в прежний, и еще 166 иероглифов включено в дополнительный список как допустимые для записи собственных имен. Оговорено также, что «дзёё-кандзи» не имеет силы для специальных текстов (научных, технических, искусствоведческих) и для переизданий старой (довоенной) литературы об изменениях минимума в 1990 г. см. ниже раздел «Новые дискуссии о будущем японской письменности».

Изменения в минимуме приблизили его к языковой практике, однако даже в учебной литературе, где он имеет силу закона, наблюдаются отклонения от установленных правил. В одном из исследований рассмотрено соблюдение минимума в произведениях Акутагава Рюноскэ, включенных в школьные хрестоматии. Оказывается, что замена иероглифов вне минимума осуществляется везде непоследовательно, причем в разных изданиях по-разному; что строгое следование минимуму иногда нарушается закономерно, поскольку длинные отрезки текста, состоящие из одной каны, избегаются из-за трудночитаемости, а применение замещающих иероглифов часто невозможно [Умэдзу, 1983, с. 160 и др.].

Итак, введение иероглифического минимума способствовало упрощению японской письменности, но не в такой мере, как это намечалось при его введении. Иногда пишут, что введение минимума в 1946 г. проводилось как первый шаг для последующей латинизации [Suzuki, 1975, с. 176], но сейчас ситуация для развития в этом направлении еще менее выгодна, чем в те годы. Новый состав минимума удовлетворяет далеко не всех, поэтому продолжаются дискуссии: предлагают уменьшить его до 1000 и даже 500 иероглифов, но, пожалуй, чаще призывают к его расширению до 2500 иероглифов или до числа реально употребительных иероглифов; об этом говорили в теледискуссии по NHK, в том числе влиятельный лингвист Киндаити Харухико (также см. [Ватанабэ, 1983]); говорят даже о желательности отмены ограничений на число иероглифов [Имаи, 1980, с. 33; Уно, 1981, с. 3]. Такие предложения мотивируются распространением словопроцессоров, в памяти которых может храниться множество иероглифов. Есть и противоположные точки зрения, см. раздел «Новые дискуссии о будущем японской письменности».

Изменения официальных норм касаются не только состава минимума. Число допустимых чтений иероглифов стало больше; в частности, в 1973 г. было добавлено 271 кунное чтение [Ёсимура, 1981, с. 50]. Все эти чтения, конечно, никогда не исчезали, ввести унифицированное написание исконно японских слов в большинстве случаев не удалось. Совсем нежизнеспособной оказалась попытка отменить фуригану В правилах 1946 г был пункт о том, что она не должна употребляться, однако на практике она никогда не исчезала даже в учебниках, с 1972 г. этот пункт отменен [Кегоку, 1984, с 2]. Неустойчивы и не раз изменялись и правила написания хираганой окончании слов, здесь также пока не удалось добиться единства [Neustupny, 1978, с 271].

Таким образом, послевоенные реформы письменности оказались эффективными лишь частично Современные письменные нормы, за исключением орфографии каны, менее строги, чем грамматические и даже орфоэпические.

Роль каны в современных текстах значительнее, чем до воины. Особенно это относится к хирагане, которой помимо грамматических элементов пишется и часть корней. Расширение употребления хираганы идет с двух сторон за счет корней, писавшихся редкими иероглифами, и за счет корней с наиболее обобщенной семантикой (местоимения, глаголы с широкими и стершимися значениями) Сейчас уже не редкость случаи, когда в сложном слове часть компонентов пишется иероглифами, часть — хираганой гои 'лексика', где го пишется иероглифом, и — хираганой, Хамарикю (название парка в Токио), где только средний компонент ри пишется хираганой. Облик таких слов нарушает привычки носителей языка, что иногда осуждается [Имаи, 1980, с 28], но в связи с выходом из употребления ряда иероглифов это неизбежно.

Некоторое изменение функции происходит и у катаканы она по-прежнему обозначает заимствования, но ее употребление не исчерпывается только этим. Описанные выше правила семантического разграничения хираганы и катаканы в послевоенных нормах в целом не прижились, лишь звукоподражания обычно записывают катаканой (К 1983 № 9 С 23). Но некоторые слова, иероглифическая запись которых исчезает, стали преимущественно писать катаканой гоми 'мусор', кэга 'рана', сэрифу 'речь на сцене' (К 1984 № 2 С. 11–12), они скорее отличаются не особой семантикой, а аномальным для исконных слов звуковым обликом, делающим их похожими на заимствования. Чаще всего распределение двух видов каны зависит от контекста. В газете помимо заимствований катакана обычно употребляется во избежание длинных кусков текста, записанных сплошной хираганой: при отсутствии пробела текст из одной хираганы или катаканы трудно читать [Ёсимура, 1981, с 7–9]. См. рекламу: Нингэн ва, кидзуцуку аси дэ ару 'У человека ранены ноги', где аси 'ноги' записано катаканой для отделения от написанных хираганой цуку (корень, пишущийся иероглифом вне минимума) и дэ ару (связка). Бывает и стилистическое использование катаканы, когда слову специально придается иностранный облик (об этом будет сказано в разделе о заимствованиях).

В целом же при нестрогости японских письменных норм их колебания происходят лишь в ограниченных пределах, между основными системами письменности с 50-х годов установилось определенное равновесие. Говоря о будущем своего письма, японские специалисты обычно предсказывают, что основные его характеристики будут существовать длительное время (ГС 1984 № 11 С. 12).