Глава 8. Дети

В римском брачном контракте четко указывалось, что люди женятся с целью рождения детей. В Риме, вне всякого сомнения, было много таких, кто вступал в брак именно по этой причине; однако мало было мужчин, которые, подобно сотруднику консула, Кв. Гортензию, жившему в последние годы республики, настойчиво добивались брака по другой причине. Когда ему исполнилось шестьдесят, он был уже вдовцом; дети его давно выросли, ему вдруг приспичило (очевидно, он слегка повредился в уме) заняться улучшением своего рода. Желая породниться с Катоном Младшим, он попросил у него руки его дочери. Катон ответил, что его дочь замужем и счастлива в браке; тогда Гортензий спросил, не может ли он вступить в брак с женой Катона Марцией и создать в будущем поколении тесную связь между двумя семьями, если уж породниться им не суждено? Марция была второй женой Катона и, родив ему трех детей, дала прекрасное начало его второй семье. «Конечно, – ответил удивленный Катон, – если ее отец на это согласится». Поинтересовался ли кто мнением Марции, мы не знаем. Ее отец (Л. Марций Филипп, занимавший в 56 году до н. э. должность консула) возражать не стал; Катон развелся с Марцией – и Гортензий на ней женился. Однако детей у них не было; Гортензий умер, и дело для Марции закончилось очень удачно; она снова вышла замуж за Катона и вернулась в его дом еще более богатой, чем раньше. Эта история, с одной стороны, отталкивающая, а с другой – комичная, и Лукан совершенно напрасно пытался сделать из нее трагедию.

Большинство государств считает справедливым, разумным и необходимым для своих собственных интересов наказывать холостых и незамужних и награждать те семьи, которые вырастили и воспитали большое количество детей. В Древней Спарте неженатого мужчину подвергали презрению; отец троих детей освобождался от военной службы, а отец четверых – от уплаты налогов. В Риме рассказывали историю о том, как еще в 403 году до н. э. старые холостяки не только выслушивали упреки сенсоров Камилла и Постулия в том, что они уклонялись от выполнения своего долга, но и вынуждены были платить огромные штрафы.

Уменьшение численности коренного населения не может не беспокоить ответственную власть; а в древних государствах особую тревогу вызывало сокращение высшего слоя общества, ибо он (хотя и пополнялся выходцами из нижних слоев и иноземцев) поставлял стране политиков, верховных управляющих и армейских офицеров. В Римской империи, которая не хотела зависеть от наемников, существовала насущная потребность пополнения армии здоровыми новобранцами, и римляне верили, что самых лучших солдат поставляет сельская местность и что люди, живущие на земле, имеют самые большие и самые здоровые семьи. Спарта была обеспокоена сокращением своего населения уже в IV веке до н. э.; Грецию тревожило вымирание аристократических семей во II веке до н. э. В том же самом веке, после падения Карфагена, забили тревогу и государственные мужи Рима, ибо проблема пополнения легионов стала уже очень острой. В 133 году до н. э. Тиберий Гракх разработал свою идеалистичную программу возрождения фермерского хозяйства. Он предложил заселить сельскую местность в Италии мелкими фермерами, римскими гражданами. Два года спустя цензор Метелл Македонский произнес ту самую публичную речь в защиту браков, которую цитировал в 18 году до н. э. Август, вводя законы, частично повторявшие законы Древней Спарты, а некоторые даже превосходившие их по жестокости.

Цензор Метелл говорил не о прелестях и романтике брачных отношений, а о том, что они необходимы для выживания римского общества, ведь уже тогда молодые люди уклонялись от супружеских уз. И причиной этого был вовсе не гомосексуализм, который в древности считался нормальным явлением, не то что в наши дни. Одних и тех же мужчин тянуло – иногда очень сильно, а иногда не очень – к красивым людям обоего пола. Как уже говорилось, мужчины в Древнем Риме были бисексуалами.

Дело было в том, что многие юноши отказывались от семейных обязанностей в пользу любовниц. Любовницу, в отличие от жены, человеку выбирал не отец, а он сам. Он мог искренне ее полюбить. Она могла быть женщиной из того слоя общества, на которой обычай – а если она была зарегистрированной проституткой, то и закон – запрещал ему жениться. Любовница обладала очарованием и живостью, которые отличали ее от добропорядочной скучной жены, то есть женщины того сорта, от которых старался держаться подальше Проперций. В поздней республике и ранней империи игривых и красивых женщин было сколько угодно, в основном отпущенниц, которые славились своей элегантностью и привлекательностью. Именно этих женщин мы должны благодарить за самые прекрасные – и во многом непристойные – страницы римской поэзии.

Такими женщинами были: Немезис Корнелия Галла, Ликорис Тибулла, Цинтия Проперция и Коринна Овидия. Цинтия была римлянкой; ее настоящее имя было Хостия, и она утверждала, что происходит из семьи эпического поэта, не лишенного таланта, который творил во времена Гракхов. Она была куртизанкой, а поскольку Проперций был свободнорожденным гражданином Рима, то брак между ними был невозможен. Мы уже упоминали о том, как он ликовал, когда в 28 году до н. э. провалился закон, по которому ему пришлось бы расстаться с Цинтией, жениться на респектабельной женщине и наплодить для империи новых солдат. Он написал по этому поводу полное радости стихотворение.

Подобные связи, не важно, были ли они наложничеством или нет, можно было легко разорвать, когда они теряли свою прелесть.

Много ли было женщин из добропорядочных слоев общества, которые намеренно избегали брака, мы не знаем. Если в языческой Античности некоторые женщины и мечтали об уединенной жизни, то такой возможности у них не было, поскольку в те времена еще не существовало монастырей. Были там и женщины, из которых получились бы отличные матроны, но они предпочли стать любовницами мужчин, а не их женами.

В свободной связи неженатого мужчины с женщиной рождение ребенка становилось самым настоящим несчастьем. Чтобы избежать этого, женщины прибегали к аборту. То, что эта операция часто заканчивалась гибелью и матери, и ребенка, а общественное мнение осуждало аборты, мы знаем из двух весьма неудачных поэм Овидия, написанных им после того, как выяснилось, что Коринна беременна. Первая поэма представляет собой молитву богине Изиде, в которой Овидий просит сохранить Коринне жизнь, а в другой поэт рассуждает о том, что если бы все беременные женщины убивали своих детей, то человечество быстро вымерло. Враги императора Домициана утверждали, что он соблазнил свою племянницу Юлию, дочь Тита, а когда она забеременела, настоял на аборте, от которого женщина умерла. Ювенал, живший во II веке н. э., отмечал высокое мастерство врачей, делавших аборт: «Сколь велико умение, сколь сильны лекарства лекаря, делающего аборт, с помощью которых он убивает человечество еще в самой утробе матери!» И только при Септимии Севере, правившем в конце II века н. э., за аборты было введено уголовное наказание.

Плиний Старший, который пишет о том, что запах, исходящий от потушенной лампы, вызывает выкидыш, имеет в виду аборт, словно это было обычным делом, и указывает, что прерывание беременности особенно опасно на четвертом и восьмом месяце.

От незаконного ребенка можно было легко избавиться, оставив его на подходящем холме, как обычно поступали с нежеланными детьми в Риме и в течение многих веков в Греции. Некоторых оставляли в живых, и при императоре Траяне, когда родителям выплачивали пособие на детей, в Велее в Северной Италии, в списке из 279 законнорожденных детей, которым полагалось такое пособие, указаны и двое незаконнорожденных – мальчик и девочка. Дети, родившиеся у наложниц, имели статус законных; позже юристы стали называть их «природными детьми».

У нас слишком мало данных, чтобы судить о рождаемости в Риме и во всей империи; однако мы имеем достаточно сведений о богатых людях, в особенности о семьях, которые играли ведущую роль в римской политике. И здесь возникает ряд очень интересных вопросов.

Время от времени появлялись очень большие семьи, и можно только пожалеть, что Плиний Старший мало интересовался этим вопросом. Он пишет, что у Корнелии и Семпрония Гракхов было двенадцать детей, а у Германика и Агриппины – девять, но он обратил на это внимание только потому, что дети разного пола рождались попеременно; мальчик, девочка и снова мальчик и девочка. Тем не менее он приводит примеры людей, имевших необыкновенно большое потомство: Кв. Метелла Македоника, цензора в 131 году до н. э., который убеждал молодых мужчин жениться, и некоего Ц. Криспина Хилара из Фьезоле, который в 5 году до н. э. совершил паломничество в Рим и вместе со своей огромной семьей принес жертвы богам на Капитолии. Метелл к моменту своей смерти имел четырех сыновей, двух дочерей и одиннадцать внуков. У Хилара было шесть сыновей, две дочери, двадцать семь внуков, восемь правнучек и восемнадцать правнуков. В эпиграмме Марциала говорится о женщине, которая родила от одного мужа пятерых сыновей и столько же дочерей, и все они ее пережили. А младшая Фаустина, жена Марка Аврелия, имела по меньшей мере двенадцать детей.

Были мужчины и женщины, которые отличались повышенной плодовитостью. Марк Антоний имел детей от трех жен. Фульвия, его первая жена, родила детей от Клодия, Курио и от него самого. Но была еще более замечательная женщина – Вистилия, мать генерала Корбуло и теща императора Гая Калигулы, которая имела детей от шестерых мужей!

Вместе с тем, как отмечал Плиний Старший, в одних браках совсем не было детей, а в других – только один ребенок. В истории поздней республики и ранней империи примеров подобных браков было множество. Супружеская жизнь сестры Тиберия Гракха и великого Сципиона Эмилиана развалилась, потому что они были бездетны. Юлий Цезарь был очень сексуальным мужчиной, но в первом браке у него родилась лишь одна дочь, а во втором и третьем браках детей вообще не было. Не знаем мы и о том, были ли у него дети от его любовниц, даже Клеопатры[28] (хотя слухи об этом ходили и в древние времена, и в нашу эпоху).

Когда Август – тогда еще Октавиан – в 39 году до н. э. взял в жены Ливию, у него уже была дочь от первого брака, а Ливия ждала второго ребенка. Оба были молоды и, подобно другим супругам, мечтали о совместных детях, но они у них так и не появились. Траян и Плотина детей не имели, Адриан и Сабина – тоже. В следующей главе мы расскажем о женщине более низкого происхождения, жившей во второй половине I века до н. э., которую звали Турия. Эта скромная и великодушная женщина, признав, что бесплодна, умоляла мужа – впрочем, совершенно безуспешно, ибо он ее любил, – развестись с ней и подыскать себе другую жену.

Многочисленные надписи на могилах, в которых говорится о том, что богатые мужчины и женщины завещали все свое имущество отпущенникам обоего пола, свидетельствуют о том, что эти мужчины и женщины не имели детей.

Маленькие семьи и исчезающие семьи. Чем это можно объяснить?

Было высказано предположение, что в верхних классах капиталистического общества очень ценится богатая наследница; что для тех, кто хочет разбогатеть, единственная дочь – гораздо более желанная невеста, чем девушка, имеющая нескольких сестер, – и поэтому ей представляется возможность найти себе самого лучшего мужа. Утверждают также, что способность родить не более одного ребенка (об этом говорил еще Плиний Старший), подобно другим качествам, передается по наследству. Таким образом, постепенное вымирание семей высшего класса было вызвано естественными причинами.

Тем не менее мы не можем сказать, что оно было вызвано одной лишь стерильностью или относительной стерильностью представителей аристократии. Да, бесплодных пар было много, но есть и другие, более очевидные объяснения – в римском мире не было больниц, опытных гинекологов и глубокого понимания проблем сохранения детского здоровья.

Во-первых, слишком часто случались выкидыши. У дочери Цезаря Юлии через четыре года после свадьбы с Помпеем случился выкидыш, а на следующий год она умерла в родах. Императрица Поппея умерла в 65 году н. э. по той же самой причине. Другого объяснения, почему надежды на рождение наследника Домициана в 90 году н. э. испарились, просто нет. Мы хорошо знаем о том, какое несчастье постигло третью жену Плиния Младшего, поскольку он рассказал об этом в письмах ее деду и тетке. «Вы огорчитесь, узнав, что у вашей внучки случился выкидыш. Глупая девчонка, не догадавшись, что она беременна, позабыла об осторожности и наделала глупостей, которых можно было бы избежать. Она усвоила этот урок. Но ведь она могла и умереть». Однако этот случай вселил в Плиния уверенность в том, что его жена способна родить и в будущем у него появятся дети. Но эта уверенность не была основана на заключении врача, и дети у него так и не появились.

Существовали и другие причины, ограничившие размер семей. Много женщин и детей умирало во время родов; исключительно высокой была детская смертность; во всех социальных классах число детей, переживших младенческий возраст, было удручающе низким. Огромное число надписей на надгробиях сообщает нам о том, что дети, похороненные в этих могилах, умерли в самом раннем возрасте, и в этом дети из богатых семей были ничуть не удачливее бедных. Из двенадцати детей Корнелии и Гракха Старшего девять умерли в детстве. Ребенок, которого она родила от Тиберия в 11 году до н. э., скончался вскоре после своего появления на свет. Рождение дочери у Агриколы (которая уже вышла замуж за историка Тацита) вряд ли обрадовало ее родителей, поскольку их первый ребенок, мальчик, умер. Дочь Нерона – его единственное дитя – скончалась, не прожив и четырех месяцев. Единственный сын Домициана умер во младенчестве, еще до того, как его отец взошел на престол, и был обожествлен после этого. Его изображение сохранилось на монете – маленький мальчик сидит на вершине мира. Из большой семьи Марка Аврелия лишь пятеро детей (менее половины) пережили своего отца.

Таковы были объективные причины, которые лишали супругов возможности иметь детей и наблюдать, как те растут здоровыми и счастливыми.

Гораздо труднее узнать, до какой степени рождению и воспитанию детей мешало планирование семьи.

Нет сомнений, что иногда гулящая жена, обнаружившая, что она беременна от человека, который не был ее мужем, решалась на аборт – но это было не всегда, ибо Ювенал утешал мужа, чья жена была бесплодна, тем, что ему, по крайней мере, не грозит перспектива воспитывать сыновей, родившихся от гладиатора.

О том, какие существовали в римском обществе противозачаточные средства и как их применяли, мы ничего не знаем; и кажется удивительным то, что в третьей книге «Искусства любви», которая по сути является учебником для куртизанок, Овидий не упоминает о том, как избежать беременности. Нам сообщают – и снова сатирики – о замужних женщинах, которые не хотят рожать детей и которые иногда получают подкидышей. Ибо подкидывать только что родившихся младенцев было запрещено законом только в конце IV века. Плавт пишет о подбрасывании новорожденных как о весьма распространенном явлении, а Светоний сообщает, что около 63 года до н. э., из-за дурного предзнаменования, сенат вынес постановление, что ото всех родившихся в тот год мальчиков нужно избавляться. И вправду, когда внучка Августа спустя несколько лет после смерти мужа родила ребенка и опозорила себя, император заявил, что этот младенец не должен жить. В середине I века н. э. подбрасывание детей, по-видимому, было еще очень распространенным явлением, поскольку Музоний Руф, просвещенный человек, протестовал против этого.

Самым простым объяснением того, почему родители избавлялись от ребенка, была невозможность вырастить его из-за своей бедности, и благотворители, частные лица и императоры начиная с конца I века уничтожили это зло, учредив для неимущих родителей пособия на детей. Их называли «кормовыми деньгами», о которых нам рассказывает в своих письмах Плиний, а также сообщают надписи и рельефы на величественной арке Траяна в Беневенто. Старшая и младшая Фаустина прославились пожертвованиями на подобные цели. А Константин издал указ в Италии и Африке, в котором требовал, чтобы магистраты оказывали немедленную помощь тем родителям, которые заявляли, что не имеют средств на содержание и воспитание своих детей.

Тот факт, что в Велее было выдано 246 пособий на мальчиков и всего 35 – на девочек, говорит о том, что от новорожденных девочек бедняки отказывались гораздо чаще, чем от мальчиков. Мы не знаем, так ли это было на самом деле; по одним записям судить об этом трудно, ибо главной целью пособий было увеличение числа новобранцев, и, когда решался вопрос, кому их выделить в первую очередь, предпочтение отдавалось мальчикам.

В более состоятельных семьях существовало стремление ограничить число детей ради экономии денег: и те факты, которые во II веке до н. э. приводит Полибий для Греции, конечно же справедливы и для Рима. В Греции основной причиной исчезновения высших слоев общества стало желание родителей обеспечить своим детям такой же уровень жизни, какой был у них, и многие семьи намеренно ограничивались рождением – или, по крайней мере, воспитанием – одного-двух детей. Если же после болезни или тягот войны эти дети умирали, родители понимали, какую глупость они совершили, но было уже поздно. Август, как мы видели, считал, вслед за древними спартанцами, что в нормальной семье должно быть трое или более детей, и стремился с помощью специальных законов убедить в этом свой народ.

Естественно было бы ожидать, что в обществе, где внебрачные половые связи были обычным явлением, должны были существовать более убедительные доказательства незаконнорожденного статуса детей, чем сатирические поэмы. Плиний рассказывает нам о двойняшках, которые были похожи на разных отцов, и к тому же не римлян. Он же поведал нам о древнем способе установления отцовства, который существовал у вымершего племени пселлов в Северной Африке. Новорожденных детей оставляли в том месте, где было много змей, и если змеи, учуяв их запах, уползали прочь, то эти дети считались законнорожденными, если же змеи их кусали, то они объявлялись внебрачными.

В Египте сохранились папирусы, в которых рассказывается о незаконнорожденных детях, в том числе и в семьях римской аристократии. Макробий поведал нам замечательную историю о том, как в Рим из провинции приехал мужчина, так сильно похожий на Августа, что по городу поползли слухи, что это его сын. Когда Август спросил мужчину, случалось ли его матери бывать в Риме, тот, не смущаясь, ответил: «Нет, но мой отец там бывал». Истории о сыновьях, которые ничем не напоминали своего отца, но были поразительно похожи на гладиатора или какого-нибудь еще более немыслимого человека, были любимой темой сатириков. До нас дошла эпиграмма, в которой Марциал рассказывает об отце семерых сыновей, каждый из которых был точной копией одного из слуг этого дома!

По мнению Овидия – но не Вергилия, конечно, – Дидона была беременна, когда Эней ее покинул; а после смерти Цезаря царица Египта Клеопатра хвасталась – вероятно, без всяких на то оснований, – что отцом ее сына Цезариона был Юлий Цезарь, и даже не пыталась скрыть тот факт, что все ее последующие дети родились от Антония, то есть были внебрачными.

Если женщина из приличной семьи носила ребенка, зачатого от любовника, то ее муж иногда предпочитал скрыть этот факт и даже хвастался своим отцовством. В сатирах Ювенала есть грубый, но смешной рассказ о том, как клиент заявлял, что, благодаря его помощи хозяин-импотент стал отцом трех детей. Иначе бы ему пришлось развестись с женой, которая должна была после этого вернуться в семью своих родителей, и, если бы там не настояли на аборте, ей пришлось бы бросить своего ребенка сразу же после его рождения, как это сделал Август с ребенком своей внучки.

В Абонутейхе, что в Пафлагонии, во II веке н. э. жил знаменитый шарлатан Александр Золотое Бедро. Лукиан утверждает, что «многие женщины хвастались, будто имели от него детей, а их мужья подтверждали, что это действительно так».

В королевских, аристократических и церковных кругах со времен Средневековья до XVIII века незаконнорожденные дети были обычным явлением и позором не считались; поэтому на первый взгляд кажется удивительным, что в тесном аристократическом кругу Римской республики и ранней империи почти не осталось сведений о незаконнорожденных детях. Прокурорам в суде и сплетникам на улицах доставляло огромное удовольствие порочить происхождение своих оппонентов или жертв; но их чаще всего обвиняли в низком происхождении, а вовсе не в том, что они родились вне брака. Про кого-то говорили, что «одним его прадедом был отпущенник, который занимался изготовлением веревок в деревне около Фурии, а вторым – уроженец Африки, сначала продававший там духи, а потом хлеб; такую историю рассказывал Антоний об Октавиане, будущем императоре Августе» (Светоний. Жизнь божественного Августа).

Во время революции появились самозванцы, которые утверждали, что они потомки выдающихся людей: Л. Эквит, выдававший себя за сына Тиберия Гракха, был избран трибуном и убит в 100 году до н. э.; Ц. Аматий, называвший себя сыном младшего Мария и казненный в 44 году до н. э. В империи тоже время от времени появлялись выскочки или самозванцы. В Галлии во время мятежа 69–70 годов появился человек, который называл себя Юлием Сабином из Линьона и утверждал, что по линии прабабушки происходит от самого Юлия Цезаря. Другой самозванец выдавал себя за распутного Нимфидия Сабина, префекта преторианской гвардии в последние годы правления Нерона, который, по его утверждению, был сыном Гая Калигулы. И как мы уже рассказывали, в начале III века н. э. матери Элагобала и Александра Севера утверждали (вероятно, без оснований, но с большой гордостью), что их сыновья – незаконнорожденные отпрыски Каракаллы.

Один французский ученый, обладавший богатым воображением, Ж. Каркопино, написал книгу в 79 страниц под названием «Бастард Адриана». Она посвящена Л. Ционию Коммоду (Элию Цезарю), которого, к всеобщему удивлению, Адриан усыновил и которому удалось прожить после этого два года и чей сын, Л. Ционий Коммод (Л. Вер) правил вместе с М. Аврелием с 161 года до своей смерти в 169 году. Древние авторы не меньше нас удивлялись, почему Адриан усыновил Элия Цезаря. Они объясняли это тем, что он был очень красив, а Адриан питал слабость к красивым юношам. Если бы в Риме запахло скандалом, римские писатели ни за что бы его не пропустили; к тому же невозможно поверить, чтобы тот факт, что Адриан был не только любовником Элия Цезаря, но и его отцом, можно было сохранить в тайне в течение двух тысяч лет!

Утверждения о том, что человек родился от матери из выдающейся семьи, – которые гораздо легче опровергнуть, – были, естественно, более редкими. Самозванец, выдававший себя за сына добродетельной Октавии, которого за это сослали на галеры, вовсе не обвинял ее в прелюбодеянии; он утверждал, что из-за того, что он родился очень слабеньким, его сразу же отдали в семью крестьян, заменив, вероятно, на Марцелла, который, таким образом, является подкидышем.