VIII. Где жить

VIII. Где жить

Где вы будете спать в елизаветинской Англии, зависит, как и везде, от вашего общественного положения. Беднякам не предложат пожить в доме аристократа, а большинство аристократов никогда не снизойдут до того, чтобы зайти в крестьянский домик. Дешевого жилья в монастырях больше нет: гостеприимство теперь не является требованием милосердия. Конечно, где-нибудь в глубинке такое еще возможно, но на дорогах сейчас слишком много людей, чтобы подобная щедрость могла распространиться широко. Если у вас нет денег, отдыхать вам придется где попало — в амбаре, дровяном сарае, пещере, под карнизом дома или даже прямо в поле. Впрочем, если у вас есть чем заплатить, то вы сможете остановиться в гостинице — если, конечно, там есть свободная комната. Милосердие, может быть, и потеряло свою покупательную способность, но зато у серебра она высока, как никогда.

Гостиницы

Большие гостиницы — это очень приятная часть путешествий по елизаветинской Англии. Пышно украшенные вывески возле лучших лондонских заведений не спутаешь ни с чем. Заведя лошадь через широкую входную арку во двор, который вполне может быть вымощен камнями или булыжниками, вы увидите два-три этажа галерей по обе стороны от себя. Это проходы в комнаты. Мальчик-слуга расседлает вашу лошадь и отведет ее на конюшню в дальней части гостиницы, а конюх возьмет ваши вещи и пойдет с вами к владельцу, чтобы «назначить комнату».

Зайдя в комнату хорошей гостиницы, вы найдете по меньшей мере одну кровать, обычно со столбиками и балдахином, перетянутую веревками, на которых лежит соломенный тюфяк и пара пуховых матрацев. Иностранные путешественники часто упоминают о том, как чисты английские гостиницы. Так что вполне можно ожидать чистых льняных простыней, «на которых никто не лежал с тех пор, как их доставили от прачки», по милому выражению Вильяма Гаррисона, а также покрывала и одеяла, шерстяные и лоскутные. На пуховых подушках будут чистые льняные наволочки. Во многих комнатах будет еще и выдвижная кровать для слуг или детей. В сундуке вы найдете дополнительные постельные принадлежности; возможно, там будет стоять еще и второй сундук, для ваших вещей. Также в комнате, скорее всего, будет стол с льняной скатертью и два или три стула или кресла. Если стены не обшиты деревянными панелями, то на них вешают раскрашенную ткань: она похожа на гобелен, но стоит намного дешевле, при этом так же хорошо сохраняет тепло в комнате. В городской гостинице из окон открывается вид на внутренний дворик, а на первом этаже довольно темно, потому что над ним нависает галерея второго этажа. Вечером вам дадут свечу с подсвечником, чтобы вы смогли добраться до постели. Наконец, частенько в комнату для более приятного запаха кладут засушенные цветы.

В самых больших лондонских гостиницах — 50 или даже больше комнат, где могут разместиться 200 посетителей и их лошади. Людям, путешествующим вместе, часто и жить приходится в одной комнате — за одиночное проживание цена выше. Есть можно либо в общей столовой, либо в своей комнате. В столовой к вам, несомненно, подойдут музыканты и станут навязывать свои услуги в надежде заработать немного денег. Богатые лондонцы, желающие устроить пир для своих родственников и друзей, снимают для этой цели гостиничные столовые, так что вам, возможно, придется спешно ретироваться от этой шумной гулянки в свою комнату. Во дворах больших гостиниц в два часа дня часто ставят спектакли, которые очень хорошо смотреть с галереи.

Владелец гостиницы по закону несет ответственность за безопасность гостей, так что сделает все для того, чтобы предотвратить воровство и насилие на своей территории. Дверь в вашу комнату, скорее всего, запирается, а ключ поступает в полное ваше распоряжение (у владельца есть общий ключ, отпирающий все двери). Вечером главные ворота запираются, а тех, кто не входит в число постояльцев, просят уйти. Таким образом, воровство в гостинице весьма маловероятно — но с одной оговоркой. Помните конюха, который нес ваши вещи? Если ему поставить выпивку, он расскажет, кто вы такой, что в ваших сумках и куда вы едете… Ничего ему не говорите — вы еще помните урок, полученный в конце предыдущей главы? То же самое касается и очаровательных гостей, одетых в дорогую одежду, — она вполне могла достаться им от других путешественников вроде вас.

А как насчет гостиниц в провинциальных городах? Многие из них такие же изысканные, как в Лондоне, но в целом намного меньшего размера. Давайте представим, что вы приехали в Фарнэм в 1563 году и ищете себе ночлег. Там вы рано или поздно найдете старинную гостиницу, которой управляет вдова Джоанна Хоул. Проехав через арку и войдя в холл, вы обнаружите, что он плохо освещен, наверху видны стропила крыши, а в центре стоит единственный каменный очаг. Дым от горящего огня поднимается вверх и уходит через дыру в крыше. С железных рамок над огнем свисает пара горшков. На устланном камышом полу лежат ручные мехи, угольная лопата и щипцы. Три большие картины, похожие на гобелены, свисают со стен. В холле стоят два стола со скамьями по обе стороны от них; скамьи накрыты матрацами и подушками, рядом стоят стулья. Бочек с вином и пивом вы не увидите: они хранятся в кладовой, а для посетителей по требованию выносят фляги и кружки.

Все это выглядит очень примитивно по сравнению с огромными заведениями Лондона. Но для большинства путешественников этого вполне достаточно. В гостинице Джоанны четыре комнаты, не считая ее собственного жилья. Дверь из холла ведет в большую гостиную, где вы найдете две дубовые кровати с пологами, пуховыми матрацами, подушками и одеялами. Еще там стоят дубовый буфет, стол на козлах, скамейка с камышовой подстилкой, четыре стула и кресло. В гостиной два ковра, но ими накрывают столы и шкафы, а не кладут на пол. Поднимитесь на второй этаж, и найдете похожую комнату: стол на козлах, лавки, скамья со спинкой и две кровати — одна большая дубовая, вторая выдвижная. В комнате над воротами два спальных места; над кладовой — еще одна комната с тремя кроватями. Оконных стекол в этих комнатах нет: окна закрываются деревянными ставнями. Тем не менее комнаты достаточно большие, чтобы вы с другом смогли разместиться там с комфортом. Собственная гостиная Джоанны одновременно служит еще и складом; если вы откроете стоящие там сундуки, то найдете сложенные отрезы парусины (десять пар), локрема (четыре пары), простыню из голланда и шесть холщовых скатертей. Дрова лежат в сарае с противоположной стороны двора — вместе с овсом и сеном для лошадей постояльцев. На самый крайний случай в конюшне даже есть еще одна кровать.

Вернувшись в Фарнэм 40 лет спустя, вы обнаружите, что гостиницы стали намного лучше. Зайдите, например, в ту, которой владеет Джордж Уиттингем. Там восемь гостевых комнат, где в общей сложности стоят 18 кроватей. Предположим, он поселил вас на ночь в «Часовенную комнату»: стены в ней украшены картинами на ткани, а с одной стороны стоит кровать с дополнительной выдвижной частью. У стены — два шкафа, покрытые ткаными коврами, еще в комнате есть стол со скамьей, накрытой подушками, и два кресла. В камине есть металлические подставки для дров. Но, что еще лучше, — окна застеклены. Простыни на кровати из локрема, встречаются даже из голланда. Если вы окажетесь в «Новой комнате» по соседству, то на вашей кровати с четырьмя столбиками будет еще и балдахин. Позвав слугу, вы можете попросить пива, белого вина, кларета или хереса; принесут вам их в серебряной, а не в оловянной посуде. Учитывая, что в гостинице целых десять ночных горшков, вам даже не придется выходить ночью из комнаты, если вдруг понадобится.

Богатые дома

Некоторые из лучших дворянских домов Англии построили именно в правление Елизаветы — среди них Бёрли, Воллатон-холл, Хардвик-холл, Монтакьют и Лонглит. Вильям Гаррисон пишет, что «если когда-либо красивое строительство в Англии и процветало, то именно в эти годы, когда работали поистине выдающиеся строители». Но вас наверняка удивит, что почти все аристократы и большинство джентри до сих пор живут в средневековых домах и замках, построенных предками. Если вы гостите у графа с доходом 3000 фунтов в год, не думайте, что он вас поселит в роскошную комнату не менее роскошного дома, построенного одним из выдающихся архитекторов той эпохи. Скорее всего, вы окажетесь в темной комнатке в башенке постройки XIII века, которую возвели, чтобы защитить какое-нибудь стратегически важное место, а теперь поддерживают в качестве повода для семейной гордости.

«Старые деньги» редко сосредоточены в руках одного человека; скорее всего, треть своего дохода ваш гостеприимный хозяин вынужден отдавать матери, вдовствующей графине. Таким образом, многие благородные семьи просто не могут заменить старый замок новым домом — у них нет на это денег. Чтобы конкурировать с сэром Фрэнсисом Уиллоуби, построившим Воллатон-холл, им понадобится около 5000 фунтов. Дом, подобный Хардвик-холлу, стоит примерно столько же. А построить что-либо поскромнее им не позволит гордость. Кроме того, все эти древности до сих пор кое-что значат: замок говорит о высоком положении, которое уже долго занимает семья, и о связях, длящихся столетиями.

То же можно сказать и о королевской семье. Королевские резиденции — Виндзорский замок, дворец Элтем, Гринвичский дворец, Тауэр, Вестминстер, Вудсток и Хэтфилд — построены в Средние века. Несравненный дворец, построенный Генрихом VIII в 1538 году, был продан графу Арунделу, но вернулся в собственность королевы в 1591 году. Другие «новые» дворцы в королевских владениях — Ричмондский дворец (построенный Генрихом VII в 90-е годы XV века) и перестроенные дворцы Генриха VIII в Уайтхолле и Хэмптон-Корте. Елизавета сделала Хэмптон-Корт своеобразным алтарем в память об отце, где собрала множество его личных вещей. К другим резиденциям она относится спокойнее: семь из 20 унаследованных дворцов она раздала. Нью-холл в Эссексе в очень плохом состоянии, так что королева отдала его графу Суссексу, сообщив ему, что позже прибудет туда с визитом, так что он отремонтировал дворец и построил там новые роскошные комнаты. Кенилвортский замок она отдала фавориту Роберту Дадли, который тоже отреставрировал его, дабы встретить королеву во всем великолепии. Что же касается более далеких замков — многие из них продали. Замок Вигмор в Херефордшире, например, ушел семье Харлей за 2600 фунтов в 1601 году. В среднем королева тратит 4000 фунтов в год на замки, оставшиеся в ее собственности, — в основном на перепланировку, украшение комнат и новые сады. Как и аристократы, королевская семья сильно отстала от новейших архитектурных веяний, из-за нехватки денег застряв в доставшихся по наследству старых жилищах.

Кто же тогда строится в елизаветинской Англии? Если вкратце, «новые люди» (new теп) — те, кто не получил больших богатств в наследство, но сделали себе состояние благодаря королевской службе, собственной изобретательности или деловой хватке. Сэр Вильям Сесил строит Бёрли (Линкольншир) и Теобальде (Хартфордшир), а также Сесил-хаус на лондонском Стренде. Его расходы на строительство регулярно превышают 2000 фунтов в год. Среди других разбогатевших госслужащих — сэр Кристофер Хаттон, построивший Хольденби-хаус (Нортгемптоншир); сэр Фрэнсис Уолсингем, построивший Барн-Элмс (Суррей); и сэр Джон Тинн, построивший Лонглит (Уилтшир). Юрист сэр Николас Бэкон строит огромный дом в Горембери (Хартфордшир); другой юрист, сэр Эдвард Фелипе, строит Монтакьют (Сомерсет). Сэр Томас Грешем, самый щедрый купец эпохи, строит Интвуд-холл (Норфолк). Придворный Томас Горджес строит знаменитый треугольный замок Лонгфорд (Уилтшир). Возможно, самый смелый архитектурный проект всей эпохи Елизаветы — Воллатон-холл (Ноттингемшир) с потрясающей «обзорной комнатой» над главным залом — построен одним из местных дворян, сэром Фрэнсисом Уиллоуби, который вложил туда чуть ли не все средства, полученные со своих угольных шахт, и едва не обанкротился в погоне за архитектурным великолепием[75]. Впрочем, из «правила», что новые дома строят недавно разбогатевшие простолюдины, есть и исключения. Лорд Кобэм пристраивает крылья к Кобэм-холлу (Кент), несколько лордов планируют строительство новых домов (в частности, лорд Бакхерст). И, конечно, не стоит забывать покровительницу, благодаря которой построили один из самых красивых домов эпохи, Хардвик-холл. Бесс Хардвик — вдовствующая графиня Шрусбери, так что под определение new man она не попадает совершенно никак. Тем не менее она родилась в незначительной дворянской семье, а деньги получила, пережив четверых богатых мужей. Когда 63-летняя аристократка в 1590 году запланировала строительство Хардвик-холла, ее деньги во многом можно назвать именно «новыми».

Все это, по сути, значит — пожалуй, чуть ли не единственный раз до самого XX века, — что если вы гостите в роскошном новом доме, то его хозяин не аристократ. Пришел новый общественный порядок — и люди, добившиеся всего сами, хотят продемонстрировать свое общественное положение с помощью новой архитектуры. Принципы этой архитектуры попадают в Англию различными способами: английские туристы находят новые идеи во время Большого путешествия; французские и итальянские мастера приезжают в Англию в поисках работы; наконец, и это самое важное, в страну привозят иллюстрированные издания работ архитекторов, в частности Вредемана де Вриса, Витрувия, Себастьяно Серлио и Андреа Палладио. Кроме того, в 1563 году выходит важная книга Джона Шута «Первые и главные основы архитектуры». В 50-х годах герцог Нортумберленд отправил Шута в Италию изучать тамошние здания, и, вернувшись, тот издал первый англоязычный трактат на эту тему. В результате появился совершенно новый стиль. Главной задачей средневекового аристократа было защитить свой род и землю, так что его замок представлял собой крепость с толстыми стенами и маленькими окнами, в которой можно выдержать длительную осаду; а вот главная задача елизаветинского придворного — продемонстрировать свои связи. Таким образом, резиденция придворного или юриста имеет одно фундаментальное отличие от средневекового жилища: она построена так, чтобы все на нее смотрели, а не чтобы никого туда не пускать.

Что в новой архитектуре вам понравится больше всего? С внешней стороны — классические пропорции здания и элементы фасада, в частности скульптуры, своды, альковы и портики, а также разнообразные колонны и их вершины — тосканские, ионические, дорические, коринфские и составные. Внутри же вас, несомненно, больше всего поразит свет. В старых домах без оконных стекол окна приходилось делать маленькими, так что в комнатах было темно. Таким образом, хорошо освещенные комнаты — символ богатства, а через застекленные окна новых домов внутрь попадает много солнечного света. Старая поговорка, что в Хардвик-холле «больше стекол, чем стен», справедлива для практически каждого нового дома в елизаветинской Англии. В Хольденби-хаусе вдвое больше стекла, чем в Хардвике.

Огромный дом сэра Фрэнсиса Уиллоуби, Воллатон-холл, построен на холме в его парке. Это здание произвело настоящую революцию во многих отношениях, в частности из-за того, что в нем нет внутреннего дворика: оно «смотрит» наружу, а не внутрь. Вы входите в коридор, который ведет к проходу за загородками (screens passage), а затем… вуаля! Ваши глаза уже привыкли к тусклому коридору, но тут вы оказываетесь в большом, роскошном и ярко освещенном зале с высоким потолком, огромными окнами и деревянными панелями на стенах. По обе стороны комнаты стоят большие камины, а между ними, по всей длине комнаты — два длинных стола, за которыми обедают слуги. На стенах закреплены алебарды и бердыши — часть оружия, которое сэр Фрэнсис обязан по закону предоставлять ополчению. Посмотрите наверх, и увидите роскошную крышу с ярко раскрашенными стропилами. На самом деле это даже не стропила, да и крышу они не поддерживают; они крепятся к полу обзорной комнаты, расположенной на следующем этаже. Для 1588 года такая конструкция поразительна — настоящий триумф величайшего архитектора эпохи, Роберта Смитсона.

Сэр Фрэнсис обычно обедает не в холле, а в столовой, расположенной сбоку от холла, — оттуда открывается хороший вид на сад. Если вас пригласят разделить трапезу с его семьей, то вы будете есть за столом с льняной скатертью перед большим каменным камином, сидя на кресле или скамье, накрытой зелеными подушками. Стены обшиты деревянными панелями, но в основном практически пусты: ни одной картины на них нет, только две карты — Ноттингемшира и Линкольншира. Мода на собирание картин в XVI веке лишь зарождается; большинство владельцев богатых домов демонстрируют всю свою коллекцию в одном месте, обычно — в длинной галерее. Прогулка по галерее — своеобразная форма упражнений в помещении, если на улице пасмурно. Гостей часто приглашают присоединиться, чтобы посмотреть на портреты королевы и выдающихся людей эпохи; демонстрация таких портретов намекает, что владелец хорошо знаком с их натурщиками. В некоторых больших домах в галерее выставляют и изображения исторических личностей. Портреты прежних королей и бюсты римских императоров провоцируют обсуждения среди прогуливающихся гостей: Цезаря сравнивают с Августом, Карла Великого — с Александром Македонским.

Холл — по-прежнему важное место в доме, но оно уже не является местом сбора семьи; эту «обязанность» у него приняла большая комната. Эта комната, в которую обычно поднимаются по лестнице в дальней части холла, чем-то напоминает современные гостиные. Окна там большие и пропускают много света для чтения. На потолке гипсовая лепнина, стены раскрашены или украшены гобеленами, а пол покрыт квадратными тростниковыми ковриками. В некоторых больших комнатах на деревянных панелях висят картины. Именно там вы найдете лучшую мебель: роскошные шкафы, буфеты и столы, покрытые персидскими коврами, иногда — даже столики из инкрустированного мрамора или переносные комнатные часы. Если нет отдельной столовой, то семья здесь еще и обедает; во время еды работают слуги и играют музыканты. Еще члены семьи здесь отдыхают и, возможно, даже сами играют что-нибудь на верджинеле. Кроме того, здесь проходят танцы и постановки пьес для небольшой аудитории, если поблизости гастролирует актерская труппа. Наконец, именно в большой комнате играют в шахматы, кости и карты, пьют и разговаривают до поздней ночи.

Количество домочадцев в жилищах богатых людей разнится невероятно. В аристократических семьях обычно 100–200 слуг и джентльменов-компаньонов; у графа Дарби в 1585 году их, например, 115. Затраты на содержание всей этой компании — еще одна причина, по которой у старых аристократов нет денег на строительство новых роскошных зданий. В новых домах живет заметно меньше людей. У сэра Томаса Тресэма, построившего Раштон (Нортгемптоншир), 52 слуги; у Бесс Хардвик — 50; у лорда Пейджета — всего 29. В Воллатоне у сэра Фрэнсиса Уиллоуби — 36, в том числе эконом, привратник, камердинеры, дворецкий, помощник дворецкого, спальники, клерк, повар, возчик, мясник, конюхи и пажи. Все они мужчины: немногие женщины, живущие в больших елизаветинских домовладениях, — девушки-дворянки, прислуживающие хозяйке дома или ее дочерям. Других женщин нанимают для отдельных работ, например шитья или стирки, но они не едят в холле и не входят в общий список домочадцев. Только среди королевских слуг количество женщин хоть сколько-нибудь значительно, но даже там всего четыре «леди спальни» (lady of the bedchamber), семь «леди личных покоев» (lady of the privy chamberr) и несколько фрейлин и камеристок.

Тридцати шести слуг сэра Фрэнсиса для такого большого здания, как Воллатон, может показаться мало. Но иногда оно заполняется до отказа. Например, 11 ноября 1588 года, когда сэр Фрэнсис принимает у себя графа и графиню Ратлендов и нескольких местных джентльменов со свитами, в холле пирует не менее 120 человек. Если уже это кажется вам обременительным, то посочувствуйте тем, кого посещает с визитом королева. Когда она приезжает в загородную резиденцию, ее владелец должен расселить у себя 21 придворного с семьями, главного секретаря королевы, официальных лиц из правительства со слугами — в общей сложности несколько сотен человек. Когда Елизавета в 1583 году приезжает в Теобальде к Вильяму Сесилу, она делает холл своей большой комнатой, столовую — комнатой для аудиенций, а его большую комнату — своей личной. Сэру Вильяму приходится есть в галерее, а слугам — спать на соломенных матрасах на чердаке в чулане. Тем не менее визит проходит с большим успехом. За все годы королева гостила у него 13 раз.

Если предположить, что вы приехали в загородный дом не во время визита королевы, то у вас будет собственная спальня. На полу будут плетеные коврики из тростника, а на всех стенах — яркие гобелены, обрезанные вдоль дверей и окон, чтобы пропускать свет. В спальнях обычно висят шторы и занавески[76]. Кровати в елизаветинскую эпоху большие и могут занимать большую часть комнаты. Площадь «Огромной уэрской кровати», упомянутой Шекспиром, — 11 на 11 футов, но это редкость: обычно размер кроватей — шесть на семь футов. Впрочем, не менее впечатляют, чем площадь, и резные украшения постелей. Проведите ночь в Фулфорде, графство Девон, и, возможно, вас уложат спать в кровати на столбиках с резными изображениями полуобнаженных индейцев — в 1585 году это последняя мода. На некоторых кроватях — тщательно выделанные балдахины, изготовленные в честь свадьбы. Где-то можно встретить роскошные тафтовые пологи, где-то — пологи из золотой ткани, вышитой шелком. Пуховые матрацы кладут один на другой, а верхний — взбивают; таким образом, постели в богатых домах очень мягкие. Наволочки и простыни обычно из голланда; на наволочках иногда бывает вышит герб семьи. Комоды очень редки — в этот период в них хранят в основном документы, — так что если вы и будете куда-то складывать вещи, то в трехпанельный сундук с резными украшениями впереди[77]. Если на сундуке лежат турецкий или персидский ковер и подушки, то он одновременно служит еще и сиденьем. Рядом со спальней располагается салон (withdrawing room), где будет спать ваш слуга.

Если говорить об утреннем причесывании, то в комнате может найтись даже зеркало — либо маленькое и круглое, висящее на стене, либо прямоугольное в регулируемой серебряной рамке, которое ставят на стол (именно его в шестой главе упоминала леди Ри-Мелейн). Еще можно попросить хозяина одолжить маленькое ручное зеркало: их в хороших домах много На втором столе или высоком шкафу стоит медный или серебряный кувшин и тазик; вытереться можно льняными полотенцами. Что же касается уборной, в комнате вы найдете либо латунный или оловянный ночной горшок, либо стульчак, а может быть — даже стеклянный писсуар (если вы хотите сдать анализ мочи для врача). По выражению Гормана, «убедитесь, что рядом с моей постелью стоит стул для облегчения с сосудом внизу и писсуаром рядом». Свою «нижнюю оконечность» вы сможете вытереть салфеткой, «хлопком» (мягкой шерстью), льном, а кое-где специально для этой цели даже покупают бумагу.

В каждом богатом доме должна быть своя piece de resistance, некая чудесная достопримечательность, о которой, однажды увидев, еще долго говорят. В Воллатон-холле это обзорная комната: большая светлая комната, построенная над холлом, из которой видны и башни самого здания, и окружающий его парк. Причем ею пользуются не только днем в ясную погоду: сэр Фрэнсис интересуется астрономией и приглашает гостей на крышу, чтобы посмотреть на звезды. В других домах самое впечатляющее зрелище — сторожка у ворот. В Тиксалле, графство Стаффордшир, сэр Уолтер Астон пристроил к отцовской каркасной усадьбе элегантный трехэтажный сторожевой дом (где, кстати, я сейчас пишу эту главу) с дорическими, ионическими и коринфскими колоннами с каждой стороны, большими и широкими окнами и площадкой на крыше. В Лонгфордском замке больше всего обсуждают его треугольную форму; в Раштоне такое же внимание привлекает треугольный домик. В других местах можно найти необычные банкетные залы, построенные специально для того, чтобы развлечь и впечатлить гостей.

У этих новых больших домов есть и еще одна черта, которой не хватало их средневековым предшественникам: «формальный» сад. В средневековый сад ходили в основном женщины, чтобы читать, собирать цветы или просто укрыться от шума и суеты, царящих дома, а вот елизаветинский сад — это место для обоих полов, в котором соединяются эпоха Возрождения и эстетические идеи об архитектуре, природе и порядке. Сады Генриха VIII в Хэмптон-Корте, Несравненном дворце и Уайтхолле стали образцами для английского сада удовольствий. Еще одна причина, по которой сады удовольствий так быстро стали популярны, — стеклянные окна; в старинном замке из маленького окошка, откуда постоянно дует, выглянуть довольно сложно, а вот сидя у большого застекленного окна нового дома, можно регулярно наслаждаться видом. В этих садах часто размещают геральдические символы, солнечные часы и скульптуры, но самый популярный элемент в саду — квадрат. Квадрат можно найти в любом большом саду, ограниченный камнями, водой или изгородью из самшита. Внутри каждого квадрата — узор в виде сложного узла (отсюда knot gardens — «узловые сады»), «Открытые узлы» — узоры из розмарина, тимьяна, иссопа и других трав, пространство между которыми заполнено песком, битым кирпичом или землей разного цвета; в «закрытых узлах» это пространство заполняется разноцветными цветами. Грани этих квадратов образованы кустами и изгородями, в том числе из боярышника, карликовой пихты, плюща, шиповника, можжевельника, падуба, ильма или самшита. В некоторых местах розмарин, тис и самшит фигурно подстригают. В садах Уайтхолла можно увидеть фигуры мужчин и женщин, кентавров, сирен и служанок с корзинами, созданные переплетением сухих ветвей с растущими кустами.

Сады удовольствий поспешно разбивают у себя владельцы богатых домов, которые надеются — или боятся, — что к ним приедет Елизавета. В Кенилворте Роберт Дадли сажает восемь узловых садов близ внешней стены, добавляя к этому фонтан по центру территории и террасу, с которой все это особенно удобно рассматривать. Лорд Ламли переделывает сады Несравненного дворца: квадратные узловые сады, фигурно обстриженные кусты, обелиски, мраморные бассейны, скульптурные фонтаны. Вы увидите там пеликана, который, изливая воду в широкое каменное блюдо, восхищенно смотрит на мраморную Венеру, из чьих сосков вода бьет тугими струйками. В Воллатоне сэр Фрэнсис Уиллоуби и его архитектор Роберт Смитсон вывели увлечение квадратными садами на новую высоту, считая весь дом центральным из девяти квадратов: вокруг жилища разбили восемь больших квадратных садов, разделенных, в свою очередь, на маленькие квадратные узловые сады.

Возможно, самый интересный набор садов — в Теобальдсе. Не считая многочисленных должностей и хобби, сэр Вильям Сесил еще и увлекается садоводством и «ландшафтным дизайном». Немецкий гость Теобальдса, восхищавшийся холлом дома, где по каждую сторону стоит по шесть деревьев, просто изумляется, когда дворецкий открывает окна, выходящие в сад, в холл залетают птицы, садятся на искусственные деревья и начинают петь. Сад сэра Вильяма на самом деле разделен на приватный и большой сады. Приватный сад — большой квадрат, огороженный стеной. Внутри него проходит песчаная дорожка, окруженная фигурно подстриженной живой изгородью, внутри которой посажены вишневые деревья. Ступеньки ведут вниз, к травяной дорожке, где посажена еще одна изгородь; за ней — еще один, внутренний квадрат. В сердце этой конструкции вы найдете узловой сад с тюльпанами, лилиями и пионами, посаженными на склонах. Большой сад занимает площадь в семь акров и содержит в себе девять квадратных узловых садов, объединенных в один большой квадрат. Площадь каждого из этих садов — 70 на 70 футов (21x21 м), между ними — дорожки шириной в 22 фута (6,7 м). В середине центрального узла — белый мраморный фонтан. В других узлах — скульптуры и обелиски, и даже небольшой насыпной холм внутри лабиринта, посвященного Венере. Еще в саду стоит летний домик с бюстами первых 12 римских императоров.

Вам, конечно, очень повезет, если вас пригласят погостить в роскошной резиденции вроде Воллатона или Теобальдса. Сэр Фрэнсис Уиллоуби оставляет своему дворецкому совершенно четкие указания по поводу случайных посетителей: пускать в холл любого, у кого есть оправданная причина повидаться с хозяином, и накормить его; но праздного или безнравственного человека нужно тут же изгнать. Даже если вас посчитают достаточно респектабельным, чтобы позволить задержаться, это еще не значит, что вас пригласят посмотреть комнаты, особенно великолепную обзорную комнату. Но если вам все же удастся переночевать в одном из новых роскошных домов, с их элегантными классическими пропорциями, высокими потолками, целыми акрами оконных стекол, яркими гобеленами и огромными квадратными садами, то вы надолго это запомните.

Деревенские дома

Современному человеку некоторые небольшие усадьбы времен Елизаветы покажутся не менее эстетически приятными, чем новые богатые дома. Сотни из них только строятся. Вильям Гаррисон в 1577 году пишет, что «практически каждый человек — строитель; если кто-то купил хоть небольшой клочок земли, он не успокоится, пока не снесет старый дом (если он там стоял) и построит новый, по собственному проекту». Сейчас для улучшения жилищных условий люди переезжают; в елизаветинские времена для этого строили новый дом. Огромное количество средневековых зальных домов превращают в резиденции высотой в два-три этажа — в одном Девоне их строят не меньше тысячи. По всей стране многие монастыри переоборудуют в жилые дома: Байроны из Ноттингемшира перестроили бывшее аббатство Ньюстед, а Гренвилли из Девона — аббатство Бакленд. Старые каркасные усадьбы тоже расширяют — например, Литтл-Мортон-холл, Госворт-холл и Гаслингтон (все — в графстве Чешир). Их деревянные украшения не менее богаты и поразительны, чем каменные. До сих пор строят даже совершенно новые каркасные усадьбы, в частности Тиксалл-мэнор и Оук-хаус (оба в Стаффордшире) и усадьбу Черча (в Чешире).

Обстановка этих джентльменских резиденций в той или иной степени сравнима с богатыми домами. Постели, возможно, не так богато украшены и накрыты пологами из более дешевой ткани, сундуки раскрашены не так ярко, инкрустированных мраморных столиков и позолоченных часов вы тоже скорее всего не найдете, но увидеть роскошные вещи вам все же доведется. Например, такие символы статуса, как зеркало, верджинел или пара портретов членов семьи. В вашей комнате, возможно, будут шторы на кронштейне, которые вы сможете задернуть. Впрочем, спускаясь вниз по шкале престижа и количества слуг — от больших домов, где больше 20 слуг, до жилищ джентльменов и йоменов, которым прислуживают всего один — два человека, — вы увидите, что мебель приобретает все более утилитарные свойства. Как и комнаты. Дело даже не в том, что простыни на постели в доме йомена не такие качественные, а сама кровать меньше (чтобы поместиться в маленькую комнату с низким потолком): само пространство используется с куда большей практичностью.

Посмотрим, например, на дом мистрис Кэтрин Дойль из Мертона (Оксфордшир), вдовы джентльмена, в 1585 году. Ее движимое имущество составляет весьма приличную сумму в 591 фунт, в том числе — 300 фунтов, которые ей должны по трем финансовым договорам. Несмотря на все богатство и размер дома, жилых комнат у нее мало. Войдя в дом, вы оказываетесь в гостиной со столом, креслами, стульями и скамейками в середине, шкафом у одной из стен и раскрашенными портьерами на стенах. Следующая комната — старомодный холл, из которого видна крыша и где стоит еще один стол; одновременно он служит кухней. Дальше вы попадаете в маслобойню, где стоит сырный пресс, бочки, маслобойки, кастрюли со сливками и деревянные кадки; после — в кладовую с едой, где видны 11 бочек на полке вдоль стены и стол в середине, а также бутылки из кожи и оплетенного соломой стекла. Оставшиеся три комнаты на первом этаже тоже используются в практических целях: кладовая для мясных продуктов, где лежат ступка для специй, хлебная терка, ковш, горчичная мельница, большой котел для кипячения воды, ведра, противни и шумовки. Рядом — солодовая комната, где вы найдете мешки с солодом, бочки с солью, хмель, решето и овсяную муку, и сырная комната — там 80 сырных голов на полке, а также бочонки, бочки с кислым соком, ящики с мылом, горшки с жиром и прочее подобное. В трех комнатах на втором этаже спят, и там все выглядит более изысканно: в большой комнате стоит внушительная постель на столбиках с тремя пуховыми матрацами, белым вышитым балдахином, девятью подушками и выдвижной кроватью. Еще у мистрис Дойл есть драгоценности на 37 фунтов и такие предметы роскоши, как зеркало (3 шиллинга 4 пенса), письменный стол (6 шиллингов 8 пенсов), шелковые занавески (16 шиллингов) и лютня (1 фунт 10 шиллингов). Тем не менее шесть комнат из десяти используются для хранения или обработки еды, и это еще не считая склада во дворе.

Дом йомена

В правление Елизаветы условия жизни йоменов значительно улучшились. В новых домах примерно с 1570 года стали ставить кирпичные камины, а вскоре после этого — оконные стекла. Соответствующим образом выросла и цена нового дома — с 26 фунтов в 60-х и 70-х годах до 35 фунтов в 80-х и 42 фунтов в 90-х. Вильям Гаррисон отмечает улучшение условий жизни, говоря, что старики, живущие в Радвинтере (Эссекс), за свою жизнь заметили три огромные перемены. Первая — «множество печных труб, недавно построенных»; две другие — постель (переход от жестких соломенных подстилок к пуховым матрацам и подушкам) и посуда: на смену деревянным сосудам пришли оловянные, а ложки теперь серебряные или жестяные. Такие перемены происходят по всей стране. Роберт Ферс, йомен из Девона, унаследовал скромное имение отца в 1572 году вместе со старым зальным домом. Он разделил холл, вставив еще один этаж, построил красивое каменное крыльцо спереди и большую гранитную винтовую лестницу сзади и застеклил все окна. Дома йоменов изменяются точно так же, как городские дома в Стратфорде — их перестройку мы наблюдали в начале книги.

Можно сказать, что Роберт Ферс идет в авангарде перемен. Если присмотреться к домам йоменов в Оксфордшире и Суррее, то видно, что большинство из них по-прежнему живет в старинных, продуваемых всеми ветрами зальных домах. К тому же далеко не все йомены в 1577 году спят на пуховых матрацах, как утверждает Гаррисон. Зайдем, например, в дом Вильяма и Изабель Уолтер в начале 80-х годов; Вильям — йомен из Митчема (Суррей). Каркасный дом покрыт деревянной крышей и отбелен; он стоит в самом конце пыльной улицы, во дворе расположены три подсобных помещения. Передняя дверь — дубовая, запирается на засов и замок. Вы заходите в неосвещенный, выложенный плиткой коридор, где стоит только сундук для просеивания муки; на второй этаж ведет лестница. В двух стенах холла — по одному незастекленному окну. Никаких занавесок нет, на ночь окна закрывают ставнями. Крыша двойной высоты, без чердака, а пол выстлан тростником. В середине комнаты на плоских камнях стоит очаг. Неподалеку от него располагаются деревянная колыбель и два ткацких станка, у стены — дубовый шкаф. С другой стороны холла — стол на козлах, скамейка, два стула и два маленьких кресла. Вы не найдете здесь ни деревянных панелей, ни портьер; голые отбеленные стены ничем не прикрыты.

Вернитесь к входному коридору и откройте дверь в гостиную: там вы увидите две кровати с дощатыми основами и матрасами, которые набиты оческами. Высота потолка в комнате — около семи футов. Это единственная комната, хоть как-то украшенная: на стене висят три портьеры. В тусклом свете маленького, закрытого ставнями окна вы увидите один шкаф и шесть сундуков. Дверь в дальнем конце комнаты ведет в кладовую, где на полках стоят и лежат деревянные тарелки, оловянные блюда, тазик, оловянный графин, солонки, оловянная ложка, подсвечники и деревянные бочонки. Снова вернитесь во входной коридор. Еще одна дверь ведет в спальню слуги: маленькую тусклую комнатку со старой кроватью, разбросанными кусками металла, лемехом и тремя косами. Поднимитесь по лестнице, откройте люк, и увидите, что комната над гостиной практически пуста: здесь вы найдете только седло и корзину пеньки. Если вы теперь спуститесь, пройдете через холл, а там — через дальнюю дверь, то попадете в кладовую для еды, где в полумраке увидите две большие и две маленькие бочки, маслобойку и пару кожаных бутылок. Здесь тоже есть лестница: на чердаке вы найдете кровать, лук с шестью стрелами, пару кард (для чесания шерсти) и три куска шерстяной ткани. Кухня с медными кастрюлями, котлом и другой металлической утварью, а также чанами для приготовления пива — отдельное здание, построенное в нескольких ярдах от дома, чтобы не устроить пожар.

Пройдясь по дому Вильяма Уолтера, вы почувствуете, что они с женой живут по-спартански. Он не беден: кроме фермы в Митчеме, у него есть еще и 90-акровая ферма в Кенте. Его движимое имущество оценивается в 96 фунтов. Но предметы домашнего обихода в общей сложности стоят всего 13 фунтов; все остальное — земледельческие принадлежности. Кажется, что он не особенно настроен менять сельскохозяйственное богатство и уверенность на роскошь в доме — и он такой не один. Посмотрите, например, на дом Джеффри Смита в Саттоне, графство Суррей, в 159 году. Это женатый йомен с несколькими детьми (кое-кто из них даже уже вырос), он вдвое богаче Вильяма Уолтера (его состояние оценивается в 204 фунта). Но, как и у доброго человека Уолтера, большинство его богатств — это поля и амбары вокруг дома.

Домашняя птица (8 шиллингов)

Три лошади (6 фунтов 10 шиллингов)

Шесть свиней (2 фунта 13 шиллингов 4 пенса)

Восемь коров (16 фунтов)

Три вола (4 фунта)

150 овец (37 фунтов 10 шиллингов)

12 ягнят (3 фунта)

19 акров пшеницы (27 фунтов 10 шиллингов)

Четыре акра ржи (5 фунтов)

32 акра ячменя (32 фунта)

14 акров овса (10 фунтов)

10 акров вики (5 фунтов)

Четыре акра гороха (2 фунта 13 шиллингов 4 пенса)

1¹/₂ акра бобов (1 фунт 5 шиллингов)

Все вместе это составляет 153 фунта 9 шиллингов 8 пенсов. Если добавить к этому наем фермы (10 фунтов) и шерсть, солод и другие продукты, которые там производятся (более 30 фунтов), то увидите, что и у него в домашнюю обстановку вложено совсем немного средств. В его доме нет оконных стекол. В недавно построенной комнате над холлом хранятся шерсть, зерно, солод и лен. Единственная роскошь, которую позволил себе Джеффри Смит, — пуховые матрацы в холле и спальне.

Думаю, вы понимаете, что сады удовольствий не входят в приоритеты йоменов: для них главное не роскошь, а самодостаточность. Рядом с домом Джеффри Смита стоят подсобные помещения: сарай для просеивания муки, кухня со складом на чердаке, молокохранилище, два сарая для телег, склад, амбар и сторожка с колодцем. Уборная — в дальней части надела, далеко от дома, и вам придется бегать туда каждый раз, когда почувствуете зов природы; ни ночных горшков, ни стульчаков в доме нет. В здешнем саду растут травы, овощи, фруктовые и ореховые деревья, хранятся дрова и иногда ставятся ульи; если вы видите цветы, то это либо самосад, либо лекарственные растения. Эти сады совсем не похожи на угодья в Теобальдсе или Хэмптон-Корте. Но у домов Вильяма Уолтера и Джеффри Смита есть кое-что общее с пышными жилищами, описанными выше: это дома «имущих». Очень многие люди — «неимущие»; они голодают на дорогах или спят в комнатах для слуг и просыпаются на рассвете, чтобы зажечь огонь в кухне.

Дом работника

Ричард Карью в 80-х годах XVI века описал старые коттеджи земледельцев в Корнуолле: у них

…стены из [смеси] земли [с гравием и соломой], низкие крыши, мало внутренних стен, нет потолков и застекленных окон, а единственный дымоход — дыра в стене, через которую выпускают дым; их постель — солома, накрытая одеялом; если говорить о простынях, то льняная ткань еще не пересекла узкого канала между ними [и Англией]. В заключение скажем, что большой кубок, чаша для питья и пара кастрюль составляют все их имущество; но сейчас подобные вещи подвергаются всеобщему порицанию, и корнуолльский земледелец вынужден подчиняться той же моде, что и обеспеченные жители востока страны.

Действительно ли участь земледельцев улучшилась, как утверждает Карью? Добрались ли три новых достижения цивилизации, описанные Вильямом Гаррисоном, — печные трубы, постельные принадлежности и посуда — не только до йоменов, но и до земледельцев и работников?

Богатейшие земледельцы определенно стали жить лучше, чем при Генрихе VIII. Например, Ральф Ньюбери, земледелец из Кропреди (Оксфордшир), после смерти в 1578 году оставил движимого имущества на 166 фунтов. В его доме нет ничего особенного: спальня, гостиная, холл, кладовая и кухня — никаких печных труб и застекленных окон. Но у него есть несколько пуховых матрацев, «красно-черный» ковер на столе, подушки, 20 жестяных ложек, три кружки и стакан, медная ступка с пестиком, оловянные тарелки, оловянные тазики, медные подсвечники и ночной горшок. Впрочем, он принадлежит к самой богатой части работающего населения. Многие земледельцы к концу правления Елизаветы по-прежнему живут в домах с одной-двумя комнатами без печных труб и стекол, правда, кое-какая оловянная утварь у них все же есть. У Джона Аллибонда-старшего, земледельца из Уордингтона (Оксфордшир), в 1589 году двухкомнатный дом: в холле стоят стол, кухонные приборы и блюда, шкафы и три ткацких станка. В другой комнате он спит, разбирает ткань и хранит зерно. Томас Липскомб, земледелец из Кренли (Суррей), в 80-х годах живет в однокомнатном коттедже с женой и сыном. В холле они спят и готовят, хранят одежду и еду (прямо со стропил свисает копченый бекон), держат все кухонные принадлежности.

В Акте 1589 года говорится, что к каждому вновь построенному коттеджу дается четыре акра земли. С одной стороны, это весьма щедро: очень многие арендуют у своего землевладельца и того меньше[78]. Но эта щедрость одновременно значит, что коттеджей строится меньше: землевладельцы не хотят раздавать по столько земли каждому своему работнику. Даже если у вас и есть четыре акра, семью вы с них не прокормите, особенно если учитывать, что часть земли нужно всегда оставлять под паром. Так что большей части коттеджеров приходится еще и наниматься работать для других. В 1568 году Вильям Галливор из Кропреди — рабочий-поденщик; его состояние оценивается в 3 фунта 16 шиллингов. 3 фунта стоит скот, которым он владеет, — две коровы и четыре овцы. Войдите в его двухкомнатный коттедж, и в холле найдете только стол, скамью, сковороду с ручкой, два деревянных ведра, три небольших блюда, три тарелки, чайник и небольшую медную кастрюлю. В другой комнате — кровать, четыре сундука, простыни и ткацкий станок. Примерно так же жил и Томас Хокинс, работник из Стонсфилда (Оксфордшир), пока не умер в 1587 году. В его коттедже есть холл и две комнаты — больше, чем у многих, — но у него нет ни печной трубы, ни стекла, ни пуховых матрацев. Как и в случае с большинством работников, единственная перемена «по Гаррисону» в его доме — оловянная посуда: у него есть десять предметов общей стоимостью 5 шиллингов. Все его состояние оценивается лишь в 4 фунта 10 шиллингов 10 пенсов — и это еще до списания более 30 фунтов за долги. Многие работники арендуют только комнаты в чужом доме. Когда в 1589 году умер Вильям Мэтью, батрак из Олбери (Суррей), все его имущество (кроме семи овец) поместилось в одной комнате.

Так что ко всем современным наблюдениям о том, что жить стало лучше, стоит относиться с определенной осторожностью. Да, все люди вкладывают лишние деньги в предметы роскоши, описанные Гаррисоном, но лишь один из этих предметов распространился действительно повсеместно — оловянная посуда. Если в английской сельской местности вы хотите поспать на пуховом матраце и льняных простынях, то ищите дом зажиточного йомена — правда, вы можете обнаружить, что ни оконных стекол, ни занавесок в комнате нет. Но, с другой стороны, времена тогда были неспокойные. Если вы попадете в Англию в голодные годы (1594–1597), то только порадуетесь, что хозяин дома в спальне хранит запасы зерна и сыра, а не потратил все деньги на застекление окон.

Городские дома

В городах разброс богатства и архитектурных новинок не менее широк. Более того, он даже значительнее, потому что в городе на сравнительно небольшом пространстве живет множество очень богатых людей и они все хвастаются друг перед другом своим общественным положением и связями. Таким образом, в городах выше конкуренция за право быть первым и больше роскоши. Посмотрите на то, как украшены жилые дома и лавки в любом большом торговом городе: высокие фасады, большие стеклянные окна, раскрашенные лепные фигуры, гербы, резные деревянные украшения и яркие вывески: все это говорит о том, что купцы стараются всеми силами привлечь посетителей в свои дома и лавки. В то же самое время в нижней части общественной иерархии бедные работники живут в трущобах, практически на головах друг у друга, и конкурируют друг с другом за самые простые жизненные блага.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.