Приложение 9 (к статье «Советское государство и искусство»)

Приложение 9 (к статье «Советское государство и искусство»)

Из 1 речи А. В. Луначарского в записи В. Перельмана

Я должен извиниться, что срочные дела не позволяют мне до конца остаться на заседании и ознакомиться с интересующим меня годичным отчетом деятельности Ассоциации художников революционной России и участвовать до конца в чествовании народного художника республики Н. А. Касаткина, которое представляет собой явление естественного признания перед республикой заслуг Николая Алексеевича со стороны ВЦИК, присудившего ему звание народного художника республики, только пока одному ему.

Я хочу здесь коснуться сегодня темы, особенно близкой мне: искусство и рабочий класс. <…> Заинтересованность рабоче–крестьянского государства в искусстве несомненна. Значение искусства рабочим классом никогда не отрицалось. Но тяжелое положение республики, война, разруха не позволили уделять ему должного внимания.

Я буду говорить сегодня главным образом о живописи как об искусстве художественно–промышленном и как искусстве агитационном. На мой взгляд, художественная промышленность является также агитационным искусством в самом широком смысле слова. Конечная цель художественной промышленности — это организация вещей, элементов быта, а это значит — помочь человеку сделаться полным хозяином земли, широко развернуть заложенные в человеке и свойственные ему способности и стремление к счастью, подчинив ему вещи, материю. Социалистическое государство не может относиться равнодушно к этой задаче, как к той части экономики, которая направлена к просвещению масс, наряду с удовлетворением их насущных потребностей. Мы только сейчас начинаем осматриваться и теоретически м практически. В этом отношении Академии художественных наук удалось несколько продвинуть вперед основные задачи художественной промышленности. Но увлечение художественной промышленностью должно иметь границы. Некоторые теоретики спрашивают себя: неужели художник должен перестать писать картины? Художник должен будет тогда утонуть в художественной промышленности, в делании вещей. Но спросим себя сейчас же: агитплакат есть ли вещь? А как быть с маршем, с песней? Вещи ли это? Когда мы смотрим на окружающие нас здесь груды книг, — разве все это, имея малую непосредственную ценность как вещь, не нужно человечеству в высочайшей мере? Безусловно нужно, ибо книга организует жизнь не меньше, чем совокупность самых дорогих машин, она заражает, видоизменяет, объединяет людей.

<…> Каждое произведение искусства производит известное впечатление и организует известный момент моей жизни. Но, конечно, это может быть невысокого качества вкусовым ощущением, гурманством. И этого мало. Произведение искусства, в котором разрешены лишь чисто формальные задачи, является только этюдом <…> Художник, конечно, вправе разрешать чисто формальные задачи, но чистые формалисты–художники являются узкой замкнутой группой, не думающей о пересоздании жизни, а способной заниматься только созерцанием ее. Это есть аристократическое, пресытившееся всем искусство, искусство буржуазии, хотя проповедь такого рода искусства может захватить на известный момент и часть наших молодых сил.

Защитники чистого искусства с бешенством нападают на защитников социального искусства, от которого идут силовые линии. Но оно есть — или несомненно придет, причем основной вопрос в том: кому будет оно служить. <…> Художник не может остаться равнодушным к происходящему во всем мире социальному перевороту, не может остаться равнодушным к русской резолюции. Какой здесь размах, какое величие эмоций, какая возможность реорганизации людей воздействием на них искусства, воздействия его на эмоциональные, волевые центры людей. Вот какое искусство я называю агитационным. И я хотел бы видеть новых художников, пришедших из рабочего класса или пришедших к нему, взявших на себя эту задачу воздействия на общество. Такой художник должен быть реалистом. Искусство черпает язык из недр действительности.

Потерявшее дорогу буржуазное искусство принимает за хлеб камень. В России даже недавние кубисты делают уже шаг к реализму, реализм вообще подымает голову. Но, анализируя некоторые выставки реалистов, мы можем наблюдать здесь известную сектантскую зачерствелость, извест ную болезнь эпигонства, мы здесь не видим живого применения художественных сил к современному мощному темпу жизни. Я предчувствую, что в Ассоциации художников революционной России должны собраться наиболее свежие силы, чтобы открыть глаза па революционную действительность. На одной из последних выставок модернистов я наблюдал также сдвиг к изучению реального: на этой выставке «левые» художники и художники «центра» начинают учиться живому языку. Главное — это победить отвращение к сюжету. Нужно помнить, что за искусством стоит человек. Довольно бессмысленных колоратур! Нет картины, если полотно представляет собой только формальные комбинации чистой живописи. Картина должна зажечь душу каждого зрителя. <…> Бетховен даже о музыке своей говорил, что это идейные вещи. <>…> Искусство без идеи разлагается.

Вот почему на ближайший к нам по времени пласт прошлого реалистического искусства, на эпоху передвижничества надо обратить особое внимание. Там выходец из народа гордо поставил свой противовес власти и капиталу. Передвижники хотели говорить для русского народа и от его имени, и в этом направлении создали большое искусство, и хотя потом их одно время хаяли, но теперь мы стали вновь понимать, на какой высоте были хорошие мастера 60—70–х годов. Пересмотр отношения к этому пласту необходим. Не в народничестве тут смысл. Никто не скажет, что мы должны писать стихи на те же темы, что и Некрасов. Я не хочу петь здесь хвалы Демьяну Бедному, но он единственный, обладающий силой и простотой некрасовского стиха поэт, чьи стихотворения разошлись в количестве трех миллионов экземпляров. Ни один поэт мира не достиг такой цифры, и ему ВЦИК дал орден Красного Знамени за то, что на простом и доступном пониманию всех языке, опираясь на широкие пласты народа, он будит и зовет к коммунизму, знает, что сказать рабочему, мужику, красноармейцу. Таким же знаменательным фактом является провозглашение народным художником республики Н. А. Касаткина, у которого надо учиться героическому, суровому реализму. Н. А. Касаткин — биографии которого здесь будет посвящен, кажется, специальный доклад, — среди многих художников, родственных ему, первый с глубокой любовью к своим объектам обратил внимание на пролетариат.

Этот художник близок рабочему классу. Тот ли у вас язык, что у рабочего, и что вы ему скажете — этим будет расцениваться ваша близость к передовым кругам человечества.

Рабочий класс, воля которого излучается через его представителей, через рабоче–крестьянское правительство, возлагает наибольшие надежды на тех художников, которые памятуют три завета: понятный до максимума язык, наличие глубоких переживаний, стремление проникнуться внутренним миром жизни народа не в отсталых слоях его, а в его передовых отрядах, в его Коммунистической партии. В этом не может быть никакого сомнения, и надо быть слепым, чтобы не видеть этого. Внутренний консонанс между рабочим народом и партией, несмотря на страдания и испытания, обеспечивает дальнейшие победы. Реализм — это выражение подлинного жизненного содержания. Надо полюбить наше время, надо им проникнуться. Новая экономическая политика создает только временную и частичную зависимость от нэпмана и является лишь небольшой поддержкой художественному консерватизму, она не может убить настоящих художников, знающих, что теперь хозяин — рабочий, народ.

Настоящее чествование является лишним звеном в цепи показательных явлений, знаменующих дальнейшее направление развития искусства. В том направлении, в каком работал Н. А. Касаткин, можно обслужить подлинные потребности народа, который наградит своих мастеров и учителей.