И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ, ИЛИ КВАДРАТНЫЙ КОРЕНЬ ИЗ СТА СОРОКА ПЯТИ
Представьте себе такую ситуацию. На очень важном свидании девушка вымученно улыбается и интересуется у смущенного молодого человека: «Ты о чем-то хотел меня спросить?.. Можешь спросить меня что угодно!..»
Юноша, преодолевая замешательство: «Я... Я... хотел... спросить... назови квадратный корень из ста сорока пяти...»
Очевидно, девушку не будет интересовать правильный ответ.
Так и нас в вопросе о нашей Родине интересует не правильный державный ответ, а человеческий, который помогает нам жить, любить ближнего и Родину.
Ничто не существует само по себе, все так или иначе взаимосвязано, всегда есть что-то такое, что требуется присоединить к остальному. Всему свой срок и свое время. Время критиковать оппонентов, не соглашаться. Время признавать. Время для фитнеса и время молитв. Время печалиться или размышлять о себе.
С каждым столетием. Годом. Неделей. Днем. Оптимизм убавляется, видимо, на четверть. Однако человек нуждается в искренней эйфории от своего Отечества. А потому что это по-человечески. Потом – по-граждански. Человек знает, что делает. И не знает. Он подводит итоги, производит переоценку ценностей. И надеется, что он не один, что за его плечами страна. Какие-то вещи имеют приоритет, значат больше, чем другие.
Некоторые люди значат больше, чем континенты, вместе взятые.
Русский характер... Это, как говорится, совершенно особый подвид пернатых. Русского человека всегда бросает из крайности в крайность. Русский характер – это сумма очень больших слагаемых – человека и Родины.
Любовь к Родине – это или лекарство, или наркотик, или плацебо.
Лекарство, как у графа Монте-Кристо: любовь и ненависть. И все же любовь.
Наркотик, как у зверька, попавшего в капкан, – спастись нельзя, но можно снять боль.
Или плацебо... У плацебо светлое будущее. Это бурно развивающаяся индустрия. Пока существуют человеческие беды и горести, пока люди подвержены непониманию происходящего (чему будут подвергаться всегда), вряд ли они смогут найти лучшее средство для успокоения, чем плацебо. Принял – и вроде все в порядке. Последние пятьдесят поколений выросли на питательной пустоте плацебо, пустоте всегда старых мифов.
Мы привыкли восторгаться героями единицами, которые стоят на капитанском мостике и храбро смотрят вперед, которые завоевывают чужие города, которые в лайковых сапогах бредут по бездорожью. О них все песни и пляски.
Читая о славном прошлом, хочется, уподобившись одному литературному персонажу, сказать: «На меня не рассчитывайте, благородные герои. Вы храбрые воины, и вам не нужен такой никчемный придурок, как я. Вы прекрасно управитесь и без меня, а я лучше не буду путаться под ногами».
Вот если бы поставить памятник прошлому, такой, чтобы без капитанского мостика, а просто тысячи досок днища корабля. Такой, чтобы не помпезный мужчина на коне, а тысячи и тысячи подков, принесших славу помпезному мужчине на коне. Такой, чтобы не первопроходцу в енотовой шубе и лайковых сапожках, а той земле, в которую превратились миллионы людей, чтобы потомкам ходить было удобно.
Нет никакого желания обмениваться изощренными или ленивыми оскорблениями в адрес прошлого, пестовать свое негодование. Есть лишь желание обнаружить в прошлом себя, из этого прошлого помечтать о себе сегодняшнем и увидеть в современности воплощенную мечту наших предшественников.
Как не хочется исторического суррогата, позолоты, помпезности. Надо озаботиться жизнью при жизни. Чтобы наши потомки, устанавливая памятник доскам, подковам, земле, могли произнести, обращаясь к нам: «Мы гордимся нашей Родиной, потому что вы сделали ее совершенной, обитаемой для человека. Для человека сделали».
Как хотелось бы сказать: «Дома, на родине, мы в безопасности, даже когда аромат дождя играет на наших душах печальную мелодию».
Иногда у русского человека появляются весомые основания жаловаться на свою Родину. Именно в такую минуту Пушкин признался: «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом». Глинка умолял: «Увезите меня из этой гнусной страны!» Гоголь писал из Италии: «Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр – все это мне снилось. Я проснулся опять на родине». Тем не менее этих гениальных людей не запишешь в русофобы – они созидали славу Отечества.
Любовь к родине – это книга, первую страницу которой ты читаешь каждый день. Многие мыслители считают, что русским в подавляющем большинстве свойствен искренний патриотизм. Русская самокритика – оборотная сторона уязвленной гордости.
В. В. Розанов в работе «Несовместимые контрасты жития» признается: «Сам я постоянно ругаю русских. Даже почти только и делаю, что ругаю их. "Пренесносный Щедрин". Но почему я ненавижу всякого, кто тоже их ругает? И даже почти только и ненавижу тех, кто русских ненавидит и особенно презирает. Между тем я, бесспорно, и презираю русских, до отвращения. Аномалия».
Страсть к разрушению русский нередко переносит и на свою родину. Красноармейцы в поэме Блока «Двенадцать» призывали: «Пальнем-ка пулей в святую Русь!» Андрей Белый (или же его лирический герой) восклицал: «Исчезни в пространстве, исчезни, Россия, Россия моя!» Чего не скажешь в запальчивости. Та, прежняя, Россия действительно взяла и исчезла. И сразу показалось, что была она невообразимо прекрасной.
А теперь встанем и послушаем гимн. Содержание, как у всех гимнов всех стран. Тема: «Вечная, как скала!» Музыкальное оформление: опера о добре и зле. Слова Ивана Ильина: «Народ мой! Я рожден из твоих недр плотию и духом. Во мне горит тот самый дух, который горел в моих предках. Его национальный интерес есть мой, личный. Я радостно приобщаюсь к его славе и терзаюсь в дни его крушения и позора. Его друзья – мои друзья. Его враги – мои враги. Ему принадлежит моя жизнь. Его язык есть мой язык. Его земная территория есть моя территория, и армия, верная ему, есть моя родная армия. Я не избирал его, ибо это он сам родил меня из недр своих. Но, будучи рожден им, я избрал его и принял его в последнюю глубину моего сердца. И потому я верен ему; и верен именно ему – во всех положениях, трудностях и опасностях жизни. Этого чувства я не могу питать сразу к двум народам. Нельзя человеку иметь двух матерей или исповедовать две различные веры. И если народ мой велик и многообразен и принял в себя струи многих кровей, то всякая из этих кровей может и должна найти свое крещение в его духе; и всякая из них призвана связать свою судьбу с его судьбою, и мыслить, и чувствовать себя в духовном тождестве с ним».
К чему иронизировать? Хорошие слова. Правильные слова. И замечательно было бы, если б каждый наш соотечественник мог под ними подписаться. И все-таки нам чаще свойственна другая любовь к Родине. Негромкая.
Родина – это место, где слышно, как падают листья и снежинки.
Нужно полюбить в Родине что-нибудь простое. Какой-то уголок, дорогой только тебе. Нужен один-единственный кусочек – и тогда вся вселенная собирается в единое целое. При условии, что ты ограничишь вселенную разумными рамками, рамками вселенной, которая каждому из нас доступна. Нельзя требовать от Родины чего-то непомерного, когда ты сгибаешься под непосильным бременем вопросов к Родине и требований к себе, – ничего не выйдет (во всяком случае, хорошего). Надо просто облегчить ношу, чтобы не чувствовать себя человеком, привязанным за ноги к черному дереву нерешаемых вопросов: «Что делать?» «Кто виноват?», «Война или мир?», «Отцы или дети?».
Кстати, вот правильный ответ о квадратном корне из ста сорока пяти: «Двенадцать целых, ноль – четыре – один – пять – девять – четыре – пять – семь – восемь – восемь...» Только зачем нам этот правильный ответ?! На свидании? С Родиной?
Любить Родину. Искренне и без публичного пафоса, счастливо содрогаясь от одной мысли, что ты не одинок. Путешествовать по истории. Быть свободным от неискренности официозных мероприятий, свободным вместе с культурой. Мыслить восхитительно. Предаваться неописуемым фантазиям, которые дремали в «подсознании» слова Пушкина. Да и в самом Пушкине. Постигнуть, наконец, дразнящую, недоступную тайну, прочувствовать которую однажды дается всем. Даже тебе. Даже мне. Просто любить Родину...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.