От тюрьмы и сумы...

От тюрьмы и сумы...

Глядя на картину Исаака Левитана «Владимирка», всякий мыслящий русский понимал, что это не просто дорога, одна из многих. Это тот самый путь, по которому шли осужденные в Сибирь. Путь каторги и ссылки. Вспоминаются строки Есенина:

Затерялась Русь в Мордве и Чуди,

Нипочем ей страх,

И идут по той дороге люди,

Люди в кандалах...

Это строки Есенина.

«Ей по Владимирке», – говорит адвокат из пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты». И все сразу понимают, что это значит.

«От тюрьмы и от сумы не зарекайся», – гласит русская пословица, а потому русский взгляд на арестантов – взгляд жалостливый, вот как у А. К. Толстого в стихотворении «Колодники»:

Смеркается солнце за степью,

Вдали золотится ковыль,

Колодников звонкие цепи

Взметают дорожную пыль...

Примерно такая же картина предстала взорам чувствительного маркиза де Кюстина:

« – Что это за отряд? – спросил я фельдъегеря.

– Казаки, – был ответ, – конвоируют сосланных в Сибирь преступников.

Люди были закованы в кандалы. Чем ближе мы подъезжали к группе ссыльных и их конвоиров, тем внимательнее наблюдал за мной фельдъегерь. Он усиленно убеждал меня в том, что эти ссыльные – простые уголовные преступники и что между ними нет ни одного политического».

Уговорам фельдегеря маркиз не поверил: «Если преступников не хватает, их делают. Жертвы произвола могил не имеют. Дети каторжников – сами каторжники. Вся Россия – та же тюрьма, и тем более страшная, что она велика и так трудно достигнуть и перейти ее границы».

Русский человек не считает, что будущее зависит от его собственных поступков. Он знает, что жизнь может выкинуть самый неожиданный фортель, и честный человек пойдет по Владимирке – знать, судьба такая. Как, к примеру, у Катюши Масловой.

Островский в своих пьесах показывает, как просто, невольно и неприметно честный человек становится преступником – например, добродушный, безобидный Кирюша Кисельников в «Пучине», натерпевшись нищенской жизни, совершает подлог. Мы, русские, не верим в справедливость наказания. Мы понимаем, что все зависит от непонятной нам игры высших сил, следовательно, преступники – жертвы судьбы, «несчастненькие». Дорога же, неумолимая и величественная, становится олицетворением судьбы.

«Сума» подбиралась к человеку так же незаметно, как и тюрьма. В пьесах Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Трудовой хлеб», «Пучина» мы видим, как жизнь подталкивает самого обычного человека к непростому решению – идти и просить у добрых людей на бедность.

Нищие бродили с места на место, побираясь «под окнами». Похоже, в старину это было своего рода образом жизни. Да отчасти и сейчас. Согласно словарю Брокгауза и Ефрона, самый распространенный тип нищих в Российской империи составляли странствующие певцы, большей частью слепые, например, в Малороссии слепцы – старцы, бандуристы или кобзари. К нищенству примыкает странничество, паломничество, бродяжничество. «В основе этих явлений видна религиозная подкладка, но осложненная славянской непоседливостью, страстью к переходу с места на место, – объясняют Брокгауз и Ефрон. – Таким образом, у нас вырабатывается особый тип нищенства, резко отличающийся от нищенства западноевропейского. Западный нищий в огромном большинстве случаев умственно, нравственно и материально беден; у нас нищий, особенно в прежние, не особенно давние времена, был подчас человек бывалый, persona grata в каждом доме, куда он входил, интересный и неистощимый рассказчик про то, "где он бывал"».

Нищие часто группировались в ватаги или устраивали особые нищенские цехи. Во главе цеха стоял особый атаман, из слепых: чтобы иметь право носить название заправского нищего, нужно было шесть лет состоять учеником, внося ежегодно 60 коп. (на нищенскую свечу), и выдержать экзамен в знании молитв, нищенских стихов и песен (кантов) и особенного нищенского языка. В цехе имелись еще ключник-казначей и сотские и десятские, с определенными правами. Выборы начальствующих лиц происходили на собраниях ватаги, которые созывались для решения особенно важных дел и для наказания виновных (исключение из ватаги, штраф, отрезывание торбы – нищенской сумы). Эти собрания помогали нищим организоваться, как для совместного сбора подаяния, так и для помощи друг другу в странствованиях по монастырям, ярмаркам.

Сегодняшние нищие также вызывают немало подозрений – за ними видятся действия сплоченной команды, неплохо зарабатывающей деньги. «Ох уж эта нищенская мафия», – ворчат люди. В дом уже никто из нас нищего не пустит. А вместо того, чтобы побираться под окнами, современные нищие предпочитают бродить по вагонам метро и электричек.

Финал рассказа Чехова «Мужики» повествует о людях, которым не осталось иного пути в жизни, кроме нищенства. «Когда подсохло и стало тепло, собрались в путь. Ольга и Саша, с котомками на спинах, обе в лаптях, вышли чуть свет; вышла и Марья, чтобы проводить их. Идти было в охотку, Ольга и Саша скоро забыли и про деревню, и про Марью, им было весело, и все развлекало их. То курган, то ряд телеграфных столбов, которые друг за другом идут неизвестно куда, исчезая на горизонте, и проволоки гудят таинственно; то виден вдали хуторок, весь в зелени, потягивает от него влагой и коноплей, и кажется почему-то, что там живут счастливые люди. Остановившись около избы, которая казалась побогаче и новее, перед открытыми окнами, Ольга поклонилась и сказала громко, тонким, певучим ГОЛОСОМ:

– Православные христиане, подайте милостыню Христа ради, что милость ваша, родителям вашим Царство Небесное, вечный покой.

– Православные христиане, – запела Саша, – подайте Христа ради, что милость ваша, Царство Небесное...»

В нищенстве, по мнению христианина, не было никакого греха, только беда. Может, даже и не беда, а особая благодать. Ведь сам Христос и его апостолы жили в гонениях и на подаяния. Мы это слышали, но это мало кого успокаивает. Мы не апостолы. Кстати, в Сибири апостолам пришлось бы весьма туго...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.