Левитан. Муки бытия и красота природы
Левитан. Муки бытия и красота природы
Пейзажи Саврасова, Шишкина, Левитана входят в нашу жизнь с раннего детства, как и стихи русских поэтов, хрестоматийные, определяя наше восприятие природы и исторической жизни России. Впрочем, примелькавшиеся репродукции и стихи из учебников не привлекают нашего внимания впоследствии как нечто школьное. Не знаю, как другие из пишущих, из тех, кто посвятил себя искусству, я в разные годы снова и снова и как бы заново открывал для себя и живопись, и лирику русских художников и поэтов, возвращаясь к ним из странствий по странам и столетиям, разумеется, в сфере искусства всех времен и народов. Это было возвращение в родной мир, грустный, величественный, пронизанный чудесной поэзией и красотой.
В этом мире сформировался мальчик из еврейской семьи Левитан, как и Чехов, они сверстники. Нелегко им пришлось в начале жизни, особенно Левитану. Он родился в Ковенской губернии в семье железнодорожного служащего, которого тянуло к более интеллигентной профессии, к преподаванию французского и немецкого языков, с тем однажды он уехал в Москву. Найдя уроки, он вызвал семью в Москву, что несомненно определило будущность его детей.
13-ти лет Исаак Левитан поступает, вслед за старшим братом, в Училище живописи, ваяния и зодчества. Ему было 15, когда умерла мать, и 17, когда умер отец. Два брата и две сестры остались совершенно одни, без всяких средств к существованию. Вскоре семья распалась. Сестры поступили на службу. Иссак был предоставлен самому себе, так ему было легче выносить нищету и бездомность, ночуя у знакомых или оставаясь, спрятавшись, на ночь в опустелом здании Училища.
В Училище Иссак познакомился с Николаем Чеховым. Семья Чеховых переехала в Москву в 1875 году, в Таганроге остался Антон Чехов один до окончания гимназии, перебиваясь уроками; не голодал, как Левитан, но униженный обедами у знакомых из-за внутренней гордости, что он запомнит на всю жизнь.
Между тем успехи в живописи у Левитана проявлялись все отчетливее, и начальство поощряло его. В 1879 году Левитан написал картину «Осенний день. Сокольники», с которой, еще будучи учеником, он вошел в историю русской живописи. На II ученической выставке она была замечена П.М.Третьяковым и приобретена (январь 1880 года) для его галереи. М.В.Нестеров, он учился в Училище живописи в одно время с Левитаном, в своих воспоминаниях сообщает, что одинокую женскую фигурку, столь оживляющую осенний пейзаж своей грацией и изяществом, написал Николай Чехов.
В том же 1879 году по окончании гимназии Антон Чехов приехал в Москву и поступил учиться на медицинский факультет Университета, хотя еще гимназистом пробовал писать, да сразу пьесы. Очевидно, с этого времени Левитан знаком и с Антоном Чеховым, который начал писать свои юморески - ради заработка, ведь на его попечении оказалась вся семья: родители, сестра Мария и брат Николай.
В 1880-1883 гг Левитан из-за выселения евреев из Москвы живет в Останкине, по ту пору сельской местности в окрестностях первопрестольной, что, впрочем, вполне соответствует его любви к природе. В 1883 году Левитан окончил курс наук в Училище, а с окончанием Училища дело затянется до его выхода в 1885 году с дипломом неклассного художника. Между тем еще с 1884 года он принимает участие в Передвижных выставках.
С 1885 года сохранились письма Левитана к Чехову. Они очень выразительны, несмотря на лаконизм и постоянные жалобы художника на свое состояние, с переменчивостью настроения, что вообще свойственно гениям. В гениальности Левитана не приходится сомневаться, как и Чехова. К сожалению, письма Чехова к Левитану не сохранились. Нам известны лишь отзывы Чехова о Левитане в письмах к другим адресатам. И все же именно письма Левитана и отзывы Чехова дают лучше всяких воспоминаний подлинное представление о художнике, жизнь которого и в лучшие его годы с возрастающим признанием, относительным достатком, успехом у женщин была исполнена тоской до отчаяния, вплоть до попыток самоубийства.
Я сделаю выписки из писем с краткими, где кстати, комментариями. Это будет похоже на записки или исповедь Левитана перед Чеховым, с прояснением его личности и эстетики.
Москва 23 июня 1885: «Дорогой Антон Павлович! Москва - ад, а люди в ней - черти!!! Лежу в постели пятый день. У меня катаральная лихорадка, по определению доктора Королевича (не Бовы), которая обещает продержать меня в постели еще неделю или две. Вообще, мне нескоро удастся урваться к Вам, и об этом я страшно горюю. Напишите мне, здоровы ли все у Вас и как Вы поживаете в Вашем милом Бабкине?»
Ялта 24 марта 1886: «Дорогой Антон Павлович, черт возьми, как хорошо здесь! Представьте себе теперь яркую зелень, голубое небо, да еще какое небо! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, - я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество!»
Алупка 29 апреля 1886: «Теперь я поселился в Алупке. Ялта мне чрезвычайно надоела, общества нет, т.е. знакомых, да и природа здесь только вначале поражает, а после становится ужасно скучно и очень хочется на север.
Передайте Шехтелю... И пусть не беспокоится, - я север люблю теперь больше, чем когда-либо, я только теперь понял его...»
Чехов в письме к Шехтелю, Бабкино 8 июня 1886: «У нас великолепно: птицы поют, Левитан изображает чеченца, трава пахнет. Николай пьет... В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать... Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал... Левитан, держащий в Бабкине ссудную кассу...» (Имеется в виду, что у художника завелись деньги, - южные этюды его раскупались).
Чехов в письме к Сахаровой, Бабкино 28 июля 1886: «Со мной живет Левитан, привезший из Крыма массу (штук 50) замечательных (по мнению знатоков) эскизов. Талант его растет не по дням, а по часам».
Чехов в письме к Киселевой, Москва 21 сентября 1886: «Едва я кончил письмо, как звякнул звонок и... я увидел гениального Левитана. Жульническая шапочка, франтовской костюм, истощенный вид... Был он 2 раза на «Аиде», раз на «Русалке», заказал рамы, почти продал этюды... Говорит, что тоска, тоска и тоска...
- Бог знает, что дал бы, только побывать бы денька 2 в Бабкине! - восклицает он, вероятно, забыв, как он ныл в последние дни».
Первые впечатления от Волги, да еще в дождь и ветер, принесли разочарование и тоску, и все же... Весна 1887: «...Но что же делать, я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи. Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью.
Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором - пускай! Они - благоразумие... Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения...»
В 1888, 1889, 1890 годах Левитан совершит вторую, третью, четвертую поездку на Волгу вместе с С.П.Кувшинниковой - с созданием его лучших волжских пейзажей.
Париж 10 марта 1890: «Впечатлений чертова куча! Чудесного масса в искусстве здесь, но также и масса крайне психопатического, что несомненно должно было появиться от этой крайней пресыщенности, что чувствуется во всем.
Старые мастера трогательны до слез. Вот где величие духа!
Сам Париж крайне красивый, но черт его знает, - к нему надо привыкнуть, а то как-то дико все.
Женщины здесь сплошное недоумение - недоделанные или слишком переделанные..., но что-то не категорическое».
Чехов в письме к М.П.Чеховой, Иркутск 6 июня 1890: «Итак, горы и Енисей - это первое оригинальное и новое, встреченное мною в Сибири. И горы, и Енисей подарили меня такими ощущениями, которые сторицею вознаградили меня за все пережитые кувырколлегии и которые заставили меня обругать Левитана болваном за то, что он имел глупость не поехать со мной».
Чехов в письме к М.П.Чеховой, Петербург 16 марта 1891: «Был я на Передвижной выставке. Левитан празднует именины своей великолепной музы. Его картина («Тихая обитель») производит фурор».
Чехов в письме к М.П.Чеховой, Рим 1 апреля 1891: «Мне странно, что Левитану не понравилась Италия. Это очаровательная страна. Если бы я был одиноким художником и имел деньги, то жил бы здесь зимою. Ведь Италия, не говоря уже о природе ее и тепле, единственная страна, где убеждаешься, что искусство в самом деле есть царь всего, а такое убеждение дает бодрость».
Чехов в письме к М.П.Чеховой, Париж 21 апреля 1891: «Был на картинной выставке (Salon) и половины не видел благодаря близорукости. Кстати сказать, русские художники гораздо серьезнее французских. В сранении со здешними пейзажистами, которых я видел вчера, Левитан король».
Затишье 29 мая 1891: «Пишу тебе из того очаровательного уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею - божественной Ликой!
Ее еще пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, волканического брюнета, и приедет только туда, где я. Больно тебе все это читать, но из любви к правде я не мог этого скрыть».
Затишье июнь 1891: «С переменой погоды стало здесь интересней, явились довольно интересные мотивы. В предыдущие мрачные дни, когда охотно сиделось дома, я внимательно прочел еще раз твои «Пестрые рассказы» и «В сумерках», и ты поразил меня как пейзажист. Я не говорю о массе очень интересных мыслей, но пейзажи в них - это верх совершенства, например, в рассказе «Счастье» картины степи, курганов, овец поразительны.
Я вчера прочел этот рассказ вслух Софье Петровне и Лике, и они обе были в восторге. Замечаешь, какой я великодушный, читаю твои рассказы Лике и восторгаюсь! Вот где настоящая добродетель!»
Из письма к П.М.Третьякову от 13 мая 1892: «Глубокоуважаемый Павел Михайлович! Не подумайте, что я забыл Вашу просьбу и мое собственное сознание исправить воду в моем «У омута». Я не решался переписывать его до той поры, пока не проверю этот мотив с натурою. Теперь напишу несколько этюдов воды и в конце мая приеду в Москву и начну переделывать картину. Если картина не покрыта еще лаком, то соблаговолите не покрывать ее до поправки».
Из письма к А.М.Васнецову из Ниццы от 9 апреля 1894: «Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси - реки разлились, оживает все... Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист.
Здесь тоже хорошо, но бог с ней».
Чехов в письме к Суворину, Москва 19 января 1895: «Был я у Левитана в мастерской. Это лучший русский пейзажист, но, представьте, уже нет молодости. Пишет уже не молодо, а бравурно. Я думаю, что его истаскали бабы... Эти милые создания дают любовь, а берут у мужчины немного: только молодость. Пейзаж невозможно писать без пафоса, без восторга...»
Горка 23 июня 1895: «Дорогой Антон Павлович! Ради бога, если только возможно, приезжай ко мне хоть на несколько дней. Мне ужасно тяжело, как никогда. Приехал бы сам к тебе, но совершенно сил нет».
Из письма к А.П.Ланговому становится ясно, в чем дело. Горка 13 июля 1895: «Вам я могу, как своему доктору и доброму знакомому, сказать всю правду, зная, что дальше это не пойдет. Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся, остался жив, но вот уже месяц как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны. Вот до чего дошел Ваш покорный слуга! Хожу с забинтованной головой, изредка мучительная боль головы доводит до отчаяния. Все-таки с каждым днем мне делается лучше. Думаю попытаться работать».
Чехов приезжал к Левитану.
Горка 27 июля 1895: «Не знаю, почему, но те несколько дней, проведенных тобою у меня, были для меня самыми покойными днями за это лето.
Как ты, что делаешь? Здесь тебя почти полюбили и ждут, как обещал».
Финляндия, Сердоболь. Июль 1896: «Видишь, мой дорогой Антон Павлович, куда занесла меня нелегкая!
Бродил на днях по горам; скалы совершенно сглаженные, ни одной угловатой формы. Как известно, они сглажены ледниковым периодом, - значит, многими веками, тысячелетиями, и поневоле я задумался над этим. Века, смысл этого слова ведь просто трагичен; века - это есть нечто, в котором потонули миллиарды людей, и потонут еще, и еще, и без конца; какой ужас, какое горе! Мысль эта старая, и болезнь эта старая, но тем не менее у меня трещит череп от нее! Тщетность, ненужность всего очевидна!
Прощай, будь здоров и весел, если можешь, - я не могу. Видно, агасферовское проклятие тяготеет и надо мною, но так и должно быть - я тоже семит».
Чехов в письме к Шехтелю, Мелихово 7 марта 1897: «Я выслушал (в Москве) Левитана: дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует. Вместо звука тук-тук слышится пф-тук. Это называется в медицине - «шум с первым временем».
Саврасов А.К. умер 26 сентября 1897 года. На смерть учителя Левитан откликнулся статьей, опубликованной в газете «Русские ведомости» 4 октября 1897 года. Он писал: «С Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле.
И в самом деле, посмотрите на лучшие из его картин, например, «Грачи прилетели»; какой ее сюжет? - окраина захолустного городка, старая церковь, покосившийся забор, поле, тающий снег и на первом плане несколько березок, на которых уселись прилетевшие грачи, - и только. Какая простота! Но за этой простотой вы чувствуете мягкую, хорошую душу художника, которому все это дорого и близко его сердцу. Возьмите вы его же другую картину - «Могила на Волге». Широкая, уходящая вдаль, могучая река с нависшей над ней тучею; впереди одинокий крест и облетевшая березка - вот и все; но в этой простоте целый мир высокой поэзии».
Подсолнечное 23 июня 1898: «Вернулся из-за границы, и тотчас же переехал в деревню. Живу я здесь в великолепном месте: на берегу очень высокого громадного озера; кругом меня леса, а в озере кишит рыба, даже бывают и крокодилы (это для тебя, я думаю, заманчиво?!)
Хотелось повидать тебя, твоих, но я вернулся из-за границы совсем дохлым, почему и не поехал в Мелихово».
Чехов навестит Левитана в Подсолнечном, имении Олениных. Очевидно, «очень высокое громадное озеро» и есть «Озеро» Левитана.
Москва 8 января 1899: «Только что вернулся из театра, где давали «Чайку».
Вероятно, тебе писали, как идет и поставлена твоя пьеса. Скажу одно: я только ее понял теперь. В чтении она была не особенно глубока для меня. Здесь же отлично... любовно поставленная, обработанная до мельчайших подробностей, она производит дивное впечатление. Как бы тебе сказать, я не совсем еще очухался, но сознаю одно: я пережил высокохудожественные минуты, смотря на «Чайку»... От нее веет той грустью, которой веет от жизни, когда всматриваешься в нее. Хорошо, очень хорошо!»
Чехов в письме к Книппер, Ялта 2 января 1900: «У нас Левитан. На моем камине он изобразил лунную ночь во время сенокоса. Луг, копны, вдали лес, надо всем царит луна».
Москва 7 февраля 1900: «Пребывание мое в Крыму удивительно восстановило меня - до сих пор работаю этим зарядом.
Серьезно, как здоровье, лучше? ...Познакомился с Андреевой, дивною исполнительницей Кетт в «Одиноких» - восхитительна и тебя ненавидит. Я безумно влюбился.
Ну, голубчик, дружески жму Вашу талантливую длань, сумевшую испортить такую уйму бумаги!
Целую Ваш гениальный лоб.
Величайший пейзажист во вселенной. Что, взял?»
Что еще можно добавить здесь, кроме картин художника, которые, впрочем, всем известны, как сама природа России, вековечная и возникающая вновь и вновь в ее величественной и тишайшей красоте.
_______________________
© Петр Киле
_______________________