Комментарии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Комментарии

1. (С. 22). Под Кумыкской равниной Д.-М. Шихалиев понимает, в данном случае, часть Кумыкии, а именно Терско-Сулакское междуречье; когда же он говорит о шамхальстве Тарковском, то имеет в виду центральную часть территории расселения кумыков – от Сулака до Гиччи Буйнака (совр. Каранайаула), т. е. пограничного селения с Уцмийскими владениями в прошлом. Южные же кумыки (кайтагские или каякентские) были подвластны в рассматриваемое время уцмию Кайтагскому, и автором работы почти не учитываются.

Ни здесь, ни ниже, когда речь идет о политической карте Кумыкии и ее феодальной раздробленности, автор не затрагивает и вопроса об Утемышском (Отемышском) султанстве. Известно, что еще в начале XVIII в. Утемышское владение существовало как самостоятельное феодальное образование.

Во время известного персидского похода Петра I (1722 г.) Утемышский владетель Солтан-Махмуд оказал в урочище Инчке сопротивление войскам императора, двигавшимся к Дербенту Это послужило причиной упразднения Утемышского султанства и предоставления Тарковскому шамхалу Адиль-Гирею жалованными грамотами от 30 августа и 21 сентября 1722 г. прав на это владение. «Тако ж даем ему полную силу на власть владеть всеми землями и местами и жилищами владения Солтан-Махмута Утемышского (см.: Русско-дагестанские отношения XVII – первой четв. XVIII вв. Документы и материалы / сост. Р. Г. Маршаев. – Махачкала, 1958. – С. 251–253,267-268; в дальнейшем: Русско-дагестанские отношения).

О времени возникновения Утемышского владения нам ничего не известно. Что касается топонима Утемыш (или, как произносят сами местные жители, Отемыш), то, по всей вероятности, он связан с монгольским именем Отемыш (ср. Тохтамыш, Беклемыш, Курумыш,

Илыгъмыш). Возможно, мы имеем дело с определенным юртом (уделом) или ставкой, возникшей во времена почти столетнего владычества Золотой Орды в прибрежной полосе и северной части Дагестана.

Утемышские правители впоследствии стали известны под именем гамринских беков. Может быть, в этом кроется указание на былую зависимость деревень гамринского магала от Утемышского султана. Судя по «Дербенд-наме», крупнейшее селение Каякент когда-то называлось Гумри (см.: Тарихи Дербенд-наме/ под ред. М. Алиханова-Аварско-го. – Тифлис, 1898. -С. 54).

2. (С. 22). Валид, Омейядский халиф, правил в 705–715 гг. Очевидно, автор, хотя и пишет о X в., имеет в виду именно этого правителя.

3. (С. 23). В сообщениях об Абумуслиме, о происхождении шамхалов, равно как и в трактовке термина «шамхал», автор, как и многие другие дореволюционные исследователи, допускает неточность. (См.: С а – идов М.-С. О распространении Абумуслимом ислама в Дагестане // Ученые записки Института истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН СССР (в дальнейшем УЗ ИИЯЛ). – Махачкала, 1957. Т. II; Маршаев Р. Г. О термине «шамхал» и резиденции шамхалов // УЗ ИИЯЛ. – Махачкала, 1959. Т. VI.

4. (С. 23). Под Казы-Кумыком и Кафыр-Кумыком имеются в виду собственно Казикумух (совр. Кумух Лакского района) и Кафыр-Кумух (Буйнакского района).

5. (С. 24). Масуди, автор X в., употребляет термин «гумик», как мы полагаем, имея в виду раннефеодальное владение с резиденцией в Кумухе: термин «кумык» у Масуди не встречается.

6. (С. 24) Речь идет об обстоятельном очерке М. Б. Лобанова-Ростовско-г о (Лобанов-Ростовский М.Б. Кумыки, их нравы, обычаи и законы // Газ. «Кавказ», 1846. №№ 37–38).

7. (С. 24). В вопросах происхождения кумыков автор допускает здесь и далее ряд неточных положений. Советскими учеными неоспоримо установлено, что кумыки как народность сформировались в процессе смешения древних аборигенов приморского Дагестана с пришлыми, в основном тюркоязычными племенами, отличающимися по своему культурно-хозяйственному и в значительной степени по физическому облику. Процесс тюркизации предков кумыков – исконных обитателей Прикаспийской и предгорной полосы Дагестана – был длительным и сложным. Наплывы тюркоязычных племен и народностей, начавшиеся еще с IV века н. э. и положившие начало «эпохе великого переселения народов», продолжались на всем протяжении раннего и развитого Средневековья вплоть до XV–XVI вв., охватывая более чем тысячелетний период.

В процессе тюркизации древнего населения края в разное время принимали участие гунны, савиры, барсилы, булгары, этнически близкие им хазары, а также некоторые другие племенные группы, входившие с ними в единые политические объединения и упоминаемые часто под собирательными этнонимами «гунны», «хазары» и др.

Особую роль в этом процессе сыграли сложившиеся на территории приморского и частично предгорного Дагестана уже в раннем Средневековье такие политические образования, как страна Барсилия, царство гуннов (позднее княжество Джидан) и особенно ранний Хазарский каганат. Можно предположить, что в этих разноплеменных государственных образованиях господствующую роль играли тюрки.

Шихалиев, несомненно, прав, когда придает большое значение ранним тюркам. Этноним «тюрки» на Кавказе встречается еще у античных авторов I в. (Помпоний и Плиний Старший). Однако ошибка автора состоит в том, что он всех тюрков называет кыпчаками.

Завершение процесса тюркизации и сложение в основном кумыкского языка, надо полагать, происходят в половецкую эпоху. Как известно, кумыкский язык относится к кыпчакско-половецкой подгруппе тюркской семьи языков (см.: Баскаков Н. А. Тюркские языки. М., 1961).

Вполне возможно, что половецко-кыпчакские племена появлялись здесь не только в XI–XII вв., т. е. в период господства Дешт-и-Кыпчака в южнорусских степях и на просторах Северного Кавказа, но и позже, в XIII веке, когда, теснимые монголами, они укрывались в ущельях Кавказских гор. По свидетельству современника событий Ибн-ал-Асира: «Татары овладели землей кыпчаков, кыпчаки разделились: одна часть их пошла на Русь, другая часть рассеялась в горах, а большая часть собралась и пошла в Дербент Ширванский (Ибн-эль-Асир. Тарих-ал-Камиль / пер. проф. П. К. Жу з е. – Баку, 1940. С. 145–146).

Надо полагать, что эти разбитые монголами и спасшиеся бегством группы кыпчаков-половцев влились не только в состав балкарцев и карачаевцев, но и кумыков (особенно из тех групп, которые направились к Дербентскому проходу).

Помимо наплывов названных выше тюркоязычных племенных групп со стороны Северо-Кавказских степей, по всей вероятности, имели место, хотя и в меньшей степени, проникновения тюрков с юга, где они создали мощное государство сельджуков, в сферу влияния которого периодически попадал и Южный Дагестан. Об этом свидетельствуют огузские элементы в диалекте южных кумыков. Возможно, здесь мы имеем дело с проникновением огузов во времена владычества монгольских династий (Ильханов) в Закавказье, когда сюда были насильственно переселены тысячи семей из Средней и Малой Азии, а также в период объединения племен Каракоюнлу, которые вели свое происхождение от огузско-туркменских племен Средней Азии.

Источники свидетельствуют, что во время походов на Ширван войска племени Каракоюнлу проникали в Южный Дагестан, а в период последнего вторжения в Ширван в 1434 г. их правитель прошел за дербентские укрепления и разрушил «… много стран и безжалостно истребил мечом много горцев и степных». Мы полагаем, что многочисленный тухум (род)

Каракойчулар («Чернобаранные»), занимавший еще в середине XIX в. отдельный квартал в южнокумыкском селении Башли, представляет собой отколовшуюся от Каракоюнлу кочевую в прошлом группу, которая ассимилировалась в местной среде.

Огузами-переселенцами в своей значительной части являются и жители селений Каякент, Темираул, Чонтаул и одного квартала сел. Костек, которые появились здесь, согласно источникам, в XVI–XVIII веках.

Тюркизация приморской равнины Дагестана не сопровождалась сменой древнего населения данной территории с его нетюркскими и тюркскими субстратами, а путем слияния новых переселенцев с ним. В ряде случаев, как нам представляется, происходила лишь тюркизация языка коренного населения предгорья как результат социально-экономической и политической зависимости, насаждения ислама и других факторов.

8. (С. 25). Автор преувеличивает размеры территории хазар и подвластного им населения. См.: Артамонов М. И. История хазар. М., 1962; История Дагестана. М., 1967. Т. I. – С. 127–131.

9. (С. 25). Термин «татары» Д.-М. Шихалиев употребляет в значении «тюрки».

10. (С. 26). См. примечание 7.

11. (С. 26). О Золотой Орде и татаро-монгольских завоеваниях см.: Греков В. Д. и Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.-Л., 1950; Монголы в Европе и Азии. М., 1970 и др.

12. (С. 27). Автор, очевидно, пользовался рукописными списками «Дербенд-наме», ибо первое издание этой хроники в России относится к 1851 году. Мог он пользоваться также немецким переводом источника, изданным в 1814 г. Ю.Клапротом. Об изданиях «Дербенд-наме» см.: Стори Ч. А. Персидская литература. Биобиблиографический обзор / перераб. и доп. Ю. Э. Брегель. – М., 1972. Ч. II; Дербенд-наме / пер. Г. Оразаева, А. Шихсаидова. – Махачкала, 1992.

13. (С. 27). Ханжи – одна из транскрипций Анжи. Многие дагестанцы, в том числе и кумыки, и поныне называют Махачкалу (быв. Порт-Петровск) Анжикалой.

14. (С. 29). Сведения о Дербентской стене см.: Артамонов М. И. Древний Дербент // «Советская археология», 1946. № 8; Хан-Магомедов СО. Дербент. М., 1958 и др.

15. (С. 30). Утверждение автора о том, что русские первые ознакомились с Закавказьем при Петре I, не соответствует действительности. Русско-закавказские связи имеют большую историю. См.: Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. М., 1889; Материалы по истории грузино-русских взаимоотношений. Тбилиси, 1937; Полиевктов М. А. Европейские путешественники XIII–XVIII вв. по Кавказу. Тифлис, 1935; Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией в XVI–XVIII вв. М., 1963; Косвен М. О. Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке // «Кавказский этнографический сборник». – М., 1955–1962. Т. I–III и др.

16. (С. 30). Утверждение Шихалиева о «беспечности кумыков» совершенно бездоказательно, ибо многочисленные путешественники и даже представители дворянской историографии писали о трудолюбии населения Дагестана, их занятиях поливным земледелием, садоводством, о наличии у них скотоводства в широких размерах, о развитии ремесла и торговли и т. д. Последующие сведения Шихалиева о развитой системе земледелия, водопользования полностью опровергают его же более раннее утверждение. 17. (С. 31). Говоря об отсутствии постоянных поселений хазар на Кумыкской плоскости (т. е. на Терско-Сулакской низменности), автор допускает неточность. Еще армянские (VI–VII вв.) и арабские авторы (IX–X вв.) отмечали существование на территории Северного равнинного Дагестана многочисленных оседлых поселений, а также городов Варачан, Беленджер и Семендер. Исследования советских археологов, в частности дагестанских, подтвердили достоверность этих сведений раннесредневековых авторов. См.: Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962; История Дагестана. Т. I. С. 127–131.

18. (С. 32). Карагачская земля (точнее караагачская: кара – черный, агач – лес) в конце XV – нач. XVII вв. составляла отдельное феодальное владение – удел Муцала – брата Султанмута, его сыновей и внуков. См.: Кушева Е. Н. Указ. соч. С. 44–45.

19. (С. 32). См. примечание 43.

20. (С. 32). Под кумыкскими ногайцами имеются в виду ногайцы, подвластные аксаевским и костековским князьям, а под тарковскими – подвластные Тарковским шамхалам.

21. (С. 37). Имеются в виду походы русских войск конца XVI и начала XVII вв., совершенные против шамхала под начальством главным образом терских воевод Андрея Хворостинина (1589–1590,1594 гг.), Григория Засекина и Петра Шаховского (1591 г.), Ивана Бутурлина (1604–1605 гг.) и др.

Эти походы имели целью укрепить положение России на Северном Кавказе и в Закавказье, оказать помощь Грузии против шамхала, «очистить» дороги русским послам в Закавказье через Дагестан.

Созданием в 90-х годах XVI в. Терского города у устья р. Терек, острогов Койсинского у устья Койсу – Сулак, Сунженского при впадении р. Сунжи в р. Терек Россия стремилась закрыть дорогу турецко-крымским силам к «железным воротам» – Дербенту и в Закавказье, не допустить сношений шамхала с Турцией и Крымом. Особая стратегическая роль отводилась Терскому городу – русской крепости (Терка, Тюменский город), построенной в 1588 году воеводой А. И. Хворостининым на р. Тюменке, в дельте р. Терек. Скоро после своего основания он стал очень важным пунктом, через который в конце XVI в. и в XVII в. осуществлялись сношения русского правительства с народами Северного Кавказа и Закавказья. Терский город являлся также крупным для своего времени местным торговым центром с разнонациональным составом населения. См.: Куш ев а Е. Н. Указ соч.: История Дагестана. Т. I; Белокуров С. А.Указ. соч.: Русско-дагестанские отношения…

22. (С. 39). Здесь речь идет о начавшемся в середине XVI века феодальном дроблении шамхальства, объединявшего ранее всю Лакию, основную часть Кумыкии и ряд сопредельных земель. В конце XVI в. от шамхальства отделяется Казикумухское ханство во главе с представителями шамхальского дома. Затем уже из единого в этническом отношении кумыкского шамхальства с резиденцией в Тарках выделяются Буйнакские, Эндирейское (Эндирийское), Кафыр-Кумухское, Карабудахкентское, Эрпелинское, Караагачское, Таркалинское, Дженгутайское владения. Самым значительным феодальным образованием продолжало, однако, оставаться Тарковское шамхальство, владетели которого считались, хотя часто и формально, верховными правителями над всей кумыкской землей, над всеми удельными князьями.

Об этом периоде шамхальства, о шамхалах, о правлении Султанмута см. также: Кушева Е. Н. Указ соч.; Белокуров С. А. Указ. соч. Русско-дагестанские отношения; Шамхалы Тарковские. – Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1868. Вып. 1 (в дальнейшем: Шамхалы Тарковские); Аббас – Кули– Ага Бакиханов. Полистан-ирам. Баку, 1926 и др.

23. (С. 39). Д.-М. Шихалиев один из первых сообщает интересные сведения о родоначальнике кумыкских засулакских князей Эндирейском (Эндирийском) владетеле Султанмуте (он же в источниках называется Султан-Магомед, Султанмамут, Султан-Махмуд), о его междоусобной борьбе с братьями и отцом за удел. Источники того периода называли Султанмута и безъюртным, т. е. не имеющим удела.

Автор приводит две версии, которые потом широко вошли в литературу. Согласно одной из них, Султанмут был сыном Андия. По второй (ее приводит известный азербайджанский историк и мыслитель I половины XIX в. Аббас-Кули-Ага Бакиханов) – Андий, Ильдар, Гирей, Магомед и Султанмут (от другой матери) были братьями, сыновьями Чобан-шамхала (очевидно, Чопан или Чупан-шамхала).

Однако полной ясности в этом вопросе нет. В документах XVII в. (Русско-дагестанские отношения… С. 48, 101) братьями названы только Гирей и Ильдар – сыновья Суркай-шамхала, а Султанмут их дядей по отцу, т. е. братом Суркая. Ясно только то, что Султанмут был сыном шамхала, ибо в документах назван «Шевкаловым» (см.: Там же. С. 59), но определенно сказать, какого шамхала, невозможно. Султанмут называется в этих же документах и братом шамхала Андия (см.: Русско-дагестанские отношения… С. 55), а Андий, в свою очередь, сыном «Шевкала старого» (Белокуров С. А. Указ. соч. С. 542), имя которого в документах не приводится.

Есть основание полагать, что и А. Бакиханов, и Д.-М. Шихалиев в данном случае пользовались одним и тем же источником, о чем говорит дословное совпадение в ряде случаев их текстов. См.: А б б а с – Ку – ли-Ага Бакиханов. Указ. соч. С. 88.

Многие исследователи считают, что Султанмут погиб у Тарков в сражении с войсками Бутурлина в 1605 году. Примечательно, что в одной исторической песне, переданной князем А. Хамзаевым Н. Семенову, автору известной работы «Туземцы Северо-Восточного Кавказа», говорится о храбром военачальнике Султанмуте, погибшем в битве с отрядами русских воевод.

Обнаруженные за последнее время документы XVII в., подтверждая высокие воинские качества и особую роль Султанмута в организации отпора отрядам Бутурлина, вместе с тем опровергают версию о его гибели в 1605 году В отписках воевод Посольского приказа, грамотах из Посольского приказа и других официальных русских документах того периода Султанмут, как Эндирейский владелец, фигурирует до 1643 года. В 1635 году после смерти Эльдара шамхальство должно было перейти к Султанмуту, но тот «за старостью» («его по старости любят» – См.: Русско-дагестанские отношения… С. 68) уступил престол своему сыну Айдемиру, который был убит «на государевой службе» в 1640 г. в неудачном походе против мурз Казыевой Кабарды и Малой Ногайской Орды на реке Малке. В последние годы жизни, очевидно, также по старости, Султанмут официально не управляет своим уделом, передав его своему сыну Казаналипу В 1635 году Казаналип как законный владелец Эндери приезжает в Терский город для присяги на русское подданство. В то же время в ряде документов фигурируют и тот, и другой. В 1643 году Казаналип-мурза от имени отца, т. е. Султанмута, и от своего имени посылает челобитную царю Михаилу Федоровичу о помощи, причем к челобитной была приложена печать самого Казаналипа: «раб божий Казаналип». Очевидно, Султанмут вскоре умер, так как позже в документах он не упоминается.

Таким образом, остается много неясного относительно Султанмута, его жизни, годах правления, обстоятельствах смерти. Допустимы несколько вариантов: могло случиться, что Султанмут был убит в какой-нибудь стычке с русскими отрядами в преклонном возрасте. В песне о Султанмуте отразились в этом случае все важные события его жизни, в том числе его воинские подвиги в битвах 1604–1605 гг. Возможна и другая трактовка этой версии: песня о Султанмуте содержит поздние вставки, которые не соответствуют действительности. Дальнейшие исследования на основе новых источников могут внести в этот вопрос ясность. См.: Аб б ас-Кули– Ага Бакиханов. Указ. соч. С. 88–89; Шамхалы Тарковские… С. 58; Семенов Н. Туземцы Северо-Восточного Кавказа. СПб, 1895. – С. 242–244, 351–353; Куше-в а Е. Н. Указ. соч. С. 44–47, 57–58, 69, 70, 284, 288; Русско-дагестанские отношения. С. 156–158, 178–179, 247–248, 250, 256–258, 264–266, 274; Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. / сост. Н. Ф. Демидова, Е. Н. Кушева, А. М. Пер сов. – М., 1957. Т. I. – С. 72, 93, 98-100, 128,153, 161, 204–205, 239; Бело-к у р о в С. А. Указ. соч. С. 476–480, 542.

24. (С. 42). Под Кумыкским владением были известны владения Эндирейское, Аксайское и Костекское (в литературе соответственно: Эндиреевское, Аксаевское и Костековское), т. е. владения, расположенные на Терско-Сулакской низменности. Последняя была заселена с древнейших времен, о чем свидетельствуют археологические раскопки городищ и поселений. Поэтому мнение автора о том, что «пространство это было не поселено», противоречит истине. Кумыкская плоскость подверглась наибольшему опустошению в период татаро-монгольского нашествия и была занята пришлыми, преимущественно тюркскими (кыпчакскими) племенами. В после-монгольский период вновь усиливается процесс активного освоения этого района выходцами из Северо-Восточного Дагестана, оттесненными в свое время в глубь страны, а также тюменами (ногайцами) и другими этническими группами.

25. (С. 42). См.: Комментарий 21.

26. (С. 42). В данном случае автор, очевидно, имеет в виду наряду с такими известными острогами, как Койсинский у устья р. Койсу – Сулак (1594), Сунженский при впадении р. Сунжи в Терек (1590), также и укрепления, которые начал строить Бутурлин в Тарках, назвав его «Новым городом», на Тузлаке (у соляных озер близ Тарков) и в Кумтор-кале – «…городы в кумыцкой земле поставили в Тарках, в Торкалах да у Соли у Тузлука». По всей вероятности, в это же время построено и Эндирейское укрепление. В январе 1605 года Иван Бутурлин из Тарков писал русским послам в Кахетии, что он «… Ондрееву деревню и иные места воевали». Сохранились до недавнего времени развалины более позднего укрепления «Внезапное», которое было построено при А.П. Ермолове на левом берегу р. Акташ, напротив Андрейаула. См.: Белокуров С. А. Указ. соч. С. 480–486; Ку ш е в а Е. Н. Указ. соч. С. 283–388; История Дагестана. М., 1967. Т. I. – С. 287. 27. (С. 45). Эндирейские владетели, очевидно, несколько раз меняли свою резиденцию, сохраняя прежнее ее название. По известию 1617 г. Эндирейский мурза Султан-Махмуд, бывший «не в миру» с Тарковским шамхалом Гиреем, «из Ондреевы деревни пошел в крепи в Старые Окохи», т. е. на Акташ (см.: Куш ев а Е. Н. Указ. соч. С. 70). Переселение же сына Султанмута на новое место жительства в пределах того же урочища Чумли, согласно источникам, произошло в 1647 г. В отписке терских воевод в Посольский приказ в 1647 г. сообщалось, что князь Казаналип «… с кабаками своими со всем владеньем с прежнего своего житья перешел и поселился возле Борагун по речке Акташу в урочище в Чемлях к Терскому городу ближе прежнего его житья полуднищем… для того, что, де, ему, Казаналпу, обида и теснота от тарковского Суркай-шевкала. А се, де, то место, на которое он ныне перешел, старинное отца его Казаналопова». Эндирей дважды был так же сожжен в 1592–1593 гг. терским воеводой Григорием Засекиным и в 1722 году по указу Петра I за оказанное владельцем Эндирея Айдемиром вооруженного сопротивления царским войскам.

В 1723 году Айдемир обращается к царским властям разрешить ему «селиться на старине в Андреевой деревне и хлеб пахать». См.: Русско-дагестанские отношения. С. 178–179, 280–281; Белокуров С. А. Указ. соч. С. 253. Только неясно, каково было конкретно расстояние между этими населенными пунктами – старым и новым Эндиреем.

28. (С. 45). См.: Комментарий 35.

29. (С. 46). Попытка автора связать название селения Эндери или Эндирей Засулакской Кумыкии с русским именем Андрей бездоказательна. Андреево, или Андреева деревня, как ее называют русские источники XVI–XVIII вв., напротив, скорее всего искаженный топоним Эндери или Эндирей и не имеет никакого отношения к личному имени атамана Андрея, историческая достоверность которого не доказана.

В некоторых списках дагестанской исторической хроники «Дербенд-наме» упоминается Эндери в связи с событиями VII–VIII вв. Согласно списку хроники, изданному Ю. Клапротом, в более древний период город Эндери именовался Балхом и свое новое название получил по имени хазарского военачальника и правителя этого города Эндери (см.: Приложение I // Тарихи Дербенд-наме / Под ред. М. Алиханова-Аварского. – С. 107; Артамонов М.И. Очерки древней истории хазар. Л., 1937. – С. 93). В этой связи интересно вспомнить отрывок из того же извлечения Клапрота, где описывается, как сын хазарского хакана Пашенак после неудачного боя с арабским полководцем Джаррахом (722 г.) в Южном Дагестане поспешно возвращается в свои пределы (в Северный Дагестан): сперва – в Инжи, а потом – в Ихран. Пашенак «по прибытии в Ихран объявил всем начальникам своих войск, чтобы командовали: в Гюльбахе – правитель Ихрана, в Эндери – правитель Балха, в Сурхаб – правитель укрепления Кизил-Яр, в Тчумли (очевидно, что Чумли – старое поселение, расположенное в 3 км от современного Андрей-аула, где по сей день сохраняются остатки развалин. – С.Г.) – правитель Киччи-Маджара, Джулада и Шегери-Татара и что все они должны подчиняться Гюльбаху, правителю Ихрана. Он прибавил, что при вторжении в эти провинции армии мусульман все начальники должны собираться со своими войсками в Ихран и сражаться в согласии с Гюльбахом» (см.: Тарихи Дербенд-наме. С. 107–108). Вызывает интерес совпадение названия города Балха в Северном Дагестане (дохазарский период) с названием известного среднеазиатского города Балха (в бассейне р. Аму-Дарьи) – столицы древней Бактрии.

Таким образом, дагестанская историческая хроника название селения Эндери связывает с именем хазарского царевича. Не считая полностью доказанным данное положение источника, вместе с тем следует отметить, что его многовековое существование (Хазарского каганата) не могло не отразиться на топонимике и этномике Дагестана. В этом же плане, но только применительно к периоду владычества монголов и походов Тимура, возможно, следует рассмотреть и топонимы Отемыш (сел. Утемыш Каякентского района), Казаниш, Дженгутай (селения Казанище и Дженгутай Буйнакского района), Берекей (сел. Берикей Дербентского р-на), Чжэбэ (сел. Джаба Ахтынского р-на), Манас (территория в Ленинском р-не), Темирхан-тюбе (курган Темирхана в Каякентском р-не) и некоторые другие. В частности, топоним Берикей (на языках народов Дагестана «Берекей», «Баркай»), думается, связан с именем правителя Золотой Орды Бэркэя или Беркая (1257–1266 гг.), сына Джучи. Как известно, Орда Бэркэ находилась тогда между Дербентом и Волгой (см.: Бартольд В. В. Сочинения. М., 1968. Т. V. – С. 141), «пастбища которого находятся в направлении к железным воротам, где лежит путь всех саррационов (мусульман. – С.Г.), едущих из Персии и из Турции; они, направляясь к Бату и проезжая через владения Берки, привозят ему дары» (см.: Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. С. 117). Граница Золотой Орды и государства Хулагуидов проходила в районе Дербента и Бэркэ, который воевал с последними на территории Дагестана (1262 г.), принимал непосредственное участие в походах против Хулагуидов в Закавказье (к берегам Куры, в 1266), мог иметь в качестве многолетней и хорошо укрепленной ставки территорию севернее Дербента, т. е. район Берикея. Рубрук ясно указывает именно на эту территорию как на его кочевье (удел, юрт).

Что касается топонима Къазанищ, то он так же связан с именем Къазанчи – одного из известных военачальников Золотой Орды при Тохтамыше. По сообщению Низам-ад-Дина, «Шами Токтамыш, назначив Казанчи в авангард, послал его вперед с большим войском. Они (посланные) пришли и остановились на берегу реки Кой…» (см.: Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941, Т. П. – С. 119).

Изложенное может свидетельствовать об особом значении, которое придавали правители Золотой Орды укреплению своих южных границ. Господство Хулагуидов, а затем и Тимура в Северном Азербайджане делало еще более необходимым укрепление этих границ и сосредоточение здесь постоянных ставок. Вполне реально, что отдельные пастбищные земли дагестанской равнины были закреплены за представителями монгольской кочевой знати.

Как сообщает Рашид-ад-Дин (XIII в.), в этой степи «ставки всех эмиров, вельмож и воинов Беркая блестели, как звезды, степь Кипчакская вся была полна палатками и шатрами их, и край этот был полон лошадьми, мулами, верблюдами, быками и баранами…» (см.: Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. – С. 74).

30. (С. 46). Имеется в виду статья «Обзор сношений царей с грузинскими, по русским документам», где приводится некоторый материал и о кумыкских владениях, о резиденции шамхалов – Тарках.

31. (С. 47). Кто такие бурчебии, о которых говорит автор, пока неясно, т. к. нет даже устных преданий. Несомненно только, что бурчебии – это прозвище, возможно, князей тюменских, обитавших по нижнему течению реки Терек, по Тюменке. Существовало и отдельное Тюменское княжество (см.: Коммент. 38, «Тюмен»), которое впоследствии утратило свое значение. В конце XVI в. (1589 г.) этим владением правил князь Салтеней. Шихалиев локализует их до начала XIX в. в районе современного Байрам-аула. См. также: Комментарий 35.

32. (С. 52). Тезиками называли обычно выходцев из Средней Азии и Ирана, чаще купцов; первоначальное значение термина – таджик.

33. (С. 54). См.: Комментарий 38.

34. (С. 54). Ряд названных аулов, являющихся в своем большинстве отселками Эндирея, впоследствии были восстановлены или выстроены заново после «умиротворения» края. Многие из них за годы советской власти неузнаваемо изменились. Таковы селения Бабаюрт – ныне большой благоустроенный поселок, центр Бабаюртовского района, Хасавюрт – один из развивающихся городов республики, совхозные поселки Карланюрт, Бамма-тюрт, Генжеаул, Азаматюрт и др.

35. (С. 55). Качалык – пограничный с кумыками район Чечни; качалыками или качкалыками называли население этого района. В конце XVIII и начале XIX вв. качкалыки заселяли 5 аулов и находились под властью кумыкских князей (см.: Краткая записка о горских народах // Северный архив. 1826. № 13. С. 30). Кроме того, качлыком или качалыком (от глагола къачмакъ – бежать, убегать) кумыки называли отдаленные места, где нередко обосновывались беглые люди. Бегство было одной из форм протеста крестьянства против социального гнета. В феодальной Кумыкии случаи такого бегства крепостных и зависимых крестьян от своих феодалов в дальние места бывали нередки, чаще всего убегали из крупных аулов – резиденций владельцев (Тарки, Эндирей и др.) в незаселенные места в пределах этих владений. Впоследствии здесь возникали целые поселения, за которыми долго сохранялось прозвище «къачалыкъ». В ряде случаев крестьяне бежали и в пограничные русские города и крепости, особенно в «государеву овчину в Терский город» и Кизляр. Владетели неоднократно обращались к русскому царю с просьбой, чтобы он «указ учинил терским воеводам, чтоб те беглых холопей и рабы терские воеводы назад отдавали». Бегство крестьян и переселение их на периферию усиливается с ростом феодальной эксплуатации. Так, в 1849 году, несмотря на все предпринимаемые меры, чтобы «не позволять и удержать жителей», из Эндирея переселилось до 300 семейств. Этим, видимо, следует объяснить сокращение числа кварталов в сел. Эндирей до 4-х в конце XIX в. (С е м е н о в Н. Указ. соч. С. 237) вместо 14 в первой половине века, как это отмечает Шихалиев.

36. (С. 55). Под салатавцами (Сала – название речки, тав – гора) исстари известны аварцы, проживающие на территории современных Казбековского, частично Гумбетовского, Буйнакского и Кизилюртовского районов.

37. (С. 59). «ею напалемою», т. е. орошаемую.

38. (С. 61). Вопрос о гуенах и тюменах, впоследствии смешавшихся с кумыками, не совсем ясен.

Многие исследователи указывают на древнее и самостоятельное происхождение гуенов и тюменов. Так, А. Бакиханов называет тюменов «остатком древнего народа… жившего на правом берегу Сулака, между Темиркую и Кум-Туркали…», а по мнению Шихалиева, еще и за Сулаком, у урочища Бурунчак. В ряде списков «Дербенд-наме» указывается на племя туман, распространенное от города Ихрана др Гумри… «Они были выведены из Хорасана» (Дербенд-наме. С. 33). П.А. Головинский, ссылаясь на народные предания, полагает, что гуены и тюмены появились на этих землях одновременно с хазарами (сперва гуены, а за ними тюмены). По его предположению, тюмены – народ пришлый, «монгольского» (очевидно, тюркского. – С.Г.) происхождения, «из бухарских земель», появившийся сначала в Иране, а затем шахом Анушир-ваном (531–579 гг.) переведенный к Дербенту для защиты государственных границ от северных кочевников. По мнению автора, тюмены в период нашествия арабов на Дагестан передвинулись в северокавказские степи, т. е. на Кумыкскую плоскость и за Терек. Предположение П. А. Головинского о проникновении тюменов с юга в хазарский период имеющимися в настоящее время данными не подтверждается. Вместе с тем нельзя не обратить внимание на наличие топонимов «тюменлер» южнее и севернее Дербента в окрестностях сел. Белиджи, а также в Кайтагском районе – селение Туменлер. Надо учесть и то обстоятельство, что термин «тюмен» употреблялся и в значении племени; у монголов «тюмень» означал и отряд в количестве десяти тысяч, и удел членов ханской семьи или представителей военно-кочевой знати, и мелкие территориальные единицы или административно-налоговые округа, на которые делились многие крупные провинции (вилайеты) Средней Азии и Ирана (см.: Бартольд В. В. Сочинения. М., 1968. Т. V. – С. 57).

Вопрос о времени возникновения этих топонимов и первоначальном значении термина «тюмен» в Дагестане, а также о путях переселения племенных групп тюменов (с севера или с юга), если это имело место, требует специального изучения.

Известно, однако, что в низовьях Терека, недалеко от Эндирейского владения, кочевала небольшая Тюменская Орда (теменов улус – осколок былого кипчакского объединения), которая в XVI–XVII вв. была известна как отдельное Тюменское княжество. В 1557 г. князь Тюмени в числе других владельцев (кумыкских, шемахинских, дербентских и др.) присылает в Астрахань своих послов «… с поминки бита челом, чтоб государь пожаловал их и велел быти в своем имени и в холопстве у себя учинил, и приказал был астороханским воеводам беречи их от всех сторон, и торговым бы людям дорогу пожаловал государь, велел чисту учинить». В 1625 г. в Терском городе был приведен «к шерсти» тюменской Маймет-мурза Тотуев, чтобы «с братьями своими и с детьми служити и быти в вековом холопстве на-веке неотступным». В 1645 г. в Терском же городе дает присягу царю Алексею Михайловичу тюменский Айтек-мурза Салтареев. Известны также 2 тюменских князя – Василий и Роман Агишивичи Тюменские, которые уехали в Москву на службу и участвовали в действиях русских войск в Ливании (конец XVI в.).

Дальнейшая судьба этого владения нам мало известна. Очевидно, в связи с постройкой в конце XVI в. русскими Терского города, в низовьях р. Терек (на его притоке Тюменке) тюменские князья с подвластным им населением были оттеснены несколько к югу и обосновались где-то по соседству с Эндирейским владением. Не случайно, что тюменские и эндирейские владетели в документах XVII в. упоминаются вместе в связи с их совместными политическими акциями. Однако сведения о тюменах встречаются в источниках этого времени уже редко. Можно полагать поэтому, что Тюменское княжество постепенно теряет свое прежнее значение, а затем совершенно сходит с исторической арены.

Полагаем, что эндирейские тюмены – не что иное, как часть рассеявшегося в разные места и впоследствии растворившегося в разнородной в этническом отношении среде населения бывшего Тюменского княжества, этнически связанного с ногайцами. На наш взгляд, в таком же аспекте надо рассматривать топонимы «тюменлер» Южного Дагестана. В них могли найти отражение либо былое при владычестве монголов (или еще древнее) деление данной территории на мелкие военно-административные единицы – тюмени, либо это этнонимы, свидетельствующие о переселении каких-то групп одной этнической общности, возможно, из того же Тюменского княжества. Нам также кажется, что упоминаемый Шихалиевым термин «бурчебии» (дословно – блошиные князья) – это ироническое прозвище тюменских князей или мурз, занимавшихся скотоводством. Тюмены Северного Кавказа, очевидно, были генетически связаны с другими тюменскими татарами, несомненно, и ногайцами, хотя А. Бакиханов и сам Д. М. Шихалиев их называют остатком древнего народа, «жившего на правом берегу Сулака между Темиркою и Кум-Туркали». (См.: Аббас-Кули-Аг а Бакиханов. Указ. соч. С. 89–90; Белокуров С. А. Указ. соч. С. ХСП (92); Кабардино-русские отношения. Т. I. – С. 5, 8, 59, 391; Кушева С. Н. Указ. соч. С. 42, 93, 192, 224, 230, 237, 245, 246; Головинский П. А. О гуенах и тюменах // «Терские ведомости». 1871. № 5; Русско-дагестанские отношения. С. 78–79, 153; Дубровин Н. История войны и владычества русских на Кавказе. СПб, 1871. Т. I. Кн. 1. – С. 623).

Об этнической принадлежности гуенов мы знаем еще меньше. Шихалиев их называет так же, как тюменов, «древнейшими обитателями края», выходцами из Чечни. Из Внутренней Чечни, или Ичкерии (из аула Гуни), выводит их Н. Дубровин. П. Головинский происхождение гуенов связывает с гуннами (хунну), а устные предания кумыкского народа и данные топонимии – как с кумыкской плоскостью Гуен-тала (местность в совр. Казбековском районе), Гуен-кала (одно из старинных названий кумыкского села Эндери – с. Андрейаул Хасавюртовского р-на), так и с восточной Чечней, с районом Гудермеса, который кумыки называют Гюнтиймес – Гуенлер бою гюнтиймес…, что можно перевести двояко: Земля гуенов (Гудермес) – теневая сторона, т. е. нежаркая; Земля гуенов – долина речки Гунтиймес. (См.: Дубровин Н. Указ. соч. Т. I. Кн. 1. – С. 623; Семенов Н. Указ. соч. С. 237; Белокуров С. А. Указ. соч. С. ХСИ; Головинский П. А.Указ. соч.).

39. (С. 63). Гумбетовцы (Гумбет – по-кумыкски «солнечная сторона») – аварцы, населяющие современный Гумбетов-ский р-н.

40. (С. 63). Койсубулинцами кумыки называли аварцев, живущих по долинам реки Аварского и частично Андийского Койсу – ныне население Гергебильского, Унцукульского и частично Гумбетовского районов.

41. (С. 66). Сведения автора о сословии Карачи очень ценны для изучения истории феодального общества Кумыкии, до владычества шамхалов. К сожалению, отсутствие других, более подробных данных о карачи не дает ответа на многие вопросы, связанные с их пребыванием в Северном Дагестане. Карачи, карачеи – термин, широко известный и в ряде других феодальных государственных образований. Карачеями, например, назывались представители высшей феодальной знати в Крымском, Казанском ханствах, Большой Ногайской Орде и др. Это были «ближние люди» ханов, их постоянные и временные советники. В Крымском ханстве – главы (бии, князья) знатнейших крымских родов: Ширин, Барын, Аргын, Кипчак, Мангит, Седьжеут – осуществляли влияние на правительственные дела Крыма, решали государственные вопросы. Карачеи имели право санкционировать назначение турецким султаном ханов, об этом свидетельствует обряд посажения их на престол в Бахчисарае. (См.: Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в XVII веке. М.-Л., 1948. – С. 21). Очевидно, появление термина «Карачи», «карачи-беки» следует связать с процессом тюркизации равнинного населения Дагестана.

42. (С. 68). Легенда приписывает шамхалам, как и другим правителям Дагестана, происхождение из рода Мухаммеда, из племени Курейш. Как показали исследования, эта легенда не подтверждается фактами. (См.: Саидов М.-С. О распространении Абумуслимом ислама в Дагестане. – УЗ ИИЯЛ. Т. П. С. 42–51; Шихсаидов А. Р. Ислам в средневековом Дагестане. Махачкала, 1969.).

43. (С. 73). Жители селений Эндирей и Аксай, по всей вероятности, своим происхождением были связаны с более крупным политическим (возможно, и этническим) образованием, известным в прошлом под названием барагуны, брагунцы (рус), борагъан (кумык.), боргъуны (чечен.) и сохранившим в настоящее время свое наименование лишь за одним населенным пунктом Бораган-аул (по-русски Брагуны) в Чечено-Ингушетии.

Как отмечают русские источники, в XVII в. существовало отдельное Брагунское феодальное владение, мурзы которого были в близких родственных отношениях с кабардинскими и кумыкскими князьями.

О территориальном расселении брагунцев источники XVII в. сообщают следующее: «А Брагунские кабаки сидят от острогу (имеется в виду Сунженский острог, построенный русскими в 1590 г. на Сунже, при впадении ее в Терек. – С.Г.) в 2 верстах… А пашни у барагинских черкес меж Сунжи и Терека на горах от Горячего Колодезя версты 32 и больше, а от острогу та пашня верст 7. А у тех барагунских мурз владения их конных людей (т. е. войско. – С.Г.) будет с 300 человек. А как на Сунже-реке острог ставлен, и те барагунские мурзы к тому острожному делу дали… для лесной доски с 700 быков и телеги». (См.: Кабардино-русские отношения. Т. I. – С. 302). Более того, бораганцы жили и по Акташу, там, где со своим народом поселился сын Султанмута Казаналип, владетель Эндери. В 1647 году князь Казаналип сообщал терским воеводам, что «с кабаками своими и со всем владением с прежнего своего житья перешел и поселился возле Борагун по речке Акташу в урочище в Чумлях», т. е. там, где, очевидно, поныне находится сел. Андрейаул (Русско-дагестанские отношения. С. 178–179). На этих же землях их локализует и автор начала XIX в. С. Броневский. «Брагунское или Барагунское владение, – пишет он, – имеет верст 12 в длину по берегу Терека, начиная от Давлет-Гиреевой деревни до устья Сунжи, и верст десять в величайшей ширине от Терека до Сунжи… Главное место сего владения есть Брагонская деревня, лежащая на левом берегу Сунжи, в трех верстах выше стечения оной с Тереком против Шедринской станицы. В ней числится жителей до 500 дворов из разных переселенцев, наипаче из кумыков». (Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. Ч. П. -С. 96). Барагунские мурзы в первой половине XVII в. принимают самостоятельно, как и другие феодальные владельцы Северного Кавказа, русское подданство.

В 1635 году брагунский Куденек-мур-за (Куденет-мурза) со своими сыновьями и с 20 узденями приезжает в Терский город, где принимает присягу «быть под… государевою высокую рукою в холопстве неотступно навеки». В 1645 году в числе кумыкских, черкесских и других северокавказских владельцев дает присягу верности царю Алексею Михайловичу и мурза Барагун. «…За себя и за их узденей и за всех их владенье к шерти на Куране привели» (Кабардино-русские отношения. Т. I. – С. 264, 266).

По всей вероятности, брагунцы не всегда сохраняли свою политическую независимость, об этом свидетельствуют сведения о власти над ними черкесских и кумыкских князей.

Брагунцы жили по соседству с теми и с другими – «И тараковский де Суркай-шевкал с кумыцкими ратными людьми стоит на Кумыцкой стороне за Сунжею-рекою против барагунского селища» (Там же. С. 315). Очевидно, имели место и переселения брагунцев или части с их территории вблизи стольных «городов» черкесских и кумыкских князей. В 1653 году Астраханский воевода писал в Посольский приказ о том, что шамхал Тарковский пошел на Барагуны, чтобы «барагунских мурз с уздени и с черными людьми и з женами и з детьми и з животы к себе вести», т. е. увести их к Таркам. Сын Султанмута Эндирейский князь Казаналип в своей грамоте в том же 1653 г. писал царю Алексею Федоровичу, что бараганцы «холопи наши искони, и отца моего Султан-Мугмута. И мы, с кизылбаши, и с кумыки, с шевкалом пришед, барагунов взяли. И кизылбаши и шевкал учинили мне силу, барагунов перевели за Койсу и велели им кочевать на своей стороне». (Русско-дагестанские отношения. С. 193).

Источники второй половины XVIII и начала XIX вв. Брагунское владение характеризуют уже как кумыкское, подвластное кумыкским князьям – «Кумыцких Аксаевской, Андреевской, Костюковской и Брагунской деревень» (1761); «В кумыцких: Брагунской, Аксанской (Аксайской. – С.Г.), Андреевской, Костюковской (Костеков-ской. – С.Г.) и принадлежащих к их владельцам деревнях…» (1765 г. Кабардино-русские отношения. Т. П. – С. 215, 240).

Авторы начала XIX в. также высказывают мысль о превалирующем влиянии кумыкских князей на Барагунскую землю. В 1812 году А. М. Буцковский пишет, что она принадлежит «кумыкского рода князьям: Устархану Гудайнатову (явно потомку мурзы Куденека или Куденета. – С.Г.), Адилгирею Кучукову и Бей-султану Арсланбекову, из коих первый старший» (См.: Буцковский А. М. Выдержки из описания Кавказской губернии и соседних областей // История, география и этнография Дагестана XVIII–XIX вв. Архивные материалы / под ред. М.О. Косвена и Х.М. Хашаева. – М., 1958. – С. 244). С. Броневский же несколькими годами позже (1823 г.) сообщает, что Брагунское владение «принадлежит двум кумыкским князьям – двоюродным братьям, полковнику Кучун-Беку (очевидно, Кучуку Бековичу – С.Г.) Таймазову и Ахтула-Беку», но он одновременно отмечает, что это владение «причислено Черкесским областям по естественному начертанию живых урочищ, хотя брагунские жители, будучи татарского происхождения, принадлежат собственно отделению кумык (надо читать «кумыков». – СП)» (Там же. С. 94). Думается, что часть брагунских жителей была переселена кабардинским Кучуком Бековичем-Черкесским или другим представителем этого княжеского дома на его родовые земли в районе Моздока, где они образовали поселение Кучук-юрт, он же Бекиш-юрт (совр. Красный Кизляр и Подгорное), и отбывали все феодальные повинности в пользу Бековичей Черкесских.

Кто же были сами бораганцы по происхождению? В «Географическо-статистическом словаре Российской империи» (СПб, 1863. Т. I. – С. 312) читаем: «Брагуны, Брагунский аул Терской области на лев. бер. Сунжи… Аул заселен еще в XVI в. выходцами из Крыма, ч. ж. 3500 д. об. п.». Народная молва им также приписывает «татарское» происхождение и связывает их с Крымом, с именем Барак-хана (умер 1556 г.), который, по преданию самих брагунцев, перекочевал со своими людьми из Крыма на Северный Кавказ, на Терек. Н. Семенов, приведя эту версию и связывая их происхождение с ногайцами, ссылается на ногайскую народную песню, где действительно упоминается Барак-хан как владелец «земель от родника Балта до Ташгечу», т. е. до мест расселения бораганцев по Тереку. (См.: Н. Семенов. Указ. соч. – С. 238, 424).

В феодальный период бораганцы в основном растворились в разноэтнической среде. Только жители двух аулов на территории современной Чечено-Ингушетии – Бораган-аула (он же Брагуны) и Баммат-юрта – признают себя потомками брагунцев. В то же время брагунцы, смешавшись с кумыками, чеченцами, ингушами и кабардинцами, оставили воспоминания о себе в топонимике этих мест (Бораган-гечу – недалеко от Аксая, Барагъан – аул в Эндирее), в названиях чеченских тейпов (родственных групп) и т. д. И, наконец, прямыми потомками брагунцев надо признать (если не всех, то часть) жителей сел. Красный Кизляр (быв. Кучук-юрт) и Подгорное Моздокского района Сев. Осетии, бывших подвластных кабардинским князьям Бековичей-Черкесских. И поныне кумыки, проживающие в этих селениях, признают свое родство с жителями Бораган-аула и другими брагунцами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.