Балкон

В Японии, чтобы определить, что городскую квартиру снял иностранец, достаточно всего лишь взглянуть на балкон. На каждом балконе каждой квартиры — две перекладины. Между двух перекладин — палка для сушки белья. Если палки между перекладин нет — квартира еще не сдана. Потому что, и этот удивительный сюрприз обнаруживает всякий гайдзин, снявший в Японии квартиру, перекладины для палки считаются частью квартиры и сдаются с ней, а подходящая к ним по размеру стандартная палка — продается отдельно в частную собственность. В любой японской семье не просто есть своя бельевая палка — она сохраняется при переезде с квартиры на квартиру и передается из поколения в поколение.

Если вы расскажете японцам, что в вашей семье передаются, например, серебряные ложки, то японцы очень удивятся. Разве вы король? И если так, то тогда почему на вашем гайдзинском балконе между двух перекладин покоится не настоящая палка, а дешевая веревка. По цене настоящая бельевая палка в Японии не только как минимум в 10 раз дороже целого мотка хорошей бечевки, но и точно превышает целый серебряный столовый набор. Их продает специальная палковая мафия: люди, выбравшие своей профессией исключительно палки. Ими не торгуют в обычных магазинах, но если вы услышали из окна призывное завывание “Такея-саодаке…”, то скорее натягивайте штаны и быстрее бегите на звук. Это в ваш район приехал специальный фургон продавца палок. “Бамбуковые палки на продажу” — фальшивит фонограмма из динамиков, да, впрочем, и палки уже стальные. Но бежать все равно надо: следующий такой шанс в стране Япония вас может ожидать не скоро. Конечно, дорого, конечно, не просто. Но что же делать, если вы японец и не знаете, что белье можно сушить не только на дорогих и редких палках, но и на дешевых и доступных веревках?

Что ты для меня, страна Япония? Еще одна чужая страна в моей биографии да и только. Все время я знаю, что я тут временно и не собираюсь оставаться. Вот уже сколько раз уехать собирался, да мешало то, то это. Что-то все пока задерживаюсь. Но я все равно здесь временно, честно.

И вот как уеду, так и пойму, что же я оставил. Ой, как я стану жалеть. Ой, как стану скучать по белоснежным горам зимой, по нависающей шапке Фудзи, по теплу горячих источников, по такой невкусной лапше удон и по таким вкусным рисовым лепешкам сембей. Ну да я переживу, не впервой.

Только Япония большая, в ней много хорошего и плохого, а мне столько ни того, ни другого не нужно. Любить всю Японию — увольте. Так что сохрани лучше мне, голова моя, в памяти лишь самое главное, не забудь, ладно? Сохрани кривые улочки у моего дома, улочки без названия, по которым гуляет множество котов и ходят по ним все тихо-тихо, чтобы не шуметь. Сохрани сосну-красавицу у соседнего дома и яркую-яркую тую у моего окна. И главное, сохрани в памяти мой дом, а? Хоть он и не мой вовсе. Хоть я вот в нем сколько живу, столько думаю — а ведь я из него скоро уеду. И всякий раз корю себя за покупку громоздких дорогих вещей, вроде нового ковра, которые придется так скоро и так бессмысленно бросить. А все ближе, когда я расстанусь с тобой навсегда дом, совсем скоро, да и ты долго не проживешь. Ты же маленький, деревянный, гниленький уже домик. Снесет тебя хозяйка безжалостно и поставит новый. Но я тебя не забуду, ведь ты мой, родной. Деревянный. Как хорошо в тебе дует зимой. Как отрадно шебуршит страницы книг теплый ветер летом. Как приятны босым ногам старые рисовые циновки на полу — татами. Как мягко лежать на футоне, писать эти строки, и радоваться, что все еще есть, пусть оно мимолетно, но, пока, оно со мной и я с ним.

Я понял это все сегодня, когда услышав призывное “такея саодаке…” сорвал с балкона натянутую веревку и поспешил к продавцу за своей новой, блестящей балконной палкой, которую мне будет некому передать.