Первая ночь моей жизни

Первая ночь моей жизни

Перед праздниками я был в Галисии, совершал, как мои средневековые предки, паломничество, хотя и светское, в Сантьяго-де-Компостела. Рядом с Сантьяго расположен город Ла-Корунья, а в Ла-Корунье имеется не так давно открытый музей науки и техники. Меня уже давно туда приглашали: у них, видите ли, есть маятник Фуко, прибор, которому я посвятил одно мое сочинение. Этот повод не убедил меня, ибо маятники Фуко обладают одним любопытным свойством: они есть во всех музеях мира, но каждый музей считает себя единственным обладателем этого раритета.

Позже я все-таки поехал туда, на конгресс испанской ассоциации по семиотике, осмотрел маятник, в самом деле более внушительный и впечатляющий, чем все прочие, и подсоединенный к умному обучающему устройству. Весь музей оказался пронизан умнейшими устройствами такого типа, к тому же созданными на основе самых передовых технологий, что превращает его в площадку увлекательнейших игр даже и — особенно — для детей. Я позабавился с диорамами и самодвижущимися механизмами, изобретенными или сконструированными гениальным директором музея Мончо Нуньесом, а после меня пригласили в планетарий.

Планетарии всегда впечатляют: когда гаснет свет, тебе действительно кажется, будто ты сидишь в пустыне под звездным небом, но в этот вечер для меня приготовили нечто большее. Прежде всего позвольте напомнить вам, что астрономия — очень точная наука, и можно узнать, каким было небо, под которым размышлял Наполеон в свою последнюю ночь на острове Святой Елены, и какие светила будут сиять над головами правнуков наших правнуков в такой-то вечер третьего тысячелетия (по крайней мере, астрономия это знает; если же мы пустим Землю в расход и никаких праправнуков не будет, астрономия тут ни при чем). Есть даже такие диски, которые вы можете вставить в компьютер и попросить программу показать вам небо в любую ночь по вашему выбору, на меридиане и параллели, какие вам нравятся. Но, конечно же, на экране компьютера вы увидите крохотные точки; планетарий — другое дело.

И вот в какой-то момент комната внезапно погрузилась во тьму, и я услышал дивную колыбельную Де Фальи, и медленно (хотя и несколько быстрей, чем в реальности, потому что все действо длилось всего пятнадцать минут) над моей головой стало вращаться небо, такое, каким оно было в ночь с 5 на 6 января 1932 года над городом Алессандрия. Я увидел с какой-то гиперреалистической отчетливостью первую ночь своей жизни.

Я ее пережил впервые, ибо той, первой ночи я не видел, мне было не до того. Может быть, ее не видела и моя мать, измученная родами, но, возможно, ее видел мой отец: сам не свой от волнения, он не мог уснуть после того чуда (по крайней мере, для него это было чудом), при котором он присутствовал и к которому сам был причастен, и поэтому тихонько пробрался на террасу.

Я рассказываю о механическом устройстве, которое при желании можно установить где угодно, затратив совсем немного труда, и наверняка найдутся люди, которые испытали то же, что и я; но вы, надеюсь, не станете корить меня за то, что в течение тех пятнадцати минут я чувствовал себя единственным с начала времен человеком, получившим особое право воссоединиться с собственным началом. Трудно описать подобное ощущение: испытываешь граничащее с вожделением чувство, будто можно было бы, даже должно умереть в эту минуту — в любом случае все другие минуты будут проходными и скучными.

Это как возвращение в лоно, великое лоно небес. Это — чувство признательности (может быть, двенадцати знакам Зодиака) не за то, что я родился и жил, ведь бывало всякое, но за то, что много лет назад состоялась премьера этого космического спектакля. Это — удивление перед тем, что ты можешь пережить его снова, в самом деле единственный из смертных; пусть такое может произойти с другими, пусть в один прекрасный день такое испытают все, но этот свод и эти звезды, расположенные именно так, возвратившиеся в эту минуту, вновь дарованные мне, принадлежат мне, только мне, и никому другому.

Ладно, спустимся с небес на землю. Все это было делом техники, хоть ее питала и поддерживала фантазия. Но не всем дано найти Алеф, споткнувшись на лестнице[238], или в нужный момент устремить взгляд на тот самый оловянный кувшин, в котором отражался тот самый солнечный луч, перевернувший всю жизнь Якоба Бёме[239]. Ты берешь то, что находишь или что тебе дарят.

Говорят, когда в нашем распоряжении окажется виртуальная реальность, все мы сможем переживать невыразимые ощущения. Но, как видите, нет нужды дожидаться, пока ее пустят в продажу, есть даже люди, которые довольствуются тем, что находят ее, живя в мире, пропущенном через экран телевизора. Я насладился фаустовской мечтой; я, как и все, верил, что утратил свое мгновение навсегда, ведь нельзя сказать, под угрозой вечного проклятия: «Остановись, ты прекрасно». И вот мне его возвратили, пусть хотя бы на пятнадцать минут.

1993

Данный текст является ознакомительным фрагментом.