Слезы шпиона
Слезы шпиона
Так здравствуй же, неуловимый, загадочный Альбион!
Предрассветный Пэлл-Мэлл, по которому гнал я безбожно кар, мчался на первое свидание с сыном в трущобы Ист-Энда, воспетые в свое время Джеком Лондоном и другими обличителями капитализма. Именно там и находился родильный дом, где трудились акушеры-коммунисты, и потому риск погибнуть во время родов был гораздо меньше, чем в буржуазных больницах, где все, как известно, подвластно звону злата.
О, боже, как все это было давно!
Привет, универмаг «Маркс и Спенсер», не бивший ценами по голове, как помпезный «Хэрродс», а дешевый, демократический магазин (не зря ведь носил имя отца великого учения!), где, стыдно признаться, меня, великого дипломата и шпиона, иногда покупатели принимали за сирого продавца и просили показать то терку для овощей, то жилетку — наверное, на физиономии моей лежала печать предупредительной услужливости, недаром взращен я был во времена Первого Машиниста Истории.
Здравствуй, викторианский отель «Рид», грузноватое украшение Пикадилли, — «Прощай, Пикадилли, прощай, Лестерсквер, далеко от Типперери, но сердце мое здесь!». И олени, гулявшие по лужайкам и газонам Ричмонд-парка, вечная загадка для русской души, ибо голову сломишь, но не поймешь, почему, несмотря на бродячие и лежащие толпы, трава в Англии дышит свежестью, а в родных пенатах, где ходить по ней строго запрещено, все вытерто и серо.
И коттеджи Челси в георгианском стиле с цветами на подоконниках и кожаными чиппендейлскими диванами, под которые тянет заглянуть: вдруг там закоченевший труп из романов Агаты Кристи.
Looking at things and trying new drinks (это Хемингуэй).
Лондон ослепляет меня разноликой, суровой красотой, Лондон очень умен, Лондон — всегда с подтекстом, я люблю его и с ужасом слушаю прогнозы, что там скоро почти не останется англичан — все заполонят иммигранты.
Я истоптал весь город своими лучшими в мире ленинградскими «Скороходами» — это барин Карамзин разъезжал в кебах-фиакрах, а нам, чернорабочим разведки, приходилось бродить по самым хитрым переулкам, проверяться, проверять и даже бегать. Но самое главное, что в Лондоне на каждом шагу встречались не просто англичане-одиночки, а целые армии незавербованных англичан. Наглые тори, носители суперсекретов, от которых зависели судьбы супердержавы (тогда все было super), пачками бродили по Оксфорд-стрит, попыхивая бриаровыми трубками, прогуливали отмытых и причесанных пуделей и лабрадоров, один ухоженный вид которых унижал тех, кто на первое место ставил борьбу за счастье человечества. До одурения курили в кинотеатрах (к счастью, сейчас запретили, а тогда за дымом исчезал экран, особенно на последнем сеансе, после которого зрители, преимущественно колониальные отставники, вскакивали с кресел и торжественно пели «Правь, Британия!»), орали во всю глотку на собачьих бегах и на рынке Портабелло, толкались, галдели, спорили…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.