ВСЕГО ЛИШЬ ЧАС ЭПОХЕ ПЕРЕДЫШКА

ВСЕГО ЛИШЬ ЧАС ЭПОХЕ ПЕРЕДЫШКА

Когда говорят об эпохе «александровской реакции», имея в виду Александра III, то забывают, что ни одно царствование в России не начиналось с такого кошмара и такого ужаса. Николай I был напуган и возмущен, но убитый Милорадович не был ему отцом; ведь сам-то царь и его близкие остались целы. Вымышленные обиды Иоанна Грозного не стоят выеденного яйца; Петр I был напуган Смутой в детстве, обижен сестрой Софьей, но на его жизнь никто не посягал, а отец его умер на собственной царской постели естественной смертью. Интересно, что натворили бы эти два самодержца, если бы их отцы были разорваны бомбами, как отец Александра III.

Александр I тоже лишился отца, но он фактически дал согласие на переворот, и у него не было выхода: Павел готовился арестовать сына, а про участь царевича Алексея Александр, конечно, знал. Павел был деспотом и тираном, сына он третировал и замучил, и у Александра I, воспитанного бабушкой, дело которой он пытался продолжить, не было оснований оплакивать отца.

Но Александр II был отец, которым сын его мог гордиться! И вся Россия тоже могла. Я думаю, что Александр III любил отца. Скорее всего он простил ему шалости с Катенькой Долгорукой, внебрачных детей и даже брак с ней.

Все-таки они оба были мужиками. Они такое друг другу прощают. Тем более что малолетний князь Юрьевский никаких прав на престол не имел, в России уже был железный закон о престолонаследии, и ни у неформалов-детей, ни у офицеров Преображенского полка никаких шансов устроить смуту не было. Александр III рос правильным мальчиком, он чтил отца и христианские заповеди.

Могла бы наступить жуткая реакция, хуже николаевской. Такая – не наступила. Реакция оказалась косметической: кое-что Александр III отобрал назад, но по-божески. В масштабах российской истории, в формате своей беды. Ведь как умели мстить (и не за родственников, а за партайгенносен) большевистские лидеры, мы знаем. Красный террор; уничтожение миллионами сословий; отмена даже тени права в политических процессах; расстрел заложников; пытки; ссылка «кулаков» на смерть вместе с малолетними детьми; убийство царской семьи вместе с юными дочерьми и ребенком Алексеем; заключения в концлагеря и даже казни жен «врагов народа»… Конечно, на этом фоне Александр III – просто толстовец. Но даже частичное и временное торжество византийской и ордынской традиций, украшенных хоругвями славянской, неизбежно приводит к тому, что подавленная скандинавская традиция, помноженная на темную, неукротимую, шальную традицию Дикого поля, бросается в один прекрасный день в очередной «последний и решительный бой». Весы колебались в руках у российской Фортуны (псевдоним: Немезида), и ничто никогда не уравновесит их. Семена реакции в России всходят сам-треть… То, что отнимет Александр у либералов (радикалы всегда в подполье, если не у власти, и у них нечего отнять), вернется в виде цунами ненависти и отчуждения: в эсерах, в мятеже 1905 года, в свержении монархии.

России выпали последние 20 лет передышки с 1882 по 1904 год, до нелепой и проигранной с позором и большой кровью Русско-японской войны. 21 год на весах исторического процесса – это как час. Всего лишь час эпохе передышка… Страна попытается сделать какие-то главные экономические дела и кое-что даже успеет. Многие фигуранты эпохи еще успеют получить ордена за Первую мировую войну или по гражданской части. А некоторые, те, кто еще молод сейчас, в 80-е годы, успеют дожить и до вышки. До большевистской вышки.

Но для начала интеллигенция потребовала от Александра III подвига самоотречения, на который оказались бы способны разве что Перикл, Генрих IV или Юлий Цезарь. Глубоко верующий гуманист Гаршин, религиозный мыслитель Владимир Соловьев (сын, кстати, воспитывавшего царя историка Сергея Соловьева), гуманист и антиглобалист первой волны, идейный руссоист Лев Толстой… писали, и даже дежурил кое-кто в подъездах. Требовали помиловать народовольцев, осужденных по делу 1 марта. Не из любви к террору или террористам. Не думаю, чтобы христианский идеолог В. Соловьев оправдал убийц Александра II. Не думаю, что Лев Толстой считал их своими учениками (все-таки персонажи его «Воскресения», которым сдали на перевоспитание Катюшу Маслову, никого не убили, а только теоретизировали и раздавали брошюры). Не думаю, что Гаршину понравилась фанатичка Перовская так, как нравилась Шарлотта Корде. Шарлотта была мягче и наивнее, а жестокий палач Марат, настоящий Дзержинский или даже Ежов Французской революции, нисколько не походил на реформатора и джентльмена Александра II. Просто они были чутки и прозорливы, и их художественное предвидение подсказало им единственный способ очистить царствование и Россию от крови, вражды и менталитета вечной гражданской войны. Они предвидели падение России в пропасть, разверзшуюся между молодежью и государством, и понимали, что только неслыханные поступки власти могут эту пропасть уничтожить. Пусть сын простит убийцам своего отца, пусть скажет им: «Вы теряли своих товарищей и за это убили моего отца. Довольно крови. Позовите своих друзей, я возьму моего Лорис-Меликова, которого даже вы не приговорили, видя его достоинства. Я готов служить делу свободы, но я хочу, чтобы выжила страна, и не все зависит от земных властей: сделать людей равными в достатке им не дано. Но мы вместе составим Конституцию и посмотрим, что можно изменить в России, чтобы она стала вам матерью, а не мачехой. Я объявляю всеобщую политическую амнистию, и мы простим друг другу. Вам больше не надо будет ездить в Европу, потому что Европа будет здесь. Нигилисты получат места в Государственном совете, и мы вместе будем готовить Россию к выборам». Могло ли подействовать такое средство? Могло, ох, могло. Народовольцы в основном, если не считать таких мизераблей, как Рысаков и Ванечка Окладский, или честолюбцев типа Гольденберга, были личностями крупного масштаба. Выполнив и перевыполнив ультиматум «Народной воли» после такого ее ужасного преступления, простив убийство отца, Александр III настолько бы подавил и ошеломил Желябова, и Веру Фигнер, и Перовскую, и Александра Тимофеева, что в России мог наступить и гражданский мир, и конституционный процесс, а большевики, которые себя берегли и излишне не рисковали (все их жертвы – Бабушкин и Бауман), не получили бы этот пьедестал из чужих виселиц, чужих жертв, чужого огня, на котором они, как непрошеные наследники народников, народовольцев и эсеров (причем правых), воздвигли свою диктатуру, пустив на дно Империю тараном из мифа о своем героизме и своих страданиях. Еще не пришло время таких холодных и бессовестных политиков, как Савинков, посылавших на смерть Каляевых, а себя приберегавших для «великой цели». Ведь «Народная воля» – это не народники, они требовали не немедленного социализма, а парламента и гражданских свобод. И ведь Лорис-Меликова народовольцы выделили, он остался без приговора. Лорис-Меликов – это был такой Александр Николаевич Яковлев конца XIX века, и его реформаторские усилия были оценены даже врагами престола. Я так и вижу, как Желябов рыдает в объятиях Александра III и как они вместе оплакивают убитого Освободителя. Глядишь, наши атеисты и в Бога бы уверовали, ведь на суде Желябов сказал, что суть учения Христа он признает («Душу свою полагать за други своя»). Господи, это была последняя развилка в нашей истории. Дальше наш курьерский понесся к разведенному мосту на всех парах, а в 1881 году можно было реально перевести стрелку. И воздвигся бы на Александровой крови не только Храм, но и западная, английская модель развития.

Конечно, нельзя дать гарантию. Юлий Цезарь пошел на смерть ради сохранения римской свободы, но смерть его была напрасна: ни Брут, ни Кассий, ни Цицерон к власти не пришли, а из гражданской войны, ради отмщения за него начатой Антонием, вылупился первый реальный тиран, уже император, хотя по форме и «princeрs», Август. Октавиан Август, приемный сын, наследник, столь же близкий к названому отцу по духу, как Путин к Ельцину. История циклична и замкнута, и в этом сложном пространстве полно мостиков, переулков и спиралей. Можно и обратно прийти. По крайней мере российская история – колесо, а мы там играем роль белок.

Все случилось традиционно. Народовольцы не раскаялись и получили свой эшафот. Казнь была публичной, студенты пытались приветствовать смертников, «охотнорядцы» их за это били, а гуманные люди падали в обморок (не надо ходить на казни смотреть). Много семян ненависти и мести упало в холодную северную землю. Впрочем, одного из убийц Александр все-таки помиловал, но об этом, кажется, все забыли. Ведь по делу 1 марта судили еще Гесю Гельфман. Она была беременна, хотела скрыть все от суда, чтобы умереть вместе с товарищами (еще одно доказательство, что эти люди не знали страха и репрессиями их нельзя было остановить). Ее выдала судьям Софья Перовская, имевшая диплом акушерки (народническое прошлое). Гесе вынесли смертный приговор, но отложили казнь до «разрешения от бремени». Однако когда она родила, ей сохранили жизнь, Александр ее помиловал. Хороший поступок, но «спасибо» никто не сказал. Александр в либеральную копилку России ничего не внес, кое-что назад повытаскивал, но копилка не была разбита вдребезги, в нее лазали, да, но не отняли совсем. Напротив: Александр создал базу под будущие реформы, солидную экономическую базу. Он нашел себе своего Гайдара: Сергея Юльевича Витте. А Витте стал действовать в духе будущей мечты Столыпина: сначала создать класс собственников, имеющих гордость, достоинство и свободное сознание, а потом уже дать им политические права и свободы, снова откладываемые в спецхран. Крестьяне опять-таки могли подождать: им дали то, чего им хотелось больше, чем свобод: отсрочили выкупные платежи, сделали Крестьянский банк, часть податей отменили, часть уменьшили. К тому же начинается переселение в Сибирь, за государственный счет и еще с подъемными. Честные и работящие там без награды не остались: иметь в Сибири всего 40 коров почиталось за бедность. Дворянам тоже бросили кость, и они свой банк получили. Хозяйничать без крепостных многие так и не научились, пришлось правительству из болота тащить и этого бегемота.

Александр был консервативен, но он страну ни в какие войны не вверг, даже в освободительные. Когда Болгария в очередной раз восстала, он приказал посольству не вмешиваться и не помогать. И стерпел всю какофонию проклятий, которые на него обрушили «панслависты» и «всеславянцы». Александр поступит здесь как западник и либерал: никаких этнических мотивов, никаких рыданий по поводу «братьев-славян». Одни только государственные интересы. А русско-турецких войн и скобелевских подвигов, а также оставшихся под Плевной навеки русских солдат и при Александре II хватило. Здесь Александр был совсем молодец. Никакой демагогии на тему: «Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». На Кавказе и в Средней Азии он тоже не очень усердствовал, дальше статуса-кво не пошел. Но самое интересное – это его отношения с Францией. О, Александр был политически широк, толерантен и отнюдь не глуп. Помните, как бесновался Николай I и какие гадости говорил французскому послу? А Александр III с республиканской Францией дружил. Он обменялся с ней эскадрами. Визиты вежливости республики в Империю! Он без всяких выходок протеста выслушал революционную «Марсельезу», гимн Франции, унаследованный от санкюлотов. Значит, был дипломатом, умел держать себя в руках.

Франция и Англия, с которой сойдется уже Николай II, – это была приличная компания. Почти Шенген или Евросоюз. Даже при том, что кончилось все Антантой, а Антанта – это война.

Что ж, Витте поработал на славу. ВВП рос как на дрожжах, протяженность железнодорожных путей выросла вдвое, нефть наша уже тогда наводнила Европу (на полную мощность работали промыслы в Баку). Россия была сыта, по своему обыкновению – пьяна, нос у нее был в табаке и нахально задран от всегдашнего третьеримского самомнения.

Но в эту бочку меда Александр (или его окружение) упорно подливали ложки дегтя: ложечку за ложечкой. Не стоило Александру демонстрировать свою ксенофобию по отношению к Польше и Финляндии. Да и к немцам тоже, совсем уж бывшим ни при чем. Он же был хорошо воспитан. Представляют ему генералов, и все почти с приставкой «фон». Ну и слава Богу: генералы все ученые, отменные, грамотные, аристократы. И вдруг, наконец, какой-то Козлов. Зачем же было кричать это самое «наконец!»?

Финляндии постоянно пеняли на то, что Россия ей мирволит куда больше Швеции, даже валюту свою разрешила (Швеция и впрямь к Финляндии была строга). И население Финляндия удвоила, оказавшись в Империи, и доход. Так что попросили их перейти на русское делопроизводство и частично на русский язык. А также денег побольше вносить на военные нужды (а зачем финнам были наши военные нужды: они же Кавказом и Средней Азией не владели, не удерживали, смысла в том не видели, и брать с них «имперскую десятину» едва ли было разумно). Конечно, все это не советско-финская война насмерть, когда речь уже идет о выживании маленького этноса. Но зарубочку в александровское царствование финны себе сделали: с Россией вместе жить нельзя. И вовремя спрыгнули с поезда, когда российский локомотив увяз в Октябрьском перевороте и Гражданской войне.

Но то, что делал Александр с Польшей, вообще ни в какие ворота не лезло. «Русификация» – это слишком мягко сказано. Досталось немножечко лингвистического «колониализма» и Прибалтике, но там немецкая элита говорила на одном языке (в Латвии и Эстонии), а крестьяне на другом. А вот в Польше дошло до советского уровня запретов: русский язык вместо польского в польских гимназиях и в университетах, на вывесках и меню ресторанов; гонения на униатов там, где они соприкасались с православными; и даже ущемления прав католиков.

Что должны были делать поляки? Внутренне «уйти в леса»? Они и ушли. Можно сказать, что они еще и сегодня не вышли из этого леса, потому что такое надругательство над народом не забывается. Тем более что Ленин, Сталин, Брежнев и даже Горбачев еще увеличили счет. Не говоря уж об Андропове, который и здесь отличился, не только в Венгрии.

Да, страна медленно, но богатела, да, она эволюционировала экономически. Люди были сыты, но интеллигенция (и не только левая, но и будущие кадеты) никогда не меняет на чечевичную похлебку свое первородство: право обличать власть и крушить свой мир и покой, дабы добиться свободы. Даже если обломки крушения ее же и задавят. Симпатичный и мягкий молодчинище Александр, которого искренне (и даже заслуженно) любили подданные, сделал несколько ужасных вещей, которые кажутся пустяками, но которые отзовутся крушением царства. Во-первых, конституционный (скажем так: предпарламентский) проект Александра Освободителя, детище М. Лорис-Меликова, был выброшен в корзинку для бумаг. «Не уступать, не показывать слабости, не сдавать госпозиций» – какая это была тщета! 29 апреля (не только перестройки начинаются в апреле, но и реакция) 1881 года был обнародован проект, он же и Манифест, и воплотить его как раз воплотили, так что этот проект удался сполна: «О незыблемости самодержавия». Цель: «Утверждать и охранять» (эту самую власть) «для блага народного от всяких на нее поползновений». Во-вторых, 14 августа к этому присоединится «Распоряжение о мерах к охранению государственного порядка». Не угодно ли: любую местность объявлять на военном положении даже без войны, а там предавать граждан инакомыслящих военному суду или ссылать черт знает куда на 5 лет без суда (и это действовало: сколько интеллигентов было без суда сослано!). Можно было еще закрывать органы печати, приостанавливать работу земств и городских дум, а также учебных заведений. Распоряжение было издано на 3 года, но потом железно возобновлялось вплоть до 1917-го. Положим, больше всего доставалось левым экстремистам, но могли сослать и за неугодные лекции, и за «партийные» спектакли, и за «нелегальщину». Это был чистый, хрустальный произвол, немыслимый в Европе. Под него подпали в свое время и Милюков, и Куприн, да и все «подписанты» Выборгского манифеста, севшие на год. Конечно, это ничто в сравнении с ГУЛАГом, но и терпеть такое гражданин без ропота не может.

30 апреля 1881 года, после «самодержавного» Манифеста, уходит в отставку очень приличный человек, которому не нашлось места в России: Лорис-Меликов. И в эмиграцию до конца жизни. Под тайный надзор полиции. (Глупо, мелко, нелепо.) А ведь будет и третье, и четвертое. Идеологами режима становятся К. Победоносцев (помните Блока: «Победоносцев над Россией простер совиные крыла») и М. Катков, журналист, страшно похожий на нашего М. Леонтьева. Самодержавие в квадрате, православие в кубе, народность в четвертой степени. Министры Александра II увольняются или уходят в отставку, бал правит реакционер Д.А. Толстой. А для Победоносцева земство и суд присяжных – не что иное, как «говорильня». Вот и ставят над земством назначаемых «земских начальников», таких жандармов без формы. А печать, Господи! «Отечественные записки» Салтыкова-Щедрина закрывают. И ведь это не «Искра»! Закрывают газеты «Дело», «Голос», «Земство», «Страна», «Московский телеграф».

«Какая сегодня погода в Империи? Гражданские сумерки». Что мог сделать Щедрин? У него даже не было возможности митинг собрать и свое кресло в кадр поставить. Митинг состоится в феврале 1917 года, и на него даже придет брат царя Михаил. С красным бантиком.

А циркуляр 1882 года? О том, чтобы не принимать в гимназии «кухаркиных детей», детей низших сословий. Ведь раньше земство старалось выучить всех способных крестьян, средства у меценатов собирало.

А процентная норма для евреев? А отмена университетских вольностей? Ведь в 1884 году будет отменена выборность ректора и деканов. Женские высшие курсы прикроют почти все. Самодержавие, православие, идиотизм.

А надо ли было вешать глупых, наивных, имевших дурные примеры в недавней истории студентов: Андреюшкина, Генералова, Новорусского, А. Ульянова? Ведь они хоть и хотели «покуситься» на царя, но даже близко не смогли подойти. Они явно не ведали, что творили. И надо ли было будить разрушительную силу, дремавшую во Владимире Ульянове, вендетта которого стоила жизни 60 миллионам? Да, были пряники, но был и кнут. Не ест интеллигенция пряники, когда засекают печать и право на образование, земства и надежду на реформы. Пряник встает поперек горла. Если не слушают либералов, за ними приходят бомбисты. Если гасят скромную лампу, то интеллигенция бросает факел в свой же кабинет. Не образованцы, интеллигенты: Салтыков-Щедрин, Чехов, Леонид Андреев, Гаршин, Милюков, Мережковский, Николай Гумилев. У Никиты Михалкова есть фильм об этой эпохе, «Сибирский цирюльник». И это там не китч: такая эпоха была.

Царь, как в русской сказке: красивый, могучий, сильный, державный. Искренне обожаемый юнкерами (будущему диссиденту Куприну можно верить), солдатами, народом. Гимназистки румяные, калачи, масленичные блины, икра ушатами, моченые яблоки с развесистой красной клюквой. Сусальное золото икон, ярмарки, пасхальный звон. Суриков плюс Кустодиев и немножко Васнецов.

Но по углам мстительно сидели обиженные аутсайдеры в очках, пледах, крылатках, среди книжных золотых корешков.

И что бы они в своих памфлетах, печатавшихся за границей, ни писали, слова неизменно складывались в одну фразу: «Мене, такел, фарес».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.