Выбрать город

Выбрать город

И, напротив, когда пришло время выбирать города, в которых богам должны были оказываться исключительные почести, началась неразбериха. Решения несомненно принимались на ассамблее, иногда даже абсолютным большинством голосов, но точно так же, как и в прекрасные времена Троянской войны, боги ссорились, угрожали друг другу, дрались, и иногда целые поколения смертных, граждане Афин или Аргоса, вовлекались в эти довольно неприятные передряги. Под одним и тем же девизом: раздор, перебранка, черная злоба, самоуправство. Необходимо было срочно собирать судей, арбитры ездили по стране, но чаще всего их решения и постановления игнорировались. Склока разрасталась вновь. Так, например, случилось в Арголиде. Гера считала, что земля Аргоса принадлежит ей: разве не называли ее всегда Герой Аргосской, Герой из Аргоса? Посейдон и слушать ничего не желал: Аргос со своим обширным водным пространством всегда был природной провинцией его владений пресной, подземной или бьющей ключом воды. Он требовал прав на могущественный город аргосцев. Как перераспределить их: обратиться к местным властителям, божествам-рекам, медленно текущим в мирные дни, созерцая Форонеуса, первого человека, который строил на песке замки и мечтал о небывалых городах на берегах Инакоса? Со времен Океана, отца всех богов, из которого проистекают все реки, мир не знал таких треволнений. Три реки объединились, они посовещались и встали на сторону своего брата Инакоса, заявившего, что на самом деле земля Аргоса принадлежит сестре-жене Зевса. Ярость Посейдона перед неблагодарностью его океанских кузенов была неописуемой: теперь ни капли воды; с этого часа пусть все они высохнут. Аргос, «богатый водой», становится «безводным». Таким и увидели его дочери Даная, покинув Египет и своих кузенов-грабителей, когда несговорчивый Посейдон расположился лагерем на границе аргосской территории на берегу моря, как раз там, куда причалили Данаиды.

В Аттике земля, вначале называвшаяся «Мыс», «Крутой берег», стала зваться Кекропийской по имени Кекропа, змееногого, получеловека-полузмеи, что явилось страшным оскорблением. Все это — происки Посейдона. Ему противостояла Афина. Каждый на этой территории оставлял знаки своей власти. Посейдон ударил в скалу своим трезубцем, и из нее посреди Акрополя забил источник морской воды. Неопровержимое доказательство того, что Властелин Моря царствует над верхней частью города. Но Афина знала цену свидетельства живого непредвзятого очевидца. Она подает знак Кекропу. А он времени не терял: едва рожденный Землей, занялся активной деятельностью по внедрению элементарных понятий цивилизации. Он открыл преимущества моногамии, чтобы положить конец беспорядочным бракам, всеобщей шокирующей близости. Ввел в рамки сексуальность: пары стали состоять из женщины и мужчины, и каждый теперь знал не только кто его мать, но и кто его отец. Итак, Кекроп был на месте. Афина, в свою очередь, вонзила в землю сверкающее копье, и выросла на оспариваемой земле плодоносная олива. Она стала первой из священных олив, до сих пор зеленеющих в Пандросейоне, названном в честь одной из дочерей Эрехтея, второго коренного жителя Афин, поскольку местное население формируется медленно, для этого необходимы многие поколения. Кекроп вышел вперед и сказал, что Афина первой вырастила оливу, немеркнущую славу земли Аттики. Свидетельство местного жителя весьма благосклонно принял совет богов, причем судей иногда подгонял Зевс; эти двенадцать богов представляли официальный Олимп, Богов непременно двенадцать, сколько бы их ни было на самом деле. Иногда приглашали всех жителей города участвовать в голосовании. Голоса женщин и мужчин, собравшихся на ассамблею, разделились: все мужчины голосовали за Посейдона, все женщины — за Афину, «эту девственницу, рожденную без матери», «произведенную на свет одним отцом». Женщины оказались в большинстве — кажется, на один голос? — и обеспечили победу Афине. Теперь их всех будет представлять сама богиня, поскольку злопамятный Посейдон лишил их права голоса, чему не воспротивилась «та, которая властвовала над Акрополем» и так охотно соглашалась с тем, что «она полностью приравнена к мужчине». А о замужестве она и слышать не хочет: она в ужасе от него. Тем хуже для женского лона. В конце концов, это дело Земли.

Действительно, гнев Посейдона редко проявлялся в политике. Темперамент его, скорее, выражался в катаклизмах и подземных толчках. В данном случае Посейдон поднял волны моря до города Элевсина. А позже, во времена правления Эрехтея и Эвмолпа, врага афинян, началась война между элевсинцами и афинянами. Элевсинцам пришли на помощь фракийские наемники, а Посейдон, по просьбе Эвмолпа, вступил в бой с Эрехтеем. Незабываемое оскорбление — убийца дает свое имя жертве, называемой теперь Посейдон-Эрехтей в храме Эрехтейон. Еврипид в своей трагедии, написанной между 423 и 422 годами до н. э., воспроизвел на театральной сцене ненависть Посейдона к Афинам, начиная с Кекропа и кончая дочерьми Эрехтея и их матерью, Праксифеей, коренной жительницей Афин, оберегаемой богиней Афиной, отвага и мужество которой восстановили стены города.

В семи или восьми местах вел Посейдон свои тяжбы. С Дионисом по поводу Наксоса; с Зевсом за Эгину; с Афиной еще и за Трезен; с Гелиосом за Коринф. Чаще всего в иске ему отказывали. В Коринфе, по решению великана Бриарея на третейском суде, он поделил территорию с богом Солнца. И лишь в Трезене Посейдон получил наконец вожделенный титул бога, «владеющего городом». Каждый раз, когда он сталкивался со своим племянником Аполлоном, противостояние переходило в мирное русло: так, города-святилища Делос и Дельфы Аполлон получил от Посейдона, признав владычество последнего над мысом Тенар и над Калорией. Уже в «Илиаде», когда попарно сражаются боги из враждующих лагерей, Посейдон и Аполлон по взаимному договору ловко избегают дуэли.

Описывая Атлантиду, Платон без труда придумал другую версию: раздел всех земель по жребию под присмотром Правосудия, при котором каждый из богов получает именно то, что ему больше всего подходит, и во избежание неожиданных ситуаций, сами боги учреждают культы и жертвоприношения до того, как заселить каждый город. Раздел без ссор полностью соответствовал образам богов, предлагаемых платоновской теологией. Они могли быть созданы лишь ценой радикального нарушения традиции. Так, в диалоге Платона «Критий» города возникают после раздела владений, тогда как Посейдон и Гера, или Афина и Посейдон оспаривают уже заселенные земли, более или менее обработанные, а следовательно, и города, основанные и возведенные смертными без малейшей помощи богов. В один прекрасный день люди, смертные люди, которых боги держали в отдалении от пиршественных столов, чтобы отделить их от общества бессмертных, эти люди проявили такую изобретательность, что принялись строить города для совместной жизни. В Месопотамии города были придуманы богами. Вождь или царь, строитель храма или города, гордился тем, что воплощал замысел, рожденный великим богом, у которого он научился воспроизводить идеографические и прочие знаки на таблетке из необожженной глины так же, как они были начертаны в небе. Ни один из обитателей Олимпа не придумал города, совершенного или заурядного для собственного удовольствия. Лишь один бог, изгнанный с небес, сумел прославиться ремеслом строителя и архитектора, и то находясь в большей или меньшей степени в тени смертного строителя, принадлежащего к человеческой расе. Речь идет об Аполлоне.

Удивление, которое испытывали боги, внезапно открывая для себя огромные прекрасные города, построенные смертными, располагающими такой малой толикой «жизненной силы», сходно с нашим изумлением перед панорамой политеистической Греции в период между 800 и 700 годами до н. э. С высоты птичьего полета непредвзятому взгляду предстает мир богов, как бы разделенный на два разных слоя. Один, в горельефе, состоит из богов с яркой индивидуальностью, небожителей, богов-олимпийцев, владеющих небесными просторами, блестящих богов «Илиады», вкушающих нектар и амброзию, весьма далеких от земных дел. Другой находится в барельефе. Первые культовые учреждения появились благодаря заботам потомков человеческой расы. В них приносили богам дары, сперва немногочисленные, позже более ощутимые, позволяющие заметить такие необычные для богов-олимпийцев Гомера, свободных от отправлений культа, знаки присутствия их на земле, в самой гуще суетящихся людишек: возведенный алтарь, храм со скульптурным изображением бога, оградка, сложенная из камней, отделяющая помещение, отведенное богам. Изумление вызвано, безусловно, заметной дистанцией между формальным совершенством богов в поэмах Гомера и неуклюжими следами, отрытыми археологами, свидетельствующими о бесформенных темных божествах, увиденных в тот момент, когда они вылезают из складок земли вместо того, чтобы во всеоружии спуститься с небес. Божества, рассеянные между разрозненными обиталищами, тогда как эпические боги, небожители, представляются сплоченной семьей.

Это чистой воды вымысел. По прихоти истории появилась возможность объединить Гомеровых богов с зарождением в греческих поселениях в VIII веке до н. э. политеизма. И местная реальность обусловила то, что начиная с VII века до н. э. эпос Гомера с его олимпийцами стал служить обязательной ссылкой, лишь только речь заходила о богах, будь они местного или панэллинистического значения. Синхронность в чистом виде неоспорима. На самом деле, в VIII веке до н. э. начинают возникать города, примерно тогда, когда боги обнаруживают их существование и ссорятся за них друг с другом. Постепенно повсеместно греки начинают строить города, это явление тем более заметно, что в большинстве своем города появляются на Сицилии и в Большой Греции. Колонии, например Южная Италия, более трех веков служили исследовательской лабораторией для создателей городов. Поскольку созидательный момент присутствует у этих основателей в греческом смысле слова, то есть это те, кто первыми открывает и ведет за собой других, ищет и находит путь переселения людей. Основать колонию означало задумать совершенный город с его основными составляющими, спроектировать идеал гражданского общества на чужой земле, воплотить его на пустом месте, которое пока даже не является жилым.